Написано лапой и хвостом

Александр Николаевич Завьялов, 2018

Рыжий смышлёный пёс породы колли втайне от людей научился читать и писать, постиг многие науки…. Дружит со всеми животными в лесу и влюбился в волчицу. Жизнь Коли полна приключений и неожиданных встреч. Природа раскрывает перед ним свои тайны и даже сложные научные загадки. Но главное, показаны доброта, любовь и преданность собаки. В книжке 40 анекдотичных, юмористических историй с иллюстрациями, которые интересны и для детей, и для взрослых.

Жизнь прожить

Только я лапы в деревню направил, гляжу, плетётся мне навстречу старый алабай — так среднеазиатскую овчарку называют. Кайрата я не то чтобы побаивался — он всю карьеру на цепи просидел, — уважал сильно: могучая собака, ну, совершенный медведь! И вот совсем дряхлый стал, еле лапами передвигает. Пасть раззявил, отдышка, как у астматика, хрипы из груди, язык сбоку болтается.

Жалко мне стало старого Кайрата, аж комок к горлу подступил. Была бы кость, — не задумываясь, отдал бы. Буженину от сердца бы оторвал, честное слово! Подбежал я к Кайрату, поздоровался, хвостом тропинку подмёл. Ну и присели мы передохнуть, о делах наших скорбных повздыхать.

Стал Кайрат мне про свою горькую жизнь рассказывать, и страшен был его рассказ. Я то и дело слёзы украдкой смахивал. Что и говорить, всю жизнь на цепи, детей нет, любовь по молодости была, да и то злые люди разлучили. И вот теперь, когда старик совсем хворый стал, хозяин отвязал его и отпустил в лес умирать. Собаки всегда, когда смерть чуют, уходят подальше от глаз — в лес, в тайгу, в самую глушь. Это и у предков наших, у волков, закон такой, чтобы стаю не обременять.

Зашёл у нас разговор о первой любви, и рассказал старый алабай такую историю.

— Как же, была у меня одна, по молодости, — крякнул он. — Полюбили мы друг дружку. Она хоть и росточку малого — пекинесса, а так мне в душу запала, так мне по сердцу пришлась, что я и спать, и есть не мог, всё о ней, красавице, о ней думал! О-хо-хо, не знал я тогда, что собачье счастье никому не надо. Злые люди развели нас в разные стороны. Не судьба, мол.

Потом подумал немного и говорит:

— Да я и сам виноват. Тогда меня ещё на цепи не держали. Свободно гулял, на поводке. А вот стеснялся я к ней подойти.

— Чего же вы стеснялись, дедушка? — удивился я. — Вы вон какой сильный! Вам все завидовали, и я — тоже.

— Что мне сила эта… Не пригодилась. Облика я своего стеснялся. Мне хозяин в юном возрасте хвост и уши отрезал. Мол, для нашей породы так положено; дескать, с волками драться ловчее. Те, вишь, норовят за уши и хвост ухватить. Вот и нужно, чтобы у них никакой зацепки не было, надобно лишить инициативы. Э-хе-хе… Вот такой экстерьер: остался я без ушей и без хвоста. И главное-то что — за всю свою жизнь ни одного волка не видел! А как бы я их встретил, волков этих, когда всю жизнь на цепи просидел? Вот и, спрашивается, какой резон? Где логика? Где, спрашивается, хоть какая-то разумная подоплёка? Эх, люди, люди… злые они. Всю жизнь мне исковеркали. Я ведь из-за этого своего вида и комплексовать стал, робел перед любимой. Долго я не мог насмелиться. Всё думал, думал, планы строил, стратегию, мечтал только, как мне с любимой поближе познакомиться. Тянул кота за хвост. А тут гляжу — за моей любимой уже целая стая ухажёров увивается. Облепили её всю кругом, а один уже карабкается… У меня прям кровь в голову ударила. Будто обухом шибанули. Кинулся я в то столпотворение и разметал всех в великом бешенстве. Кого и покусал до смерти, не без этого. Так-то на меня эта ситуация подействовала. И вот остались мы одни, стоим друг перед дружкой, и решился я, и стал в любви объясняться. И она вроде как благосклонна, не против, с теплинкой на меня смотрит. И только я, стало быть, обрадовался, прибежал хозяин и за уши меня оттащил. Образно говоря. Ушей-то у меня нет. Дескать, не пара мы, мол, я в четыре, а то и в пять раз в холке её превосхожу. Ну и что, что она росточком маленькая? Любовь, ведь она на любую высоту рассчитана. Главное ведь душа, понимание.

Старик замолчал и тяжело задышал, вывалив язык.

— Как же так, дедушка, вы её больше так и не видели? — осторожно спросил я.

— Потом меня в деревню отдали, — вздохнул Кайрат. — Здесь меня сразу на цепь посадили. Думал, временно, а оказалось, на всю жизнь. Первое время надеялся — она меня сама найдёт, зазноба эта. Потом о новой любви мечтал. Не зря же говорят, время лечит. Думал, вот увижу какую-нибудь похожую на неё — и обязательно влюблюсь. Может, так бы и вышло, гуляй я на свободе. А на цепи — какая уж тут любовь? На цепи — одно издевательство. Меня эти собачьи свадьбы всё время из себя выводили. Встанут возле забора напротив и дразнятся. А у меня всё нутро рычало. Порвал бы в клочья без всякой жали! Ничего, думаю, рано или поздно с цепи сорвусь, и тогда поглядим, какие вы герои. Помню, и ты среди них был…

У меня шерсть на загривке всколыхнулась. Прижал я уши и стал как-то ниже росточком.

— Я? — прошелестел я. — Я, дедушка, всегда к вам со всем уважением…

— Да ладно, дело прошлое. Я уже не в обиде. Куда мне уже старику обижаться. Да и клыков уже нет, все сгнили. Мне теперь и осталось, что доползти до первого оврага и отдать волкам тушу.

— Давайте, я вас провожу?

— Куда ты меня проводишь? Я к волкам иду. У меня ведь сейчас только одна мечта осталась — волков повстречать. Пусть уж загрызут теперь, хоть в борьбе закончу своё существование, как настоящий боец. Мясо моё волчатам пригодится. Я уже нежилец, так хоть какая-то польза от меня будет. Вместо косули съедят, она и поживёт ещё… Тоже к волкам хочешь?

— Да нет… это я так.

— Увидишь ещё, в своё время, ежли не закопают.

— Не закопают, не дамся. Я, как почувствую недомогание, сразу же, как и вы, дедушка, в лес уйду.

— Ну, тебе ещё рано об этом думать. Хозяин-то у тебя хороший?

— Хороший. Гулять меня хоть куда отпускает. У нас в семье вообще все любят друг друга.

— Прямо-таки одного отпускают? — удивился Кайрат.

— Да. Порода колли добрая считается, нас все любят и не боятся.

— Повезло. А я всю жизнь прослужил худому человеку. Ни на рыбалку, ни на охоту меня не брал, всё цепь, цепь. Добро его охранял, богатство. Всю жизнь он там всё что-то копил, комодил, людей обманывал. Я не раз слышал, как он хвастался, что кого-то без какой-то нитки оставил.

— А сейчас как? Жалел ваш хозяин, что вы никогда не увидитесь?

— Думаю, ему всё равно, — вздохнул Кайрат. — Он ещё полгода назад замену мне подготовил. Видит, я уже больной, никуда меня не надо, ну и щенка тоже нашей породы взял. Хороший такой щеночек, весёлый, озорной, игривый, — мордаха старика засветилась от радости. — Детство, оно завсегда счастливое. Даже во сне улыбается, лапками сучит, пинается. По нраву ему жизнь, а как же, сам такой был. Со мной любил играться. И для меня тоже радость, хоть какая отдушина. А с другой стороны… смотрю я на него, и сердце горечью обливается: эх, думаю, как же тебе не повезло, милый! Несчастливая тебя жизнь ждёт, ох и бедовая! Жалко его до слёз. А что сделаешь — такая уж наша доля. Однако заговорился я, чую, силы покидают. А путь, знать, не близкий, в саму глушь надо забраться. Там волки эти.

Я смотрел вслед старому алабаю, и на душе моей кошки скребли. Так тоскливо стало, что хоть сам волкам в пасть лезь. А всё же вспомнил, что у меня хозяин хороший, и семья замечательная, и сразу мне полегчало, лапы расправились. Захотелось всю нашу семью увидеть, обнять их всех лапами и облизать, как следует.