Сердце Зверя. Дорога Воина

Александр Николаевич Атаманов, 2017

Зачастую человек устаёт от однообразия происходящего и начинает ожидать перемен. Главный герой мечтал о них уже очень давно. Только вот что несут для него эти перемены? Что, если впереди вместо новых радужных красок жизни будет лишь черная пелена из тяжести и испытаний. Кто-то ломается под гнетом событий, подобно ржавому пруту, но некоторым тяжести лишь придают форму и закаляют, превращая внутренний стержень в первоклассный клинок. Так что же будет с нашим героем? Ах да, забыл, он же не человек.

Глава 5.

Неприятности, казалось, поджидали нас. Не успели расположиться, как вдалеке послышался дикий рев.

— Медведь, — дружно выдохнули мы.

Где-то недалеко от нас, хищник явно вступил в смертельную схватку с врагом. Но в наших лесах не водятся хищники способные на равных потягаться с косолапым, окромя стаи волков. Но те не нападают летом, летом у них и так полно пищи. А это значит что у хищника другой противник.

Мы двинулись на шум, соблюдая все меры осторожности. Противник животного не выдавал себя звуком, это не было похоже на постоянно визжащих гнолов. Вдруг, свирепый рев превратился в жалобный скулеж. Выглянув из-за дерева, тут же отдернулся обратно.

На поляне были враги, семеро существ, сходство с гнолами у которых ограничивалось лишь формой головы. Первое отличие было в росте, если ранее встреченные противники были щуплыми и малорослыми, то эти ничем не уступали нам в комплекции. Второе отличие было в форме рук, они были мощными, а в место привычной полу руки-полу лапы там была странная кисть, с тремя большими пальцами, каждый из которых оканчивался внушительным когтем. Цвет шерсти был не привычным, светло-рыжеватым, а пепельно-серым. В принципе на этом различия и заканчивались. Новые твари создавали впечатление грозных противников, истерзанная туша медведя подтверждала эти ощущения. Но врагам этот бой тоже не дался легко, на траве лежало два мертвых тела. Точнее один был мертв, его кишки лежали в паре шагов от него, а вот второй был еще жив, мишка переломил ему хребет и гнол жалостливо поскуливал, не в силах пошевелиться. Но жалости не было, был испуг, так как эта тварь лежала и смотрела точно на кусты, из которых выглядывал я.

Жестами показав ребятам приготовиться, я бесшумно наложил стрелу на тетиву, но натягивать не спешил. Мои мысли были просты, если нас не заметили, то лучшим вариантом будет тихонечко уйти, а не ввязываться в бой с непонятным противником. Но тут произошло неожиданное. Кулин, с искаженным яростью лицом поднялся над кустами и выстрелил. Понимая, что счет идет на мгновения, я перепрыгнул куст и тоже выстрелил. Стрела попала прямо в пасть, начавшего оборачиваться противника. Тот молча рухнул наземь, я же в это время откинул лук за спину. До противников было шагов пятнадцать, и можно было бы конечно выстрелить еще раз, но кто знает с какой скоростью двигаются эти твари, а оставаться с луком в руках при встрече с этими монстрами желания не было. Но стоит сказать, врагов я переоценил. Пока они добрались до меня, ребята успели прикончить еще двух. Точнее Кулин убил еще одного, а Олг лишь добил противника, принявшего первую стрелу плечом. Все это я отслеживал как-то механически, наблюдая за противником и просчитывая его возможности. Когда до них осталось шагов пять, я двинулся им на встречу, отдаляясь от кустов, которые могли быть помехой в работе копьем. Сделав круговой мах, заставил противников притормозить. Крутанувшись вокруг себя, чиркнул одной из тварей острием по шее. Минус один. Осталось двое, один из них прыгнул в кусты, за которыми стояли ребята, а второй пошел на сближение со мной. С одним ребята и сами справятся, так что я сосредоточил внимание на своем противнике. Он был чуть помельче меня. Вновь сделав круговой мах, заставил его присесть, и тут же провел подсечку тупым концом. Но тварь извернулась и отпрыгнула, но тут же вернулась на прежнюю дистанцию. Сделав подшаг, провел длинный выпад, но тварь вновь извернулась, пропуская острие в опасной близости от тела. Но мы ведь не на турнире, так что, перехватив древко левой рукой, резко дернул на себя, так чтобы наконечник, возвращаясь, резанул по груди твари. Той такое обращение с собой не понравилось, и она вновь прыгнула на меня. Крутанувшись, попытался достать тварь в голову, но та сделала кувырок вперед. Пришлось поддать ей пяткой в голову, от чего противник рухнул на спину, раскинув руки. Упускать момент было нельзя. Резко метнув копье, пригвоздил противника к земле. Грудина врага с хрустом поддалась и тварь взревела. Правда, как-то глухо, как делают это старые больные псы.

Приближаться к твари, пока в ней еще теплиться жизнь, было рискованно и, плюнув на копье, вытащил нож. За кустами драка еще шла. Кулин с располосованным лицом поднимался с земли, Олг же махая копьем, пытался не подпустить к себе противника. Но копье то и дело цеплялось за кусты, и долго друг бы не продержался. Бесшумно подобравшись к твари, с силой всадил нож ей в спину и отпрыгнул. Тварь с ревом обернулась, но проклюнувшееся в груди острие копья помешало ей что-то предпринять.

— Ух, думал все, конец пришел, долбанные кусты, — едва тварь свалилась, сказал Олг.

— Головой думать надо, а не жопой! — заорал я, — не видел будто, что на поляне место есть, а все равно в зарослях остался.

— Ну, так стрелял же, — слегка виновато произнес друг.

— Думать надо, когда стрелять, а когда в рукопашную идти, вылез бы, а этот, — кивок на раненого, — прикрывал бы, так бы и до него не добрались и ты бы, словно баба мотыгой бы не мотал.

— Извини, — глухо выдавил из себя Олг, признавая мою правоту.

Подойдя к стонущему Кулину, присел возле него.

— Как ты?

Он мне не ответил, лишь выл и держался за лицо. Меня это взбесило. Двинув кулаком ему в скулу, убрал его руку от лица. Картина была страшной, но совершенно не опасной. Тварь зацепила щеку, разодрав ее так, что были видны зубы.

— Не ной как баба, если в голове дерьмо, кто тебя просил стрелять, придурок? — еле сдержался чтоб не двинуть ему еще раз.

— Пошел ты, — зло прошептал тот. За что и получил по морде еще раз.

— Вас чему учили? — я поднялся на ноги, и посмотрел на Олга, — один кидается на толпу как идиот, второй башкой не думает. А если б и я с вами остался тут, нас бы всех троих тут и разодрали, — злость потихоньку отошла, — придурки, — уже тихо добавил я.

— Что делать то будем? — спросил Олг, вытирая кровь с копья пучком травы.

— По быстрому потрошим, жрем и уходим, надеюсь таких в округе больше нет.

Сам я направился к своему противнику, тот уже не скулил. Лишь пустые глаза пялились в небо, как-то само собой, закрыл ему веки. Сердце было небольшим, наверное, чуть больше человеческого. Но на вкус было не очень, горькое и жесткое. Быстро расправившись со своим, утер кровь со рта и с рук. Почистил копье, нож и, поднявшись на ноги, скомандовал:

— Все, подъем, пора выдвигаться.

Олг согласно кивнул, вычищая руки, а вот Кулин зло зыркнул, но все же поднялся.

— Хотя погодите, — подойдя к медведю, выбил клыки и ударом копья отрубил одну из лап, — деду отдам, оберег сделает.

К стоянке возвращались по своим следам, разойдясь на пятьдесят шагов в стороны. Так шанс заметить неприятеля был больше. И мы его заметили, небольшой отряд гнолов расположился на лесной поляне. Особей сорок, ввязываться в бой мы не стали, и обогнув стоянку, двинулись дальше.

До своих добрались без приключений и рассказали что произошло. Старейшины отправили нас отдыхать. Отойдя от костра старейшин, я расстался с Олгом и двинулся к семейному костру. За костром была вся наша маленькая семья, отец, дед, мать. Бабушка умерла еще когда я был мальчишкой, а родичей со стороны матери я не знал, они были людьми и жили где-то в королевствах.

— Уже вернулись? — удивленно спросил отец, — что произошло?

— Да сожрал он кого-то, — ворчливо проскрипел дед, — вырос такой орясиной, а ума так и не набрался, видно же что силой кишит прям изнутри, оболтус.

Не поняв, кому адресовано последнее слово, мне или отцу, я все же решил ответить отцу:

— Да на гнолов напоролись. Как раз в половине дня пути, только эти странные были. Высокие, сильные, а на руке по три пальца.

— Хе, с болотными вы повстречались, — перебил меня дед.

— Сколько их было? — спросил отец.

— Девять, но пока они медведя драли, тот двоих положил.

— Вы чем думали когда на них полезли, — начал отчитывать меня отец, но был перебит дедом.

— Погоди, дай мальцу рассказать.

Рассказав отцу как все было, я даже заслужил похвалу:

— Молодец, хоть головой думать умеешь в сложной ситуации, не то что дружки твои, оболтусы, — промямлил дед, обгрызая косточку, — а теперь дуй спать, не трать понапрасну силу, думаю, выдвинемся скоро.

Отец лишь одобрительно кивнул.

Уже отходя от костра, вспомнил про подарок деду.

— Дед, я тут тебе это, подарочек припас, — и вытащив из мешка лапу и когти, завернутые в повязку гнола, перекинул их деду.

Тот развернул узелок и усмехнулся.

— Спасибо, внучек, хороший амулет тебе сделаю, но клыки выбил как чистый оболтус, — со смешком закончил он.

Мда, дед как всегда, то ли поблагодарил, то ли поругал. Выкинув все мысли из головы, расстелил на земле плащ, в пяти шагах от костра, и скинув все лишнее прилег. Сон как обычно не шел, пришлось вновь медитировать, отрешаясь от шума голосов.

Через пару часов меня разбудили, но лишь для того, чтоб я переместился на одну из телег. На улице уже окончательно стемнело, но люди выдвигались в путь. Не загружая голову лишними мыслями, я вновь уснул.

Проснулся утром от того, что телеги остановились, людям требовался отдых. Облачившись в кожу, и прихватив оружие, направился на поиски деда.

— Дед, а где тут ручей или родничок какой?

— Вот молодежь пошла, ничего сами делать не хотят, я тебе, что карта что ли? Сам вот у леса спрашивай.

Эх, нет бы рукой махнуть, мол, там, так нет же, все бы молодежь уму разуму учить.

— Ну деда, ты же знаешь, не выходит у меня, — добавил в голос просящих и жалостливых ноток.

— Все у тебя получается, в себя же погрузиться можешь? — дождавшись моего кивка, продолжил, — можешь, а значит не ленись, ирод, все бы на горбу старика ездить. Ну ка давай, садись и пробуй.

— Не прокатило, — тихо прошептал я. Перебросив копье из-за спины в руки, сел, скрестив ноги и подтянул их под себя.

— Чего расселся, медитируй давай.

Привычно отчистив разум, начал погружаться в себя. Достиг грани с окружающим миром, и вновь уперся, не в силах ее преодолеть. Где-то на границе сознания услышал бубнящий голос деда:

— Как встанет, так и стоит, пялиться, будто баран на новые ворота, тьфу, бестолочь.

Вновь и вновь я пытался преодолеть грань, но меня вновь и вновь отталкивало.

— Слушай лес ирод, — послышался голос деда прям возле моего уха, — зациклиться в себе и ни хрена не слышит, — это дед уже бубнил для себя.

Я же попытался сделать что-то новое, не отрешаться от всего, а наоборот, вслушаться. Не открывая глаз, прислушался к окружающим звукам. Но вокруг стоял людской шум и тогда я словно через сито просеял звуки, оставив лишь шум листвы и скрип деревьев, да звуки гуляющего ветра в кронах. И тут накатило понимание, раньше я будто тот камень на сите, прыгал туда-сюда, а нужно рассыпаться на тысячу частей и просочиться. Сложно объяснить, то, что сам способен лишь почувствовать, но я будто рассыпался в пыль, стал легкой дымкой и неожиданно понял, что никакой границы нет. Навалились звуки, ощущения. Я почувствовал, себя деревом, почувствовал, как по мне течет сок, почувствовал, как ветер гуляет среди моей листвы, как наглый крот уперся в корень и потихоньку грызет его. Ощутил себя каждой травинкой, каждым листиком, каждой веточкой. Ощутить весь окружающий лес было потрясающе, будто вместо одного, у тебя неожиданно появилась тысяча тел. В голове сформировался образ ближайшей округи, он был слегка размытым, но вполне узнаваемым. Но неожиданно картинка рассыпалась, и я вновь ощутил свое тело, ощутил боль в голове и бешеный стук сердца. Открыв глаза, увидел перед собой обеспокоенное лицо деда, его красные от крови руки, которыми он вытирает мое лицо, его губы, что-то шепчущее. Но звуков не было, лишь боль. Проведя руками по лицу, понял, что из глаз и носа, сочится кровь. Дотронулся до ушей, тоже самое.

'Неужто я оглох?' — зародилась пугающая мысль.

И тут, будто дожидаясь ее, пришел звук, навалился, будто волна на берег. Крики, ругательства, и тихий шепот деда.

— Смог, смог, оболтус, справился, — такой доброты и нежности в его голосе я не слышал еще никогда.

На губы сама собой выползла счастливая улыбка и сознание померкло.