Происхождение личности и интеллекта человека. Опыт обобщения данных классической нейрофизиологии

Александр Невзоров, 2020

В этой книге Александр Невзоров – режиссер, сценарист, писатель, член Всероссийского научного общества анатомов, гистологов и эмбриологов – предлагает отчетливые, развернутые трактовки таких понятий, как «сознание», «разум», «личность», «мышление» и «интеллект», основанные только на тех открытиях, которые были сделаны классическими школами нейрофизиологии, и на естественнонаучной трактовке любых процессов в головном мозге человека или иного млекопитающего животного.

Caput III

Лобные доли и их реальная значимость. Создание и крушение мифа. «Верховный орган головного мозга». Мнение И. П. Павлова.

Кочующие из исследования в исследование psittacinae repetitiones о некоей «неразвитости лобных долей» мозга древнего человека, которые чему-то там «препятствовали», основаны на простой морфологической неосведомленности, но чаще — на умышленной игнорации данных классической нейроанатомии и законов эволюции.

Лобные доли, преимущественно загруженные соматомоторными функциями, центрами тактильной, болевой, проприоцептивной чувствительности, не содержат ничего сверхъестественного, и никакой «роковой» роли в формировании разума, речи и мышления играть не могут. Они важны и крайне существенны, но абсолютизация их ничем не оправдана.

Secundum naturam, по их поводу существует несколько кардинально и жестко разнящихся точек зрения.

Рассмотрим их.

Очень серьезная плеяда нейроанатомов, нейрофизиологов и нейропсихологов: Ф. Мэттлер (иссл. 1949 г.), Краун (иссл. 1951 г.), Клебанов (иссл. 1951 г.), Ле Бо (иссл. 1954 г.), Сковилл (иссл. 1953 г.), Петри (иссл. 1953 г.), Тизар (иссл. 1958 г.), Шустер (иссл. 1902 г.), Пфейффер (иссл. 1910 г.), Монаков (иссл. 1910–1914 гг.) экспериментально установили и теоретически обосновали, что лобные доли не имеют никакой существенной роли в формировании психической деятельности человека.

Их выводы предельно корректно обобщил А. Лурия в своем капитальном труде «Высшие корковые функции человека» (2008):

«Как показали эксперименты, электрическое раздражение лобных отделов коры не вызывает никаких реакций… не приводит ни к параличам, ни к нарушениям зрения, слуха, речи или кожной чувствительности. ‹…›

Более того, отрицательные результаты, полученные исследователями, привели к мысли, что лобные доли мозга вообще не имеют самостоятельных функций, и что они являются своеобразным примером „избыточности“ среди других продуктов эволюции мозговой ткани» (Цит. по: Лурия. Высшие корковые функции человека, 2008).

Д. Хэбб был не менее категоричен (иссл. 1942–1945 гг.): «Даже резекция значительной части лобной доли может вообще не привести к сколько-нибудь заметному снижению интеллектуальных функций».

К отрицанию специальных высших психических функций лобных долей мозга склонялись Мунк (1881 г.), Гольц (1876–1884 гг.), Лючиани (1913 г.), а J. Hrbek (иссл. 1977 г.) резко обобщил проблему: «Приписывание лобной коре самых высших психических функций — традиционная догма, которая уже 150 лет задерживает прогресс научного познания».

Абсолютно весомым доводом против «лобной теории» стала серия экспериментов (электрораздражением) на живом человеческом мозге, проведенная У. Г. Пенфилдом, также признавшим, что значение лобных долей малосущественно. Пенфилд прямо пишет: «Мы не будем уделять особое внимание передней лобной области. Электрическое раздражение ее не вызывает никаких видимых эффектов, если не возникает припадок (эпилепсии)» (Пенфилд У., Джаспер Г. Эпилепсия и функциональная анатомия головного мозга человека, 1958).

И. П. Павлов, много занимавшийся этим вопросом и переживший в свое время очень серьезные крены в сторону «лобной теории», в результате демонстративно не включил в «сложную систему связей для осуществления сенсорных и моторных функций, наряду с такой же системой для „приобретенных навыков“ те участки лобных долей, что находятся кпереди от центральной извилины».

Сторонники очень красивой и эффектной «лобной теории» представлены преимущественно психологами или философами, далекими от практической нейрофизиологии и очень влюбленными в свою гипотезу, под которую они, порой, «подгоняли» нейроанатомию или вообще выдумывали несуществующие морфологические особенности мозга. Среди них есть крайне авторитетные ученые, но следует обратить внимание, что в большинстве предлагаемых ими обоснований доказательная часть ловко переносится из области научной — в область метафизики, мистики или беллетристики:

«Подходя к функции лобных ассоциативных полей, мы сталкиваемся лицом к лицу с теми видами деятельности, которые трудно описать в физиологических терминах» (Фултон, 1949).

Лобные доли трактовались как орган «абстрактного мышления» (Гитциг, 1874), «активного внимания» (Феррье, 1876), «апперцепции» (Вундт, 1873–1874), «субстрат регулирующего разума», «верховный орган головного мозга» (Грациоле, 1861).

Никаких внятных нейроанатомических данных к этой теоретике не прилагалось, но год от года гипотеза становилась все эффектнее и краше, и, наконец, под ее знамена подтянулись и настоящие нейрологи.

Первые обоснования предложил Бианчи (иссл. 1895, 1921 гг.), систематически занимавшийся экстирпацией лобных долей у животных. Следующим был Клейст (иссл. 1934 г.), который по своему обыкновению «наобнаруживал» в лобных долях все, что вообще было возможно, начиная от центра «терпения» до места дислокации самой «личности».

Идеи Бианчи и Клейста подхватили У. Фримен, Дж. Ваттс, К. Гольдштейн (иссл. 1948–1950 гг.), провозгласившие кору лобных долей «органом критического отношения к себе» и «органом способности к абстрагированию».

Гипотеза лобных долей стала еще прекраснее.

Затем И. П. Павлов (как раз в период своего «крена») поставил серию экспериментов и описал их следствия.

«…Если вы вырежете всю переднюю часть больших полушарий по той же границе, по которой вы вырезали заднюю часть, то перед вами будет, по-видимому, глубоко ненормальное животное. Это — совершенно исковерканное животное, у которого, по-видимому, не осталось никаких признаков целесообразного поведения» (Павлов И. П. ПСТ, 1949. Т. 3).

Илл. 22. И. П. Павлов в лаборатории Института экспериментальной медицины

Харлоу (1868 г.), Старр (1884 г.), Леонора Вельт (1888 г.), Ястровиц (1889 г.), Оппенгейм (1890 г.) предложили, как мне кажется, чуть менее значимые свидетельства последствий поражений лобных долей, так как описывали случаи тяжелых ранений или опухолевых последствий. Клинически и нейроанатомически описания были чисты и точны, но все они рассматривали обширные поражения, затрагивающие не только кору лобных долей, но и подлежащие, и смежные структуры.

Я уже упоминал, что И. П. Павлов поменял точку зрения по данному вопросу.

Иван Петрович почти нигде не уточнял, с чем была связана эта перемена взглядов, но, я полагаю, Павлов сделал поправку на чудовищную нечистоту эксперимента, неизбежную при экстирпации лобных долей. Впрочем, известны и слова самого Павлова:

«Большие полушария представляют собой сложнейшую и тончайшую конструкцию, произведенную творческой силой земной природы, а мы для ознакомления с нею применяем грубое, валовое отторжение тех или иных кусков».

Следует заметить, что здесь претензия к экстирпации как к способу научного познания выглядит еще достаточно абстрактно и как бы ни к чему не обязывает автора.

Это, скорее, мрачный вздох о несовершенстве мира вообще и научных методов в частности. Равно как и его второе, превосходно написанное, но тоже несколько обтекаемое заявление:

«Представьте себе, что нам предстоит изучить строение и работу бесконечно более простой и грубой поделки человеческих рук — какого-нибудь самого простого будильника. И вот мы, невежественно не различая частей его, не разбирая его осторожно, попросту удаляли бы при помощи пилы или другого какого-либо разрушительного орудия то восьмую, то четвертую и так далее часть часового механизма и таким образом собирали бы материал для суждений об устройстве и работе часов» (Павлов И. П. ПСТ, 1949).

Литературно это блистательно, но для нас важнее его строгое и взвешенное заявление о тех участках мозга, что располагаются кпереди от центральной извилины.

В следующей главе я позволю себе высказать предположение о том, что же могло так смутить Ивана Петровича, что он, по сути, отказался от результатов своих экспериментов на лобных долях.

Сам Павлов (подчеркиваю) этого не конкретизировал. Но дал возможность это понять.