Карантин

Александр Накул, 2020

Зимой 2015 года неизвестные твари атакуют провинциальный белорусский город. Это пугает жителей – и привлекает охотников.

Часть II. Монгол и школьница

5

Зимнее утро. Снег хрустит, как сахар. Едкий мороз.

Арбузно-алый рассвет за чёрной лентой лесополосы.

Поликлиника стоит на краю города. Приземистое здание из бетонных плит с замызганными плитками на главном крыльце. Оно похоже на школу, тюрьму и канцелярию одновременно. Его строили в конце восьмидесятых и очень спешили — был близок, может быть, распад Союза, а может, конец света. Строили быстро, скорее как временное пристанище, пока не будет готова большая железнодорожная больница, что на Кижеватова. И вот прошли десятилетия, больница на Кижеватова так и стоит с пустыми чёрными окнами. Сюда идут с конечной остановки на Копище, мимо домиков, проваливаясь в снег по колено.

За поликлиникой — накрытое снегом поле. За полем — чёрная лента лесополосы. Здесь город уже закончился. Наверное, это должно обеспечить чистый воздух и покой. Но пока только старушки ругаются, что поликлиника неведомо где.

Возле входа — ларёк. Это небольшая будочка из утеплённой фанеры. Несколько лет на нём висела бумажка «КСЕРОКСА ЗДЕСЬ НЕТ». Потом с владельцем что-то случилось, и у будочки появился новый хозяин. Он перекрасил ларёк, повесил новую решётку, а табличка сменилась на: «УСЛУГИ КСЕРОКОПИЯ ТОЖЕ».

Ксерокопировать пациентам приходится много, так что бизнес процветал.

Сейчас, утром, здесь не было ни души. Только одинокий прохожий в чёрной куртке и низко надвинутой шапке хрупал по снегу от остановки автобуса.

Он подошёл к ларьку, спустил рюкзак на землю. Достал свёрнутую бумагу и постучался в окованное железом окошко ларька.

Изнутри показалось лицо молодого китайца. Он торопливо открыл окошко, другой рукой включил ксерокс. Взял бумагу, развернул, кивнул, выключил ксерокс и поднялся, чтобы открыть дверь.

С внутренней стороны двери был уже знакомый узор из металлических лент. Паутина блеснула, отражая малиновый огонь восходящего Солнца.

Прохожий вошёл, отодвинув занавес из деревянных бус. Уселся, снял шапку. Это был Шоно.

— Нихао, — улыбался молодой китаец. Он уже включил плитку и ставил чайник.

— И вам сайн байна, — с достоинством ответил Шоно. Шапку он положил на стол и теперь стягивал вязаные перчатки. — Где отец?

— В поле. Тайцзицюань занимается.

— А, точно. Прости. Я потерялся во времени.

— Что с вами произошло?

— Только что убили госпожу Туровскую. Старшую.

Мрачный Шоно смотрел в стену.

— Кто убил? Могуи?

— Я думал, это будет акула, — произнёс Шоно, — они часто атакуют из унитазов. Но всё хуже. Ещё хуже. Её убили люди, представляешь? Люди!

— Они хотели грабить?

— Нет. Они знали, что она из охотников. И застрелили её по-человечески. Из автомата. Они не стали даже заходить. Стреляли прямо сквозь забор и стену дома.

— Это неосмотрительно, — заметил китаец, — автомат легко искать.

— Даже если найдут, ничем не поможет. Понимаешь, здесь не Китай. Допустим, найдут этот автомат, проверят. Окажется, что автомат пропал в Азербайджане в 1992 году. Выдан правительством отрядам народной самообороны и с тех пор пропал без вести.

— Они видели вас?

— Нет.

— Я слышал, сейчас часто арестуют торговцев оружием.

— К вам тоже приходили с обыском?

— Мы не торгуем оружием.

— Это и я знаю. А что с товаром?

— Есть товар.

— Больше стало?

— Приносят.

— Понимаю. Коммерческая тайна.

Из чайника вырвалась белая струйка пара.

— Меня поили кофе, — сообщил Шоно, — можешь себе такое представить? Меня — кофе… Вот такая польская интрига. Уверен, что даже в Варшаве не подают хороший чай. У меня теперь ветра не на месте. Надо пить чай, как можно скорее. Если пьёшь чай, то никогда не ошибёшься.

Струя, шипя, упала в заварочный чайник.

— Хорошая здесь вода? — спросил монгол.

— Очень хорошая, — сказал китаец. — Лучше, чем в Минске была и Запорожье.

— В Минске вода как мел… — Шоно оглядывал заставленные баночками стены. Под потолком медленно поворачивались амулеты. — Какой-нибудь новый товар бывает?

— Приходил человек незнакомый, предлагает, — китаец заглянул в гроссбух на столе, — какое-то “одламки кальварийские”. Не понимаю, что это.

— Это Черепки Голгофы, — Шоно откинулся на спинку стула и тяжело дышал, — по-польски они так называются. Кальвария — так на латыни называется Голгофа. В Минске есть Кальварийское кладбище, там метро Пушкинская. Когда доберёмся, я тебя туда свожу.

— Голгофа? Я слышал, но не понял.

— На древнем еврейском языке это слово значит «Череп». Так называли холм, где распяли Иисуса Христа. В тех странах, где Библию читали на латыни, это место зовут по-латински — Кальвария. Например, в Польше. И в Англии.

— У вас в христианстве очень сложная мифология.

— Ты быстро освоишь польский, — продолжал Шоно, не отводя взгляд от амулетов с танцующими иероглифами. — Польский язык отличается от русского не больше, чем тяньцзиньский говор от пекинского. И это очень мелодичный язык. Ты только послушай, как красиво звучит — w Szczebrzeszynie chrząszcz brzmi w trzcinie, i Szczebrzeszyn z tego słynie!

Китаец слил первую воду и снова наполнил чайничек.

— У меня кое-что для тебя есть, — произнёс Шоно. — Но мне нужны не деньги.

— Вам нужны Черепки Голгофы?

— Нет. Мне нужно знать про тех, кого привезли из-под Тарасово. Я уже знаю, — Шоно поднял руку, — что с ними случилось. Я хочу знать, сколько их. И кто платит за их лечение.

— В этой стране лечат бесплатно. Мне так сказали.

— Только граждан страны. Мне очень надо знать, кто за них платит и почему их лечат здесь, по соседству с обычными больными. Почему их не спрячут? Почему их вообще приняли?

— Почему ты думаешь, что я это знаю?

— Хранитель Востока всегда узнаёт такие вещи, — отозвался Шоно. — И я не думаю, что он скрыл это от сына. Вы живёте возле больницы и видите всё. У вас отличный семейный бизнес. Сидите на краю земли и скупаете добычу у местных охотников. То же самое, чем занимались ваши прадеды в Уссурии.

Китаец наполнил пиалку и подал гостю.

— Хранитель Востока знает много вещей, — произнёс он. — Хранитель Востока также хранит много вещей. Но это не значит, что он раздаёт их бесплатно.

— Мне есть чем заплатить.

— Старые запасы или новая добыча?

— Всего понемногу. И кое-что из наследства Ядвиги Туровской.

— Ты уже нашёл себе угодья?

— Я ищу ответы, а не угодья.

— Мы можем узнать то, что ты просишь.

— А как же могуи?

— Мы не повелеваем могуями.

— Если я буду знать, что здесь происходит, их будет легче остановить.

— Это не твоя работа. И не наша.

— Это радость акулы, — произнёс Шоно, — когда весь мир окажется под водой.

— Шоно, послушайте. Огонь в бумагу не завернёшь. А кто ближе к огню, тот первым и сгорает. Вы — охотник, а не царь леса. Мы готовы покупать у вас всё, что вы приносите. Но перебить могуев вы всё равно не сможете. Начались золотые времена, я согласен. Охотники ликуют, если их не съели. Но не надо пытаться охотиться на людей. Цапля не ест мясо цапли.

— Я тоже цапель не ем, — был ответ, — просто расследую. Надо найти, кто убил старую Ядвигу.

— Посмотри лес по дороге на Щитники, — сказал китаец, — говорят, там завелось что-то странное. Попробуй там поохотиться. Это не больница. Можно стрелять — никто не приедет. Это лучше, чем искать убийц с автоматами. Или вы мне не верите?

— Насчёт этого не сомневайтесь, — ответил Шоно. — Если я сомневаюсь в человеке, то не веду с ним дел. А если я с кем-то веду дела — значит, не сомневаюсь.

Он отхлебнул остывший чай. По вкусу фирменный китайский пуэр напоминал дёготь.

В двери зашоркалось. Казалось, её кто-то царапает перочинным ножом.

— Я думаю, — прошептал Шоно, — кто-то слишком уверен, что мы ещё спим.

Китаец полез под прилавок и достал бейсбольную биту с выжженными иероглифами.

Послышался металлический щелчок. Замок поддался, и дверь приоткрылась.

Они успели разглядеть мальчишку школьного возраста в тяжёлой бесформенной куртке, низко нахлобученной шапке и красным от мороза носом. За спиной — большой неповоротливый портфель. Видимо, с утра он отправился в школу, что в квартале отсюда, но решил, что ограбить ларёк интересней.

Шоно с китайцем едва успели его разглядеть. Школьник сунул голову в ларёк сквозь деревянные шторы — и тут одна из верёвочек соскользнула и бусы скользнули по щеке. Вспыхнула белая молния, и запахло горячим асфальтом.

Китаец уже замахивался битой, но Шоно оказался проворней — он швырнул нож с лезвием, оплетённым монгольскими письменами, как ниндзя из японского боевика швыряет сюрикен. Нож вошёл прямо в шею. Школьник схватился обеими руками за рукоять, отступил на шаг и рухнул в снег.

Его плоть таяла грязно-белым дымом, обнажая серые кости скелета. Запах горячего асфальта сделался невыносим.

— Ещё один могуй, — заметил Шоно, втаскивая останки в ларёк.

— Половина — ваша, — отозвался китаец.

— Половина чего?

— Всего, что получится добыть.

Шоно прикрыл дверь и усмехнулся:

— Вы что, думаете, они успокоятся? Видите, они уже к вам в ларёк лезут.

— Раньше людей было меньше, — заметил китаец, — а могуев ещё не запирали. Они жили в лесах, степях, реках, на проклятых горах. Но человечество уцелело.

— Интересно, — произнёс Шоно, — он уже успел понять, что перестал быть человеком?

— Некоторые из могуев, — ответил китаец, — не смогут понять этого никогда.

6

Фасад школы — куб из белого силикатного кирпича с прямоугольными арками. Во дворе пусто, из спортзала слышались крики.

Шоно дожидался возле ворот. Казалось, что тяжёлые полуботинки вросли в снег и его не сдвинет даже удар кувалдой.

В воздухе ощущалась вонь. Запах был пока ещё слабый, к такому привыкаешь и перестаёшь замечать за несколько минут. Но если ты только что из чистого Копища, то замечаешь и едкий запах, и зыбкую сизую дымку.

К нему приближались трое. На фоне покрытого снегом двора они казались неразличимыми тёмными силуэтами. Когда они подошли ближе, оказалось, что они в лучшем случае ему по плечо.

Это были местные ученики. И, судя по мрачным лицам, едва ли у них были большие успехи в учёбе.

Тот, что шёл впереди всех, миновал ворота, подошёл к Шоно и уставился прямо на него.

— И чего ты высматриваешь, узкоглазый?

Здесь, в Пограничье, азиатские лица были редкостью.

Шоно не стал тратить время на ответ. Он схватил наглеца за капюшон и швырнул в сугроб. Потом прыгнул сквозь снежные брызги, схватил ещё одного и бросил вслед за первым. Третий попытался убежать, но Шоно прыгнул на него, и они покатились по хрустящему белому снегу.

Через двор к ним бежал взрослый мужчина в шапке из фальшивой лисы.

— Что здесь происходит?

Шоно откатился в сторону и посмотрел на учителя снизу вверх. Тот казался перевёрнутым вверх ногами.

— Они напали на меня, — прохрипел Шоно, — начали бить. Все трое, толпой. Они хулиганы, закоренелые. Посмотрите! — Шоно раскинул руки. — У меня нет никакого оружия.

Учитель отступил на шаг. Шоно начал подниматься, с трудом сгибая ноги.

Троица горе-налётчиков тоже выбирались из сугробов.

— Расходитесь, — наконец произнёс учитель.

Он зашагал в сторону школы, поминутно оглядываясь. Троица уныло потянулась прочь от ворот.

Шоно прислонился к чёрному столбу и стал вытряхивать снег из-за отворота. Там его и обнаружила Марина — она шла с уроков, окружённая стайкой одноклассниц.

— Он, кажется, меня ждёт, — произнесла Туровская-младшая.

— Ого! — послышалось из толпы.

— Мы вместе работаем, — пояснил Шоно.

— Интересно, что это за работа такая? — спросила одноклассница с тощим личиком и серыми глазами навыкате.

— Вас на неё не возьмут. Вы даже «Волчий дождь» не смотрели.

После небольшой заминки Марина всё-таки пошла с ним. Вслед им слышались перешёптывания.

— Завтра про это будет говорить вся школа, — заметила Марина.

— А послезавтра перестанет.

— И что мне сказать подругам, когда они спросят, кто ты такой?

— Скажешь им, что я твой приятель-антиквар, который помогает с наследством твоей бабушки.

— Думаешь, они поверят?

— А что им остаётся.

— Они скажут, что тоже смотрели «Горца».

— Это достаточно близко к истине, чтобы быть правдой. Надеюсь, ты им не рассказала о том, как умерла твоя бабушка?

— Они не знают даже о её существовании.

— Видишь, как хорошо. Теперь узнают.

Они шли пустыми, вымороженными дворами многоэтажек. Вокруг не было ни души, словно случилась ядерная война.

— В милиции думают, что бабушку с кем-то перепутали, — сказала Марина больше для того, чтобы нарушить молчание.

— Это разумно. Про меня спрашивали?

— Им это не очень интересно.

— Угу.

— Ты собираешь мне хоть что-нибудь объяснять?

Шоно остановился и принюхался.

— Ты знаешь, чем это пахнет? — спросил он.

— Пахнет неприятностями.

— Я про обычные запахи.

— Понятия не имею.

— Что говорят про это в школе?

— Я не слушаю те глупости, которые говорят в школе.

— Кажется, что-то горит.

Конец ознакомительного фрагмента.