За красной чертой

Александр Накул, 2022

В 1970-х он был молодым инспектором по делам несовершеннолетних в токийской полиции. И сполна хлебнул того, что было за изнанкой японского процветания. Но расследование одного убийства навсегда изменило его жизнь, как и жизнь всех тех, кто был в этом замешан.

4. Классик, Ботаник и Жена Знаменитого Музыканта

Формально это была государственная Школа — но не простая. Вы, возможно, знаете из аниме, что частные школы в Японии обычно престижнее государственных, но эта Школа была весомым исключением. Настолько весомым, что её даже иногда считали скорее частной школой — только собственник у неё был не кто-нибудь, а сама императорская семья.

Именно в ней впервые ввели школьную форму, какую мы до сих пор видим в фильмах и аниме. Вводили полувоенную, по прусском и русскому образцу, но куртку сделали короче, чтобы было удобно заниматься конным спортом.

Самый надёжный способ стать министром или большим человеком в ведущей корпорации — это окончить эту школу. А самый надёжный способ сюда поступить — это быть сыном министра или большого человека в одной из ведущих корпораций.

Я не буду приводить её название. Типичному зрителю аниме или даже фильмов Куросавы оно не скажет ничего. А кому положено про неё знать, те и так узнали её по моему описанию.

Мальчики и девочки учатся в ней раздельно. Но так или иначе встречаются на праздниках или уже после выпуска, когда настаёт время подыскать мужа. Потому что девочки там из таких же семей.

Вполне может быть, что большая часть сбережений Банкира ушло как раз на то, чтобы пристроить сыночка вот в такое достойное заведение. А что касается самого ребёнка, то мне его заранее жаль. Снобизм в таких местах зарождается с самого детства.

Итак, я возле заповедных ворот, переступить которые суждено далеко не каждому японскому мальчику. Потянул за калитку и вошёл как ни в чём не бывало.

Вокруг аккуратно подстриженные заросли и расходятся тенистые аллейки. Чуть выше зарослей можно разглядеть здания — корпуса школы, общежитий, университета. Да, при школе есть свой университет, для тех выпускников, кто решил не напрягаться с экзаменами Токийского.

Я оглядывался, не очень понимая, что делать. Но тут, прямо как в хорошем ресторане, ко мне подлетел сторож. Его фирменный мундир казался новее и опрятней нашей полицейской формы.

Но я не поддался, потому что вообще был в штатском.

— Что вам угодно? — спросил сторож.

— Угодно видеть директора или кого-то по учебной части, — ответил я и помахал удостоверением.

Сторож бросил на удостоверение беглый взгляд — больше для порядка. Он и так догадался, кто я такой. Ещё раз поклонился, велел мне ждать у ворот и скрылся где-то в аллейках.

Было довольно безлюдно. Иногда на аллее появлялся кто-то из школьников, все они очень спешили. Девочек не было — они учились раздельно, на квартал южнее.

А из торговой будочки перед входом, где продавали карандаши и тетрадки, за мной зорко следил бдительный глаз продавщицы.

Да, я уже и забыл, что на территории закрытых школ для мальчиков могут быть какие-то женщины. Думал, что сюда, как на ту греческую гору, чьё название вы, православные, знаете намного лучше меня, запрещён вход даже животным женского пола.

Я бы ещё что-нибудь заметил, но тут показался Завхоз — совсем нестарый ещё мужчина с бородкой, здоровенный, как буйвол.

На Завхозе был чёрный жилет, какие носят камердинеры в английских детективах. А голова подвязана полотенцем, как у простого крестьянина, так, что закрыты лоб, виски и уши. Солнцезащитные очки дополняли образ деревенского щёголя, каким его представляют жители больших городов.

Хочет показать, что весь в трудах. И на кого-то, я думаю, действует.

Остальная школьная верхушка просто не явилась. Директор и его заместители были заняты на уроках или официальных встречах. Или просто не хотели тратить время на какого-то полицейского.

— Что случилось? — спросил он.

— Убит отец одного из ваших воспитанников. Мне надо с ним поговорить, потом утешить, потом уточнить, что он может знать. Дело сложное и может быть, что политическое.

— Скажу заранее: политика совершенно исключена. Устав нашей Школы запрещает учащимся состоять в партиях и тайных обществах политического толка. Для самореализации предусмотрены кружки — фехтования, верховой езды, литературный, художественный…

— Я говорю о том, что родители многих учеников связаны с политикой, — напомнил я, — и что многих из учеников также ждёт политическая карьера. Якудза не может этого не знать и просто так не станет провоцировать влиятельных политиков. Поэтому я не удивлюсь, если тут замешаны именно партии радикального толка.

— Это невозможно. Все наши ученики проходят тщательную проверку. Среди них нет таких, кто увлекаются идеями радикального толка.

— Таких, кто увлекается, может и нет. А те, кто может попытаться их реализовать — как раз и выходят из таких семей. Чтобы работать в политике, надо хорошо в ней разбираться. Надеюсь, вы помните инцидент двухлетней давности, связанный с вашим же выпускником…

— Прошу прощения, но у нас действуют особые правила, — перебил Завхоз. — Особыми их называют потому, что они нигде не записаны. Однако на территории Школы они соблюдаются неукоснительно! И я советую вам проявить вежливость и тоже их соблюдать.

— Буду соблюдать с удовольствием, если вы мне их хотя бы перечислите.

— Эти правила просты. Дело в том, что имена тех, кто связан со школой, но прославился в нетипичном для её выпускниках направлении, на территории школы не упоминаются.

— Зачем это нужно?

— Для внутреннего порядка. Если вам действительно нужно упомянуть человека, на деятельность которого вы намекнули, следует говорить Классик или Знаменитый Писатель. А другую нашу выпускницу положено называть Женой Знаменитого Музыканта. Аналогичные ограничения распространяются, но уже строго для учеников, на выпускников из императорской семьи. Для принцев крови есть отдельные обозначения, а самого прославленного из них называют просто — Ботаником.

Мне даже стало интересно, что бы сам Классик сказал про подобное словотворчество. Хотя Жена Знаменитого Музыканта, пожалуй, это бы оценила.

Но раз Ботаник не возражает — значит, наверное, можно.

(Те из вас, кто угадал Школу и кто скрывается под этими именами — могут попытаться угадать, кто ещё из её выпускников отличился впоследствии своими выходками и какими прозвищами их положено теперь называть.)

Завхоз отвёл в совершенно пустой читальный зал школьной библиотеки. Тут были огромные окна, много света, новенькие хромированные стулья. А ещё много книг, столы цвета взбитых сливок и простор. Одним словом, всё, чего не найти в нашем тесном полицейском отделении.

— Что за человек этот Школьник? — спросил я. Признаться, мне не хотелось просто так отпускать этого напыщенного типа.

— Он учится средне, старается. Состоит в художественном кружке.

— Получается, он художник? Наверное, ему не очень нравится то, к чему его готовят.

— Он очень скрытный молодой человек. И мне кажется, что для политика скрытность — это полезное качество.

— Как он справлялся с давлением одноклассников?

— Почему вы решили, что на него давили одноклассники?

— Закономерности мужского коллектива. Работаю в них всю жизнь.

— Было немного тревожно. Его пытались вызвать на драку. А он выбежал на крыльцо, достал ножик — мы, признаться, ошеломлены. Думали, порежет сейчас — или их, или себя. Такое случилось не первый раз, конечно. Мы присматриваем за учениками первое время и набрались опыта.

— Если присматриваетесь, как же он достал нож?

— Мы присматриваемся, как человек ведёт себя в первый день, и по возможности не мешаем. Чтобы он не смог нас удивить в какой-нибудь другой день. Если становится ясно, что дойдёт до крови — всегда успеваем остановить.

— Этого вы тоже остановили?

— Нам не понадобилось его останавливать. Потому что крови не было. Он достал какую-то деревяшку… Если честно, до сих не понимаю, где он отыскал на территории Школы постороннюю деревяшку. Сел на ступеньки и принялся вырезать из деревяшки. Никакой крови. Мы поняли, что так он успокаивается.

— Он где-то учился этому специально?

— Судя по результату — нет.

— Я бы хотел его увидеть.

— Вы хотите посмотреть то, что он вырезает?

— Нет. Я пришёл сюда, чтобы изучать Школьника, а не его творчество. Криминалистика — это не искусствоведение, вы же понимаете. Мне нужно понять, что он за человек, сообщить ему новость и позаботиться, чтобы и на этот раз он тоже себе что-нибудь не порезал.

Завхоз церемониально поклонился и вышел. И я на этом месте был уверен, что сейчас он без проволочек приведёт мне нужного человека.

Он уже достаточно разнюхал об этом деле, чтобы убедиться — Школа тут ни при чём, и его службу это дело не запятнает, при условии, что он будет держаться подальше от следствия.

Так он и собирался поступить. Любая достаточно элитная Школа невольно учит и учеников, и персонал самому главному в нашем японском обществе — знать своё место.