Аркадия

Александр Мирошниченко

Пальмы, пальмы, пальмы. Раньше Дейву казалось, что там, где растут пальмы, не может быть ни ненастья, ни печали, а исключительно веселое настроение, замечательная погода и неутихающий, немеркнущий праздник. Потому что растут эти вечнозеленые растения в тех краях, где тепло и солнечно, как в детстве летом на аллее, которая начиналась от конечной остановки пятого трамвая и заканчивалась короткой набережной, что шла вдоль пляжа со странным названием Аркадия.

Глава IV

Гена вспомнил соседку, ровесницу Катю, в семье которой проводил очень много времени. Малышами они купались голышом в одном корыте, которое ее мама тетя Рада, самая добрая женщина в мире, выносила во двор жаркими летними днями. Став постарше, Гена и Катя прекратили совместные водные процедуры, но в укромном месте между плотным кустарником и дощатым забором с интересом узнавали, чем отличаются мальчики от девочек, и учились целоваться. Вернее, познания интересовали больше Гену, а умение целоваться — Катю. Как-то дядя Санду, вернувшийся неожиданно с работы среди дня, застал дочку с ровесником за этим занятием. Им было уже лет по одиннадцать. Отец отвесил крепкую оплеуху дочери и что-то прокричал на молдавском.

— Не тронь ее, — закричал Генка и бросился с кулаками на мужика, размерами превосходящего его раза в два.

Сосед подхватил нападающего за шкирку и за штаны и перебросил через невысокий забор.

Гена сидел на крыльце своего дома и не мог справиться с возмущением, возбуждением и обидой. Минут через двадцать во двор зашел дядя Санду и, как только Гена потянулся за черенком от лопаты, мирно произнес:

— Положи, я поговорить, — потом сел рядом и сказал: — Говорить много не буду. Ты меня все равно не поймешь. Пока у самого не будет дочери — точно не поймешь.

Дядя Санду разговаривал с Геной словно со взрослым, и это подкупало. Потом достал пачку папирос «Сальве» и, прежде чем закурить, спросил:

— Куришь?

Генка отрицательно помотал головой. Тот раз, когда он пробовал вдохнуть дым от скрученной в трубку газеты, как объяснили старшие ребята, за курение не считался. Отец Кати закурил и произнес:

— Ты молодец, что вступился за свою девчонку. Это правильно. Но если еще раз подобное увижу, ноги повыдергиваю, не посмотрю, что ты сын друга.

Потом он глубоко затянулся, выпустил дым и пошел. У калитки остановился и пообещал не рассказывать отцу.

— Прекратили танцы, — сказал Гена очень громко.

Юная танцовщица замерла и удивленно посмотрела на своего единственного зрителя.

— Я что, некрасивая? Я тебе не нравлюсь? — по-детски обиженно скривив красивое личико, спросила гостья.

— Красивая, очень красивая. И ты мне нравишься, — попытался успокоить Гена.

— Тогда давай ты меня, — и гостья показала жест, означающий неприличное. — Я уже взрослая. Мне уже можно.

Гена не успел ничего ответить, как из темноты появились фигуры нескольких взрослых парней.

— И что это здесь происходит? — растягивая слова, спросил один из них, очевидно главный, и сам ответил: — Как вижу, здесь взрослый дядя развлекается с несовершеннолетней. А взрослый дядя знает, что это стоит денег?

Главарь подошел ближе, чтобы смотреть на собеседника свысока. Его клевреты остались стоять подальше от костра, чтобы не было видно лиц.

Гена очень хорошо прочитал ситуацию. Развод на деньги. С учетом того, что девчушка несовершеннолетняя, сумма может быть весьма солидной. И ничего иного не оставалось, кроме как потянуть время, пока не вернется Эдик.

Поэтому Гена мирно поинтересовался:

— Сколько?

Местный явно не ожидал такой реакции жертвы. С одной стороны, это мог быть знак, что все закончится быстро, а с другой стороны, если клиент так спокоен, то нужно стрясти с него как можно больше.

— Ты же знаешь, что за совращение несовершеннолетней… — начал обычную игру гость.

— Сколько? — повторил опять спокойно Гена.

— Тысяча баксов, — назвал главарь сумму, в пять раз превышающую обычную таксу.

Кто-то в темноте аж присвистнул.

— У меня столько нет, — не меняя тона, ответил Гена.

— Самолет есть, а денег нет? — начал распаляться юный вымогатель. — Так не бывает. Тогда мы самолет забираем и как лом сдадим, — продолжил запугивать он.

— Бери, — со вздохом согласился пилот.

Он уже слышал приближающиеся шаги своего техника, и, пока смущенный тем, что все шло не по его плану, главарь банды обдумывал, что делать дальше, из темноты донеслось:

— Вечер добрый добрым людям.

Все обернулись на голос. Когда Эдик оказался рядом с костром, он внимательно осмотрел присутствующих, остановил взгляд на девушке и обратился к ней:

— Анка, тебя отец ищет. Не хочешь ремня получить, шуруй домой.

— Э, э, стой, дядя, — возмутился шантажист, который чувствовал, что теряет инициативу. — Анке двенадцать лет, а тут твой друг ее развращает. А это статья, между прочим.

Эдик внимательно посмотрел на Гену, потому на Анку и ответил:

— Ей шестнадцать, а за друга своего я ручаюсь. Или ты думаешь, я не знаю, чем ты на трассе промышляешь?

Горе-шантажист вроде как понимал, что проиграл, но ускользающая тысяча баксов, на которую легко согласился летчик, уже застила разум.

— Э, э! Так не пойдет! — и он достал нож из кармана. — Даром, что ли, мы пришли. Мы забираем самолет. Думаю, я найду покупателя за тысячу долларов.

Главарь пытался завести на разборки себя и своих подельников, но ничего не получалось. Вместо обычного страха в ответ на их угрозы они встретили полное безразличие со стороны потенциальных потерпевших.

— Анка, тебе торопиться нужно, я с твоим отцом только что разговаривал, он уже сердится, — не обращая внимания на угрожающего ножом, повторил Эдик девушке, потом повернулся к главному: — Мы на ворованном самолете летаем по всей Румынии, и нас никто не останавливает. Как думаешь почему? Я бы на твоем месте узнал, кто хозяин самолета.

— Кто? — растерялся не такой уж и грозный бандит.

— Если ты узнаешь, то придется тебя убить, — рассуждая так, Эдик достал из принесенного пакета продукты, а из-за пояса вытащил большой охотничий нож, стал им нарезать хлеб.

Парень тут же убрал свой, скромных в сравнении размеров, нож, потоптался на месте и очень вежливо спросил:

— Ну мы пойдем?

— Идите, — ответил Эдик. — Только осторожнее, здесь небезопасно.

Бандиты ретировались. Анка наконец набросила на себя жилетку и, сказав «аривидерчи», побежала догонять подельников.

— Дочь моего побратима, — пояснил техник и, глубоко вздохнув, добавил: — Работы нет у молодежи, вот и подрабатывают, разводя туристов и автомобилистов. Это он угостил, приглашал в гости, но я сказал, что самолет оставлять без присмотра не можем.

Друзья выпили по стакану вина, закусив овечьей брынзой. Вино было домашним: пахло бочкой, прохладой глубокого винного погреба и спокойствием. Гена прилег на еще теплую после дневного зноя землю и посмотрел на небо. Звезды здесь были очень большими и падали медленно.

«Надо успеть загадать желание, — подумал Гена и, заметив неспешно падающую звезду, пожелал: — Хочу туда, где пальмы и покой».