Глас Времени

Александр Малашкин, 2014

2015 год. Московский учитель отправляется в страну своей мечты – Германию, чтобы провести долгожданный отпуск. Но встреча с загадочным незнакомцем впутывает его в череду невероятных событий. Германия времен Второй мировой войны, Земля юрского периода, будущее, где технологии победили смерть – что может связывать эти эпохи? Что объединяет полковника СС, его адъютанта, современного полицейского и учителя немецкого языка? И какую роль в этой истории играют Адольф Гитлер и таинственные пришельцы, живущие льдах Антарктиды? Тех, кому суждено выполнить миссию и изменить ход истории, ведет сквозь столетия необъяснимый и судьбоносный Глас Времени…

Глава 3

1

Проводив товарища в последний путь, полицейский приходит в себя, берет инициативу и приступает к активным действиям. Они отправляются в место, где оставили «Мерседес», но автомобиля не обнаруживают. Транспортное средство, представляющее огромную техническую ценность, попадает в руки людей, для которых применяющиеся в нем разработки на сегодняшний день являются недостижимыми.

Над землями Единой Германии господствует ночь. Троица несколько раз меняет место дислокации. Опасность быть пойманными слишком высока. Им всё время кажется, что где-то поблизости гудят моторы грузовиков и кричат люди. В действительности все так и есть: за ними ведут охоту.

Без фар, по портативному прибору ночного видения, полицейский гонит «Ауди» вдоль полей, сворачивая на лесные тропы. Несколько раз машина проваливается в глубокий ручей, но ее внедорожным качествам можно позавидовать.

Гости из будущего продолжают красться, пока в приборе не истощаются батарейки. Найдя неплохую точку для укрытия — с одной стороны обрыв, а с другой — открытая, хорошо просматриваемая местность, — они, наконец, останавливаются на ночлег.

Полицейский неразговорчив. Он не расстается с дробовиком, ходит из стороны в сторону; присядет, опять встанет и молчит. Лабберт с Иосифом разжигают костерок. Они стараются брать только сухие ветки и исключают любые листья, чтобы избежать сильного дыма.

Их окутывают осенние запахи. Всепроникающим хором из травяных зарослей, треща, льются голоса сотен ночных сверчков. Иосиф про себя отмечает, что, несмотря на сентябрь, ночи на открытом пространстве вполне сносные. Где-нибудь в Подмосковье, не надев свитер, вот так не посидишь. «Человеку гораздо важнее тепло и пригодные условия, — думает он. — Эпохи и времена имеют куда меньшее значение». На горизонте висят черные облака, но над головой пока звезды. Ветер порывистый. Кажется, скоро польет дождь. Предсказать сложно: метеостанции сегодня не достаточно точные, а сами синоптики, в гражданском значении, не настолько популярны. Иосиф ощущает потаенную связь с текущим временем. Словно бы фантастическое нечто не выдергивало его из одного века и не перемещало в другой. Словно он здесь и родился.

— Ладно, допустим всё так, — говорит Иосиф, устраиваясь у огонька. — Нас закрутило во временную воронку, мы попали в прошлое. Но каким образом? Надеюсь, не станешь отрицать факт, что случилось это не спонтанно, а благодаря тебе? Ты просил найти электростанцию, пробрался, что-то там поколдовал. Я видел коробочку со странными иероглифами. Что это значит?

— «Коробочка», — улыбается Лабберт. — Не коробочка, а портативная машина времени! В теории, с ней можно попасть в любую точку пространства и времени. Прошлое или будущее, значения не имеет. Как, насколько мне известно, безразлично и место: если пожелаешь, можно появиться на планете Марс миллион лет назад. Лишь бы поблизости был источник энергии.

Иосиф потирает нос, скрывая тем самым улыбку.

— Да ну? А может ли эта штука выступать в качестве тостера? Вдруг, когда меня забросит на миллион лет назад, я захочу запечь хлеб?

— Ничего остроумнее я и не ожидал. Вы, люди, скупы на доверие. Видимо, в вашем времени, помимо демократии и мнимой свободы, преобладает ложь, обман и поедающее изнутри низменное чувство, будто вас ежесекундно намереваются одурачить. Да о чем я говорю! Демократия ведь способствует развитию всего этого. Чем дальше в будущее уходит человек, тем сильнее он забывает основные заповеди. Хотя дело даже не в заповедях. Не лгать по любому поводу — основополагающий товарищеский долг! Я не утверждаю, что сейчас у нас все чистенькие, но боже мой, какова концентрация недоверия сейчас, и какова в будущем!

— После подобной реплики было бы целесообразно ответить на вопрос: а выжило бы общество, будь оно таким, каким его представляешь ты?

— Не знаю. Нет охоты трепаться в философском ключе. На мне отложился отпечаток будущего. Я в депрессии!

Лабберт врет: он не в депрессии. Напротив, путешествие в будущее встряхнуло и оживило этого человека. Тем не менее, он всем видом показывает, что собеседник из него никудышный, и разговор лучше не продолжать. Конструировать такую линию поведения приходится неспроста: ему есть что скрывать. Но Иосиф непреклонен, он выводит оппонента на темы, которые не может проигнорировать ни один на свете ученый, будь тот из прошлого или из будущего.

— Это изобретение Третьего Рейха? — спрашивает Иосиф.

— Да, личная разработка Адольфа Гитлера. Гений, понимаешь ли, во всем гений, и в политике, и в технике… Конечно, нет! Ты и впрямь думаешь, что если люди будущего не научились создавать ничего подобного, то всемогущий Рейх способен?

— Наш век переполняет недоверие, а ваш — колкости! — говорит Иосиф. — Мы не такие разные. Черт знает ваш Рейх! Слышал, сколько гуляет легенд о том, что якобы предвоенная и военная Германия творила чудеса во всех областях науки? Самые смелые утверждают, будто бы даже ракету межпланетную создали, и на Луну полетели. Про оккультизм вообще молчу: в этой сфере сплетен гуляет гораздо больше. Ни в одной стране мира всему этому не уделяли столько внимания!

Лабберт смеется.

— Ракету? Ну да, ну да! Ха-ха… — он заходится кашлем. — Разработки ракет активно ведутся, но уверяю, о полетах на Луну пока лучше не мечтать. Им бы за облака залететь и не свалиться. Да ладно за облака — хотя бы просто взлететь без аварий. Это же хрупкая техника: малейшее отклонение — и упадет на голову. Навыдумывали, мать вашу, фантазеры! Ну и ну!

Полицейский отсиживается в отдалении, в разговор не вмешивается и делает вид, будто не слышит. «Что мне ракеты и оккультизм? — думает он. — Мне бы на Гитлера поглядеть, на парады партийные. Форму примерить эсесовскую. Войну посмотреть. Мой Афганистан, набитый Натовскими войсками и талибами, по сравнению с маневрами Вермахта будет выглядеть чрезвычайно смешно! Хотя кое-какой полученный военный опыт пригодится. — Он ловит себя на этой неожиданной мысли. — Пригодится для чего? Я же не собираюсь здесь воевать? Слава богу, нет! Или?.. Так или иначе, дома меня ждут живым»

Он старается не думать об этом. Он знаком со своим пылким характером, подчас подталкивающим на рискованные предприятия.

— Тогда давай начистоту, — звучит голос Иосифа. Слабым мерцающим светом огонек костра подсвечивает его лицо. — Если это устройство не ваших рук дело, тогда чьих?

— Не известно. Недавно вернулась Тибетская экспедиция. Они привезли в Германию множество «сувениров». Надо отдать должное, тибетцы не скупились на щедроты во имя «западной свастики». Правда, эту штуку пришлось выкрасть: монахи держали ее под сводами некоего храма и чутко охраняли. Но экспедиционная группа заинтересовалась ею больше остального и провела спецоперацию. Кстати, когда потеря была обнаружена, хранители не очень-то и расстроились. Только велели уходящей группе быть осторожнее. Якобы то, что теперь было у них, получено от злых духов. В Германии специалисты долго ломали голову: вскрыть «коробочку» не удавалось. На верхней стороне есть чувствительные кнопки, каждой из которых присвоен символ неизвестного значения. Лингвисты проштудировали древние языки, но не нашли ни малейшего сходства с каким-либо языком, встречающимся у народов Земли. Соответственно, значение кнопок установить не удалось. Неопознанную вещицу отправили в спецхран.

— Как попала к тебе?

— Проявил эрудицию, а проще говоря — украл. «Сувенир» представился мне интересным. Вещью, над которой имеет смысл поработать. Благодаря счастливой случайности, мой родственник как раз отвечает, а теперь уже отвечал за спецхран: если пропажа обнаружилась его наверняка уволили и лишили звания.

— Ну, Лабберт, ну злодей, подставил нациста-родственника! — смеется Иосиф. — Бедняга теперь, небось, без погон и петлиц шастает?

— Не смешно. Если так, он меня пристрелит как только повстречает.

— Не пристрелит! Если доложишь, что побывал в будущем, его восстановят, а тебя произведут!.. Правда не известно, в какую палату: ту, что повыше и поближе, или ту, что пониже и подальше.

— А ведь я и правда, хоть частично, но раскрыл код, — мечтательно произносит Лабберт. Они понемногу начинают привыкать к незначительным издевкам со стороны друг друга, и подобные колкости теперь не препятствуют разговору. — При расшифровке я не стал полагаться на лингвистику и прибегнул к математическим методам. Все дело в числах!

Он развязывает рюкзак и бережно достает предмет разговора. Вещь смотрится увесисто. Толстая книга — с этим можно сравнить габариты. Металл цвета бронзы при свете огня приобретает внеземную таинственность.

— Держи вот, посмотри. — Лабберт протягивает вещь Иосифу.

Ожидания относительно массы оправдываются — около трех килограмм.

— Только берись за края, — предостерегает он, — не трогай символы. Не то втянешь нас в какую-нибудь временную аномалию. Мне пока не известны все возможности прибора.

— И мы здесь, благодаря этой штуке?

— Занятно, правда?

— Очень.

Иосиф проводит ладонью по боковой стенке. Металл слегка шероховат, вдобавок на поверхности множество извивающихся бороздочек. Они неглубоки, чуть глубже миллиметра, и хаотичны в многочисленных изгибах. Если бы Иосифа спросили, что это напоминает, прежде всего, он бы провел аналогию с топографической картой очень извилистой местности. В школе, где он преподавал, часто приходилось бывать в кабинете географии, там на стене как раз и висела одна из таких карт. Многие «бороздочки» извиваются параллельно, что придает еще больше сходства с картой.

На самом деле, линии никакого отношения к топографии не имеют. Человек всегда пытается найти сходство с чем-то общеизвестным.

Точки соприкосновения пальцев с металлом начинают излучать бледно-зеленоватый, а затем и ярко-радиоактивный свет. Иосиф чувствует прилив тепла.

— Ты что-то нажал? — нервничает Лабберт.

— Что я мог нажать? — Иосиф перехватывает коробочку и берется за противоположный край. Зеленые точки теряют свет и набирают силу в новых местах контакта.

— Ничего не пойму. Поставь-ка на землю.

Иосиф ставит коробочку и демонстративно поднимает руки выше головы. Свечение прекращается.

— Я ничего не нажимал. Ты же сказал не трогать лицевую сторону, я ее и не трогал.

— Вообще-то в самом свечении нет ничего удивительного, но только вблизи источника энергии. К тому же светится не вся поверхность, куда поставишь палец, а только символы.

— Премию мне! Я открыл новые функции.

— Будем надеяться, что они не принесут нам ничего плохого. В последний раз, когда мной были открыты новые функции, я оказался в будущем… Не скажу, что это плохо, но…

Он берет предмет и, не сводя с него глаз, прячет в рюкзак.

— Жаль чемодан. Он был удобнее.

— А что случилось с тем парнем? — Иосифа захлестывает новая волна интереса.

— С его напарником? — Лабберт кивает в темноту.

Иосиф многозначительно моргает. Полицейский перестает размышлять о своем и готовится слушать.

— У него присутствовали признаки радиационного облучения. Если вспомнишь те первые лабораторные эксперименты, где ученые устанавливали свойства различных изотопных элементов, после которых кого-то раньше, кого-то позже ждала лучевая болезнь, то проведешь сравнительные параллели. Я не могу утверждать, что в конкретном случае произошло именно это. Язвы на теле вполне могли появиться вследствие чего угодно, например ожога. Теперь знаю точно: в следующий раз лучше находиться как можно ближе к устройству. Насколько я помню, тот полицейский был на несколько метров дальше. Видимо, чтобы переместить еще одного человека в другое время, не хватило мощности.

— Значит, чтобы переместить два огромных автомобиля и всё твое рюкзачное барахло, мощности хватило? — вмешивается из темноты голос полицейского.

— Сам удивлен, — говорит Лабберт. — Но я знаю немногим больше вашего.

— Сдается мне, знаешь ты как раз гораздо больше, только по каким-то причинам темнишь! Почему? Честного ответа я не жду. Но в твоих интересах мне его предоставить, иначе я сам доберусь до правды. И тогда… — Голос полицейского звучит угрожающе.

— Послушай, у тебя есть имя? Как к тебе обращаться?

— Меня зовут Лотар. Моего напарника звали Франц… если это кому-нибудь интересно.

— Имя напарника я прочел на нагрудном жетоне. Послушай, Лотар, я прекрасно понимаю твое состояние. Я сам терял друзей, терял порой нелепо, как и ты. Вот есть человек, идиотская случайность — и его нет. Но на людей я не бросался. Тебе это тоже не должно служить оправданием…

— Я и не бросаюсь, — спокойным тоном прерывает Лотар. — Просто не люблю, когда говорят неправду.

— С чего ты взял? — раздражается Лабберт.

— Я кто, по-твоему? Мальчик-несмышленыш? Если в темноте не видно моей полицейской формы, это еще ничего не значит. Включи фонарик и посмотри! И чтобы тебе было известно, полицейский в Германии — не пустой звук! Еще со времен академии мне знакомы основы человеческой психологии. Установить, врет человек или нет, я могу почти с первого взгляда. До того, как он раскроет рот, мне будут известны его намерения.

Лабберт мотает головой и кривит губы.

— Короче, у тебя есть время подумать до утра, — продолжает Лотар. — Если расскажешь все, как есть, обещаю: обижаться не стану. А сейчас я иду спать. Если заметите малейшую активность, будите. Вам тоже советую не засиживаться, нужно набраться сил перед неизвестным завтрашним днем.

Лабберт предлагает Лотару смочить горло глотком кофе. Он соглашается и уходит.

Спустя пять минут, чувствуя смертельную усталость, Иосиф тоже бредет спать. Лабберт и ему заботливо предлагает глоточек кофе. Но Иосиф отказывается. «Ну и ладно, — думает Лабберт, — ты свою дозу и так вылакал…»

2

Ночь тиха как дыхание покойника. Ветер слаб. Он едва шевелит листву на деревьях. Иосиф открывает глаза, перед ним «Ауди». Обняв оружейный ствол, прильнув к колесу, полицейский самозабвенно спит. «Странно, как я оказался на улице? — размышляет Иосиф. — Вроде уснул на заднем сидении. В чем дело? Неужели брожу во сне?»

На горизонте появляются автомобильные фары. Иосиф вслушивается. Мотора не слышно; установить, грузовик ли это, набитый штурмовиками, или обычный легковой автомобиль — невозможно. Во втором случае полицейский разделается с опасностью двумя-тремя выстрелами, в первом же, может, не разделается вовсе…

— Просыпайся! — Иосиф толкает полицейского. — Ну же! Нас обнаружили! Просыпайся!

Ответа нет. Иосиф понимает, что живому, пускай сонному, телу противоестественно быть таким мягким. Он наклоняется, чтобы подтянуть его за руку, но обмякший труп и вовсе заваливается набок.

Фары близко. Иосиф выдергивает из рук мертвеца штурмовой дробовик и пытается произвести пробный выстрел. Но спусковой механизм предательски заклинивает. Другого оружия поблизости нет. Машина останавливается. Фары бьют ослепительно. Иосиф узнает в них свой угнанный «Мерседес» и, отбрасывая негодное оружие, выдвигается навстречу. Двери распахиваются. Уверенным шагом к нему идут двое. Их плечистые фигуры частично заслоняют свет. В ослепительных лучах отчетливо вырисовываются контуры плащей.

Иосиф волнуется.

— Эй, кто вы?!

Теперь он может различить лица. Он узнает их. Это те самые, что приходили во сне! Ему страшно. Пускаясь наутек, он слышит, как подошвы нацистских сапог переходят на бег. Они догоняют. В руках Иосифа оказывается знакомая Мосинка! Он поворачивается, берет одного из них на прицел и стреляет. Враг не падает, более того, немец, как ни в чем не бывало, начинает улыбаться. Еще выстрел. Впустую. Еще. Патроны заканчиваются. Нацист достает револьвер и стреляет Иосифу в лоб. Вырвавшийся столб огня уносит в непередаваемо-горячую липкую трясину…

3

— Эй, чего скулишь?

Иосиф продирает глаза и не может понять, где он.

— Кошмар приснился? Еще бы! Этот гад напоил нас какой-то дрянью. Утром я не смог его найти. Да что с тобой? Это я, Лотар, полицейский…

Иосиф глядит стеклянными глазами; застрял где-то между реальностями. С водительского сидения Лотар пытается рукой достать Иосифа. Это едва удается. Он выходит, открывает заднюю дверцу и окатывает его минеральной водой.

— Очнись!

Иосиф трясет головой будто пес.

— У-у-у, голова моя чугунная… Значит, наш ученый сбежал? — хрипит он.

— Опоив нас каким-то дерьмом! Думал, сдохну, когда очнулся. Тебе должно быть поганее, ты хлебал эту дрянь еще возле костра. Что говорить, если меня от одного глотка так вштормило.

— Но почему?

— Кто знает. Мало того, этот гад нас еще и обобрал.

Иосиф морщит лицо и вопросительно смотрит.

— Бронежилет, дробовик, рация, — перечисляет Лотар. — Это то, что я обнаружил сходу. Список может расшириться, когда я загляну в багажник.

— Мне не хочется думать, что этот человек так поступил. — Иосиф выглядывает из машины и носом втягивает воздух серого утра. — Более того, мне нельзя так думать! Понимаешь, Лотар, я ведь и так на грани того, чтобы разочароваться в людях!

— А ты представь, что у него на то были причины. Может, полегчает.

— Нет, боюсь, этой выходкой он окончательно разрушил остатки веры в человечество. И если кризис среднего возраста у меня наступит раньше, чем положено, то только по вине этого гражданина.

Лотар протягивает бутылку с французской минералкой.

— Освежись! У тебя бред.

— Ты случайно яда сюда не подсыпал? — разглядывая жидкость через донышко, осведомляется Иосиф.

— Подсыпал. Сейчас вылью на голову, и ты облысеешь!

— Просто если и ты окажешься не тем, за кого себя выдаешь, я покончу с собой…

— Я именно тот, кем был с самого начала — полицейский, пытающийся предотвратить правонарушение! Это вы затащили меня в эту приключенческо-временную задницу. Точнее, твой неверно выбранный друг.

Иосиф выбирается из машины, потягивается и разминает косточки. Типичное осеннее утро. Что в России, что в Германии — разницы нет. С окрестных сел тянет запахом дыма — народ топит печи. «Печи, — думает Иосиф. — Интересно, крематории в концлагерях в тридцать девятом уже запустили, или уничтожение еврейского народа пока не достигло промышленных масштабов?»

— Что теперь делать? — риторически спрашивает Иосиф. — Мы одни, в чужом времени, в стране диктаторского режима, окруженные странами диктаторских режимов! На западе — клочок земли в виде пока еще не поверженной Франции, испанский генерал Франко и океан. На востоке — Сталин. На север нам не надо. Остается юг. Но и там — Муссолини! Мы, черт побери, в полном нацистско-большевистско-фашистском дерьме!

Лотар гладит небритые щеки и улыбается.

4

За спиной Иосифа раздается оглушительный взрыв. Хлопок настолько силен, что ушам становится больно.

— Беги, не останавливайся! — догоняет голос Лотара. — Это бензобак!

«Ауди» полыхает красно-желтым пламенем. Вместе с ней сгорают все занесенные сюда достижения двадцать первого века. Сгорает дорогой «айфон». С ним Иосиф до последнего не желал расставаться, но когда полицейский у него на глазах выбросил свой точно такой же — пошел на это без промедления. Горит весь оружейный арсенал, за исключением одного пистолета, который Лотар прихватывает с собой. Горят документы: визы, паспорта, авиабилеты на обратный рейс в Шереметьево. Единые денежные знаки Европы. Даже пять тысяч рублей и три сотни баксов, хранимые Иосифом во вшитом кармане, на «всякий случай». Ко всему этому, рассудительный Лотар заставляет Иосифа лишиться своих штанов. Американские джинсы появятся гораздо позже. Вместо них он выдает отличные новые брюки, которые входят в состав полицейской формы. Все, что потенциально может вызывать вопросы, безжалостно уничтожается.

Минутой ранее, слив из бака бензин, Лотар тщательно облил свой патрульный автомобиль изнутри и снаружи. Выстрел сигнального патрона заставил топливо вспыхнуть.

Они спинами чувствуют температуру пожара. Лотар не может поверить, что ему собственноручно пришлось поджечь ведомственную машину. Но её доверило государство, которому еще только суждено появиться. Это немного скрадывает нетривиальность поступка.

— У тебя при себе осталось хоть что-нибудь связанное с… будущим? — спрашивает Лотар запыхавшегося Иосифа.

— Трусы с американским флагом. Но если дело дойдет до того, что мне придется их показать, значит, все слишком плохо, и дальнейшая конспирация ни к чему.

— В таком случае все нормально! — Взгляд Лотара застывает на руке Иосифа. — Электронные часы!

— Э-э-э, — Иосиф переходит на шаг и мотает головой. — Это подарок!

— Ради него ты готов пожертвовать головой?

— Боже мой, это всего лишь часы! Кто будет к ним присматриваться?

— Чаще всего такие детали и являются причиной провалов у разведчиков.

— Излишняя суетливость, кстати, тоже.

Через несколько сот метров ходьбы, Иосиф молча снимает часы и бросает в ближайший овраг.

Они бредут по проселочной пыльной дороге. Хмурое утро сменяет хмурый день. На их счастье, небеса терпеливы и всего лишь грозятся пролиться дождем.

Сон обоим пошел на пользу. Только Иосиф чувствует дискомфорт от того, что нет возможности умыться и почистить зубы. Лотар — солдат, и более приспособлен к нестандартным ситуациям. При необходимости он не побрезгует умыться и в придорожной луже.

— Нам нужно скорее убираться как можно дальше, — говорит Лотар. — Придется некоторое время пробираться по пересеченной местности и ночевать под открытым небом.

— Если пойдем в одном направлении, вскоре уткнемся в дорогу. Почему бы просто не сесть в автобус?

— Грубая ошибка беглеца! Если бы я вчера не вальнул троих гестаповцев, мы бы так и сделали. Когда случается убийство, что в первую очередь делает преступник после того, как спрячет улики?

— Что за глупый вопрос? Конечно, прячется сам.

— Ищет возможность покинуть место вероятного поиска, используя транспортные ресурсы: автобусы, автомобили, прочую технику. Если это происходит в пределах крупного населенного пункта с трудноотслеживаемыми транспортными потоками, он теряется. В нашем случае мы далеко от крупного населенного пункта, транспорт отлично прослеживается — в каждый автобус можно подсадить сотрудника, останавливать каждый автомобиль, повозку… Мы, тем самым, загоним себя в ловушку.

— Думаешь? Что ж, тебе лучше знать. Я всего лишь школьный учитель.

— Я как раз хотел узнать, кто ты такой. Где преподавал?

— В столице.

— В Берлине?

— В Москве, — косится Иосиф.

— Ты что, из России?

Иосиф одаривает собеседника повторным косым взглядом.

— Все это время я считал тебя немцем. Вот черт! Теперь пройдет много времени, прежде чем выветрится первоначальная ассоциация. Этот твой «Мерседес», твой вид и отличный немецкий. Выходит, ты учитель немецкого?

— Теперь я и сам не знаю, кто я такой, — произносит Иосиф. — Накануне я понял, что моя жизнь была скучна, как постное масло. Если я когда-нибудь вернусь к прежней жизни, с большой долей вероятности не смогу быть тем, кем был.

— Может, это к лучшему? Вернешься домой, переквалифицируешься, ударишься в науку, будешь писать работы, объясняющие временные перемещения. Только не вздумай никому рассказывать, что тебя на это сподвигло, не то сочтут… сам знаешь, кем.

— Думаешь, мы вообще сможем вернуться?

— Конечно! Разыщем того типа в шляпе, который нас сюда забросил, и заставим вернуть нас в будущее. А если вздумает сопротивляться, я быстро вышибу дурь и вселю мотивацию. Вот и все. Двадцатый век, Третий Рейх, Вторая Мировая — это все жутко и чертовски небезопасно. Хотя дело даже не в этом. Просто мне нужно домой, у меня жена и маленький сын.

— Мои причины хоть и не настолько веские, но я тебя поддерживаю. Я, как и ты, не намерен здесь задерживаться. Я всегда любил историю и с интересом относился к событиям прошлого, но жить в одном из нестабильных времен не желаю.

— Значит, сейчас наша задача — изловить этого придурка Лабберта.

5

Бывших солдат не бывает. Органы чувств Лотара напряжены до предела. К нему возвращаются боевые навыки. Армия и год в Афганистане не прошли даром. Хорошо испытывать чувство свободы в тактических действиях. На войне, если боец не успел забраться по офицерской лестнице, им постоянно командуют. Здесь этого не предвидится, но возрастает и ответственность. Он чувствует, что с Иосифом будут проблемы «Учитель… — думает он. — По-видимому, даже в армии не служил. Жалкое будет зрелище, когда наступит критическая ситуация. Видел таких, знаю…»

— Ложись! — Он сбивает Иосифа с ног.

— Эй! — возмущается тот. Лотар запускает пальцы в волосы Иосифа и крепко прижимает голову к земле.

— На десять часов — грузовик!

Иосиф не сразу понимает, о чем идет речь.

— Лежи, не двигайся. — Он кладет перед собой пистолет и вынимает магазин. Рука тянется в карман, где лежит коробочка с патронами.

— Тебе это зачем? — шепчет Иосиф, глядя на то, как он вынимает одни патроны и на их место вставляет другие.

— Хочу зарядить несколько экспансивных пуль. И плевал я на Женевскую конвенцию, когда здесь такое творится.

Иосиф приподнимает взгляд, просматривая местность. В трехстах метрах отсюда, вдоль леса медленно катит открытый грузовик. В кузове никого нет — люди в коричневой форме выгрузились заранее и, рассредоточившись, идут вслед.

— Похоже, у них собаки! — говорит Иосиф.

— Так и есть. Они нас заметили. Сейчас осуществляют ложный маневр: хотят обойти с правого фланга. Тактически это верно: слева поле, открытые спины: если вздумаем бежать, настигнуть нас труда не составит.

— Что же делать? Их там, по меньшей мере, человек пятнадцать, плюс псины.

— Займем оборонительную позицию прямо тут. Твоя задача — отползти назад и спрятаться позади меня.

— Зачем мы только шли по этому полю? Можно же было держаться деревьев, — негодует Иосиф, неумело переползая на брюхе.

— Тактически было необходимо видеть вокруг как можно больше открытого пространства. Это страховало нас от внезапного нападения и ближнего боя, в котором я с одним пистолетом преимуществ иметь не буду.

Иосиф хочет задать очередной вопрос, но Лотар велит замолчать.

Как он и говорил, группа штурмовиков, дойдя до определенной точки, быстро приближается. Лотар выставляет прицел на максимальную дистанцию и, размяв кистевые суставы, вытягивает руки. Рукоятка твердо упирается в почву. Лотар прекрасно знает: вести перестрелку с одного пистолета против десятка винтовок — занятие очень рисковое. Но в себе он уверен.

Штурмовики чуют неладное и останавливаются. Собаки на поводках с лаем рвутся вперед, но их резко одергивают. Двое с винтовками лезут в кузов. Таким образом, они оказываются в более выгодной позиции. Лотар не в восторге. Стрелять он пока не может: прицельная дальность «Вальтера» не более ста метров. Не теряя цель, он перекатывается в надежде найти подходящую позицию. Иосиф, пыхтя, повторяет движения.

Из грузовика раздаются первые выстрелы. Пули свистят над головами.

— Почему не стреляешь? — спрашивает Иосиф.

— Заткнись! Не мешай! Еще не время.

— «Не время», — бормочет Иосиф. — Хорошо, пускай нас первыми продырявят.

Несколько пуль ложатся в считаных сантиметрах от руки Лотара. До Иосифа долетают взрытые кусочки земли, попадая в рот. «Почему Немезида судьбы подчас так жестоко карает за безобидные желания? — размышляет он. — Почему неверно истолковывает? Желая ощутить вкус немецкой земли, я не имел в виду буквально ее жрать!»

— Руки из задницы! — кричит Лотар через поле. В ответ раздаются очередные выстрелы. На этот раз траектория пуль проходит чуть дальше.

К Иосифу подступает дрожь. Сердце превращается в барабан. Он впервые на линии огня. Если не учитывать Лабберта с пистолетом, наставленным еще в «Мерседесе», до этого ему даже не угрожали. Лотар спиной чувствует страх нового напарника.

— Успокойся. Это какие-то новобранцы, оружие толком держать не умеют.

— Вой-н-на… началась! Сол-д-да-ты мобилизованы н-н-на фронт, — стучит челюстями Иосиф.

— Брат, да тебе совсем плохо! Держись, сейчас я начну прицельную стрельбу.

Первые три выстрела Лотар производит один за другим. На той стороне падают сразу двое. Иосиф утыкает нос в землю и закрывает голову руками. Сопротивление противника нарастает. Шлепки врезающихся в землю пуль слышатся со всех сторон. Когда у человека закрыты глаза, он гораздо острее начинает чувствовать окружающее пространство. Мозг обрабатывает звуковые волны в несколько раз быстрее. Почти всегда это идет на пользу. Это задумано природой как спасательный механизм. В темноте, или при отсутствии зрения, человек может смело полагаться на внутренние ощущения. Но когда он не в состоянии ни на что повлиять… от этого делается только хуже. Страх переходит границы. Когда чувствуешь каждую пулю и ничего не можешь поделать — это сводит с ума.

Иосиф в отчаянии мысленно пытается заставить себя превратиться в желе. В мягкую бесформенную субстанцию, чтобы растечься по плоскости и ускользнуть от опасности. На секунду ему думается, будто это удалось, но очередной залп возвращает к реальности.

Все прекращается очень быстро, несмотря на то, что внутренние часы Иосифа отбивают свой, продолжительный ритм. Для него проходит чуть ли не час.

— Полежи-ка пока здесь, — говорит Лотар. Его спокойствие можно расценить как вызов, но это не так. Просто он снова стал солдатом. Снова стал убивать.

Иосиф поднимает глаза и пытается задать вопрос. Но слова вылетают не те. Еще и ломаются на середине. Он понимает, что не может членораздельно произнести даже несколько фраз и замолкает.

— Они побросали винтовки и подняли руки, — заявляет Лотар. — Четверых я все же уложил. Пойду, надеру зад остальным. — Он перезаряжает патроны и, по-полицейски взяв на мушку, на полусогнутых отправляется к оставшимся.

— Ост-т-торожней! — трещит Иосиф.

6

Отряд из пятнадцати человек деморализован. Как выясняется, оружие было только у половины. Четверым из них Лотар подарил по пуле. Двое валяются прямо здесь, на земле, в кругу ошеломленных товарищей, еще двое в кузове. Оценив феноменальную меткость Лотара, никто из оставшихся бойцов не решился подобрать винтовку и продолжать борьбу. Овчаркам отдана команда «тихо». Теперь они спокойно сидят и, высунув языки, внимательно наблюдают за происходящим.

— Кто пошевелится — присоединится! — Лотар указывает в сторону тел. Одному парню экспансивной пулей разорвало череп. Жуткое зрелище.

— Кто вы такие? — спрашивает старший штурмовик. При этом его округлое лицо, на котором вполне уместно смотрится картофельный нос, выражает неподдельный страх.

Лотар резко наводит на него пистолет.

— Отлично, ты мне и нужен! Гадина коричневая!

— Не смейте разговаривать в таком тоне! — возмущается младший штурмовик.

— Заткнись, сопляк, — брезгливо бросает Лотар. — А ты, командир, прикажи сосункам поискать веревку!

Картофельный нос вздрагивает.

— Фридрих, Юрген, тащите веревку!

Те смотрят на своего командира горячими молодыми глазами. Они не согласны с тем, что их командиру приказывают, и пытаются как можно безобиднее протестовать.

— У нас же нет веревки, — тонкий мальчишеский голосок до смешного наивен. — А если мы отвяжем собак, господин стрелок будет не рад.

Картофельный нос морщится. Из-под коричневой кепки струится пот.

— Делай, что говорят! — рявкает он. — В кузове есть трос.

Лотар непроизвольно улыбается. «Судя по всему, передо мной типичный прусский унтер, заставший фронта Первой Мировой»

— Командовать ты умеешь, молодец. Теперь собери в одну кучу оружие и потрудись разрядить.

— Я?

— Ты! И без глупостей.

— И кто свалил такое проклятье на наши головы? — бормочет он и поднимет несколько винтовок.

— Кто?! Возможно, ты его даже знаешь! — отвечает Лотар.

Штурмовик бросает непонимающий взгляд.

— Тоже нацист. Возможно, крупная шишка, пьет чай вместе с Гитлером в Бергхофе.

— Я не верю! — измокая от пота, возмущается толстяк. — Что это значит? Какое отношение вы имеете к фюреру? — Роттенфюрера начинает грызть червь сомнения. «А не сглупил ли я, гоняясь за этими людьми? — думает он. — Может быть, это какие-нибудь разведчики, например, из Абвера? Может, перед нами «свои»? Но тогда сглупило и все наше руководство: ведь на поиски был брошен не только наш отряд. Ох, господи…»

— Чего задумался? — подгоняет Лотар. — Слишком много пищи для размышлений? Тогда радуйся: больше я тебе ничего не скажу.

7

Лотар на ходу разворачивает карту, которую забрал у штурмовиков. Иосиф устало бредет сзади, мысленно проклиная весь белый свет. Штурмовики были связаны и посажены в кузов грузовика. Топливный бак продырявлен. Собак напоили водой и привязали к бортам. У всех у них впереди целый день. Не вернувшийся с поисков отряд обнаружат только поздно вечером.

Используя навыки ведения допроса, Лотару удалось ухватиться за интересную информацию. Роттенфюрер признался, что за полчаса до их отбытия на поиски преступников, в Ландсхут прибыла машина с государственными номерами. Машина была из Мюнхена. Водитель прибыл один, плохо ориентировался в городских улицах и несколько раз осведомлялся, как проехать к зданию городской администрации. В следующий раз грузовик штурмовиков пересекся с партийным «Мерседесом» уже на выезде. На этот раз в машине сидел пассажир. Роттенфюрер с картофельным носом готов был поклясться, что на нем была эсэсовская форма, вроде бы даже с петлицами штандартенфюрера. Конечно, явление не феноменальное, но не каждый день в этот маленький городок, ни с того, ни с сего, приезжают за полковниками.

— Ты действительно думаешь, что это был Лабберт? — спрашивает Иосиф.

— Скорее, чутье подсказывает. Слишком много совпадений. Водитель из Мюнхена, не знающий, куда ехать за своим шефом — выходит, он его сюда не привозил. Высший эсэсовский чин спустя двадцать минут… До службы в Афганистане я хотел стать криминалистом.

Иосиф смотрит Лотару в спину. «Этот чудик побывал в Афганистане?»

–…Неспроста все это, неспроста.