Путь императора

Александр Мазин

Его ждет великая судьба. Он рожден, чтобы побеждать и властвовать. Но он – всего лишь пешка в руках тех, кто управляет Миром Четырех Империй. И есть только один способ избавиться от произвола тех, кто правит – занять трон самому.

Часть вторая

Разбойник

Он сотню ворогов сгубил,

Отважный Шир-Танах.

И сотню девственниц. Он жил,

Как бог: сражался,

пел, любил…

А нам плевать, каким он был!

Теперь он просто прах.

Надпись на придорожном камне

1

Сотник Баррар, начальник пограничной стражи крепости Стур-а-Карн, внимательно, с ног до головы, оглядел вновь прибывшего и позавидовал его стати: совсем сопляк, а мускулы — как у победителя Игр.

«Если этот парень захочет завербоваться в императорские наемники, — подумал он, — проблем у него не будет».

Возможно, то же мнение сложилось у десятника, который встретил Фаргала у ворот крепости. Эгерини он показался чем-то схожим с другим десятником, угощавшим юношу форелью на противоположном берегу.

— Есть что на продажу? — спросил карнагриец.

Фаргал покачал головой.

— Тогда пошли.

Десятник отвел эгерини в душную комнатенку.

Фаргал увидел обширный стол, за которым обосновался тщедушный телом, но важного вида писец.

Над лысой головой писца вяло свисал прикрепленный к стене желтый флажок с именем Императора.

— Коня нет, товаров нет, один человек, мужчина, свободный, — сказал десятник.

— Один человек, пеший, мужчина — три медяка, — не поднимая головы произнес писец и достал лист бумаги с уже оттиснутой печатью.

Фаргал полез за кошельком, задел ножны меча. Металл звякнул о дерево. Писец поднял голову — он оказался намного моложе, чем предполагал Фаргал, — и посмотрел на ограненный берилл, украшающий эфес меча юноши.

— Не положено. — Кривоватый палец писца указал на дар Таймат.

— Я — жрец, — с достоинством произнес Фаргал и потянулся за медальоном богини.

— Не положено, — равнодушно сказал писец. — Правом ношения оружия на землях Величайшего Владыки, Императора, Царя царей Аккарафа — да продлятся его годы! — пользуются только карниты благородного происхождения, воины Царя царей, воины Владык земель, стражники городских советов и послы дружественных государей, равно как и сопутствующие им воины, числом не более тридцати трех. Ты — посол?

— Я — жрец Таймат, — стараясь сохранить спокойствие, возразил Фаргал. — И мой меч — дар богини. Закон…

— Ты на Земле Карнагрии, — перебил писец. — Положи меч сюда, — он похлопал по столу. — Он, согласно закону, будет передан Владыке Земли Карн-Апаласар. Учитывая, что ты молод и первый раз преступил закон, я ограничусь штрафом в две серебряные монеты.

Сотник, спустившийся вниз, заглянул в комнатушку чиновника.

«У парня — неприятности», — подумал он.

На то, что Фаргал вооружен, ни он, ни десятник не обратили внимания. Здесь, на границе, к законам об оружии относились не так строго. Да и закон достаточно гибок — за те же две серебряные монеты этот лысый гриф нашел бы лазейку, чтоб составить разрешение. Блохе понятно, чиновнику приглянулся сам меч. Наверняка рассчитывает получить за него куш от Владыки Аракдени.

Сотник вошел в комнату.

— Я могу купить у тебя оружие, — сказал он.

Сделал он это предложение из симпатии к парню, но, взглянув на меч, решил, что приобретение будет выгодное.

— Ты не можешь купить у него меч! — взвизгнул чиновник.

Сотник усмехнулся:

— Налог на товар, привезенный с целью продажи в Пограничье, я заплачу сам!

Это был ловкий ход. Теперь даже оштрафовать Фаргала чиновник не мог. Конечно, десятник сказал: «Товаров нет», но неужели солдат не поддержит своего начальника?

Фаргал не понял, что ему хотят помочь, и вскипел.

— Ты не получишь меча, пес! — зарычал он, обнажив клинок и разворачиваясь к сотнику.

От мысли, что у него собираются отнять дар Таймат, юноша потерял голову.

И немедленно поплатился.

Десятник, оказавшийся у эгерини за спиной, быстро и расчетливо ударил юношу по затылку рукоятью кинжала. Фаргал рухнул на пол.

Сотник Баррар поднял выпавший из руки юноши меч, взглянул на него с сожалением и положил на стол.

Чиновник, который даже глазом не моргнул, так как был абсолютно уверен, что воины уложат юнца, придвинул оружие к себе.

— В цепи его, — распорядился он. — Я думаю, этот эгерини — шпион.

«Он просто глупый мальчишка», — подумал сотник.

Но не стал возражать. Он больше не симпатизировал нахальному чужеземцу.

— В цепи его — и в тюрьму, — приказал он.

«Посидит недельку в застенке — поймет, что почем, — решил сотник. — А потом без шума отправим его домой. Тем более — жрец».

В Карнагрии Таймат не особенно чтили, но богиня есть богиня. Осерчает — беды не миновать.

Но намерения Баррара не осуществились. На следующее утро прискакал гонец из Нурты. Привез приказ самого Владыки Аракдени: доставить эгеринского шпиона в столицу Земли Карн-Апаласар.

Закованного в трехпудовые кандалы, голодного и злого Фаргала вывели из застенка, бросили на повозку и вывезли из крепости. Золотой Лев на флаге весело скалился вслед.

2

Врезанная в стену крепости камера, в которой эгерини провел прошлую ночь, показалась бы дворцом в сравнении с тем местом, куда его бросили по приказу Владыки Аракдени.

Огромная выгребная яма. Вонь, жижа, хлюпающая под ногами, рои кусачих мух и ползучей отвратительной мерзости. Вдобавок жара: полуденное солнце било сверху, сквозь железную решетку.

Фаргал задохнулся от смрада, ослеп от роящихся, лезущих в глаза насекомых. Тяжеленные цепи оттягивали руки, но хуже цепей угнетало унижение. Ни разу в жизни Фаргал не подвергался подобному.

Его привезли на телеге, как свинью, которую собирались зарезать. Четверо солдат очень быстро показали юноше, что безоружный, в цепях, он, несмотря на всю свою силу, совершенно беспомощен. При малейшей попытке сопротивления Фаргал оказывался на земле и получал увесистый удар древком копья. На боль ему было наплевать, но ворочаться в грязи, словно перевернутая на спину черепаха…

Пока Фаргала везли через город к крепостной стене, окружавшей дворец Владыки, он изнывал от бессильной ярости. Сотни людей глазели на его унижение. А ведь вместе с Фаргалом унижали и богиню. Юноше было так стыдно, что он не смел даже молить Таймат о помощи. Голый (одежду, деньги, талисман жреца забрали еще вчера, когда он валялся без сознания), грязный, искусанный москитами и вшами, гнездившимися в соломенной подстилке камеры, Фаргал перестал быть самим собой.

Однако все еще не понимал, что в любое мгновение может потерять не только достоинство, но и жизнь.

— Эй, — окликнул Фаргала хрипловатый голос. — Иди сюда, брат!

Юноша повернул голову. В углу ямы, в тени, он разглядел двух голых людей. Один лежал, второй сидел, опершись спиной на глиняную стену.

С трудом волоча обремененные двойной цепью ноги, Фаргал подошел и опустился рядом с позвавшим. Здесь было сухо и мух вроде бы поменьше.

Тот, кто окликнул Фаргала, был едва ли старше, чем эгерини. Худощавый, чтоб не сказать — тощий, с подвижным лицом и мелкими ровными зубами. Глаза парня Фаргалу толком не удалось разглядеть — один из них заплыл, а второй все время щурился.

Третий обитатель тюремной ямы вообще глаз не открывал, лежал на спине, натужно и часто дыша. По запекшимся губам ползали мухи. Цепей не было ни на первом, ни на втором.

— За что здесь? — спросил тот, что сидел.

Фаргал не ответил. Собственно, ему и сказать было нечего.

— Меня кличут Мормад, — сказал парнишка. — А тебя?

Фаргал опять промолчал.

Назвать в этом отвратительном месте свое настоящее имя — все равно что замарать его в вонючей жиже.

— А ты не болтун, — усмехнулся парень. — Не хочешь говорить — дело твое. Думаешь, я стукач? Недавно в Нурте, да? Тебе, часом, язык не вырвали?

— Нет.

— Да, брат, вижу, ты в Нурте новичок. Меня здесь каждый бродяга знает. И знает, что мое слово, как твое железо. — Он кивнул на кандалы. — Да, здорово тебя почтили. Но ты и сам здоровый! Не против, если я тебя буду звать… ну хотя бы Большой Нож?

— Зови, — согласился Фаргал. — А что с ним? — спросил эгерини, кивнув на лежащего.

— Нутро ему отбили, — пояснил Мормад. — Перестарались, шелудивые ублюдки. Теперь он долго не протянет. И хрен что скажет! — Парнишка засмеялся.

Фаргал посмотрел на растрескавшиеся губы умирающего и непроизвольно облизнул собственные губы.

— Пить хочешь? — спросил Мормад. — Терпи. Еще не скоро. На закате к нам спустят воду. И нашу вонючую жратву. Ни одна уважающая себя крыса не стала бы сосать это жидкое баранье дерьмо.

Фаргал слушал вполуха, он разглядывал свои кандалы, массивные цепи в локоть длиной, прикованные к широким браслетам, уже натершим эгерини лодыжки и запястья. К каждому браслету приделано кольцо для веревки или цепи. Не будь кандалы такими короткими, Фаргал, несмотря на их вес, рискнул бы сразиться с парой вооруженных воинов. Цепь — тоже оружие. Вот если бы как-то освободить ноги…

— Да, — сказал Мормад. — В этих штуковинах не попляшешь. Но и без них здесь особо не на что рассчитывать. Решетка, — он показал наверх, — весит как три тебя. И стража. Нет, придется мне ждать, пока меня продадут. Ну, недолго осталось.

— Ты раб? — удивился Фаргал.

Парнишка болтал слишком развязно для раба.

— Пока нет, но скоро буду. Видишь ли, Большой Нож, я тут взял без спросу одну вещь… Вообще-то по закону мне должны руку отрубить, — он пошевелил пальцами, — но наш Владыка Аракдени, да пошлет ему Ашшур огненного червя в кишки, никогда не упустит своего. Зачем ему моя рука, если можно получить пару золотых за все целиком! — Мормад засмеялся. — И я тоже не в обиде. Рабы, они, знаешь, сбегают иногда. А до гор тут миль тридцать, просто рукой подать.

* * *

Владыка Аракдени скептически оглядел арестованного эгерини:

— Говоришь, шпион? Хм…

— Я уверен в этом, мой господин!

Тот самый чиновник, по требованию которого арестовали Фаргала, преданно взирал на повелителя Земли Карн-Апаласар.

Оба они, и благородный Владыка, дальний родственник самого Царя царей Аккарафа, и мелкий чиновник, понимали, что к чему.

— Мой царственный брат весьма недоволен жалобами, которыми вечно надоедают ему эти дерзкие эгерини, — сказал Владыка. — Изобличив шпиона, подосланного, несомненно, с гнусными целями, мы заткнем им пасти. Но одной нашей уверенности мало, нужны доказательства.

— Мой господин, как всегда, прав, — поддакнул чиновник, блестящая карьера которого зависела теперь от успеха его выдумки. — Доказательства будут.

И посмотрел на палача.

Фаргал и его сосед по тюремной яме, прикованные к стене, уже поняли — ничего хорошего их не ждет.

— Так ты, оказывается, эгерини, да еще шпион, — со смешком произнес Мормад. — Кто бы мог подумать!

— Молчать, сын шлюхи! — прошипел охранявший их солдат. — Шкуру спущу!

— Надеешься сделать это ловчее, чем он, медная голова? — Мормад кивнул на палача.

Полчаса назад их выволокли из ямы, надели железные ошейники и, облив водой, чтобы вонь не оскорбляла благородный нос Владыки, привели на этот двор. Будущее представлялось Фаргалу достаточно мрачным, но он не терял надежды, что богиня сумеет ему помочь.

— Я полагаю, — произнес чиновник, подобострастно глядя на Владыку, — этот мерзкий шпион был послан для того, чтобы посягнуть на твою священную жизнь, господин! И совершить это мерзостное преступление он намеревался тем самым мечом, который я отнял у него, не иначе как по промыслу самого Ашшура.

— Так, так, — благосклонно кивнул Владыка, разглядывая перстень на указательном пальце, — и мой маг признал: на этом оружии черное колдовство.

Безусловно, они уже обсудили это наедине. Теперь же повторяли игру, может быть, для солдат, может — по укоренившейся привычке лицемерить.

— Еще я полагаю, мой благородный господин, у шпиона должен быть сообщник, — продолжал отличившийся чиновник. — И сообщник этот сейчас перед нами, вор и негодяй, как и следует ожидать от пособника эгерини!

— Кажется, мы влипли, Большой Нож, — прошептал Мормад. — Боюсь, что очень скоро наши внутренности достанутся городским псам.

— Я уверен, — чиновник посмотрел на Аракдени, стараясь уловить настроение Владыки, — презренные немедленно признаются в преступлении, чтобы не утруждать твою сиятельную особу пустым упрямством!

— Да, да, — произнес Владыка. — Я тоже в этом уверен.

Эгерини пожалел, что его руки скованы. Иначе он мигом свернул бы шею и сморчку-писарю, и нарумяненному Владыке.

— Ну так как? — процедил Аракдени.

Прикованные молчали.

Палач, пузатый, до глаз заросший бородой, демонстративно раскладывал около жаровни инструменты.

— Значит, упорствуем, — брезгливо процедил Владыка. — Ну давай, начинай, — бросил он палачу. И рабу, который стоял над Аракдени, с опахалом: — Работай, свиное отродье, тоже кнута захотел?

Маленькие глазки чиновника блестели от возбуждения.

— С кого начинать-то, господин? — буркнул палач, пробуя жесткий четырехгранный кнут.

— С пособника. — Аракдени откинулся в кресле и прикрыл глаза.

Зрелище пытки уже давно не развлекало Владыку. А вот его новоявленному приближенному оно было в новинку. Тот подался вперед, гусем вытянув шею.

Палач ударил небрежно, даже не потрудившись повернуться к прикованному заключенному. Кожа на боку Мормада лопнула, выбрызнув алые яркие капли. Мормад дернулся, но сумел сдержать вскрик.

— Пес! — прорычал Фаргал. — Меня ударь!

— Спокойней, Большой Нож! — проговорил нурташец. — Они щедрые, нам обоим хватит, не торопись!

И выдохнул сквозь стиснутые зубы: новый удар пришелся в лицо. Еще один хлест по животу, затем — по ногам. От каждого удара тело Мормада вздрагивало, а пот струился сильнее.

— Я убью тебя! — пообещал Фаргал палачу.

Звук рвущего тело кнута приводил эгерини в бешенство.

— Не сердись на него, Большой Нож, он просто… ас-с-с, — новый удар заставил Мормада содрогнуться, — он просто делает свою работу. Как повар людоеда.

Конец ознакомительного фрагмента.