Земля предков

Александр Мазин, 2016

Девятый век. Ладожское княжество. До Древней Руси еще сотня лет, однако она уже начинается. И начинается именно здесь, в Ладожском княжестве, куда после трех с лишним лет странствий и битв возвращается родившийся в двадцатом веке и нашедший себя в девятом Ульф Свити, Белый Волк, пришелец из будущего. Он воевал во Франции и в Англии вместе с легендарным Рагнаром Лотброком и его сыновьями. Он побеждал, проигрывал, терял. И вновь возвращал утраченное. У него новое прозвище и старые друзья, готовые умереть за него так же, как и он – за них. Вместе с ними Ульф пришел сюда, в Ладогу, чтобы отыскать своего пропавшего конунга, в гибель которого так и не поверил. Пришел и тотчас оказался в самом центре схватки за право владеть землей своих предков.

Глава 6

Княжья пирушка

Хоромы Хрёрека-конунга, вернее князя Рюрика, выглядели не столь солидно, как расположившийся прямо над пристанью теремок князя Гостомысла.

И размер поскромнее, и оградка пожиже. А вот внутри, склонен думать, у Рюрика было покруче. Вряд ли стены Гостомыслова кремля украшали французские гобелены и заимствованные в Луне золотые статуэтки. Разве что сам Хрёрек ему и подарил.

Увидев конунга, нет, теперь уже князя, надо привыкать, я сразу понял, почему Харра сказал: «поправляется».

Понял, когда Хрёрек поднялся и пошел нам навстречу. Двигался он как-то скованно. Нет, не горбился и не хромал, но как будто заново учился управлять своим телом. Мне это состояние знакомо: я сам уже дважды, считай, заново учился пользоваться правой рукой.

А еще он сбрил бороду. Теперь его украшали только длинные усы. На варяжский манер.

— Рад видеть тебя, Медвежонок! И тебя, Ульф Черноголовый!

— Свити, — поправил его мой побратим. — Теперь его зовут Ульф Свити!

— Белый Волк? Звучит неплохо.

Он обнял нас: сначала Свартхёвди, потом — меня. Кое-какая сила у него в руках была, что радовало. Для меня Хрёрек был эталоном воина и вождя. Видеть его инвалидом было бы чертовски обидно.

— Нашли, значит!

— Он нашел, — ткнул в меня пальцем Медвежонок. — Я, клянусь бородой Тора, даже и не думал, что этот мелкий хёвдинг приведет меня к тебе. До сего времени молчал! Вздуть бы его, да нельзя: старший брат.

Хрёрек расхохотался.

— Ты меня звал в гости, я пришел… И врать не буду: рад видеть тебя живым и здоровым! — Улыбка так и не сходила с моего лица. Когда-то Хрёрек был для меня недосягаем, как небожитель. Сейчас…

Может, как старший брат. Что-то очень теплое. Совсем не то, что — с Рагнаром и сыновьями.

Тут я вспомнил, но спросить не успел.

— Что я жив, за то богов надо благодарить и вот их, — кивок в сторону Харры. — На руках меня несли. Ульфхам грудью закрыл, когда щит разбили…

— Он выжил, Ульфхам, — сказал я. — Мы заглядывали к бонду, который его выхаживал. Его дочь до сих пор по Ульфхаму сохнет. И папаша не против. Небедный, кстати, папаша.

— Еще бы ему быть бедным! Столько за меня взял, что на дюжину хватило бы! — В дверях стоял Ульфхам Треска собственной персоной.

Обнялись.

— Мне говорили, ты приходил к нашим в Хедебю, — сказал Ульфхам. — Но Хедин Морж сказал: тебе нельзя верить.

— Почему это? — возмутился я.

— Ты пришел на корабле Мурхи Лиса, а о нем известно, что он — человек Ивара, — рассудительно произнес Ульфхам. — И о тебе говорили то же. Как можно доверять тому, что служит Рагнарсонам?

— А сейчас мне, значит, доверять можно? — произнес я с вызовом. Не то чтобы я не понимал логику Трески… Но она мне не нравилась.

— Ты пришел, а драккаров Сигурда Змееглазого я что-то не вижу.

— Ну, один из его драккаров ты точно мог видеть, — бросил я камешек наугад.

Хрёрек и Ульфхам переглянулись.

— Сигурд знает? — спросил конунг.

Я мотнул головой:

— Ему сказали, что это кто-то из Асов позаимствовал его драккар.

— И он поверил?!

— Настолько, что даже лишил жрецов Оденсе ежегодного пожертвования.

Ульфам и его конунг развеселились. Треска прикрыл глаз ладонью и произнес инфернальным голосом, обращаясь к Медвежонку:

— Сколько ты убил во славу мою, берсерк?

— Ты пошути — и еще одним шутником в Валхалле станет больше! — пообещал Свартхёвди.

— Не хочу тебе лгать, князь, — сказал я по-словенски, — но Ивару Бескостному я должен. Он здорово помог мне, когда возникла нужда. Я поклялся, что приду по его зову и встану под его знамя против любого врага, если это будет не мой родич или не тот, кому я поклялся в верности.

— Тогда почему ты здесь? — куда менее радушно, чем раньше, произнес Хрёрек.

— Я искал тебя. Хотел убедиться, что ты жив, и не нужна ли тебе моя помощь, — ответил я. — И, не знаю, помнишь ты или нет, но я когда-то клялся тебе в верности.

— Я помню, — сказал конунг. — Но время идет, и клятвы забываются.

— Не мной, — возразил я. — Я здесь, и ты можешь на меня рассчитывать.

— А что же Ивар Рагнарсон?

— Пока он меня не звал. И ты должен понимать: я не так силен, как ты, чтобы ссориться с сыновьями Рагнара. Кроме того, моя жена и моя новая родня живут на Сёлунде.

— Я понимаю, хёвдинг, — по-скандинавски ответил Хрёрек. — Но всё же не понимаю, почему ты здесь? Ты приехал торговать? Или служить мне?

— Если примешь, — ответил я, — мы — твои. Но пока моя и его родня, — кивок на Медвежонка, — живут на Сёлунде, — против Рагнарсонов мы не пойдем. Ты должен это знать.

— А если Рагнарсоны придут сюда, что ты сделаешь?

— Я не стану сражаться, — ответил я честно. — Ни с ними, ни с тобой. Берешь ли ты меня, князь Рюрик, на этих условиях обратно в свой хирд? — спросил я, покосившись на Медвежонка. Как только мы перешли на его родной язык, он перестал трепаться с Треской и слушал очень внимательно.

— Беру, — не задумываясь, ответил Хрёрек. — Возможно, вскоре я сумею предложить тебе что-то лучшее, чем твоя земля на Сёлунде.

— У него прекрасная земля! — вмешался Медвежонок. — И у меня — тоже. Вряд ли здесь, в Гардарике, найдется что-то получше. Но раз мой брат решил пожить здесь, я тоже к нему присоединюсь. До конца лета уж точно! Думаю, таким, как мы, здесь найдется, чем поживиться!

— Грабить нельзя! — мгновенно отреагировал Хрёрек. — Купцов обдирать — тоже. Всё, что идет по Ольховой в Нево и дальше, в море — под моей защитой! А то знаю я вас!

— Одного купчишку они уже выпотрошили, — наябедничал Стрекоза.

— Вот как? — нахмурился конунг. — Кого?

— Виитмаса Щеку. А еще он едва не отправил в Ирий маленького Бобрёнка.

— Бобрёнка? — еще больше нахмурился Хрёрек. — Его-то за что?

— Хотел их с Медвежонком в поруб посадить.

— Вот дурень! — в сердцах ругнулся конунг. — Крови не было?

— Я поспел вовремя, — заверил Харра. — Развел.

— Всё равно тесть будет недоволен, — пробормотал Хрёрек. И нам: — Рассказывайте, как было дело?

— Что? — возмутился Медвежонок. — Вот так, всухую? Мы только с палубы сошли, а ты нам даже пива не предложишь? Не узнаю тебя, конунг! Раньше ты был щедрее!

— Ты прав, — согласился Хрёрек. — Харра! Распорядись, чтобы нам принесли выпить и поесть что-нибудь.

Но Стрекоза выполнять команду не торопился.

— Княже, я бы посоветовал пригласить за стол не только этих двоих, а еще и того, что остался на палубах, — сказал он.

— Успею, — отмахнулся было Хрёрек, но сообразил: сказано не просто так, и всё же поинтересовался: — Почему?

— Там у них еще один… Воин Одина, — сказал Харра. — Волк за него поручился, но… Всё же это воин Одина. Как бы не вышло нехорошего.

Хрёрек задумался ненадолго, потом спросил:

— Сколько у тебя людей, Белый Волк?

— Кроме нас с братом, одиннадцать. И десятка два трэлей, что мы забрали у эста.

— Этот — один из них? — Хрёрек показал на Квашака, переминавшегося у дверей.

— Этот уже свободный, — ответил я. — А держит он, кстати, подарки для Гостомысла. Для тебя, прости, ничего. Я же не был уверен, что встречу тебя здесь, — развел я руками.

— Но будут, будут подарки! — вмешался Медвежонок. — Мы — люди не бедные, конунг. С пустыми руками в гости не ходим!

— Подарками после обменяемся, — сказал князь. — Харра, вели отрокам, чтобы накрывали большой стол в трапезной, и сходи за его людьми. Скажи: конунг на пир приглашает. Есть там кто-то, кто знает Харру? — спросил меня Хрёрек. Но вместо меня ответил Медвежонок:

— Многие знают, — пробасил он. — Но лучше я сам с ним схожу. Хавгрим его всё равно слушать не станет.

И вышел вслед за Харрой.

— Хавгрим — это тот, второй берсерк? — спросил Хрёрек.

— Да. Знаю, ты их не любишь, но он — мой человек… И мой друг. Если ты принимаешь меня, то и моих людей — тоже.

— Это понятно, — кивнул конунг. — Но отвечаешь за него ты!

— Это тоже понятно… Конунг! — Я наконец задал вопрос, который давно меня мучил: — Кто еще выжил?.. Из наших?

— Немногие, — вздохнул Хрёрек. — Только те, кто шел со мной на «Соколе».

— Ольбард? Трувор? Руад? Рулаф? — начал перечислять я.

— Живы, — успокоил меня Хрёрек. — Варяги все живы. И Витмид, и Руад с Рулафом…

Хрёрек перечислял живых и тех, кто погиб, и я понимал, как мало осталось у него людей после той битвы. Многих убитых я не знал: это были те, кого конунг набрал позже, после похода на франков. Зато каждый знакомый среди выживших — радовал. Уцелели и Оспак Парус, и Витмид, хускарл, с которым меня вместе принимали в дружину… Но погибших было намного больше. Если сравнить с моими собственными потерями, то пропорция, в общем, такая же. Радует, что уцелели варяги. Ближе них у меня в дружине Хрёрека никого не было. Ну разве что Медвежонок со Стюрмиром, но они и сейчас со мной.

— А где они сейчас, варяги? — спросил я.

— На Нево ушли. Там, весть пришла, озорует кто-то.

— Уж не о нас ли? — поинтересовался я.

— Нет. Кто-то чудинов наших пограбил. Не из северных людей, поближе.

— У меня в добыче и чудин есть, — сообщил я. — Медвежонка обнести вздумал — и попался.

Конунг хмыкнул.

— Я его тебе подарю, — пообещал я. — А там уж сам разбирайся, тот это чудин или нет.

Хрёрек поглядел на меня пристально:

— У тебя не только имя изменилось, Ульф Свити, — сказал он.

— Да, — согласился я. — Многое было.

Говорить не хотелось. Зачем омрачать встречу?

Конунг хотел еще что-то, но тут в покои ввалился паренек и сообщил, что стол накрыт.

— Княгиню звать? — спросил он.

— Зови, — разрешил Хрёрек.

— Это и есть тот праздник, на который мы опоздали? — спросил я.

— Невелик праздник, если жених не то что невесту, а полный рог поднять не может, — буркнул Хрёрек. И я воздержался от дальнейших расспросов.

За накрытым столом сидело семеро мужчин боевого вида. Двоих я знал: Сигвада и еще одного, но не помнил, как его зовут. Остальных видел впервые. Семеро мужчин и одна женщина. Когда конунг вошел, мужчины встали. Женщина осталась сидеть.

Шумной толпой ввалились мои, возглавляемые Харрой.

Начался процесс представления.

Я начал с Хавгрима Палицы. Объявил его как хольда с правом на две доли.

Хрёрек смотрел на него так долго, что даже я пару раз сморгнул. Хавгрим даже веком не дрогнул.

— Берсерк, — наконец проворчал Хрёрек. — Ульф за тебя поручился.

— Если надо — я тоже за него поручусь, — гулко, как из бочки, бухнул Палица.

Хрёрек не понял. Насчет моего Волка он был не в курсе.

— Добро.

Что такого компрометирующего пытался высмотреть в глазах Хавгрима конунг, я понятия не имел. Но, видать, не высмотрел.

— Мой сын, — представил я Вихорька. — Ты, конунг, уже с ним знаком, но вряд ли вспомнишь.

Хрёрек прищурился… и выдал:

— Пастушок?

— Точно в око! — засмеялся Медвежонок.

— Воин! — одобрил Хрёрек. И спросил по-словенски: — Отроком ко мне пойдешь?

Вихорёк вопросительно поглядел на меня.

— Отрок — это наш дрёнг? — уточнил я.

— Вроде того.

— У меня он — хускарл.

Тут я серьёзно преувеличил, но почему бы не отжать для сына лучшие условия?

— Проверим, — серьезно ответил Хрёрек. — А эти молодые? — Он показал на Хавура и Тови.

— Дренги мои.

— Проверим.

— Меня тоже проверишь, конунг? — поинтересовался Гуннар Гагара.

— Как-то ты отощал, норег, — ухмыльнулся Хрёрек. — Кормит тебя плохо Ульф-хёвдинг?

— Если ты о мясе, то да, не очень кормит, — в свою очередь ухмыльнулся мой норег. — Всё больше злато да серебро.

— Был у меня родич, — сказал Хрёрек, — тоже из Инглингов, и тоже норег, как ты. Хальфдан-конунг. Его так и звали: Щедрый На Золото И Скупой На Еду. Раньше ничего такого я за тобой не замечал, Ульф Хвити.

— Это не я, — тут же ускользнул я от ответственности. — Провиантом ведает мой брат.

— Этот норег просто слишком много жрет! — заявил Свартхёвди. — Зря, что ли, его Гагарой зовут!

— Стюрмир!

— Конунг!

Они обнялись.

Не удивительно. Когда я пришел к Хрёреку, тот именно Стюрмиру поручил проверить, чего я стою. И Стюрмир уже тогда был хускарлом. Не в один вик они с Хрёреком ходили вместе.

— А это, — сказал я, — мой хускарл и скальд Тьёдар Певец. Хороший воин, но сразу предупреждаю: если он еще раз исполнит при мне драпу о Волке и Медведе, я могу его убить!

— Пой, Тьёдар, не бойся! — тут же заявил Медвежонок. — Я подержу брата, пока ты споешь, и еще немного, чтобы ты успел отбежать подальше. Бегает мой брат скверно, так что вряд ли догонит. Этой драпой, — пояснил конунгу побратим, — певец когда-то купил жизнь. Свою. У меня.

— Тогда я непременно желаю ее выслушать! — заявил Хрёрек. — Это должно быть что-то особенное, ведь, насколько я помню, раньше ты стихами не интересовался.

— Так раньше про меня никто стихов и не сочинял! — парировал Медвежонок.

Остались еще Скиди и отец Бернар, но последний со мной на службу конунгу не записывался. Он — сам по себе, на нашем внутреннем довольствии, а двух «цветных» братьев я оставил на кораблях. Заодно и за трэлями присмотреть, в чем им должны были помочь Быська и Квашак.

Пленного лопоухого воришку приволокли с собой. Предъявили Хрёреку. Тот в очередной раз подтвердил свои знания полиглота: заговорил с лопоухим на его языке, выслушал сбивчивый рассказ, рявкнул строго и указал на меня. Лопоухий сник, а конунг сообщил уже по-словенски:

— Он — чудин. Вину свою признал полностью. Просит отпустить под честное слово за выкупом. Я бы отпустил, но решать — тебе.

— Да пусть так бежит, — проявил я щедрость. — Украсть он ничего не смог, а страху и так натерпелся.

— Не пойдет! — отрезал Хрёрек. — Урок должен быть. Ты теперь — мой, значит, я сам назначу выкуп, и пусть отправляется. Они — люди честные по-своему. Вернется и принесет.

Перевел лопоухому. Тот засиял от счастья, бухнулся на колени, стукнул лбом об пол, потом вскочил и умчался.

— А это — жена моя Светозара Гостомысловна, — наконец-то представил конунг восседавшую во главе стола женщину.

Светозара красотой не блистала, но была вполне миловидна. Насколько можно было судить, учитывая нацепленную на нее одежду и украшения, а также гигантский головной убор, в котором была сделана небольшая прорезь для румяного личика.

Я с подобающими жестами поднес ей отрез ткани, предназначенный для Гостомысловой родни. А вот кинжал пока приберег. И не зря. Не успели мы опрокинуть и пары чаш, как в наш уютный мир ворвался Гостомысл. Со свитой.

За те три с хвостиком года, что я его не видел, князь Ладожский заметно поседел и обрюзг. Судя по нездоровой желтизне, его мучила какая-то внутренняя болезнь. Но голос у князя был по-прежнему зычный.

— Что это за люди? — крикнул он прямо с порога.

Как невежливо, однако. Но Хрёрек и бровью не повел.

— Прошу за стол, отец, — произнес он вполне добродушно. — Подними с нами чару, и я представлю тебе моих людей. Да ты, может, и сам вспомнишь. Кое-кто из них не раз бывал у тебя в гостях.

Гостомысл, насупясь, оглядел нас, зацепился за Стюрмира, потом за Медвежонка… Меня он не помнил.

— Садись, отец! — настаивал Хрёрек, перейдя на скандинавский. — И люди твои пусть присаживаются, места хватит. Всё узнаешь, не сомневайся. И песню добрую услышишь. Это вот хёвдинг мой, Ульф Свити, и привел он с собой скальда, что у конунга данов за столом не раз пел.

— И у многих других конунгов! — спесиво заявил Тьёдар. — Нигде без подарка не оставался!

Кстати, о подарках.

— Позволь, князь, вручить тебе подарок небольшой, что привез я из дальних стран, где кожа у людей чернее, чем нос у собаки! — солидно произнес я по-словенски и с поклоном протянул Гостомыслу кинжал.

Тот принял, оглядел придирчиво, процедил:

— Работа хороша, вижу. А хорош ли в бою?

«Да неужели ты еще сам в бой ходишь?» — мысленно усомнился я. Видок у князя был не слишком боевой. Ну да я его не знаю. Может, и ходит.

— Свартхёвди, покажи, — попросил я.

Медвежонок принял у Гостомысла, ухмыльнулся… И вдруг со страшной силой метнул в щит одного из Гостомысловых стражей. Тот даже дернуться не успел. Бам! — и из верхнего края щита торчит вошедший в него на две трети кинжал.

Я поглядел на ошеломленного бойца. На роже было написано: на пядь бы выше — и мне трындец!

— Щит князю покажи! — рявкнул я.

Вот что значит командный голос. Боец даже не задумался о том, могу ли я отдавать ему приказания. Подошел и показал.

Кинжал пробил кожу и расщепил доску основы. Отличный бросок. Я на такой не способен, потому и попросил Свартхёвди.

Гостомысл без труда извлек оружие, оглядел придирчиво, улыбнулся:

— Доброе железо!

Я бы сказал: превосходная сталь, но князей не поправляют.

Дело налаживалось. Хрёрек уступил князю собственное место, сам занял место жены, а той подали третье кресло. А вот людям князя пришлось устраиваться подальше. После нас. Я бы, может, и уступил, но поймал взгляд Хрёрека и чуть заметное движение головы и знаком показал своим: не вставать. Тем более что люди конунга по другую сторону стола тоже не оторвали задниц от скамьи.

Пришлось Гостомысловым ближникам, или кто там с ним пришел, пристраиваться за моими дренгами.

Выпили за здравие Гостомысла. Закусили. Выпили за здравие князя Рюрика. Закусили. Выпили за здравие княгини и ее благополучное разрешение от бремени. Закусили. Выпили и закусили просто так.

И только после этого Хрёрек очень вежливо попросил меня поведать о том, как подло напал на нас эстский работорговец.

Я поведал. Упирая на то, что только полный идиот может напасть на таких, как мы, не имея численного перевеса хотя бы впятеро. О берсерках не упомянул.

Гостомысл поинтересовался, есть ли свидетели?

«Какие свидетели?» — удивился я. Мы, даны, когда начинаем убивать, то не успокоимся, пока не укокошим всех врагов. Рабов мы, конечно, не тронули, но у нас как-то не принято принимать свидетельства рабов. Правда, вспомнил я, есть и один свободный. Я освободил его, потому что знал, что это — свободный человек. Его отец когда-то оказал мне гостеприимство, а я добро помню. И вообще у нас на Сёлунде если кто-то без должного основания обратит человека в рабство, то, если об этом узнают, наказание будет сурово. Не знал, что здесь, на земле Гостомысла, — иначе.

— Ты слишком хорошо говоришь на нашем языке для дана! — заявил князь в ответ на претензию в негуманности.

— Я некоторое время жил там, где говорят на вашем языке, — сказал я, переходя на скандинавский, который, как я понял, Гостомысл понимал отлично. — А на Сёлунде у меня земля, дом, жена и много работников. Я — не бедный человек и славы немалой (хвастаться здесь принято, это норма), и с Рагнаром-конунгом в дружбе, но Хрёрек-конунг дорог мне, и я услыхал, что ему нужны верные люди. И вот я здесь.

Отличная речь, как мне показалось.

Хрёрек одобрительно кивнул.

— Что за человек, которого сделали рабом? — спросил Гостомысл.

Я рассказал о Квашаке. И о том, что сделали люди князя Водимира с его семьей.

— Этот человек — здесь? — резко спросил Хрёрек.

— Да, — четко ответил я. — Послать за ним?

Конунг знал мой ответ и видел Квашака. Следовательно, вопрос задан для Гостомысла. И тот линию уловил.

— Эти люди не были моими данниками, — проворчал он.

— Но они не были и данниками Водимира! — заявил Хрёрек.

— Я не могу защищать тех, кто не мой! — возразил Гостомысл, и я понял, что спор этот возник не сегодня.

— Люди, которых Водимир делает своими холопами, и люди, которых он продает эстам, свободные люди! — не сдавался конунг. — Раньше они торговали с нами, мы богатели и становились сильнее. Теперь сильнее становится Водимир. Если не дать ему укорот, то придет день, когда он явится сюда и сделает своими холопами нас!

— Так уж и холопами, — пробормотал Гостомысл.

Он не хотел спорить. И драться он тоже не хотел. И еще я видел: у него что-то болит внутри, и боль эта мешает князю думать.

— Ты говорил, что твой скальд хорош, — сменил тему Гостомысл. — Пусть он споет нам. Я давно не слышал ваших сказителей.

Тьёдар тут же полез за своей музыкальной доской, а я сжал кулаки и постарался притупить слух. Драпа о Волке и Медведе. Убил бы!

Ну да, всем понравилось. Как всегда. Мои бойцы так даже подпевали. Медвежонок прям-таки источал самодовольство.

«Это я! Я! Это всё про меня!» — было написано на его квадратной физиономии.

Тьёдара поощрили. Кубок поднесли, Гостомысл колечко подарил. Потребовали «на бис!».

Но скальд двинулся дальше.

— Новая драпа! — провозгласил он. — О величайших героях, которые вдесятером встали против целого войска Мьёра-ярла из Сконе, причем одной из десятерых была женщина-воитель, прекрасная Гудрун, дочь Сварё Медведя.

Ого! Этого даже я не слышал. И уже не экспромт — серьезная работа.

Впрочем, стиль Тьёдара остался прежним. Неумеренные преувеличения. Еще более неумеренные, потому что у скальда появилась возможность вплести в повествование себя. Надо ли говорить, что мы все убивали врагов десятками, а Гудрун по собственной инициативе вступила в бой с Мьёром-ярлом и двумя его лучшими воинами и прикончила всех троих. Медвежонок поначалу хмурился — его в драпе не было. Но появился и он. Как раз когда разъяренные гибелью ярла от руки женщины хирдманы Мьёра навалились на нас с особенной яростью. И тут — явление Свартхёвди Медвежонка во всей красе. То есть где щитом взмахнет — там проплешина и трупы штабелем, где клинком хлестнет, там просека на двадцать шагов, а отрубленные головы и конечности — во все стороны.

— Я знал Мьёра-ярла, — сказал Хрёрек, когда похвалы скальду начали стихать. — Твоя жена действительно убила его?

— Да, — сказал я. — Всадила ему меч в живот. И одного хускарла Мьёрова тоже убила, а вот третий убил бы ее, но, слава богам, одна из моих рабынь-англичанок помогла: разрубила ему шею топором.

— Выходит, твой скальд правду спел, — пробормотал конунг. — Надо же, Мьёра-ярла убила женщина! Хотя кто еще мог родиться от крови Сваре и Рунгерд? Только валькирия. Хотел бы я на нее взглянуть. Почему ты не привез такую воительницу с собой, Ульф?

— Эта воительница во время того боя потеряла ребенка, — сказал я. — А сейчас носит второго! Хватит с меня таких геройств!

— Я тебя понимаю, — кивнул конунг. — Жаль, что я не был на вашей свадьбе. Но подарок ей ты от меня отвезешь. Потом. Когда отправишься домой. Или, может, ты решишь поселиться здесь? Я получил от Гостомысла земли в приданое. Могу выделить тебе добрый надел.

— Отказываться не стану, — ответил я. — Но пока — не заработал.

— Коли так, то у меня есть для тебя поручение, — сказал Хрёрек.

— Только для меня?

— Для всех вас, — он кивнул на «нашу» часть стола.

— Слушаю тебя, конунг.

— Князь, — поправил меня Хрёрек. — Князь Рюрик, так меня здесь зовут.

— Думаешь, Рагнарсоны…

— Рюрик, — с нажимом произнес человек, называвший себя природным Инглингом. — Князь Рюрик.

Ладно, мне нетрудно. Хотя не думаю, что, если Сигурд докопается до того, кто схитил его драккар, новое имя собьет его с толку.

— Корабль, который ты взял у эста, я у тебя куплю, — сообщил Хрёрек. — Цену скажу позже, после осмотра. А за рабов, которых ты привез, я могу заплатить прямо сейчас. Скажем… Полмарки за голову.

Маловато, конечно. В Роскилле они стоили бы вдвое, а в Бирке — еще дороже. Но я же не собираюсь ими торговать.

— Добро.

— Погоди, побратим, — у Медвежонка нюх на такие разговоры. — Конунг…

— Князь! — снова напомнил Хрёрек. — Рюрик.

— Можно ты пока останешься для меня конунгом? — попросил Свартхёвди. — Это ваше «Кнес» мне не выговорить. Мой брат, он очень добрый и очень щедрый, ты знаешь.

— Допустим, — согласился Хрёрек.

— Но еще есть я, которому приходится быть жадным и жестоким, чтобы наш род совсем не обнищал.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что о цене корабля со мной будешь говорить. И учти: это очень хороший корабль. Крепкий и чистый. Один только его парус стоит…

— Довольно! — махнул рукой Хрёрек. — Я тебя понял, сын Сваре Медведя. Но полной цены ты от меня всё равно не получишь. Я знаю, что у вас не хватит рук на два корабля, так что продавать его вам придется. Не понравится моя цена — ищи других покупателей. Но сначала я должен на него взглянуть. А теперь…

— Я не закончил, конунг! — не слишком вежливо перебил Хрёрека Медвежонок. — О корабле мы поговорим позже. Но кое-что я хочу обсудить прямо сейчас.

— Говори, — буркнул Хрёрек, не скрывая недовольства. Почуял, что мой побратим собирается залезть к нему в кошель.

И не ошибся.

— Ты хочешь, чтоб мы потрудились для тебя, верно?

— Это было предложение Ульфа. Ты против?

— Нет. Но я хочу знать, что ты нам дашь за службу?

— Землю? — предложил ярл.

— Земля — это неплохо. Земля здесь богатая, но ты — не конунг всех словен. И кто-то может позариться на то, что ты дал.

— А разве у тебя больше нет меча, Свартхёвди Сваресон? — поднял бровь Хрёрек.

— А разве земля, которую я взял и обороняю собственным мечом, может считаться жалованной?

Вид у Медвежонка простецкий, но законы он знает и торговаться умеет так, что мне до этого уровня никогда не подняться.

— Чего ты хочешь, прямо говори! — потребовал Хрёрек.

— Пища! — заявил Медвежонок. — Столько, чтобы хватило нам всем, даже Гагаре.

— Место за моим столом для тебя всегда найдется, Медвежонок. Даже если ты не станешь мне служить.

— Благодарю. Но я — не один. И если нам потребуется ходить посуху или по воде, твой стол может оказаться слишком далеко. Пища на всё время, что мы тебе служим. Лошади и ремонт для кораблей, если потребуется. Еще за это лето ты заплатишь нам сорок марок серебром.

— Раньше ты не просил платы за то, что ходил на моем драккаре, — нахмурился Хрёрек.

— Раньше это был твой драккар и ты был вместе с нами, — напомнил Медвежонок. — Я попрошу богов за тебя, конунг (на этот раз Хрёрек не стал его поправлять), за то, чтобы ты снова вел нас на врагов. И когда это случится, мы по-прежнему будем просить лишь положенную долю добытого, верно, Ульф? (Я кивнул.) Но пока мы без тебя будем брать кровь твоих врагов и оборонять твои земли, — с нажимом произнес Медвежонок, — то было бы справедливо получать за это плату.

— Что ж, — подумав, согласился Хрёрек. — Да, это справедливо. Но так же справедливо будет отдавать мне десятую долю добычи, которую ты возьмешь на моих врагах, кормясь за моим столом.

— И это справедливо, — Медвежонок ухмыльнулся. — А еще я предпочел бы все лето жить у тебя в доме, пить твое пиво и слушать скальдов.

— Даже и не надейся! — усмехнулся Хрёрек. — За то серебро, что ты получишь от меня за службу, тебе придется побегать.

— Мы, Медведи, бегать не любим, — проворчал Свартхёвди. — Хотя и умеем.

— Да, — согласился Хрёрек. — Вы любите есть и спать.

— Не только это, — возразил Медвежонок. — Еще мы любим убивать! Верно, брат?

— Лично я убивать не люблю, — заявил я. — Хотя и умею. Если вы обсудили важное, то можно перейти и к пустякам. Ты хочешь купить у нас рабов, князь. Я понял. Но это не всё, верно?

— Да. Не всё. С этими рабами поговорят мои люди. Если окажется, что воины Водимира увели их с ближайших земель, где раньше они были свободными, то я верну им свободу. И дам землю в аренду. Но с условием: они станут моими данниками.

— Что ж, это лучше, чем быть бесправным трэлем в чужом доме, — одобрил Медвежонок. — Но кто помешает хирдманам Водимира снова увести их и продать? Теперь уже — с твоей земли?

— Вы, — ответил князь.