Суицид лезвием книги. Монологи Пальтиеля

Александр Лепенский

И я прекрасно помню тот момент, когда решился написать эту книгу, точно, подобно, как то, что сегодня лил весь день дождь, был уверен, это все будет не о любви, собирая по малейшим земляным крошкам слова, истории, я уверял себя – не о любви. Здесь было все, посрамленные гибели, в которых я проявил себя совсем незаурядным палачом, пророческие вечера, туманные, с оттенком запачканных надежд, на надежды больше! Книга содержит нецензурную брань.

4 глава

Почему я борюсь

Вообще логично было предположить, что сейчас будет написано о реакции Ализ, о том, что же вообще со мной произошло, но еще чуть рано. Мне показалось, что за любой историей должно что-то стоять. То есть, ради чего это, а что же за этим стояло? И если со вторым что-то уже понятно, то с первым тяжелее. Постараюсь объяснить, не знаю, смогу ли быть понятым.

Представьте пушинку, которая летает над вами, и вы пытаетесь разрубить ее топором. Вот этим я, как оказалось, занимался. Но да ладно.

Боролся я в первую очередь за справедливость, потому что, когда мне задали один простой вопрос: а что же для меня самое ценное вообще — я не смог сразу ответить. Казалось бы, такой простой вопрос, но… И все же через несколько минут, раскинув все в голове по местам, я понял. Справедливость. Гиблое дело изначально, правда? Не то чтобы я стоял возле администрации с плакатами, нет, скорее это все внутри. Мне хотелось, чтобы мир получил эту справедливость, а вот почему я возомнил, что смогу это сделать, вопрос совершенно иной. Но это понимание пришло не сразу, скорее в процессе, но и об это вы все узнаете еще.

Второе, что мной двигало — это надежда. Надежда на то, что могу себя освободить, да, в первую очередь себя, на мне было так много этой правды, что трещало все внутри, такое давление, словно всегда в тисках. Думаете, алкоголь здесь просто так? Нет, это важнейшая часть в борьбе с памятью. Я, конечно же, признаюсь, что это было от невозможности принять то, что происходит, очередная слабость, которой я проиграл в чистую. Нравилось ли мне просыпаться в незнакомых местах? Нет. Я вообще домашний. Нравилось ли мне просыпаться постоянно в разных постелях? Иногда да, иногда нет, но тут тоже выбора особо не было, ибо в одной мне просыпаться не суждено. Но скажу сразу, бабником не являюсь, да и вообще я бы просто говорил с ними и целовался, но, к сожалению, женщинам тоже необходима постель, а тем более, с теми, кто их услышал, кто посмотрел правильно в глаза, это моя ноша. Ведь прям красавчиком я не был, путешествия им не обещал, да и долгой жизни. Все, что я мог дать — эту распитую вместе идеальную бутылку вечером в баре или в тихом месте, собирая свои буквы в слова, цитируя литераторов забродивших. Но утром я делал им завтраки, заботливо улыбался, вроде бы это правильно, но нет. Это ведет к их чувствам, которые часто переходят в ненависть. Вы видели последний чувственный взгляд женщин? Тот самый, когда они уходят навсегда. Это взгляд холодного ножа, который больше не хочет быть тупым, и теперь он готов резать. Потому охладевшие женщины не возвращаются.

Возвращаясь к надежде, сразу скажу, я не самый несчастный человек на земле, которого обидели, от которого отвернулись, нет. Поддержка у меня всегда была, но просто некоторые вещи поворачиваются абсолютно не туда, кто здесь виноват, вы уже будете судить сами.

А еще я борюсь, потому что должен, ведь это шанс науке продвинуться капитально вперед, это огромный шанс.