Суицид лезвием книги. Монологи Пальтиеля

Александр Лепенский

И я прекрасно помню тот момент, когда решился написать эту книгу, точно, подобно, как то, что сегодня лил весь день дождь, был уверен, это все будет не о любви, собирая по малейшим земляным крошкам слова, истории, я уверял себя – не о любви. Здесь было все, посрамленные гибели, в которых я проявил себя совсем незаурядным палачом, пророческие вечера, туманные, с оттенком запачканных надежд, на надежды больше! Книга содержит нецензурную брань.

9 глава

Как писалась книга. Часть 2

Эта тема не была закончена, потому стоит рассказать, как все продолжалось. И вообще я хочу напомнить, что самое главное событие во всем рассказе — это как раз то, что повлеклось за той самой книгой. Что случилось после ее написания. И сейчас мне кажется, я достаточно подготовил вас для продолжения. Истина уже где-то рядом. Знаете, мне действительно тяжело давалась та книга. Не только в плане написания, но и психологически. Ведь все то пережитое и без того из меня никогда не уходило, а здесь я решил разложить себя на общее обозрение, оголить прямо перед всеми. При этом, перенося все на бумагу, снова втыкал в себя иголки. И так было почти до самого конца. Но все же, забегая вперед, после полного написания книги мне стало значительно легче. Еще в пору, когда писал блог, он для того и создавался, чтобы отпустить что-то негативное, чтобы не сходить с ума, и это была рабочая авантюра, пусть и на несколько граммов, но все же. Такой эффект был и по окончании книги.

Как я и сказал где-то выше, книга писалась уже значительно быстрее, чем в самом начале. И вот, спустя месяц моего прибывания было изложено приблизительно семьдесят процентов от общего объема. Изначально я планировал справиться за две недели. Из родного города я получал ежедневные звонки от Вероники, она скучала, спрашивала про процесс, хвалила меня и ругалась, и все это могло уместиться в одном диалоге. За эти тридцать дней я четырежды не ночевал дома, однажды уснул на ступеньках набережной, посрамленный выпиванием безграничных напитков. Целовался с двумя дамами, не дрался. Семь раз разлагался от боли в желудке, которая усиливалась с каждым выпитым стаканом. Наверно, та пища, что я употреблял, не очень сочеталась с алкоголем, потому я даже попробовал пересмотреть рацион. Но знаете, там, проснувшись на ступеньках, мне писалось лучше всего. Это был бесконечный поток искренних идей, слова выдавались танцем, просто кружились, и получалось правильно, технично. Даже несмотря на то, что писалось в телефон. Это то состояние, когда ты проснулся практически в один момент с городом, не в плане людей, а с самим городом, как с тем, что можно пощупать. Я тогда сходил за бутылочкой пива и породил состояние восхищения, сидя под утренним солнцем, которое напекало, увозя меня быстрее в опьянение. И мир в этот момент будто сделан из фотографий, такой плавный, и успеваешь все разглядеть. Именно поэтому строки там были сильные. Я выкуривал сигарету за сигаретой, черт, да я даже сейчас закурил, потому что снова улыбаюсь тому дню. Я помню, как ближе к восьми утра скинул всю эту писанину Ализ, и та спустя двадцать минут написала, что, по ее мнению, это самое искреннее, что я писал. И она была права. Самое обидное, что после этого возвышенного состояния наступает тоска. А во времена тоски я думал о Ней. Не об Ализ. О Ней. Мне всегда казалось, что если сейчас я выбегу на улицу, то найду Ее, встречу, и все придет к своим местам, и книгу эту писать мне уже не нужно будет. Но сколько бы раз я ни представлял нашу встречу, в реальности этого так и не происходило. Да и что я сказал бы Ей? Мы в прошлой жизни были с Тобой вместе, любили друг друга, и вот в один день погибли в автомобильной катастрофе, потому что я чуток срукожопил, и эврика! Я нашел Тебя! Так? Серьезно? Это похоже на пикап-хренап-херарап, или как там, пыкмыкпкк. Ага. Интересно, как они это будут переводить на английский?

— Саша, что значит пыкмыкпкк, как это перевести?

— Хм, попробуйте — pykmykpkk.

— Ого, глубоко.

Ну, как-то так. Я же, черт возьми, не переводчик. Хотя на китайском было бы, наверно, интереснее. Ладно, вернемся к Ней. Конечно, я в тот день на набережной написал очередное письмо. Где рассказал о своих скитаниях, как продолжаю ждать, скучать и во что-то верить. И как говорил ранее, не знаю, во что мне лучше верить. Но книга во многом была посвящена именно Ей. После этого письма я получил очередное сообщение от Ализ, в котором она утверждала, что я вновь пьяный. А я не пьяный, я тоскливо счастливый. Был в тот момент. А позже я уснул. Крепко и до самой ночи, продолжая сбивать режим, которого у меня не было. Так в целом и проходили мои дни, писал я и ночью, и днем, когда приходилось, тогда и писал.

Но наступал момент, которого я и боялся, конец написания был все ближе, и каждое слово становилось более трепетным, а мне еще нужно было «подогнать» под нужное количество авторских листов. Мне был необходим очередной заряд эмоций, чтобы хватило на концовку, но и выдвигаться куда-то совсем не хотелось, вот я и пригласил Ализ выпить несколько стаканов вина. Она, как всегда, сначала набивала себе цену, говоря, что это неправильно, не очень красиво. И прочее. Обычная история перед тем, как увидеться. Но конечно, она приехала. Как и было обещано, мы наполовину пили вино. Наполовину, потому что пила его она, а я коньяк. Чего я ожидал от этой встречи? Я просто хотел продолжать на нее смотреть и чувствовать, что она рядом. Это вызывало у меня тепло и какой-то трепет. Все как и прежде. Она пришла в коротких шортах и в топе с торчащим пупком. Боже. Мы включили на фон фильм, а сами разговаривали, так и не найдя способа обходить тему нашего прошлого.

— Саш, я, конечно, думала о нашем том разговоре. У меня еще осталось несколько вопросов.

— Да, очередной легкий разговор. Спрашивай.

— Вот давай не включай опять этот свой саркастический режим, делай это со своими девочками, хорошо? — ох, как же грозно она это сказала, вновь показывая, что выросла.

— Ализ, ты слишком много внимания уделяешь не тем деталям, ты потому и сидишь всегда со мной напряженная, пытаясь обороняться там, где атаки нет. Ты не думала, что это и является проблемой? Мне это абсолютно не нравится, — но конечно, она со мной не согласится.

— Да ты постоянно вставляешь свои колкости, знаешь ли, не все то, что не является атакой для тебя, не является атакой для других. Может, ты за своей возвышенностью это поймешь?

— Может, ты за своими хорошими, красноречивыми мозгами, заметишь очевидное? Я уверен, скажи тебе это кто-то другой, ты бы точно не обратила на это внимания. Убери этот очевидный комплекс!

— Да какой комплекс? Мне просто не нравится, что любой разговор сопровождается твоим сарказмом!

— Вот не надо сейчас, а. Наши разговоры всегда были полны сарказма, и если ты вспомнишь диалоги старые, то так и было. А все потому что ты тогда видела главное, чувствовала главное. У тебя даже не было времени думать об обороне, мы просто говорили бесконечно, и даже сложные разговоры, давались легко.

— Ты идиот? Ты тогда еще не разбил меня! Я не знала, что ты сделаешь так!

— Я больше не разобью тебя, Ализ! Успокойся уже. Последнее, что я хотел бы сделать, так это тебя обидеть.

И прошла нотка тишины, которая перебилась тихим:

— Почему?

— Потому что.

— Ты опять? Ты накосячил! У тебя вообще нет сейчас прав, не отвечать на мои вопросы, кретин! — ну, это она уже говорила с улыбкой, в образе недоумения.

— Хорошо. Но я уже говорил тебе, а сейчас ты просто напрашиваешься на теплые слова.

— Саша!

— Да все, все. Потому что ты мне близка, Ализ. Я сказал, что хотел сберечь твое сердце, это чистая правда. Моя ошибка в том, что я вижу покалеченное сердце, и всегда уверен, что я и только я смогу его собрать. И какое-то время получается, а потом — ты сама все знаешь. Не хочу я, чтобы ты играла в циничную дамочку. Не твое это. Я действительно думаю, что ты мой человек, и если бы мне стерли память, то поговорив с тобой всего один раз, я бы тебя больше не отпустил… И конечно, в голове много раз представлял, как это могло бы быть. И это великолепно. Тогда мы бы улыбались чаще, ну, уж точно я. Я встречал бы тебя с латте после работы, читал свои записки, писал бы письма. И точно любил бы. Это тоже проблема, в моей голове все складывается в нашей идиллии. И конечно, мне и сейчас приходит мысль, практически каждый день, чтобы тебя украсть. И снова же, будь на твоем месте кто-то другой, я бы непременно это и сделал. Но с тобой слишком большой риск, если я облажаюсь, то ты превратишься в демона и из-за меня обозлишься на весь мир. Так что я пытаюсь с тобой выключить ребенка, которому все можно, безрассудство, да и прочее. Довольна?

Конец ознакомительного фрагмента.