Будем жить по-новому! Сопротивленец. Книга 1

Александр Леонидович Кириллов, 2020

Сознание нашего современника, военного пенсионера Александра Королева, перемещается через временной портал из июля 2020 в июль 1941 года в тело 27-летнего командира стрелковой роты старшего лейтенанта Александра Кольцова, отступающего с бойцами своей роты под ударами немецко-фашистских захватчиков к Москве. Александру ничего не остается, как принять данную реальность и начать новую жизнь с учетом своего опыта и знаний будущего. В сюжет книги вместе с реальными командирами воинских частей введены «придуманные» персонажи и «боевые» операции. Содержит нецензурную брань.

Глава 1. Вот это я прогулялся — первый бой

Время обычного июльского воскресного утра 2020 года уверенно двигалось к полдню, отличная солнечная погода радовала глаз, а легкий летний ветерок приятно обдувал тело, залетая в открытое окно. В общем, все просто звало выйти на природу и вкусить все прелести лета.

Я, Александр Леонидович Королев, 50-ти летний военный пенсионер, отдавший более 20 лет службе Российскому государству, а ныне инженер в одной из строительных компаний, посмотрев в окно на улицу, решил поддаться этому настрою, собрался для отдыха на природе и выдвинулся на прогулку. Машину брать не захотелось, поэтому дошел пешочком до автовокзала, где была конечная остановка многих загородных маршрутов, сел на автобус, и поехал за город в сторону, противоположную течению нашей речки. Вышел я на конечной остановке и неторопливо пошел искать место, где в тишине можно будет посидеть в тени деревьев или позагорать, а может и поплавать, если будет настроение, одним словом, отдохнуть от городской суеты.

Я шел по проселочной дороге, периодически спускаясь к реке, если казалось, что вижу подходящее место. Но, либо оно было занято отдыхающими, либо просто не нравилось, и я продолжал свой путь дальше. Вот! Похоже, это то, что надо, симпатичный островок белого песка метров десяти длиной, слева и справа камыши, растет плакучая ива, ветви которой красиво свисают к реке, создавая комфортную тень.

«Хорошо-то как!» — подумал я, глядя на эту умиротворяющую картину, решив не искать ничего лучшего, а спуститься к этому «оазису». Правда, придется немного спрыгнуть — подмытый берег представлял собой небольшой обрывчик, порядка 40 сантиметров высотой. Присматривая место, где буду совершать свой героический спуск с этой террасы, что-то меня озадачило в увиденном. Присмотревшись вперед, меняя ракурс зрения, я увидел, что посередине песочного пляжа виднеется непонятный феномен — по воздуху пробегали какие-то искорки и он, как будто, плыл в пространстве. Такой эффект плывущего воздуха наблюдается в летнюю жару, когда столбик термометра поднимается к 45-50 градусам Цельсия, особенно в степи или пустыне, а, если еще добавить галлюцинации перегретой головы и тела, то спокойно можно увидеть мираж. И вот, рассматривая это, я совершенно случайно, не специально, стоя на краю обрыва, оступился, моя нога соскользнула вниз и, чтобы не упасть, я побежал вперед по песку и со всего маху влетел в это марево. Пришла темнота.

«Что за ерунда, почему так болит голова!?» — подумал я, пытаясь разлепить веки. Не удалось — ладно, полежу еще немного, очухаюсь». Полежав еще, я пошевелился, пристраивая свою голову поудобнее.

«Товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант, вы живой, очнулись», — бубнил какой-то голос, смутно знакомый, хотя было ощущение, что, не мне знакомый, но голос я откуда-то знаю.

Я открыл глаза, передо мной сидели четверо солдат: три рядовых красноармейца и старший сержант.

— Товарищ старший лейтенант, а мы хотели носилки из жердей вязать, хорошо, что вы очнулись, как вы — тело своё чувствуете, пошевелитесь, подняться и идти сможете?

— Пока не знаю! Что это было, почему я лежу на земле?

— Бомбили нас, но хорошо, что улетели, гады. А вас, видать, комлем земли по голове ударило.

— Я что — стоял?

— Никак нет, все мы с дороги к деревьям рванули и залегли, как они стали бомбить, а немцы еще из пулемета прошлись по дороге.

Из глубины памяти стали всплывать странные образы.

Мы идем колонной, вокруг дороги лес, перемежаемый колосящимися полями, остатки нашего полка количеством порядка 300 красноармейцев и командиров. Вдали послышался звук, а за несколько недель войны это стал очень узнаваемый звук — рев летящего самолета. Мы уже научились определять «не наши» самолеты, потому что, в основном, летали немецкие. Многим, а мне по фильмам о войне, хорошо был известен характерный звук немецкого бомбардировщика «Ju-87» или в народе называемого «лаптёжник», при пикировании. Оглушительный вой сирен, установленных на обтекателях шасси этих пикирующих бомбардировщиков, сильно давил на психику, особенно, если ничего нельзя было ему противопоставить и отбиться. Для многих людей этот страшный монотонный звук, возможно, было последнее, что они слышали в своей жизни. Вот над нашей колонной заходит звено немецких самолётов, а мы в ожидании неминуемой бомбёжки разбегаемся, стараясь как можно быстрее пробежать метров сорок до леса, чтобы укрыться под деревьями. Вроде и недалеко бежать, должен успеть. Заходя на пикирование, летчики расстреливают нас из авиапулеметов «MG-15», однако, это 1250 выстрелов в минуту пулей калибра 7,92 мм, что является очень серьезным аргументом, чтобы ускорится и спрятаться. Вот падают наши ребята с разорванными телами, оторванными конечностями, а учитывая, что госпиталя в округе не наблюдается, то, если и выжил после попадания пули, от болевого шока и кровопотери точно помрешь. Вокруг взрываются бомбы, я вжимаюсь в землю, близкий взрыв, летят комья земли и приходит темнота. Хорошо, что я в каске — и живой остался, и голова цела.

Я встаю, бойцы поддержали меня, вроде приложило не капитально, хотя легкое сотрясение есть. Ощупываю себя, на руке кровь на волосах над виском, видать, маленький камушек прилетел, от большого бы не встал.

— Спасибо, мужики, вроде в норме, как говорится, чему там болеть — кость.

Бойцы улыбаются, напряжение потихоньку отпускает.

Идя по дороге и слушая далекую канонаду слева, справа и сзади, пытаюсь собраться с мыслями. Так, так, начитался книжек про попаданцев, нравилось ведь, зачитывался вечерами, как наши соотечественники попадали в другие времена, после чего внедрялись в местное общество, искусно маскировались и спасали Русь-матушку. Вот теперь и ты, герой, должен спасать, для начала себя, а так поглядим, что можно сделать и чего спасти. В общем, объективно оценивая свои возможности, надо быть тем, кем я тут оказался, вселившись в чужое тело, то есть старшим лейтенантом рабоче-крестьянской Красной армии или РККА, потому что никому я такой умный и знающий не нужен, особенно, если в чем-то ошибусь.

Все-таки я получил советское образование, да и, как любитель истории, интересовался прошлым страны, в частности событиями Великой Отечественной войны — фильмы смотрел, читал мемуары маршалов наших и немецких, то есть, общие вехи войны, включая военные операции, как наши, так и германские знаю. Но, чтобы точно помнить, как оно всё было — таких знаний, увы, у меня не было. А вот психология современных людей для меня штука темная, как они поведут себя, узнав, кто я такой? И на уровне какого-нибудь зачуханного, но очень идейного и бдительного политрука, например нашего батальона, вполне могут шлепнуть, как шпиона империализма. И не узнает товарищ Сталин, что я к ним попал из самого будущего. Хорошо, что память реципиента моего, как бы и не пропала совсем, а всплывает по мере надобности. Это мне повезло, видать, камушек был не такой уж и маленький, что душа старшего лейтенанта улетела на небо. Кстати, кто я по батюшке-то?

Достал свои документы и посмотрел, что тут у меня есть: вещевая книжка, военный билет, расчетная книжка — хоть знать буду, что имел командир среднего командного состава. Хотя, если подумать, то получается, что итак знаю — всплыли данные в голове «прошлого жильца» этого тела, только медленно, как у «тормоза» какого-то, но это можно сейчас на контузию списывать, живые свидетели пока есть. Открыл военный билет, откуда с фотографии на меня смотрел молодой парень, и стал читать, что я, Кольцов Александр Павлович, 12.12.1914 года рождения, выпускник Подольского стрелково-пулеметного училища. В результате реорганизации РККА прибыл почти перед самой войной в маленький городишко Белосток в 10-ю армию Западного Особого военного округа, под командованием генерал-майора К. Д. Голубева, где принял пехотную, а, точнее сказать, стрелковую роту, и тянул свою командирскую лямку.

Родом был из-под Ростова-на-Дону, родителей потерял в 1932 году в результате работы комиссии под председательством Кагановича, прибывшей на Северный Кавказ в город Ростов-на-Дону в рамках проводимой правительством СССР кампании хлебозаготовок и раскулачивания средних хозяйств. В результате, комиссией были проведены мероприятия по аресту всех «социально чуждых и контрреволюционных элементов», проведен суд над ними по ускоренной процедуре, которую обеспечивало ОГПУ. За ноябрь 1932 года 5 тысяч сельских коммунистов Северного Кавказа, обвинённых в «преступном сочувствии» и «подрыву» кампании хлебозаготовок, были арестованы и частично расстреляны, а вместе с ними — ещё 15 тысяч колхозников. Потом был детский дом в Ростове-на-Дону, а дальше военная карьера.

Посмотрел на себя, пощупал мускулы, ну, что сказать: «Не Шварценеггер, но вполне тренированный сухощавый парень 180 сантиметров росту, брюнет, особенно ничем не занимался, кроме общеукрепляющей армейской гимнастики. Тут уже я сам мог дополнить навыки реципиента из своей школьно-студенческой спортивной жизни — немного самбо, хотя подсечки и броски тут особо «не катят», разве что удушающие приемы и заломы рук пригодятся; занятия боксом, что, в итоге, дало неплохо поставленный удар с обеих рук и, особенно актуальные сейчас, занятия в футбольной и баскетбольной секциях. Но главное было то, что в 21 веке человек обладает доступом к намного большему объему информации, чем обладали жители сороковых годов прошлого века, что позволяет несколько абстрактнее и объемнее смотреть на ситуацию, глубже анализировать ее и принимать решение. А уж обрабатывать информацию нас учили, как в институте, так и на службе. Удалось мне потренироваться на открытых семинарах, которые проводил А.А. Кадочников, а впоследствии и его сын, получив представление о его системе в целом, и некоторые базовые навыки владения своим телом и кое-какими приемами с целью причинения вреда телам других людей.

Что еще можно было сказать, оказывается, я теперь знаю немецкий язык на разговорном уровне, что в нынешнее время большой плюс. За настоящего немца не сойду, но понять и, вполне сносно, что-то пробурчать в ответ, если придется, смогу. Кольцов язык изучал целенаправленно. Сам я в свое время в школе и институте изучал английский язык, побывал во многих странах, где с удовольствием общался с местными аборигенами на местно-английском диалекте, также приходилось иметь дела с мануалами к различной технике, компьютерными программами, игрушками — куда же без них-то, поэтому на английском тоже вполне мог объясняться.

Что еще вспоминается о времени и месте, куда я попал. Командующий группы армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок давил на РККА в центре фронта, а 3-я танковая группа, наступавшая из района Сувалок и 2-я танковая группа, наступавшая из района Бреста, при поддержке пехотных соединений, сильными фланговыми ударами практически окружила, соединившись восточнее Белостока, и перемолола отступающие советские войска. В течение всей кампании 1941 года немцы «любили» атаковать «клещами», а чего ж не атаковать — силы свежие были и, по своей морде еще не получали, перли нахрапом, но грамотно. Мы контратаковали и даже смогли приостановить каток вермахта под Гродно, но боковые удары моторизированных частей и полное господство в воздухе 2-го воздушного флота фельдмаршала Кессельринга, снова заставили РККА отступать.

Сейчас мы отступаем. Огрызаясь, оставляя заслоны на реках и возле мостов, которые сминали наступающие гитлеровские передовые части, мы снова отступаем. Уже далеко позади остался Минск, который 28 июня, то есть две недели назад взяли гитлеровцы, а мы идем и идем к Москве, чтобы по команде командиров собраться, перегруппироваться, зацепиться за очередной рубеж и держать врага.

Из прочитанных книг вспоминалось, что к началу-середине июля 1941 года основные силы Западного фронта, попав в окружение под Белостоком и Минском, оказались частично разгромлены, частично дезертировали, частично ушли в партизаны, а частично попали в плен. От фронта осталось лишь 16 дивизий, из которых только восемь сохранили от 30 до 50 % боевого состава. Остальные представляли собой разрозненные отряды до нескольких сотен человек без автотранспорта и тяжёлого вооружения. Таким отрядом являлась и наша группа.

Размышляя о своих будущих телодвижениях, решил для себя действовать по принципу «давай вперед и не бойся», а там разберемся. От моей роты осталось человек десять бойцов, главное, что вспомнил фамилии этих молодых парней по 20-25 годков, стоящих рядом. Надо же так совпало, а может быть, кто развлекался в отделе кадров, но в одном отделении служили рядовые Сергей Орлов, Женя Воробьев и Иван Грачев, Андрей Чайкин со старшим сержантом Петром Птицыным во главе, остальные солдатики того же возраста, да старшина Владимир Филиппов — бывалый, спокойный красноармеец, где-то под сорок лет. Еще стояли сержант Михаил Боголюбов, бывший студент медицинского института, бросивший институт по каким-то семейным причинам. Он входил в медицинский взвод полка, но частенько в свободное время бывал в нашей роте, «корешуя» со своим другом старшим сержантом срочной службы Сергеем Петровым, будучи 23-х и 20-ти лет, соответственно.

Впереди колонны идут наш командир батальона капитан Васильев и батальонный комиссар — это неплохо, что они живые. В общем, после налета человек тридцать осталось лежать на земле, красноармейцы их уложили вдоль леса и, собрав документы, передали комиссару. Бредем дальше по дороге, с нами две телеги, лошадей которых убило, и теперь мы, меняясь по очереди, вдесятером толкаем каждую из них. На них везут три противотанковых ружья с несколькими патронными ящиками к ним, диски и сумки с пулеметными лентами к ручному и станковому пулеметам «Дегтярева», крупы в мешках, а сверху них на шинелях уложены двое наших раненых, которые еще живы, но идти не могут. Сзади к телеге прицеплена полевая кухня. Пушки, минометы и все, чем был укомплектован наш стрелковый полк — все было оставлено на позициях или брошено по пути из-за расстрелянного боезапаса.

Солнце, совершив свой дневной круг, плавно опускалось за горизонт, а мне сильно хотелось есть. Что ж это за «попаданство» такое. Почти день прошли, пережили 3 налета, а я ни одного подвига не совершил, только в ямах или под деревьями прятался, да в землю вжимался — страшно. Все-таки из мирной жизни попасть туда, где смерть обыденна — к этому надо привыкнуть.

Подошли к какой-то речке, возле моста через нее стоит заслон — три красноармейца с молоденьким лейтенантом во главе, а сколько за деревьями прячется, не понять.

«Стой, кто такие!?» — закричал лейтенант.

Наш Васильев подошел, переговорил с товарищами и объявил нам: «Батальон, слушай боевой приказ. На станции Толочин формируются госпитальные поезда, там же находится штаб нашего корпуса с командующим генерал-майором Рубцовым, точнее, те из корпуса, кто остался жив. Туда же стягиваются и бойцы, кто дошел. Хотя скажу прямо, дошли немногие наши товарищи, сильно потрепал враг наш корпус под Белостоком. Но наша задача — закрепиться на этом берегу и стоять сутки, а если надо, то и больше, пока не будет приказа отступать».

Что мы еще узнали. Речка называлась Друть и впереди по дороге километрах в семи расположена станция Толочин. Перед нашими позициями остались поля — картошка «бульба» растет, жаль, что еще рано урожай снимать, а за речкой на нашей стороне прямо у нас за спиной стоит лесной массив. Позиция наша, в принципе, ничего — тебя не видно, можно и отступить, если что, а потом вернуться на исходные позиции.

Объявили привал, кто пошел пить воду и умываться в мелкой речке с теплой водой. Дно у нее илистое и камыши кустами растут вдоль берегов — хорошая преграда может быть. В общем, расслабились мы, малость, ополоснулись от пыли, ноги в воде отдыхают. Все ж хорошо, что мы, похоже, выскользнули из котла. А впереди в конце августа ждет нас Смоленск со своей смоленской оборонительной операцией, где мы маленько «отоварим» немцев под Ельней. Ладно, это все высокие материи, а я пока плыву «по течению».

Васильев разбил людей повзводно и определил сектора ответственности. Сам он осуществляет стратегическое руководство. Первым сводным взводом, залегшим слева от моста, командует наш батальонный комиссар, в центре, вместе с солдатами заслона, расположился второй сводный взвод с самим капитаном, и справа я со своим взводом, а больше командиров-то и не осталось. К остаткам моей родной роты добавили еще человек пятьдесят. Контролировали мы метров 500 вдоль реки.

— Двум красноармейцам, кто постарше и опытнее, углубиться в лес метров на триста и разведать, что там: топь, заливной лес с водой или сухая земля. Смотрите ложбины и другие естественные укрытия, которые нам очень пригодятся, когда нас будут долбить артиллерией или бомбами. Будет, куда отступить и переждать обстрел. Остальным копать окопы, пока вода не выступит и, чем глубже, хоть до полного профиля, тем лучше.

Слышу, бухтят «итак сил нет, а еще копать».

— Ребята, сами спасибо скажите, когда будет куда спрятаться. Бруствер из земли прострелят из автомата на раз, а так будет куда залечь и отсидеться.

На краю залегли Грачёв с Воробьёвым, пристроив противотанковое ружье, копая окоп на двоих. Пулеметчиков мне во взвод не попало, пришлось брать пулемет «Дегтярева» себе, да 4 диска по 230 патронов, негусто, но он лишним не будет. Бойцы вооружены нашей проверенной годами трехлинейной винтовкой Мосина, которая почти 60 лет с некоторыми модернизациями стоит на вооружении нашей армии. Недалеко прилег наш снайпер с «СВТ-38» бурят Иванов Ардан, охотник. Правильно, кто, как не потомственные охотники будут снайперами, умеющими незаметно ходить по лесу, выжидать, обращать внимание на движение веток, поведение птиц, да еще и «белку в глаз» бить. Еще одним нашим снайпером был рядовой Малеев Леша, русский парень лет двадцати, имевший разряд по пулевой стрельбе.

Окопы отрыли на стыке деревьев и прибрежной пустоши. Земля мягкая, копать легко, но корни деревьев задолбали. Рыли поближе к дереву, с расчетом на то, чтобы ствол обзору не мешал, но прикрывал от пуль, в общем, подготовились. Дал команду бойцам помочь и нашим следопытам зарыться в землю, пока они обследуют лес.

Подошли мужики и доложили, что земля тут сухая, они метров на 700 вглубь прошли, лощин нет, лес ровный, но крона хорошая, густая, сверху с самолетов не должны быть видны наши передвижения.

Стоящий здесь до нас заслон насчитывал порядка взвода красноармейцев. Свою пушку сорокапятку они врыли под деревьями наполовину своей высоты в землю, расположив её практически вдоль моста под деревьями. На прямую наводку, что ли решили поставить, так пробьют ли они лобовую броню, например «PzKpfw IV»? Тот же тоже на прямую наводку вдарить может из своей 76-мм пушки. Ну, лейтенанту-артиллеристу виднее. Тут и наши хозяйственники подсуетились, кашей накормили, поэтому жить стало веселее. Распределил дежурства и скомандовал отбой. Ночь прошла спокойно, никто нас не тревожил, часовые бдили, хотя я с непривычки, часто просыпался, ходил проверять часовых в своей зоне ответственности, но все было нормально.

Наступало утро. Солнце взошло, утренний ветерок нес прохладу, даже не верилось, что я на войне. Напротив в лесу раздавался приближающийся гул моторов и скоро на дорогу, по которой мы шли, змеей стала выкатываться колонна танков. Первыми выползли пять легких танков-разведчиков «Pz II» и, растекаясь веером, они двинулись по полю. За ними показались серые фигурки немецких солдат, бегущих к нам. Видать немецкие офицеры изучили утром в бинокли диспозицию, увидели, что их тут ждут, и решили провести разведку боем. Им надо было преодолеть примерно километр полей, чтобы подойти к речке и попытаться форсировать ее. Танки быстро рванули по полю в нашу сторону, стреляя на ходу. Посыпались ветки, взорванная земля, но это так, скорее для острастки, одним словом, щупают нашу оборону. Пехота достаточно быстро отстала. Стала стрелять наша пушка. Да, все-таки эти танки для нее не противники, 4 выстрела и два танка остановились и задымились. Остальные танки остановились и стали сдавать назад, и тут разродился наш ружейный расчет. Четко засадил в бок пятящемуся танку. Мы стали стрелять из винтовок по виднеющимся фигуркам.

«Патроны экономьте, стрелять наверняка, а не просто в сторону врага», — проорал я. Надо же было что-то сказать.

Пока затишье, подбегаю к нашему командиру: «Товарищ капитан, пощупали нас, посмотрели, возможно, бомбить будут. Может быть, скрытно отойдем метров на 300 вглубь леса?»

— Товарищ старший лейтенант. У нас хорошая позиция, а приказ был — ни шагу назад, вам ясно?

«Так точно», — бегу на свою позицию.

Через полчаса послышался гул моторов,

— Ну, что, бойцы, как говорится, «летят утки, летят гуси».

Появились пара звеньев «Юнкерсов», завели свои сирены, видно, что заходят на бомбометание. А вот мы и посмотрим, сможет ли мой реципиент, имеющий навыки стрельбы из пулемета, попасть в самолет. Это вам не на контркурсах летать и стрелять. Тут я спокойно наведу «Дегтярева», уперев пулемет в бруствер, задеру, насколько надо ствол, возьму упреждение и отстрелю ему чего-нибудь важное. Может быть, в стеклянный колпак попаду, да пристрелю пилота, когда он вниз пикировать будет, а может, бензобаки или мотор попорчу.

Лежу и размышляю вслух: «Вот подлетают они, заходя на бомбометание, километров с 4-х, как раз наклонив фюзеляж вниз, и подставят мне стеклянный колпак над пилотом, а метрах в пятистах над землей я по нему и врежу. Хорошо то, что фрицу солнце глаза слепит».

«Сейчас бомбить будут! Бойцы, прячься в окопы!» — слышу крик Васильева.

«Во-о-от, а теперь плавно пошли вниз, огонь, — приговаривая, я прицелился и дал короткую очередь с упреждением, затем снова выстрелил очередью на пять-семь патронов, — попал, завилял, братец, крылышками-то».

Самолет повело из стороны в сторону, некому стало его из пике выводить, вот и уткнулся он в землю, как раз на нашем поле, и загорелся, стрелок почему-то даже не пытался выпрыгнуть, тоже погиб, что ли, как и пилот. На все секунд 10 ушло, а казалось, что время медленно тянется.

Но пять оставшихся самолетов-то летят и близко уже. Прошелся из пулемета по ближайшему летящему «Юнкерсу» тоже. Видать попали пули по корпусу, что пилот отклонился в сторону. Но все равно, долетели до края леса, и на нас посыпался бомбовый дождик. Затем, самолеты развернулись и ушли к себе.

Нерадостная картина. Если на нашем участке я самолетам помешал красиво зайти на цель, то наш центр и левый фланг получили «по полной программе». Поломанные деревья, воронки от взрывов, в общем, осталось только нас правофланговых человек 50 здоровых и 3 легкораненых.

— Птицын, берешь «птичью стаю» посмотри, как там командиры наши и пробегись по позициям, что-то у меня предчувствие, что центра и левого фланга у нас нет уже. Пересчитай, кто живой, кто раненый. Остальные! Сейчас попрут немцы — всем занять свои позиции, а десять человек со мной быстро идем разбираться с нашим центром.

Грустно, не стало комиссара и капитана. Пушка оказалась целой, метрах в пятнадцати от нее наблюдалась здоровая воронка, а вот расчет пушки полег. Сам же лейтенант оказался жив, хотя и ранен — ему осколками повредило руку.

«Что ж, хотел подвигов, давай командуй — шутки закончились! А ведь от правильной тактики при нашем слабом вооружении и оставшемся количестве бойцов, приказ держать мост никто не отменял. Надо удержать эту позицию, дав возможность эвакуировать раненых. И помирать не хочется, значит, надо выжить.

— Петров, Малеев, бегом на станцию, найти там лошадь, у нас пара телег есть, их бойцы хозвзвода вглубь леса оттянули, грузовик, в общем, все, что движется и срочно сюда. Надо наших раненых увозить, пока на станции эшелоны стоят.

— Филиппов, бери 20 человек, окажите первую помощь… Кому можно ее оказать, тяжелых не таскайте, а всех, кто уцелел или легкораненый, направляй сюда. Оружие, что найдете, патроны убитых — все сюда тащите на наш фланг. Справа от моста позицию держать будем.

— Лейтенант, пушка цела, снаряды есть, наводить сможешь?

— Цела, снаряды вон в ящиках лежат, наводить смогу, да, тут напрямую наводку стрелять придется, но пушку, желательно, перетащить.

— Согласен, бери бойцов, командуй.

Тут мне на глаза попался красноармеец из заслона. Гномов в кино видел — этакие квадраты. Вот такой квадрат, только под 180 см росту я и увидел.

— Фамилия?

— Рядовой Лосев…Тимофей.

— Лосев, говоришь, оправдываешь ты свою фамилию — здоровый!

— Кузнец я и все семейство наше — потомственные кузнецы, сибиряки, товарищ старший лейтенант.

— Значит, впрягайся в пушку и тащи ее, куда лейтенант определит.

Реально сам утащит, но вшестером ее быстренько и перетянули метров на тридцать вправо от моста.

«Если танки попрут, то вся надежда на противотанковые ружья, хорошо, что все они целыми остались, да и пушка свое слово скажет еще», — подумал я.

Все-таки для успокоения себя и защиты фланга человек двадцать с ПТРом и пулеметом я отправил на другую сторону дороги, а сами снова залегли на наши позиции под деревья.

И немцы поперли. Стали считать один, два, три…выкатилось на нас 14 танков «Pz-III» — рота. За ними поднялась и двинулась на нас цепь пехотинцев.

Кричу: «Снайпера, отстреливайте унтеров и офицеров. Расчеты ружей, по танкам стрелять по готовности. Старайтесь в бок попасть или по гусеницам», — хотя, они сами знают, куда стрелять.

Вот так, командуя громким голосом, уверенность и появляется. Поорал, кипиш навел, вроде вжился в роль. Начали бахать противотанковые ружья.

«Мимо, что ли бьют?» — подумал и сам дал несколько коротких очередей — пехота прилегла. А то уж, как-то быстро они бегут. Со всех сторон слышится ружейный бой — наши бойцы стреляют. Что же, кто-то из немцев уже не встанет.

Танки стреляют, в основном, по старой позиции пушки, сыплются сучья деревьев, получается, что не увидели немцы, как мы ее перетащили. Тут пушка разродилась выстрелом, и встал, задымился немец, полезли из башни черные фигурки.

«А мы их из винтовочки постреляем!» — одного снял наш бурят, что сверху вылез, остальные, возможно, под танком залегли.

Танки нас расстреливают, хотя снаряды куда-то в лес улетают. А я лежу и мыслю «Это же хорошо, что речка илистая, может быть, увязнут, если форсировать станут. Однако, слишком быстро едут, а мы мажем. Как же страшно-то, елки-палки, когда на тебя танки прут!»

Но, когда танки подкатились метров на 300, наши наводчики пристрелялись или, просто ближе стало, но начали попадать. В общем, остановилось на поле еще три танка и «сорокапятка» четвертый подбила. Пехота врага короткими перебежками, периодически залегая, уверенно приближалась к нам. Но все-таки 100 ружей, это тоже не шутка. Настреляли мы порядка сотни солдат. Еще два танка остановились, закрутившись на месте, выписывая сложные эллипсы из-за соскочивших с катков гусениц.

— Все, братцы, похоже, выдохлись фрицы!

Танки стали пятиться, сдавая задним ходом и постоянно стреляя, пехота тоже побежала назад. Немцы вошли под прикрытие леса, оставив на поле боя три легких танка и семь посерьезнее. Немцы откатились и стали выстраиваться в линию.

«Бойцы, фрицы нас расстреливать сейчас будут, поэтому все скрытно отходим метров на триста вглубь леса!» — скомандовал я.

Точно, изготовившись, танки начали артподготовку, а мы ушли на восток. Перепахали немцы наши позиции, да кучу дров наломали, так что от окопов наших ничего и не осталось, зато появились воронки и засеки из стволов упавших деревьев. Плохо было то, что от попадания вражеского снаряда сдетонировал ящик наших. В общем, после взрыва, пушки у нас не стало.

— Сержант Птицын, пробегись по позициям и узнай, что с потерями! Все, что есть из патронов в телегах и у убитых собрать и выдать личному составу.

Выручил нас боезапас, который был оставлен заслону. Пулеметные диски, патроны к винтовкам и гранаты. Все это было перераспределено между бойцами.

Солнце только перешло зенит, и день казался бесконечным. Далеко в стороне слышался гул самолетов, летящих на восток, подавлять наши очаги сопротивления, а потом возвращающихся назад.

Прискакали два кавалериста — рядовой и капитан, а за ними на четырех подводах с сеном подтянулись колхозники. К подводам были привязаны пара свободных лошадок.

«Военные лошадки, непривычны к телегам, — заметил Филиппов, — ну да, какие есть».

Я вышел встречать начальство. Доложил по форме, обрисовав ситуацию. Скомандовал грузить на подводы раненых, пока немцы снова обстреливать не начали, при этом, переписывая фамилии, звания и часть наших бойцов.

«Капитан Нефедов Валерий Васильевич, — представился кавалерист, — вижу ваши дела, десяток танков и самолет умудрились сбить — молодцы, как сбили-то?»

«Расстрелял из пулемета летчика, когда он заходил на позицию», — ответил я.

«Молодцы, доложу командованию, сейчас должна полуторка еще подъехать, ремонтируют ее, полдня продержались, но еще, братцы надо», — ответил капитан.

— Какая ситуация с погрузкой?

— Прислали паровоз с теплушками, грузим раненых, некоторых врачи оперируют и тут же грузят, не быстрое это дело, поэтому и прошу, держитесь, сколько можно.

— Ясно, товарищ капитан, на противотанковые ружья «ПТР» патронов совсем мало, всего лишь по десятку на ружье.

Запрягли лошадок в наши телеги, загрузили раненых, кто мог идти, пешком отправились, держась за подводы, кто был легко раненым, те встали в строй. Капитан с солдатиком тоже ускакали. Пока затишье переписал личный состав, надеясь, подать список начальству для возможного поощрения.

Снова налетели самолеты, часть пошла на станцию. Где-то сзади была слышна стрельба и взрывы бомб, а часть отбомбилась по нам. Немцы сообразили, что мы можем отходить вглубь леса, так что отбомбились, как смогли, но метров на сто в глубину лес накрыли. Хорошо, что мы уходили метров на триста, оставляя спрятавшихся в воронках наблюдателей.

Накатывали до конца дня немцы еще разок, наступала пехота численностью до батальона и танки, но снова, оставив 3 танка и человек 30 пехотинцев, отошли. Не главное мы направление удара, второстепенное, иначе смяли бы нас и не поморщились.

Приближалась ночь. Повар наш уцелел, не видел его на передовой, но дело свое он знает, приготовил из последней крупы перловку, которую мы и приговорили. Провел перекличку, в строю семьдесят восемь человек.

Даю вводную: «Бойцы, ночью делаем вылазку, пойдут пятьдесят человек, с собой гранаты, ножи, винтовки. Всем понятно, что брать: еду, патроны, оружие, ну и что понравится, кому надо обувь сменить — меняйте на офицерские сапоги. Основная масса убитых немцев, как раз посередине поля лежат, туда до немцев пятьсот и до нас пятьсот метров. Два десятка со мной, берите гранаты, подбираемся к дороге, наверняка, там наблюдатели немецкие будут.

— Иванов Ардан и…есть у нас еще охотники или хотя бы те, кто с лесом знаком?

Вышло два парня: «Мы не охотники, но с подмосковных деревень, вокруг леса, кое-что умеем».

— Ножами убивали немцев?

— Никак нет, не приходилось, товарищ старший лейтенант.

— Ладно, будете с Ивановым Арданом, то есть с Бурятом. Отойдете метров на 100 от дороги и заляжете, если поползет вражеская техника, встретите ее. А вначале по лесочку прогуляетесь. Наткнетесь на «секрет», человека по два могут сидеть, постараетесь их обезвредить, и к дороге продвигайтесь.

— А как лучше убить врага?

«Я ножи хорошо метаю, — влезает Бурят, — двоих уложу».

— Наша задача следующая. Немцы будут танки свои утаскивать, чтобы потом ремонтировать, то есть прибудет рембригада, в немецкой танковой роте их человек 17 по штату, и охрана. Наши действия будут зависеть от их количества, поэтому, либо в ножи берем, либо закидываем гранатами и атакуем. Может быть, удастся транспорт угнать. Как стемнеет, от слова совсем, выдвигаемся!

Где-то в час ночи мы тенями перешли на тот берег и рассыпались по полю собирать трофеи: кто убитых шмонал, а кто к танкам полез. Мы же выдвинулись к лесу, метрах в ста от него залегли и красиво, не спеша, к верху попой поползли поближе к нему.

Смотрю на часы, пока лазили, прошло около двух часов, а никого нет, даю команду отступать. По пути, собирая народ, короткими перебежками, гремя карабинами и вообще непонятно чем, мы скрытно вернулись на позицию. Бойцы были обвешаны, как елка новогодними игрушками, двумя-тремя карабинами, пистолет-пулеметами «МР-40 Шмасерами», ранцами с добром и едой, кто-то тащил ручной пулемет с патронными лентами в сумках.

Разобрав трофеи, раздали бойцам сухпай и стрелковое оружие. Мы усилились парой ручных пулеметов «MG-34» с запасными лентами, десятком пистолет — пулеметов «МР-40» с запасными магазинами, с десяток пистолетов «Парабеллум-Р38», взятых у убитых унтеров и лейтенантов, и сотней винтовок «Karabiner 98k» с дополнительными обоймами по 5 патронов.

«Хорошо, что еще не вышло постановление ГОКО СССР от 3 марта 1942 года, согласно которому необходимо было сдавать все трофейное оружие, иначе солдата могли передать в суд военного трибунала», — вспомнилось мне и такое отношение власти к трофеям.

Под утром меня разбудил гул, оказывается, немцы решили таскать свою технику с утра. А утром немцы «вышли на работу», снова налетело звено бомбардировщиков — мы дружно отстреливались из автоматов, пулеметов и убегали вглубь леса, а самолеты уже не спускались на «бреющий полет», подлетали и бомбили лес, где должны быть наши позиции с километра над землей. После них выкатились десяток танков и принялись обстреливать нас прямой наводкой. Потом побежала пехота, хорошо, что нам отбежать на триста метров и вернуться ближе, чем им пробежать километр. Поэтому мы успевали вернуться после бомбежки или артобстрела и снова заставляли залечь пехоту противника огнем из винтовок и пулеметов. После чего нас снова обстреливали из танков. Гибли ребята, но мы не давали немцам прорваться через этот мост. Снова двинулись танки, в ответ заговорили наши противотанковые ружья.

«Товарищ старший военврач, доложите, как идет обустройство теплушек и погрузка раненых, когда закончите? Механики, что там с паровозом, восстановили, сможет он ехать? Как там мост, слышу с утра снова канонада, — командующий 1-й стрелковым корпусом, генерал-майор Фёдор Дмитриевич Рубцов проводил совещание, — докладывайте по очереди».

— Прооперировали или обработали всех, кто есть, всего 340 человек. Лежачие загружены в теплушки, ходячие ждут команды к погрузке по готовности к отправке. Врачи и медперсонал валится с ног за эти двое суток.

— Хорошо, дальше.

Бригадир ремонтной бригады также доложил о готовности обоих паровозов отправляться, загружены углем, неисправности устранены.

Поднялся начальник штаба: «Докладываю, что нами организована круговая оборона вокруг поселка, с целью оказания противодействия возможному появлению немецких частей. Поселок с воздуха прикрывает зенитная рота. Мост удерживает старший лейтенант Кольцов силами до роты. Вчера в 14.00 часов там был капитан Нефедов, проверяющий заслон у моста, я вам вчера докладывал».

— А сейчас там что? Есть хоть кому удерживать этот мост? Зови Нефедова, пусть едет и оценит обстановку, и отправь туда взвод красноармейцев — мост надо удержать. Как думаете, часа за три сможем выдвинуться в сторону Орши?»

— Есть, товарищ генерал-майор.

«Кто-то пылит», — сказал лейтенант, осматривая дорогу к Толочину.

— Главное, чтобы их немцы не подстрелили, наверно опять Нефедов с инспекцией едет.

Снова показались танки. Я осмотрел поле боя и выдал новое ценное указание: «На паре задних танков немцы с открытыми лючками водителей едут. Тяжело им рулить-то — пыль от земли, да выхлопные газы, вот им ничего толком и не видно. Снайпера, попробуйте в смотровое окно попасть, там хоть и бронешторка стеклянная, но винтовка должны пробить ее, а там и водитель свое поймает или просто обзор ему испортим окончательно. Так, глядишь, и остановим танк.

Метров за 100 Нефедов, а это был именно он, лихо соскочил с коня и, прячась за деревьями, подошел к позиции: «Что тут у вас, как обстановка?»

«Атакуют. Сейчас подобьем пару танков — они отползут к лесу и начнут нас долбить из пушек. Патронов мало к ПТРу, последнюю атаку отстреляемся, и больше нечем удерживать. Только гранатами забрасывать, когда они реку форсировать станут», — отвечаю.

— Держитесь, скоро взвод солдат подойдет, поможет.

— Пять километров, через час дотопают?

— Сейчас 11 часов, в 13 можете отступать, если немцы успокоятся. Мост взорвете?

«А чем взрывать, — спрашиваю, — а чего сразу не взорвали-то?»

«Оставили для возможного отхода нашей техники, а ее то и нет, небольшими группами народ из лесов выходит, — ответил капитан, — во взводе минер есть и тол везут».

Радостные крики наших ПТРовцев возвестили о подбитии еще одного танка. Тут же подхватили эстафету стрелки — один танк стал выписывать зигзаги. Правда, что ли, вывели из строя водителя? Два особо шустрых танка подкатили к мосту, и тут первому в бок зарядил патрон наш ружейный расчет. Танк остановился на середине моста, застопорив движение, второй, поливая в нашу сторону из пулемета, с разгону влетел в реку и проехал метров пять, да так, что вода почти покрыла его башню. Хорошо увяз, уже не боец, будем ждать, когда «интуристы» вылезать станут.

«Ай, молодцы, — закричал Нефедов, — лихо бьют гадов!»

Остальные танки стали откатываться.

«Похоже, отбились», — произнес кто-то из бойцов.

Капитан еще поспрашивал о ходе вчерашнего и сегодняшнего боев и ускакал в поселок.

«Товарищи красноармейцы, молодцы ребята! Как говорил генералиссимус Суворов о вас — «чудо-богатыри», вы победили свой страх и смогли выполнить боевую задачу, — я толкнул речь, — а сейчас отходим, немцы снова бомбить будут, перекус немецкими консервами и, если будет затишье, через полтора часа уходим на Толучин».

Видно было, как народ расслабился, одно дело стоять насмерть, и другое дело, когда нужно выполнить задачу и есть возможность маневра. Немец подергался в реке, пытаясь выползти задом, но, похоже, что увяз еще глубже, и вода добралась до экипажа. Откинулся люк и из танка вылезли все пятеро с поднятыми руками. Дав возможность вылезти всем им на берег, я расстрел их из автоматической винтовки.

— Орлов, Чайкин, сплавайте к немцам, соберите оружие. Всем понятно, почему я расстрелял сдающихся — нам с ними нет возможности возиться и содержать их согласно Женевской конвенции о военнопленных. Кроме того, когда вы увидите, как приходится нашим людям в их плену, все сомневающиеся согласятся со мной. Также, при обстреле они могут сбежать или ударить нам в спину, поэтому всегда помните вековой опыт войн «лучший враг — это мертвый враг».

Минут через двадцать подошел взвод солдат. Немцы не атаковали, поэтому минеры быстро заминировали и взорвали мост. Мы отходили, неся на самодельных носилках, сделанных из тонких стволов деревьев, или поддерживая под руки своих раненых. Перед генерал-майором стоял строй из сорока пяти грязных, в рваной или дырявой форме, уставших красноармейцев.

«Взвод, равняйсь, смирно. Товарищ генерал-майор, взвод красноармейцев 11 стрелкового корпуса поставленную вами боевую задачу выполнил. Врага на станцию не пропустили, командир сводного взвода старший лейтенант Кольцов», — бодрым голосом отрапортовал я.

— Спасибо вам, товарищи красноармейцы, теперь вы входите в состав боевой колонны и двигаетесь к Орше на новый рубеж обороны. Вопросы, просьбы есть?

«Есть просьба, товарищ генерал-майор. На этих листах я переписал фамилии бойцов, которые были в заслоне, живых и мертвых, а также их боевые заслуги. Просьба, когда это будет возможно, по достоинству оценить их действия», — выдал я.

«Хорошо, Кольцов. Взвод, разойдись!» — Рубцов забрал у меня листки блокнота с фамилиями и передал их начштаба.

И снова наш путь лежал на восток, теперь к городу Орша, где будет июльское Орша-Смоленское сражение, закончившееся окружением в районе Смоленска трех советских армий. Штаб Западного фронта во главе с генерал-лейтенантом Еременко, потеряв управление армиями из-за фланговых прорывов моторизованных частей вермахта, не смогли организовать оборону и взаимодействие с прорывающимися к ним в помощь частями Рокоссовского. Много советских солдат погибло, было взято в плен в убийственных контрударах отбить и удержать Смоленск. Да и страх за себя у товарища Еременко сказал свое слово — Сталин очень резко отнесся к сдаче Смоленска. И судя по всему, нам предстояло в этом деле участвовать, затыкая дырки в обороне. Хотя был шанс, что добравшись до наших, все эти разрозненные отряды отступающих красноармейцев отправят на переформирование.

Отдыхая, я смотрел людей, на станцию и мне — человеку из 21 века, было некомфортно ощущать себя в этом времени, другая одежда, суета людей, сама манера общаться — все было чуждо и непривычно. Пробегали мимо молоденькие медсестры или санитарки, мужики комментировали, оценивая их, а нас либо не замечали из-за усталости, либо кто-то улыбался в ответ.

Наш отряд был накормлен, после чего мы влились в колонну грузовиков, к некоторым из которых были прицеплены гаубицы, легковушек и пехоты в количестве, по моим прикидкам, порядка 1000 человек, уходящую к Орше. По пути в нее вливались отряды из оцепления станции и отступающих красноармейцев. Совместные бои сближают, так и мы держались вместе нашей группой. Я шел с лейтенантом-артиллеристом Алексеем Смирновым, он рассказывал о себе, а сзади топали остальные. Эшелоны были отправлены. В конце каждого эшелона к ним были прицеплены по платформе с установленными на них на универсальной вертлюге со специальными зенитными прицелами для стрельбы по воздушным целям 12,7-мм станковые пулемёты «ДШК — Дегтярёв-Шпагин крупнокалиберный» и, сидящими рядом, расчетами бойцов. Узнал их из виденных фильмов, да и память Кольцова подсказала. Может, они и помогут отбиться от налетов.