За мертвой чертой

Александр Кучаев, 2014

Невероятные сверхъестественные события, описанные в романе «За мёртвой чертой», начинаются с появления в провинциальном Ольмаполе дона Кристобаля, пришельца из параллельного пространства. Застой в экономике, коррупция и моральное разложение значительной части ольмапольцев неблагоприятно сказывались на параллельной среде обитания, и этот профи был направлен в выше названный город для исправления ситуации. Обладая фантастическими паранормальными способностями, дон Кристобаль решительно берётся за дело. Посредством прозрачных выборов он приводит к власти бывшего журналиста Виктора Алексеевича Черноусова, исключительно честного бескорыстного человека, и его руками, а также с помощью своего друга Аркадия за несколько месяцев весьма жёсткими средневековыми способами избавляет Ольмаполь от огромной корпорации государственных воров и мошенников. Затем полностью очищает город от проявлений какой-либо преступности. Всё это незамедлительно приводит к бурному росту экономики и духовному возрождению общества.

Глава четвёртая. Чёрт или ангел?

Ночевали мы у меня в доме по улице Амбарной, что в посёлке Тихоновка, являвшемся пригородом Ольмаполя. Достался мне этот дом от тёти Нюси, случайно встреченной женщины преклонных лет.

Как сейчас помню тот пасмурный дождливый вечер, когда я помог ей дотащить тяжёлые сумки от автобусной остановки. В благодарность она пригласила меня к себе в дом, обсушила и напоила сладким горячим чаем со сдобной булочкой. Узнав же, что я сирота, бывший детдомовец и негде мне преклонить голову, предложила переночевать у неё в отдельной комнате.

Утром тётя Нюся накормила меня сытным завтраком и сказала, чтобы я не искал больше угла, а пожил у неё.

Так я и остался у доброй старушки. Помогал по хозяйству: вскапывал и мотыжил огород, конопатил пазы в стенах, подметал и мыл полы в доме, словом, выполнял всякую работу, какую находил.

— С тобой мне хорошо, — приговаривала она, — есть хоть с кем словом перемолвиться — одну-то стены едят.

В огородных делах я фактически ничего не смыслил, но здесь мне здорово помогал сосед Иван Степаныч, старик лет шестидесяти, только что вышедший на пенсию. Он подсказывал и как правильно лук-севок сажать, и как помидоры окучивать и подвязывать, и как удобрять землю золой и компостом, и много чему ещё учил.

— Слушай меня, Аркаша, да больше спрашивай, — говорил он, — и всё у тебя будет лучше некуда. А от хозяйки твоей какой толк!? Она своё уже отработала.

Только после того, как тёти Нюси не стало, узнал я, что свой дом она завещала мне. Так у меня появилось древнее, но вполне крепкое жилище.

Дон Кристобаль поместился в задней комнате, которую когда-то занимал я, и ночные часы проводил на стареньком диване между простенком и одёжным шкафом. Впрочем, он мало спал, а может быть, не спал вовсе. Мне всё казалось, что по ночам его фантом отправляется в полёты над городом, продолжая вникать в особенности нашей бренной ольмапольской жизни.

Подтверждением тому служит хотя бы тот факт, что однажды он завёл разговор о квартире, которую мне выделили вскоре после совершеннолетия. Известно ведь, что по достижении восемнадцатилетнего возраста воспитанник детского дома должен покинуть сиротское заведение и местная власть по закону обязана выделить ему пригодное жилище.

Выделили и мне. Получив «заветный» ордер, я отправился в фавелы по указанному адресу, где и обнаружил стандартный шестнадцатиквартирный «клопятник», в котором проживал разный малоимущий люд.

Комната моя была угловой на первом этаже. Дверь в неё висела на одной петле. В окне отсутствовала нижняя половина стёкол. Потолок провис и держался на подпорке. Штукатурка на стенах обсыпалась, тут и там виднелась обрешётка, а в одном месте зияла сквозная дыра, через которую можно было просунуть руку.

Дело шло к зиме, на улицах лужи уже полностью вымерзли, а единственная батарея с разбитыми секциями валялась под окном на полу. Все четыре угла темнели испражнениями — местные обитатели использовали выделенные мне апартаменты как общественный туалет. Разве мог я обустроиться здесь, когда у меня не было ни денег на ремонт, ни достаточного жизненного и мастерового опыта?!

Если бы я в нынешнем возрасте оказался в той квартире, то, конечно, мне хватило бы ума и сноровки подготовить её к зиме.

Окно с двух сторон я заделал бы плотным картоном. Стены тоже обшил бы тем же материалом — его полно кругом и возле рынков, и во дворах продовольственных и хозяйственных магазинов. Осталось бы только для большего тепла отгородить угол и установить в нём буржуйку из толстой жести с выводом трубы в оконный проём. Дрова и разный хлам для истопки — тоже не проблема. Ну и пару стоек ещё поставил бы под потолок, чтобы соседи сверху не обрушились и не задавили. А после зимы можно было бы привести жилище в полный порядок.

Но это я сейчас бы так сделал, тогда же, вернувшись в кабинет по распределению жилплощади, я положил ордер на стол чиновнику, вручившему его мне, и пожелал этому господину остаток дней провести в подобной конуре.

— Ах ты, гадёныш! — воскликнул человек, выскакивая из-за стола. Разговор наш проходил без свидетелей, и меня можно было оскорблять по-всякому. — Ах ты, тварь горбатая! Ему квартиру, а он нос воротит. Нет тогда тебе ничего! Будешь жаться в каком-нибудь подвале, пока не сдохнешь! Вон отсюда, чтобы духу твоего не было! Сейчас вот вызову полицию, ты у меня так закукарекаешь!

Очень мне хотелось в тот момент звездануть ему промеж глаз, чтобы с копыт слетел, но, слава богу, удержался.

Несколько позже я узнал, что эту берложку выделяли ещё нескольким бездомным и до, и после меня.

— Ну-с, молодой человек, и каково ваше мнение о порядке распределения жилья в вашем славном Ольмаполе? — спросил, усмехаясь, дон Кристобаль.

— Зачем вы спрашиваете?! — вскричал я, уязвлённый упоминанием об этой норе. — Вы же читаете мысли других и знаете, чем набита моя голова.

— Да уж, знаю. И видел кое-что непосредственно на месте. Но ничего, нет худа без добра — зато сейчас вы обретаетесь в тёплом доме, под надёжной крышей над головой. А попутно получили более полное представление о чиновном мире. Что вы думаете о нём?

— Ничего хорошего.

— А в целом об ольмапольской власти?

— Она отвратительна. Поганая власть, как говаривал в «Тихом Доне» Григорий Мелехов.

— Для детдомовского воспитанника вы неплохо образованны и у вас уже имеется устоявшаяся точка зрения.

— Я много читал. И общался с крайне осведомленными людьми. Я живу под гнётом этой власти и на своей шкуре испытываю её подлый характер.

— И вы хотели бы изменить существующее положение вещей, — сказал испанец уже утвердительно, и опять же с долей усмешки.

— Больше всего на свете. Да что вы об этом! Вы же, говорю, всё знаете!

— Во-первых, не всё. Во-вторых, мне хотелось лишний раз убедиться — не ошибаюсь ли я?

Одним из любимейших занятий дона Кристобаля были пешие прогулки по улицам города.

— Когда прохаживаешься так, — говорил он, — то как бы проникаешься чувствами и настроениями пешеходов, настраиваешься на их мозговые импульсы, несущие в себе электромагнитные флюксоиды.

— Ну и как они вам?

— Что именно?

— Ну, эти… импульсы.

— Они указывают на плохое душевное состояние обитателей города. В значительной степени люди разобщены, замкнуты, враждебно настроены друг к другу и нередко готовы к агрессивным действиям. Опасный, очень опасный настрой. Причём заряды агрессии продолжают накапливаться. Это может закончиться взрывом, бунтом — бессмысленным и беспощадным.

Обычно эти прогулки были ничем не примечательны, но однажды дон Кристобаль показал себя во всей красе.

Мы шли по Тенистой улице, и я сказал ему, мол, раз ваше общество в параллельном пространстве в своём развитии ушло далеко вперёд, значит, оно обладает большей и более достоверной информацией. Так вот, как там у вас считается, есть Бог на белом свете или нет?

— А вы, молодой человек, что думаете по поводу существования этой высшей инстанции?

— Не знаю. Иногда мне кажется, что Он есть и всё сплошь и рядом создано по Его воле, а другой раз… Особенно, когда вижу безобразия, творящиеся кругом.

— Ну хорошо. Как в Библии сказано: Бог создал человека по образу и подобию Своему. Так ведь?

— Именно так, — подтвердил я. К тому времени я был знаком и с Ветхим, и Новым Заветом.

— По образу и подобию — не означает, что Бог выглядит как обычный рядовой человек. В этом-то в параллельной реальности убедились. Однако и параллельное общество тоже не многое знает о нём. Одно только и вам, и нам точно известно — это то, что Бог велик и всемогущ. Однако, насколько всемогущ?

Дон Кристобаль проводил мефистофельским взглядом роскошный лимузин со златовласой дамой за рулём, выглядевшей правительницей великого государства.

— Вам хорошо известно, каково строение атома. Это ядро, вокруг которого вращаются электроны. Подобным образом устроена и солнечная система. В центре ядро, то есть Солнце, а вокруг него вращаются планеты, тоже как бы своего рода электроны. Вот, в нашем разумении, какова разница в силе и возможностях у человека и Бога! Возможности человека, условно говоря, — на уровне атома, а возможности Бога — на уровне Солнечной системы. Как написано в Новом Завете, возлюби Господа Бога всем сердцем своим, всею душою своею, всем разумением своим. Вот так мы о нём и разумеем. А полного представления о Создателе не дано получить никому из разумных существ, созданных им. Ибо тогда они должны были бы сравняться с самим Творцом, но для этого у них кишка очень и очень даже тонка.

Мой собеседник заглянул мне в глаза, словно проверяя, насколько до меня дошли его слова, но я-то ни на секунду не забывал, что ему известны все мои мысли, даже самые задние.

— И вот, посудите, Аркадий, — если уж обычный землянин может свершить очень многое, разумеется, при соответствующей подготовке, которая может занять долгие годы, а то и всю жизнь, то на что тогда способен Сам Господь Бог? О возможностях подготовленного, продвинутого человека и вы немало знаете…

— Конечно, знаю. Например, Индра Деви, индийский йог русского происхождения, описывала случай, когда в её присутствии один ещё более подготовленный йог протянул руку, и… на его раскрытой ладони появился необработанный алмаз. И это чудо случилось всего лишь под воздействием мысли и энергетики человека.

Пока я произносил эту фразу, дон Кристобаль выставил перед собой руку, и на ладони его засверкал алмаз чистейшей воды. Что это именно камень, а не фальшивка, он подтвердил тут же, проведя остриём его по осколку стекла; на гладкой поблескивающей стекольной поверхности образовалась заметная белесая борозда.

— Вспомним теперь американца латышского происхождения! — продолжал я перечислять общеизвестные факты. — Того самого америкоса, который с целью строительства мысленным усилием заставлял перемещаться огромные камни, причём быстро и на значительные расстояния! Об этом рассказывали по телевизору. И показывали построенные объекты…

Я ещё не досказал до конца, а испанец мановением руки уже переместил автомобиль, какой-то «мерседес-бенц», стоявший впереди нас возле тротуара, на противоположную обочину дороги, а затем поднял его высоко в небо и опустил на крышу шестнадцатиэтажного дома.

— Что вы сделали!? — закричал я, взбудораженный фееричным зрелищем. — Как же хозяин спустит его оттуда?

— Э, не берите в голову, кабальеро, — небрежно бросил дон Кристобаль. — Этот «мерс» угнали сегодня утром в соседнем городе. Двое молодчиков, специализирующихся на таких угонах. Они в гастрономе берут выпивку — обмыть удачно спроворенное дельце. Сейчас прибегут. А вот и они — легки на помине!

При последних его словах из магазина вышли двое молодых людей с пакетами в руках. Увидев, что машины и след простыл, они встали как вкопанные, оторопело вытаращив глаза, потом бросились туда, сюда, и подбежали к нам.

— Вы не заметили?..

— Заметили, — отозвался испанец.

— Куда…

— Вон туда. — Мой спутник показал на крышу многоэтажки.

— О чёрт, да как же так?!

— Пойдёмте, Аркадий, — сказал дон Кристобаль, ухватывая меня за локоть. — Продолжим наш путь.

— Вероятно, — сказал я, оглядываясь на «мерс» и похитителей, — угонщики теперь отступятся от автомобиля.

— Отступятся.

— Но для настоящего хозяина тоже будет немалой проблемой снять автомобиль с высоты.

— Не тужите об этом. «Настоящий хозяин», как вы выразились, ещё больший вор. Эти двое перед ним — сама невинность. «Настоящий хозяин» машины — министр здравоохранения областного правительства, закупивший медицинское оборудование за сумму, впятеро превышавшую его истинную стоимость. Львиную долю переплаты он забрал себе в виде отката. На часть этих денег и приобретён новенький «мерс». Вдобавок к прежнему «Вольво». Тоже купленному на наворованное.

— О господи! — пробормотал я. — Какие только тёмные дела не творятся в нашей несчастной многострадальной России!

— А, не переживайте! — дон Кристобаль беспечно махнул рукой. — И это всё пройдёт, как говорил царь Соломон три тысячи лет тому назад. Пройдёт и быльём зарастёт и катавасия с повсеместным воровством. Вот увидите, помяните моё слово. Недолго ждать осталось.

— Между прочим, китайцы, — сказал я, возвращаясь к прерванной теме, — самые продвинутые из них, мысленным приказом умеют извлекать металлические предметы из наглухо запаянных стеклянных сосудов! А один израильтянин — Ури Геллер — способен усилием мозгового импульса гнуть и ломать металлические ложки и вновь запускать неисправные до того часы! Российские же экстрасенсы взмахом руки разгоняют облака!

Все перечисленные чудеса дон Кристобаль тут же повторял на практике, тем самым подтверждая достоверность моих слов. На старинной пожарной каланче, мимо которой мы проходили, запускались и начинали бить часы с неисправным механизмом, стоявшие до этого год или полтора. С витрины ювелирного магазина россыпью вывалилась на тротуар, а потом возвратилась на прежнее место груда золотых изделий. Моросил дождь, но едва мой собеседник взглянул в высоту, как тучи разомкнулись и в просторном голубом окне засияло солнце.

— Исходя из всего изложенного, можно сделать вывод, что сначала действительно было слово, — подытожил я проведённые эксперименты. — Получается, что если человек усилием мысли способен гнуть ложки и изменять погоду, то Богу вполне по силам одним словом или двумя-тремя словами сотворить и Солнце, и Землю?! Он и сотворил, только не за несколько земных дней, а за другие, неизмеримо более протяжённые космические «дни». А заодно создал и галактику, в которую входит Солнечная система.

— Ну, в общем, так и есть, — подтвердил мой собеседник.

— А что представляет собой наша расширяющаяся Вселенная?

— Это как на неё посмотреть. Если с точки зрения Мироздания, то она является всего лишь живой клеткой, зародившейся и развивающейся, примерно, по той же схеме, по какой зарождаются и развиваются обычные земные клетки, входящие в состав того или иного организма.

— Но почему столько зла на Земле? Ведь Бог предполагает любовь и гармонию!

— Всё закономерно. Насколько незначительней человек перед Богом, настолько уступает он Ему и в плане гармонии и любви. Чем ничтожней гомо сапиенс в духовном плане…

— Ну а дьявол, сатана, — перебил я своего собеседника. — Существует ли он?

Дон Кристобаль сардонически улыбнулся, и мне показалось, что у него самого в глазах засверкали дьявольские огоньки.

— Под словом сатана имеется в виду Люцифер, падший ангел, то есть недавний, по космическим меркам, сподвижник Господа. Если есть свет, то должна быть и тень. Ангел этот — лишь тень Бога, которая полезна и без которой невозможно обойтись. При этом не надо списывать на Люцифера всякие безобразия, творящиеся в человеческом сообществе. Он слишком много знает, и достаточно был рядом с Богом, чтобы опуститься до подобных мерзостей. И слишком горд, чтобы запятнать себя каким-то низким поступком. Нет, всякие бедствия и несчастья, войны, эпидемии, разные кризисы происходят прежде всего по вине самого человека. В частности, из-за узости мышления и неспособности видеть дальше собственного носа. Или из-за подлости характера.

— Значит, никаких чертей не существует, и эти твари — просто вымысел невежественных церковников?

Мне хотелось довести эту тему до конца и выяснить абсолютно всё.

— А вот в этом, дорогой амиго, — возразил дон Кристобаль, — вы глубоко заблуждаетесь. Роль не Люцифера, а чертей вполне могут выполнять разные дефектные энергетические сущности, оставшиеся от подлецов и иных сволочей, сумевшие материализоваться. Под этот образ можно подвести, между прочим, разумных пришельцев, враждебно настроенных против человечества и совершающих против него те или иные агрессивные действия.

От этих его слов у меня мурашки побежали по спине, и я невольно окинул взглядом нескончаемые вереницы людей, двигавшиеся по обеим сторонам улицы, словно рассчитывая увидеть в них фигуру какого-нибудь беса. Я даже подумал, не относится ли к этой братии и сам дон Кристобаль?

— Нет, я не бес, — сказал мой спутник и рассмеялся. — Ведь я пришёл совершать, в общем-то, добрые дела, а не злые.

Кровь бросилась мне в лицо. Чёрт побери, на какое-то мгновение я упустил из виду, что мой спутник читает мысли своих собеседников!

— Не корите себя, Аркадий, — тут же отозвался испанец. — Хоть я и не падший ангел, но тоже достаточно знаю и понимаю, чтобы обижаться на подобные пустяки.

Мне ничего не осталось, кроме как сконфуженно улыбнуться.

— А скажите, — спросил я немного погодя, — кроме нашего Бога, существуют ли другие подобные, равные Ему божества?

— Не знаю. И никто не знает даже в том, параллельном мире, откуда я прибыл. Но давайте порассуждаем. Раз Пространство бесконечно, то что может помешать в неизмеримом далёко существовать и действовать и другим богам? Разве нашему Господу Богу или, иными словами, Космическому Разуму интересно общаться только с нами, беспредельно убогими по сравнению с Ним, особенно с учётом наших бесконечных распрей и прочей грязной мышиной возни на планетарном пространстве? Мне лично представляется, что Ему куда продуктивнее и во всех отношениях полезнее вступать в контакт с равными Себе.

— Но откуда же тогда появился наш Бог и другие сущности, подобные Ему по масштабам и возможностям?

— Не знаю.

— Если исходить из вашей логики, — я позволил себе говорить утвердительным тоном, — то можно предположить, что нашего Господа Бога, Его товарищей и их цивилизацию создал ещё кто-то, гораздо более могущественный и великий. А более могущественных и великих — создали в триллион триллионов раз более великие. А тех — совсем уж величайшие из величайших. И так далее. Получается нечто вроде бесконечной матрёшки, только в усложнённом варианте. Если углубляться во всё это, то в конце концов можно и свихнуться. Чтобы охватить огромность, многообразие и величие бесконечного Мироздания, моих мозгов явно недостаточно. Даже сейчас меня начинает подташнивать — явный признак, что я ухватился за тему, непосильную моему рассудку.

Испанец скользнул по мне хитрым и мудрым взглядом и улыбнулся.

— Знаете, Аркадий, можно иногда поразмышлять о Боге, но всё-таки разумней обратиться на самих себя. Познайте себя как личность, как отдельную субстанцию, и вы во многом преуспеете, включая и богопознание.

На этом наша прогулка закончилась, и мы вернулись к себе на Амбарную.

В другой раз я завёл речь об обществе, откуда этот человек прибыл. Я назвал его человеком, хотя в течение довольно значительного периода знакомства с ним я так и понял кто он на самом деле: ангел или дьявол, или просто личность, обладающая сверхспособностями.

— А скажите, дон Кристобаль, благодаря чему ваше запараллелье ушло так далеко вперёд по сравнению с нами, обычными землянами? Ведь раз мы зеркальное отражение друг друга, то нам должно бы шагать в ногу!

— Благодаря духовному развитию, высочайшей нравственности. Давно уже, тысячу лет, у нас нет войн, исчезли мошенничество, хищения, злоба, зависть, пьянство, разврат и всё остальное порочное, что процветает в вашем аморальном мире. Увы, у вас, практически, те же нравы, что у древних римлян. Вспомните: худшие римляне убили самого лучшего и дальновидного на то время — Гая Юлия Цезаря — и тем самым усугубили ситуацию в государстве. В конце концов, дурные нравы похоронили то далёкое общество, и вы погубите себя, если не изменитесь. Но там не было таких хищений, потому к своей гибели они шли сравнительно медленно, веками. А вас повсеместная продажность может изничтожить уже в ближайшие десятилетия.

Мне запали эти его слова, и я долго размышлял над ними. В то же время у меня никак не выходило из головы, почему дон Кристобаль с таким удовольствием опрокидывает рюмку другую? Почему он употребляет, если с пьянством у них полностью покончено?