Комиссарики. Афоризмы в стихах

Александр Комиссар

Едкие, меткие, хлёсткие афоризмы «комиссарики» затрагивают важнейшие темы бытия. Жизнь и смерть, добро и зло, правда и ложь, добродетель и порок, любовь и ненависть, доблесть и трусость, благородство и подлость. Автор раздвигает границы дозволенного, используя иронию и все краски из богатой палитры родного языка.Яркие афористичные «комиссарики» придутся как нельзя кстати и для дружеского тоста за праздничным столом. Книга содержит нецензурную брань.

А в затуманенных мозгах порхает собственное время

Мы будущее зрим прекрасным

К чему о будущем терзаться?

Оно ведь независимо от нас.

Есть только ЭТО, в ЭТОТ час…

А прожитому — в прошлом оставаться.

Душа летает в облаках,

О будущем не смолкнут разговоры,

А настоящее в руках —

Баранка пьяного шофёра.

Мы будущее зрим прекрасным,

Чтоб в настоящем счастье обрести.

Но нам из думок этих праздных

Реальности не наскрести.

Спокойно спят преступники в тюрьме,

Теперь уже их не поймают.

Их прошлое в кровавой тьме,

А будущего ум не принимает.

Сегодня ты меня прими таким.

Каким я буду завтра, неизвестно Богу,

Вдруг сделает меня совсем другим

Бродяга-случай, заскочивший на подмогу.

Бегут годки по желобочку

Чем более с годами

Есть нам возможность постареть,

Тем больше оснований

В младых летах не помереть.

У кого-то вся жизнь впереди,

У кого-то мгновенье, что осталось.

У кого-то клокочет в груди,

У кого-то спокойная старость.

До тридцати — совсем дурак,

К полтиннику — придурок, мне поверьте,

Потом пятнадцать-двадцать кое-как,

А далее — приготовленье к смерти.

Небритость — романтизм юнцов,

Усы — лихачество отцов,

Степенность и солидность — борода.

Такая возрастная вот страда.

Кто поздно юн, тот юн надолго.

Кто стар мозгами с лет младых —

Не доживает до седого,

Теряясь в схватках боевых.

Ведь каждому, как хочется не жить,

И вот живёт, как может каждый.

И каждому судьба умерит прыть,

А годы урезонят жажду.

Старик о будущем хлопочет,

Ворчит про то, что не «стоит».

Юнец о прошлом говорит

И постоянно письку дрочит.

Бегут годки по желобочку,

Где ты известен, неизвестен,

Иль умный, только в одиночку,

Или дурак со всеми вместе.

Все речи о покойных лживы

Тот, кто всех меньше огорчён,

Тот больше всех кричит о скорби.

Он смертью нет, не омрачён,

Но изрыдается не гробе.

Все речи о покойных лживы.

Когда бы раньше столько да прикрас,

При жизни б эти позитивы —

Он не ушёл безвременно от нас.

Нет ни коротко, ни долго

Для того, кого уж нет.

Ну а тем, кто у порога,

Пять минут — и то презент.

Всех, кто на кладбище приходит,

Смотря на скорбные кресты,

Одно всегда на мысль наводит:

Когда-то будешь здесь и ты.

О смерти близких говорим с пристрастьем,

Пока ещё вновь кто-то не уйдёт.

И будет новое потом участье

До новой катафалки у ворот.

Освободи же место для другого,

Как некто для тебя освободил.

Скажи ему у самого порога,

Чтоб он без сожаленья уходил.

Заботы на похоронах

Умерших участь не изменят.

А в затуманенных мозгах

Порхает собственное время.

Родителей скорбь несравнима,

Когда вдруг умирают дети их,

Со скорбью дочери иль сына

Об умерших родителях своих.

Что сможешь ты назвать своим

Лишь собственное погребенье!?

Увы, но всем твоим родным

Оно по случаю приобретенье.

Нет лучшей удачи, чем смерть:

Тому, вступает кто в наследство,

С долгами он сможет поспеть,

Хоть был при почившим посредством.

Смерть всё равно пошлёт тебя в нокаут

Смерть всё равно пошлёт тебя в нокаут.

Но всё ж над жизнью можно постараться:

Каким он будет твой последний раунд?

И сколько будет их — семь или двенадцать?

Жизнь — память раздоров и войн,

Смерть — память любви, уваженья.

Такой вот есть принцип кривой

В глупом людском представленье.

Жизнь — о приличиях забота,

Они и скрыли суть вещей

От распашонки — отворота.

И до кладбищенских мощей.

Что смерть для человека — тьма,

Про это говорили нам не раз

А жизнь — сплошной кусок дерьма,

Еще не спущенного в унитаз.

Жизнь так погана, так прекрасна,

С моею смертию она,

К которой вовсе не причастна,

Нет, не останется одна.

Сбежать от смерти не позор

И за мгновенье до её прихода,

Коль есть хоть мизерный зазор,

Я выскользну, такая я порода.

Как ни крути, как ни верти,

Смерть входит в жизненные планы.

Вот ты — ещё на жизненном пути,

А выворачиваешь участи карманы.

Безволен ум людской и слаб,

Чтобы о смерти рассуждать.

Я, ты, какой-то эскулап!?

Нам жизнь хоть как-нибудь понять.

Человек в этот мир со слезами приходит.

Бродит по миру, наивный, и бродит,

Всё что-то пытаясь понять, он страдает,

И с горькой усмешкою мир оставляет.

Хоть ты и ненавидишь жизнь,

Её легко ты не отдашь.

И перед тем, как отойти в «аминь»,

Кому-то всё же в морду дашь

Жизнь наша — что комок червей

Мы в дырах все и всюду протекаем.

Мы кашляем, сморкаемся, чихаем.

Потеем, мочимся, плюём.

Так проживая день за днём.

Он наслаждался, будто завтра умирать,

А дом построил, будто вечно жить собрался…

А может так и нужно жить и блефовать,

Пока ты к небу Богом не призвался.

Ничего наверстать невозможно,

Ничего никому не догнать.

Жизнь унылая пустопорожня:

Секс, работа, еда да поспать.

Мы тут ответов ищем кутерьму,

Вертясь, как балерина в пируэте,

А всё идёт в итоге к одному,

Как сделать лишний вздох на этом свете.

Вся жизнь на засраном узоре,

И ты её и так и сяк,

Живёшь как будто на подворье,

А жизнь тебе в итоге — «Кряк!»

Тупее «жизни» в жизни — нет

Подъём есть, завтрак, и обед,

Ещё работа, ужин, спать,

А с этим секс, посс… ть, поср… ть.

Ещё ты сходишь под венец,

Состаришься, и всё — пиз… ц!

Всё потерявший в этой жизни,

Остаток отдаёт без сожаленья.

И тут не только два шага до тризны,

Тут жизнь гадка до умопомраченья.

Иисусу было легче умереть,

Он знал, что он воскреснет.

А тут приходится в виду иметь.

Что жизнь, одна, хоть тресни.

Что жизнь сошла с ума, об этом знают все,

А что всегда сходила — половина.

Наивно думают, томясь в её «красе»,

Что ситуация та поправима.

Трагедия!? Да нет трагедий,

Есть представление её.

А жизнь всего лишь, ё-моё!

Секвенция сплошных комедий.

Как глубоко ты заглянул в страданья,

Так глубоко заглядывал ты в жизнь,

Чтоб сделать ей последнее признанье

И, подводя черту, сказать: «Аминь».

Смотреть в себя — увидеть пропасть.

Смотреть вокруг — увидеть мерзость,

Такая жизни узколобость

Такая в жизни есть нелепость.

Жизнь наша, что комок червей,

Ты их из кучи выбираешь,

Всех тех, что толще и жирней,

И с удовольствием сжираешь.

Жизнь проживи не без интриг:

Будь оптимистом, начиная,

Будь пессимистом, продолжая,

И презирай, чего достиг.

Жизнь проста до ерунды,

Рубаха, хлеба, стакан воды.

Всё остальное — суета,

И срамота, и пустота.

Вот радость — жизнью обладанье.

Вот счастье — ты ещё юнец,

Вот — в людях разочарованье,

А вот печаль — у жизни есть конец.

Каждый миг начинается «здесь»,

То, что «там» не имеет значенья.

Жаль, что «здесь» — лишь всего «представленье»,

И не больше, чем глупая спесь.

Какого хрена жизнь ругать?

Не нравится — возьми и выбрось.

Но жизнь, друг, — это благодать

И жажда дольше чтоб продлилась.

Жизнь всё смешнее и смешней,

Чем больше думаем о ней:

Всё будущее — поэтично,

А прошлое — идиотично.

Противно жить, ужасно умирать,

Но не придумано иного.

И как бы жизнь не презирать

Есть жажда жить — хотя б немного.

Есть дыханье и инстинкт

И жизни есть динамика

Жажда есть и аппетит —

Всё прочее — ботаника.

Когда приходится терять,

Всё то, что отнимает жизнь силком,

Так важно обретать

Индемнитет за жизненный отъём.

Чтобы на эту поганую жизнь

Было смотреть не противно,

Мысли подальше задвинь

И посмотри дедуктивно.

Спроси меня: «Где будем после смерти»?

Мы материалисты при вникании,

И знаем все до одного,

Что следом, с окончанием дыхания,

Не будет уже больше ничего.

Спроси меня: «Где будем после смерти»?

Там, где, которые ещё не родились.

А может будем в новой круговерти,

Куда из этой жизни ворвались.

И образ мой останется живьём

В моих лишь детях и во внуках.

А остальное порастёт быльём —

Мои любовь, заботы, муки.

«Любая смерть — нет, не распад,

Всего лишь — преобразованье» —

Есть и такой вот мармелад

Для собственного надуванья.

Умру, иль не умру?

А может нечто третье!?

А третье — то, о чём себе совру:

О вечной жизни на том свете?

Надежда — «Я есть после смерти»,

Даёт мне в жизни наслажденье

И яркие красивые мгновенья….

А как же ангелы и черти?

А может быть, уйдя из жизни этой,

Поднявшись к облакам иль где-то,

Я буду прелести телесной жизни вспоминать

И сверху ласково на всех взирать.

Ищу во всех смертях

Малейшее от жизни проявленье:

Хоть кто-нибудь, из побывавших в тех краях,

Поделится со мною впечатленьем?

Он потому лишь зол по жизни?

Что о бессмертии не хочет лгать,

И знает о бессмысленности тризны,

И то, что будет безвозвратно исчезать.

Смотрю и здесь, и там, и между,

Всё думаю и думаю в тиши,

И получается, что жизнь — одна Надежда,

Надежда на бессмертие души.

Осталось шансы подытожить

Брыкаться не идёт коню,

Который дал себя стреножить.

Не бейся, ты не парвеню,

Осталось шансы подытожить.

Коль это сделано уже,

Куда тебе девать всё это.

Ты всё порхаешь в неглиже,

И песенка твоя уж спета.

Свободный досуг — это плод

Существованья человека,

И тут не дача-огород —

А результат — скончанья века.

Тринадцать лет — не развит член

Так смело плюнь в лицо того,

Кто говорит тебе с цинизмом.

Что юным не писал стихов,

И не мочил рук онанизмом!

Тринадцать лет, не развит член,

Но он уже возник из пепла.

Уже в работе главный ген,

Желанье к кубикам поблекло.

Опошлить можно всё всегда

И даже трепетную юность.

Не снизошла б голубизна

В педерастическую узость.

Простите старушке последнюю песню

До старости тревожит

Любовный раны зуд

И только сердце гложет —

«В постели уж не крут».

Никто не хочет старым быть,

Однако жизнь его не спросит.

И смерть, хоть будешь волком выть,

В конце концов в могилу сбросит.

Простите старушке последнюю песню,

Простите старушке последний экстаз,

И платье срывает гуляка не сверстник,

И падают ноги на грязный матрац.

От долгой жизни и от размышлений

Поймёшь ты выгоду взаимно уступать

И наплюёшь на гору всяких мнений,

И жизнь короткой станешь ощущать.

Увидел с горечью, что рубль потерял,

Не увидал, что жизнь короче стала,

Что ты не тот, каким ты быть мечтал,

Что молодость куда-то ускакала.

Седую прядь подкрасить —

Не способ молодость вернуть.

Тут в пору гирькой поколбасить,

Иль в сквере козелком скакнуть.

— Чем ты занят, мой дружок?

— Молодость у старости ворую.

— А потянет твой рожок

Девку молодую?

Зубами я вцеплюсь за наслажденья,

Которые крадёт жизнь друг за другом.

Я здесь ещё пока! И к чёрту пренья!

Ещё я не в последнем круге!

Единственное радует, что время

Неумолимо также к юности друзей.

И видишь ты: их тоже темя

Уже морщинно до бровей.

Над чем смеяться в старости,

Коль молодость без бед.

Над тем, что были гадости?

Так их уже ведь нет.

Когда уступит невзначай

В трамвае место Вам девчонка,

Быстрей, старик, портки снимай

И за трамваем мчись вдогонку.

Когда утех любовных не найду,

Когда в меня любовных стрел не мечут,

Себе я жучку заведу,

Которая всегда скакнёт навстречу.

В старости одно из важных дел —

Не ощущать себя ненужным.

Не чувствовать зависимый предел,

Не слышать ропот жалости окружный.

Что нам нужно, брат, на старость:

Имя доброе, да денег малость.

Память, чтоб зарубцевалась,

И дожить всё, что осталось.

Смерть — личное дело любого

В морге всегда хорошо,

Всегда там прохладно и тихо

Вот бизнесмен — здесь покой свой нашёл,

А вот рядом тот, кто пришил его лихо.

Смерть личное дело любого,

А сколько хлопот для живых.

Но не судите покойника строго —

У вас его срок впереди.

Не сильный слабого сильнее,

А слабый слабого слабее.

Перешибает обух плеть

Единственная — в званье «Смерть».

Дух мой — навьюченный верблюд,

И тащит, тащит, тащит, тащит.

Ну и спроси меня: «К чему!?»

Коль смерть в итоге присобачит.

Страшнее умирать, чем умереть.

Как смерть нам из мозгов стереть?

И как об этом думать не хотеть?

Как всё, о чём мечтал, — успеть?

Ах, сколько б в этом мире ям не рыли,

Одна есть обязательно твоя.

И не выравнивай края,

Хрен с ним, что так, в кривой захоронили.

Что жизнь? — Один большой вокзал,

Где каждый ждёт прибытья окончанья.

Чтобы, покинув ожиданья зал,

Сесть на перроне в поезд отпеванья.

Когда увидишь смерть —

То кончится театр,

Исчезнет жизни круговерть —

А впереди могильщики с лопатой.

Не беспокойся мыслями о смерти,

Наступит срок, природа сообщит.

Зайдут и ангелы, и черти

На покаяние души.

Лишь потому мы можем ощущать покой,

Что неизвестен день кончины,

И именно из-за такой причины

Вольны мы управлять собой.

В день даже своего рожденья

Мы начинаем потихоньку умирать.

Какой же смысл нам в этом восхожденье…

Но нас не спрашивала мать.

Ничто не остановит времени теченье,

И стоит лишь глаза закрыть,

Вновь зарождается сомненье:

И ты не будешь вечно жить.

Не смерть, а мысль: «она придет»,

Спокойно спать нам не даёт.

Не смерть нас будоражит тет-а-тет,

А представленье, что нас больше нет.

Когда мы мучаемся мыслию о смерти,

Что мы, земные, можем знать о ней?

Что есть там Бог и есть там черти…..

Нам боль страшна — предвестница смертей.

Не учат нас покойников лечить

Пилюли — это бред,

А доктора!? — Их нет.

Попы!? — Им разве новую молитву сочинить!?

Быть может существует кайф от смерти,

Когда своею смертью ты спасаешь чью-то жизнь.

Пожалуй вы и этому не верьте,

А может верьте… И — аминь.

Как глупо в этой жизни всё.

Стремиться, биться, верить.

В итоге — чистое бельё,

Которое на труп наденут.

Со смертью свыкнешься, когда

К ней приближаешься вплотную,

Присев на труп иль друга, иль врага,

Тушёнку отрешённо жрёшь свиную.

На всякой площади есть место,

Куда нога ступает, содрогаясь.

И будто бы капризная невеста

Ты убежишь оттуда, застесняясь.

Всё прожито и жизнь. К чему испуг?

Закончилась комедь.

Теперь вперёд, мой друг,

Ведь там всего лишь смерть!

Мы все когда-то ляжем на кровать,

Чтоб от чего-то умирать.

И тут ни Бог, ни Чёрт нам не судья,

Тут будет только Смерть и Я

Жить надо, как в последний день,

Ведь ЗАВТРА может и не быть.

Вдруг неожиданный ячмень

Тебе крестом умерит прыть.

Любить кого-то нет причины,

И деньги — это лишь навоз…

А что же принимать всерьёз?

Да ничего — и даже миг своей кончины.

Коль страшно — к плотнику сходи,

Пусть он на гроб размерчик снимет.

А страх нет — как жил живи

Ведь Смерть никто не перепрыгнет.

Чем жить на зассаной пелёнке

Когда ты видишь, что нет смысла

Тащить на шее коромысла,

То суицид в разрез морали всей,

Прекраснейшее — из смертей.

Ну, что, падлюки, сигануть?

Ваш ученик на парапете,

Влез на этаж, на тридцать третий,

Понять пытаясь жизни суть.

Чем жить на зассаной пелёнке,

А ну-ка, ты себя «ату»,

Собрав последние силёнки,

Отдав последнюю мечту.

Нет не докажешь ничего и никому,

Из жизни уходя собственноручно.

Ждать окончанья? А к чему?

И смерть страшит, и жить так скучно.

Судьбы суровой избежав,

Легко прикрыться крышкой гроба.

Но, нет, я буду, как удав,

Весь, извиваясь, жить со злобой.

Кто смерти не страшится,

Тот точно идиот.

Чтобы в шахида пояс облачиться

И загубить народ.

Вы оставайтесь здесь в дерьме

И пусть вас лечит психиатр.

Жизнь не дала удачи мне,

Я покидаю ваш театр.

Если жизнь есть вечный страх,

Нужно ль за неё цепляться?

Иль в какой-то миг собраться,

Лечь на дуло — и ба-бах!

Коль некому и нечего отдать,

Пора заканчивать своё существованье.

Останешься — себя испепелять

Бессмысленным донельзя пребываньем.

Так что-то перестраивать всю жизнь,

Чтобы в итоге с ней покончить.

И вот вопрос не для гордынь:

А нужно ль себе голову морочить?

И ты поймёшь — убийство — грех,

А не приверженность к единству.

Тогда уничтоженье ради всех

И приведет тебя к самоубийству.

Глупа в самосохранении плоть

До самоуничтожения вплоть.

И тут сознанья перекос.

И умозренья парадокс.