Путешествие по жизни в науке из века ХХ в век XXI

Александр Журавлев, 2017

Профессор А.И. Журавлёв в новой книге рассказывает о своей долгой жизни в науке, делится опытом с молодым поколением, затрагивая при этом все проблемы, которые существуют в сфере высшего образования. Но автора волнует все: от задач, которые стоят перед руководителями вузов и стран – до взаимодействия молекул и безграничности Вселенной… А.И. Журавлёв – автор книг «Сверхслабое свечение сыворотки крови и его значение в комплексной диагностике» (в соавторстве, 1975), «Ультразвуковое свечение» (в соавторстве, 1977), «Квантовая биофизика животных и человека» (2003), «Антиоксиданты» (в соавторстве, 2008), «Кто мы, русские и когда мы возникли?» (2014), «Юмор в науке, в истории и в жизни» (2015) и др.

Глава 2

Война

Война и женщины

Летом 1941 года мы, как всегда, выехали в Кратово на дачу в мае. 22 июня 1941 г. фашистская Германия подло, без объявления войны, ночью, при наличии договора о ненападении, внезапно напала на Россию.

Всё стало как-то непонятно.

Красная армия почему-то не громила врагов на вражеской земле «малой кровью могучим ударом» — а героически отступала на «заранее подготовленные позиции». Немецкие самолеты с наступлением темноты летели на Москву через Кратово, хотя оно находилось по Казанской дороге, вовсе не на западе, а на юго-востоке от Москвы.

Рядом с дачей в соответствии с общей инструкцией мы выкопали блиндаж — бомбоубежище. Лето было жаркое и сухое. С наступлением сентября-октября пошли проливные дожди. Тогда я плохо понимал лозунг «Бог и природа — за большевиков». Теперь-то хорошо известно, что эти дожди так размыли и почву, и проселочные дороги, что немецкая техника и даже их узкогусеничные танки на этих дорогах вязли, и их приходилось вытаскивать лошадьми. Наступление немцев резко замедлилось, т. к. они могли продвигаться только по магистралям, а их было немного.

Как пишет командующий нашей 1-й танковой армией генерал Катуков в своих мемуарах «На острие главного удара», даже наши широкогусеничные Т-34 с трудом передвигались по проселкам на исходные позиции под Истрой в октябре 1941 г., вытаскивая тяжелые танки КВ.

Впечатление о критичности положения усугубилось созерцанием нашего батальона, который в октябре 1941 г. двигался по размытой проселочной дороге мимо нашей дачи в Кратово.

Впереди шёл отряд пехотинцев с винтовочками. За ними ещё отряд пехотинцев выталкивал из грязи броневичок, вооруженный пулеметом. Далее ещё отряд пехоты. В конце колонны лошади тащили 3–4 мизерные пушки. Теперь-то я знаю, что это были сорокопятки, снаряды которых отлетали от брони немецких танков, как орехи от стенки.

Возникали тогда у меня, 11-летнего мальчишки, сомнения, как и чем эти ребята смогут остановить немецкие танки?!

Немцы наступали.

В связи с тем, что немцы приближались к Москве, решено было в Москву пока не возвращаться. Мы остались на даче, и я пошёл в Кратковскую школу недалеко от станции и Кратковского озера. От нашей дачи приходилось каждый день ходить 3 км в школу и ровно столько же обратно. Очевидно, с тех пор у меня возникла большая любовь к пешим походам.

В Кратовской школе в 4-м классе повторилось то же. Я быстро решал задачи, и за «честь» сидеть рядом со мной началась конкуренция. Мы подружились с одним из заводил и вожаков — Новиковым, который не очень преуспевал в науках. Тем не менее. На меня стал обижен второй в классе «атаман» Новичков. Группироваться в команды вокруг атаманов — это, очевидно, общее свойство мужчин, начиная с пеленок. Я соблюдал нейтралитет и ни к одной из команд не присоединялся.

Но тут же выяснилось и общее свойство большинства активных женщин — вдруг выбирать всем сразу одного кумира и бросаться на него толпой, как, например, на Киркорова, или Абдулова, или…

И вот все активные девчонки нашего 4-го класса таким кумиром избрали меня. Все они хотели дружить только со мной. Я тупо не понимал, в чем дело, и осознал ЭТО только 20–30 лет спустя. Это был женский инстинкт признания породы мужчины.

5-8 девочек каждый день дожидались меня и толпой провожали почти полпути до дачи. А одна, Стельмошенко, которая называла себя Наташей, провожала меня две трети пути. Звали её по-другому, но ей не нравилось её имя, и она называла себя Наташей. Запомнилась и другая девочка — румянощёкая Катя. Эта самая Наташа была очень широко образована и пыталась просвещать меня даже в сексуальном плане.

Естественно, что такое положение, когда девочки отказывались дружить с другими мальчиками, этих мальчиков не устраивало. И однажды Новичков сказал мне, что завтра они меня побьют, если я опять пойду с девочками. В подтверждение он пару раз меня стукнул.

Действительно, на следующий день у выхода из школы меня уже ждала компания во главе с Новичковым с явным намерением меня поколотить. Меня это не устраивало, и я задержался с выходом. По какой-то причине задержался и мой друг Новиков. Увидев все это, он тут же принял решение: «Уходить надо через другой выход». Обследовав весь первый этаж, мы на противоположной стороне школы вылезли через окно в женской уборной и бежали, как Керенский.

У Истории не так уж много вариантов.

«Ладно, — сказал Новиков, — завтра я приведу СВОИХ».

На следующий день по окончании уроков он быстро побежал, сказав мне: «Подожди, не выходи». У дверей школы я увидел команду Новичкова, которая опять явно хотела поколотить меня. Однако вскоре появился мой друг Новиков с гораздо более мощной командой. Враги быстро ретировались.

На следующий день на первой перемене Новиков и Новичков встретились и пригласили друг друга на дуэль — «стыкнуться» на большой перемене. На большой перемене они, прихватив меня, побежали за школу и там сошлись в честном кулачном бою — дуэли. Новиков до крови разбил Новичкову нос, Новичков разбил Новикову губу. Прозвенел звонок, и мы побежали на урок. На следующей перемене между Новиковым и Новичковым был заключен МИР, одним из условий которого было оставить меня в покое.

Эвакуация и Эдгар По

Тем временем немцы уже взяли Смоленск, Киев, Вязьму и приближались к Москве. В конце октября было принято решение к эвакуации.

Семей всех сотрудников папиной организации, а он уже не работал в ГОСПЛАНе, с имуществом начали собирать на каком-то огромном пустом военном складе в ожидании грузовика.

Несколько дней и ночей мы провели на этом складе на куче своих пожиток. Мне попалась книга Эдгара По про дикие вопли кошки, замурованной в стене вместе со своим хозяином. Выйдешь во двор — темно, только лучи прожекторов прорезают небо, где-то ухают зенитки. Снова прочитаешь Эдгара По про то, как огромная секира колеблется, раскачивается от стены к стене и с каждым колебанием снижается, чтобы рассечь заключенного в камере. Выйдешь на двор — темно, на небе наши прожектора «схватили» немецкий самолет. Летит он не очень быстро. Вокруг него разрывы снарядов наших зениток. Странно. Разрядов много, а он летит. Правда, и летчик, несомненно, мало что видит, т. к. ослеплен прожекторами. Так летел и улетел. А тут опять темнота, и тишина, и Эдгар По. Конечно, он основоположник этого типа литературы, а Конан-Дойль с его Шерлоком Холмсом и Агата Кристи и другие — просто его ученики.

Тем временем подали грузовик — безотказную полуторку. В неё загрузили гору пожиток 3–4 семей, да ещё и нас рассадили между этими пожитками и поехали по шоссе на Нижний Новгород (тогда Горький).

По плану все семьи эвакуировали в Среднюю Азию, в Ташкент. Но поскольку путь лежал по Нижегородскому шоссе, мимо маминой родины, она решила остаться в родном доме в деревне Растригино Владимирской области Вязниковского (или Сергиево-Горского) района. Туда нас и завезли.

Несколько дней я провел с мамой и отцом в родовом солидном сельском доме — пятистенке из 6 комнат. Отец матери — мой дед — был священником. К несчастью или к счастью, он умер незадолго до революции. Отец мой, как партийный работник, все время был в «контрах» с моей бабушкой — попадьей, которая его ненавидела и идеологически, и как человека. Не очень оригинальная позиция тещи. Очень мой папа жадным был.

Когда я спросил, а где же церковь, мне показали очертания её фундамента. Церковь пытались разобрать на кирпичи для постройки колхозного склада. Получилась хилая хибарка. Мне объяснили, что кладка оказалась очень прочной. Вместо цемента или глины кирпичи проклеивались смесью чего-то с яйцами. Разбить их оказывалось практически невозможно. Из 10 кирпичей целым оставался один — остальные раскалывались. Во время разбора церкви кто-то все-таки вывесил лозунг: «Идет добыча кирпича по заветам Ильича».

Около дома были 3–4 огромные вековые липы, которые я не мог обхватить двумя руками. Наступала зима 1941 года. Никакого снабжения не было. Все мужчины ушли на фронт. Мы с отцом спилили и затем распилили одно из этих огромных деревьев. Потом накололи дров. Я был удивлен, какая здоровая поленница получилась из одного дерева, кубометров 7-10. Бабушка сказала, что до весны хватит.

Вскоре отец уехал, а я неделю или две ходил в школу в поселке Сергиевы Горки. Большое впечатление на меня произвел бабушкин сад, в котором уже созрели яблоки и груши. Около дома цвели высокие лилии. Мне было 11 лет, и лилии были почти моего роста. С тех пор эти лилии стали моим любимым цветком, хотя относительно меня они стали не такие уж высокие.

Книга детства

Уже в 1938–1940 годах, в возрасте 8-10 лет, возникла любовь к чтению книг. А виноват в этом Некрасов (наш Некрасов), написавший книгу «Приключения капитана Врунгеля». Именно эту книгу и читала нам пионервожатая в жаркие летние дни в 1939–1940 гг. в пионерском лагере.

С тех пор я несколько раз перечитывал эту книгу и считаю, что взрослые, которые её не прочитали, обладают неполноценным мышлением.

Я с глубоким уважением отношусь к Сергею Михалкову-старшему, который добился первого переиздания этой книги моего и его детства в 1983 году, после чего она стала общеизвестной.

Вот и в Растригино в 1941 году в последней темной комнатке-чулане стоял сундук, где бабушка хранила мамины вещи и её любимые книги. Среди этих книг оказались две книги академика Обручева — «Плутония» и «Земля Санникова» с блестящим описанием биологической эволюции. Эти книги, как и «Приключения капитана Врунгеля», а тем более Эдгар По и этногеографический справочник, оказали решающее влияние на формирование моего мышления и стремление к знаниям. К этим книгам добавилась и «Похождения хаджи Насреддина».

Вскоре мама в РОНО получила окончательное направление работать в школе в деревне Гостинино Селивановского района Владимирской области. Деревня эта находится в лесном районе, вдалеке от всех городов и городков — до Селиванова 12 км от железной и других дорог, до Горбатки 15 км, и как раз на полпути между Владимиром и Муромом. В общем, тишь да глушь. Я счастлив, что мы попали в этот русский край, где я познакомился с сохранившейся русской деревней ещё до того, как её разгромил Н.С. Хрущев.

Итак, я продолжил учебу в 5-м классе семилетней сельской школы.

Война в 1941 году

Шел ноябрь, у немцев продолжились нелады с Всевышним. Сначала они не могли быстро ехать — вязли в непролазной грязи из-за проливных дождей. Даже их танки Т-3 и Т-4 с узкими гусеницами вытаскивали с помощью лошадей. Затем в одну прекрасную ночь ударил морозец 5–7 °C. Вся немецкая техника вмерзла в эту грязь. Целую неделю немцы выдирали и выкалывали колеса, особенно пушек. Тягачи, пытавшиеся прямо сдвинуть пушки, срывали их с колес.

Далее вроде бы всё стало для них легче. Легкий морозец 5–7 °C и твердые дороги. И они снова начали наступать. Под Москвою начались жестокие бои. Страна мобилизовала все средства на отпор фашистам. В подмосковных районах были мобилизованы все колхозные лошади.

Из Сибири И. Сталин вызвал две дальневосточные армии, и они спешили к Москве. И тут на немцев свалилось совсем уж непредвиденное для них обстоятельство. В конце ноября ударил мороз — 30 °C, а затем, в начале декабря — 40 °C. Начались снегопады.

Бог был явно с большевиками и с русским народом. У немцев замерзла смазка у автоматов, и они почти неделю не могли стрелять. Замерзло масло в моторах, особенно в авиационных.

А к Москве подходили наши сибирские армии. Немцы лишились поддержки авиации. У немецких солдат в летней форме и пилоточках начали отмерзать различные органы. Немецкое наступление затормозилось, хотя на западе они взяли Истру и были в 20–25 км от Москвы. На северо-западе их отдельные танки «выскочили на Ленинградское шоссе». Только на юге они не дошли до Оки. Жители Тулы — туляки — расстреляли из пушек ворвавшиеся в город немецкие танки армии Гудериана, уничтожив почти полностью танковую дивизию. Другую — 4-ю танковую — дивизию полностью уничтожила танковая бригада Михаила Катукова, укомплектованная танками Т-34 и КВ.

Две школы курсантов при поддержке Катюш на 2 недели задержали наступление целого немецкого корпуса под Нарофоминском.

В критический момент на Западный фронт под Истру была переброшена эта героическая бригада Катукова — и наступление с запада застопорилось. Позиции немцев под Москвой растянулись. Резервы и снабжение отстали. Этот срок — 5–8 декабря — Г.К. Жуков и определил как оптимальный для общего контрнаступления.

И.В. Сталин к этому времени скопил необходимые резервы и 2 дальневосточные армии на флангах южнее и севернее Москвы. 7 декабря наши войска начали общее и успешное контрнаступление. Бои под Москвой развернулись с новой силой. Гитлер отдал приказ: «Не отступать!» Но немцы откатывались от столицы.

7 декабря японцы внезапно бомбили и потопили часть американского Тихоокеанского флота, базировавшегося на Гаваях в Пирл-Харборе. Однако им не очень повезло. Основная ударная сила Гавайской эскадры — два американских авианосца — накануне ушла в океан на учение и сохранилась как угроза японскому флоту. Америка объявила войну Японии. Германия — Гитлер — как союзник Японии объявила войну Америке, и война стала действительно Всемирной.