Полёт человечества

Александр Железняк

Лучшие из лучших людей отправляются к неизведанному краю космоса, чтобы провести за собой крохотный огонёк цивилизации. Они должны были отыскать новый мир среди звёзд. Но вдали от дома даже лучшим из лучших порой бывает тяжело сделать правильный выбор. Особенно, когда невозможно понять, к каким последствиям он может привести.

© Александр Железняк, 2018

ISBN 978-5-4496-0254-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. А не пора ли нам отсюда?

Под тяжёлыми свинцовыми облаками едва виднелся солнечный шар; светило медленно ползло по небу, но, казалось, что никто не обращал внимания на него. Всем было всё равно на солнце, если честно. Оно и понятно: тепла не было совсем, и октябрьский ветер диктовал условия погоды как хотел. И вертел этот октябрь мнение людей о себе на большом и толстом термометре. С утра был мелкий отвратительный дождь; в обед уже вовсю полыхал ливень; и дело клонилось к вечеру, как начался ублюдочный косой дождь, меняющий своё направление таким образом, чтобы каждый раз попадать под зонт и щедро окроплять влагой лицо каждому встречному.

Хуже всего было то, что дождь продолжался с незначительными перерывами уже как два месяца подряд. Все каналы вышли из берегов и по улицам счастливо плавал разнообразный мусор, поднятый из канализации, которая, естественно же, накрылась в первые же недели потопа; город медленно утопал в собственных испражнениях, но никому не было дела до этого.

Димитров глядел на то, как по тротуарам неспешно, вразвалочку передвигаются горожане в до нелепости высоких ботфортах. Последний хит сезона — резиновые сапоги до самой задницы. Отличный выбор для утиной охоты на болотах или для вечернего выхода в свет. Даже удивительно, как их на всех хватило, как будто все заранее знали, что произойдёт подобное дерьмо, и решили закупиться на случай.

Впрочем, Димитров давно заметил, чтобы не происходило, люди всегда найдут способ вывернуться. Найти какую-нибудь хитрую лазейку, чтобы испытать судьбу и не повторить исторический путь динозавров. На планете стоило закончиться нефти, как все якобы цивилизованные государства начали переходить на солнечные панели, ветряки и прочие термоядерные приблуды. А все нецивилизованные государства весьма долго и неприятно подыхали. Если повезло родиться на белом берегу, то можно было наслаждаться очередным сериальчиком и холодным пивком, а если нет… А если нет, ну что же, вот тебе кирка с лопатой и работай пока не подохнешь за доллар в день.

Но такой шикарный подход к жизни продолжался недолго. Мир захлёстывали волны беженцев отовсюду. Грязные бродяги прибывали оттуда, где, казалось, и тараканов уже не должно было остаться. Сначала им подбрасывали кое-какую гуманитарку, а потом перевозили в государства, которые, как бы это выразиться, в общем, не самые лучшие палестины их перевозили.

Даже и тогда, казалось, что всё нормально и мировые лидеры, обнявшись вместе и встав в кружочек демонстрировали, что мир един, стабилен и прочую подобную ерунду. Но часики уже тикали. Медленно, очень-очень медленно тикали часы, которые отмеряли последнее время человечества. Сначала началось с безобидных вещей: поднялся уровень воды и несколько малозначимых городов из числа европейских столиц начали уходить под воду; чуть позже стали замечать, что поднявшаяся температура уверенно так поменяла климат на планете. Гольфстрим сказал всем до свидания и с достоинством почил, а Северное полушарие превратилось в Арктическое, но, впрочем, не везде. В Сибири жара растопила вечную мерзлоту, а заодно и некоторое количество метана. Полыхало, конечно, знатно. Двадцать миллионов беженцев загибались красиво.

Но, когда живёшь с этим постоянно, всё это добро размазывается по временной шкале, как говно по сточной трубе. Тоненьким слоем, но крепко, так что не отдерёшь. Если смотреть на конец света по телевизору, то кажется, что он тебя минует. Но иногда, конечно, это касается тебя напрямую, как сейчас.

Метро закрыли ещё в прошлом месяце. Сейчас в городе шла необязательная эвакуация, но все уже знали, что сюда никто не вернётся. Власти решили закрыть город, так как не сегодня-завтра падёт дамба и тогда точно будет полный кошмар. Гидравлические помпы и так уже работают через одну, а когда на набережную упадёт немаленьких размеров цунами, то тогда… Димитров не хотел думать о том, что должно было случиться тогда.

Ему оставалось только отвернуться от окна, натянуть куртку, натянуть эти дурацкие ботфорты и выйти на улицу чтобы поймать себе какой-нибудь транспорт и свалить из этого города к чёрту.

Но странное дело, Димитрову очень не хотелось уходить из офиса. Своего идиотского офиса, в котором он плевал в потолок вот уже семь лет. Офиса, в котором он, по сути, был никем и мог только лишь отлынивать от тупой, никому не нужной работы и плакаться, что он не может найти здесь себя.

Димитров вот уже три недели, как съехал с квартиры, потому что… Нет, ну серьёзно, мне непременно нужно это пояснять?! Типа и так не понятно? Ну ладно. Димитров жил в вонючей квартирке в вонючем квартале на другом конце вонючего города. И как только все транспортные артерии города перекрылись эпичных размеров тромбами, то Димитрову пришлось выбирать: работа или офис. И он, конечно же, как и любой раб системы выбрал свои оковы. Хотя, казалось бы, кому вообще нужна работа на планете, которая не сегодня накроется трижды проржавевшим медным тазом?

В последние недели тесная комнатёнка на четвёртом этаже зачуханного бизнес-центра служила Димитрову неплохим загоном, где этот хомячок мог ещё ассоциировать себя с «цивилизованным человеком»! Ха-ха-ха! Простите. Шучу, не простите. Это его стойло, венцом которого был на удивление внушительный стол цвета поноса, оставалось последней связью Димитрова с привилегированной частью планеты. Стоило ему выйти из своего мирка, ограниченного одиннадцатью квадратными метрами, как он тут же превращался в никому не нужного изгоя. Такого же обычного бедолагу, которых миллионы шастали по этому голубому шарику, который некогда приютил их, а теперь выпинывал всех скопом за неуплату и недостойное поведение.

Долго Димитров шёл к этой мысли. Очень долго. Его уволили три дня назад, но он всё равно оставался на своём месте. Редкостного ума человек. Хотя его можно понять, конечно же. Вот уйдёт он из этого своего настоящего дома, а та халупа, где он до того жил, явно ему не была домом, раз он оттуда свинтил в первую очередь (когда начинается апокалипсис, то люди обычно сначала забивают на работу), но это всё лирика. Ещё раз: вот уйдёт он из своего дома и что будет делать? Куда пойдёт? Мы тут уже выяснили, что мир новых выгодных вакансий его не ждёт, так что перспективы Димитрова были более чем туманные.

Точнее, наоборот. Тут я вас обманул. Перспектива была ровно одна, и она была очень ясна и понятна: Димитрову надобно было доехать до пункта соцпомощи и клянчить там подачки с государева плеча. Это пока ещё оставалось государство, потому что в возможность его продолжительного существования закрадывались большие сомнения. Когда второй по величине город исчезал с карты, то это был такой уже звоночек. Большой. А ещё до этого половина страны начала тонуть в метановом угаре, а другая половина страны погрязла в нищете. Было от чего призадуматься. Хотя сделать всё равно уже ничего нельзя было.

Пора было уже отойти от уродливого окна с грязными стёклами, надеть на себя порванную в двух местах куртку, нацепить выменянные на последний блок сигарет ботфорты и уехать в закат. Который всё равно не было бы видно. Спасибо отличной октябрьской погоде. Хотя, в общем-то, месяц здесь был не причём. Месяцы — человеческие выдумки, они за климат не отвечают.

Стоит Димитрову только закрыть за собой дверь, как он тут же расстанется со всем своим прежним образом жизни. Хотя ведь он и до того мало-помалу отказывался от своей жизни. Сначала по мелочам, вроде свежих и натуральных продуктов, цены на которые взлетали выше, чем Гагарин летал. Потом был отказ от машины: аккумулятор накрылся, а нового негде было достать, да и электричество стало поступать с перебоями, так что зарядиться становилось настоящей проблемой. Тут Димитров вспоминал молодые времена, когда была колбаса вкуснее и трава зеленее, тачки ещё были на бензине, которого было целый океан, и стоил он сущее копьё. После были отказы посерьёзнее: одним за другим начали отключаться интернет-сервисы. Они и раньше-то работали кое-как, а тут и вовсе всё стало очень плохо. И таким образом, Димитров остался в четырёх стенах без необходимых современному «цивилизованному» человеку атрибутов: органической еды, позволяющей поддерживать его внутреннюю гармонию с природой; транспортного средства, гарантирующей ему свободу передвижения и социальных сетей, куда бы он мог постить смешные мемчики. Тогда Димитров принял волевое решение и ушёл из дома. Сейчас нужно было сделать также ещё раз. Но в этот раз никакая запасная площадка его не ждала. Впереди только неизвестность.

Но вот он, наконец, отошёл от окна и пошёл вперёд к приключениям. Ну, или к чему там его ждёт. Он вышел из своего бизнес-центра, где когда-то люди делали деньги, а теперь мыши делали маленьких мышей. Димитров оказался на улице; вода поднималась выше колена. Идти было тяжело, но идти нужно было. Естественно, что никакой тачки он здесь уже не встретит. Откуда? Нужно было идти до ближайшей лодочной станции, которые с потопом начали открываться то тут, то там: одна должна была быть как раз за углом. Всего лишь четыреста метров или пятьсот шагов. Не так уж и много для человека, который только что решил, что это единственный возможный путь для него.

Впрочем, на его решения Вселенной было наплевать: стоило только Димитрову пройти сотню метров, как внезапный, резкий шум раскатился по всем окрестностям. Было не очень громко — как будто в соседней стране упала атомная бомба. Сразу же вокруг димитровых ног началось движение жидкости. Нет, он не обоссался, вы неправильно подумали. Хотя так-то в туалет он хотел, но только негде было. Канализация же почила, забыли? Ах, вы негодники! Но я отвлёкся. Вокруг Димитрова началось твориться что-то необъяснимое. Он видел, как впереди, на лодочной станции засуетились люди и как-то внезапно начали заводить свои титаники. Пассажиры начали орать что-то несуразное, но Димитров не мог разобрать, что именно, так как орали они все вместе и каждый на свой лад.

Это всё были тревожные сигналы, так что он предпочёл поспешить вперёд, к своей цели. Димитров перебирал ножками изо всех сил, но ледяная вода была неподатлива и от его усилий только лишь заливалась внутрь его высоченных сапогов. Он начал помогать себе руками, размахивая ими из стороны в сторону, как будто бы это могло оказать хоть какое-то действие на воду. Хотя, всё же, Димитров двигался вперёд и даже успел обрадоваться тому, что он успеет заскочить в последнюю лодку, чей причал пока ещё был заблокирован другими суднами.

Его радость длилась недолго: Димитров, наконец, услышал, что же так взволновало достопочтенных граждан на лодках впереди. Оказалось, что шум, который он услышал пару минут назад — было не что иное, как лопнувшие опоры дамбы, охраняющей город от окончательного уничтожения. На лодки экстренно передали сигнал о надвигающейся волне громадных масштабов и поэтому нужно всем срочно делать ноги. У Димитрова же не было никаких средств связи, на которые он мог получить сигнал опасности. Впрочем, даже, если бы он его получил, то вряд ли бы что-то поменялось. Потому что волна, надвигающаяся на город, уже показалась на улице, и она приготовилась вот-вот смести со своего пути Димитрова.

Он обернулся на шум, пытаясь оценить свои шансы на спасение, и был подхвачен огромной силой, которая вознесла его сразу метров на десять вверх и почти сразу поглотила, так что Димитров оказался без доступа к кислороду. Он подумал было, что задохнётся, но судьба неожиданно улыбнулась ему и волна попросту шваркнула его об высотку. Димитров умер почти моментально.

Ну и Бог с ним. Эта история не о нём.

Санкт-Петербург 1703—2078 гг.

— Если бы окно не было поляризовано, мы бы тут все к чертям ослепли, — будничным тоном заметил Марков.

— Я так понимаю, никаких выводов сделано не будет? — ледяным тоном спросила Карина Агнаева — руководитель добывающей платформы, на которой вот-вот должно было случиться ЧП, но не случилось по причине того, что где-то там Боженька их всё же любит.

— Почему же не будет. Выводы… э-э-э, непременно последуют, — Марков или начальник инженерной части, или главный по косякам тут же начал нагонять авторитетности и солидности, чтобы его крайним не сделали. Он поправил мятый, не стиранный уже как три года, галстук под штатным комбинезоном, после чего смачно причмокнул губами, подражая высоконачальственной манере, и добавил покровительственным тоном:

— Виновные будут найдены и непременно наказаны.

— Сильно в этом сомневаюсь, — Карина Агнаева смерила Антона Маркова презрительным взглядом наиболее уничтожающего свойства, отчего внутри у инженера, в районе живота, появилось какое-то нехорошее предчувствие. «Овощи были всё-таки несвежие!» — с паникой подумал Марков. После он заметил, что ему эта истеричка что-то говорит и надо было изобразить какую-нибудь реакцию.

— Всенепременно найдём и накажем по всей строгости, Карина Витальевна! — каркнул Марков в ответ Агнаевой.

— Идиот! — фыркнула та и развернулась прочь из хозблока. Двери перед ней, естественно не открылись, так что Алексу — ремонтнику и подчинённому Маркова — пришлось броситься к пульту на стене и аварийно открыть двери, в которые и вылетела руководитель добывающей платформы, на все лады матерящей «придурков, которые мешают работе».

— Вот же стерва! — усмехнулся Марков и сел на ближайший моток с кабелем, которыми был уставлен весь хозблок. «Зачем нам столько кабеля?» — в стопятидесятый раз подумал про себя начальник инженерной части, но, как и ранее не озвучил свой вопрос, прекрасно зная, что никто тут ему не ответит.

Стоит пояснить кто именно был здесь. Кроме Маркова в этом помещении, предназначенным под хранение всякой полезной ерунды, находились двое: белобрысый малец Алекс, который весьма неплохо разбирался в ремонтных работах, и андроид Кавенкур, который торчал в тёмном углу и сверкал там своими блестящими глазёнками. Кавенкур и Алекс находились тут по делу, поскольку не более, чем двадцать минут назад вся добывающая платформа была обесточена из-за аварии в реакторной и всё бы ничего, но эта авария повлекла за собой каскадный отказ долбанных систем жизнеобеспечения, отвечающих за защиту от солнечного излучения.

Почему отказал термоядерный реактор — ни у кого вопрос не возникло. Почему вдруг опустились все термошторки — все сразу забегали как муравьи на сковороде. Никому не хотелось получить моментальный ожог роговицы, так что начальство сразу же начало исходить на говно, а взмылённая ремслужба забегала по отсекам, проверяя, нет ли где помирающих.

По абсолютно идиотской случайности все иллюминаторы были поляризованы, так что потерь среди рабочих платформы не обнаружилось, но теперь вдруг всем стало интересно, почему же система, которая предназначена охранять жизнь людей, в самый ответственный момент вдруг откинулась? Разумеется, многомудрый Антон Марков знал, в чём дело, потому как именно он сам во время прошлого техосмотра отключал все второстепенные системы и самым банальным образом забыл включить некоторые из них. О чём, кстати, его как-то предупредил Кавенкур, но тогда Марков просто послал андроида подальше, так как в тот момент начальник инженерной части был пьяный и ему было не до «зазнающихся робочурбанов».

И вот теперь приходило время последствий. Точнее, уже пришло. Хотя сам Марков предпочитал думать, что этот процесс кое-как растянется по времени, и он выйдет сухим из воды, как уже бывало раньше. «В первый раз, что ли?»

— Ты же сверхштатный, да? — спросил, прищурившись Марков у Алекса, на что тот отрицательно помотал своей белой башкой.

— Плохо. — Резюмировал Марков ответ своего подчинённого. — Лучше бы ты был сверхштатный. Надо такого найти, скинем всё на него и спишем на землю, как думаете, пацаны?

Алекс много чего подумал в этот момент исторического откровения, но лицом лишь изобразил выражение «ну ты и ублюдок, самого бы тебя списать на землю, тварь» и ничего не сказал. Кавенкур, как подобает порядочным андроидам, ничего не думал и ничего лицом изображать не стал, но сказать ему было что:

— Так как инцидент не повлёк никаких потерь среди экипажа платформы, то для его исчерпания понадобятся адекватные меры инженерно-ремонтного характера. А именно, — повторный технический осмотр всех узлов платформы. Что же до мер символического характера, вроде поиска виновных в аварии лиц, то, полагаю, ими стоит пренебречь, так как эта мера никоим образом не скажется на работе всей платформы.

— Вот то, что ты сейчас сказал, — Марков ткнул в Кавенкура длинным, мясистым пальцем с грязным ногтем, — то же самое, слово в слово повторишь этой истеричке, — он указал пальцем на дверь, в которую вышла Агнаева и которая ещё оставалась незапертой. — А что до техосмотра, — одобряю, думаю я сам…

— Если позволите, я готов провести техосмотр лично, — Кавенкур тонко и подкупающе улыбнулся и его морщинки у глаз стали чуть шире.

— Ну да, ладно, займись этим, хоть это и нарушение устава, но, думаю, никто бухтеть не станет. — Марков не был бы Марковым, если бы не умел быстро соображать в моменты, когда начинает припекать задницу. — Займись техосмотром, назначим его сразу же после того, как реактор заработает. Чё там с ним, кстати?

— Шаталов из второй смены занимается, — ответил Алекс.

— Я, твою мать, и сам знаю, кто им занимается. Результат-то какой?

— Не знаю. Я же здесь торчу! А связи-то нет!

— Ну и зачем ты тут торчишь?! А ну, вали отсюда! К Шаталову живо! — и когда Алекс скрылся за дверями хозблока, Марков добавил про себя, — толку-то от тебя, как с козла молока. Ну, ладно, пойду-ка я тоже отсюда, делом займусь, — и вышел вслед за Алексом.

Кавенкур остался в одиночестве. Кабеля, который он заказал, взломав кабинет Маркова, должно было хватить, чтобы заменить старые выгоревшие участки, о которых пока никто не знал. Система диагностики электросети была отключена ещё полгода назад, так как её писк мог бы привлечь внимание инспекторов из Техслужбы и они бы закрыли весь их объект, а работать нужно было обязательно. Тогда на расходные материалы просто не хватило средств, а сейчас все об этом забыли, но Кавенкур помнил. Он бы, конечно, мог напомнить о необходимости заменить старый, негодный кабель на новый, но его мало кто будет слушать. У людей вообще было не принято заниматься проблемами, пока они не встанут перед ними в полный рост. Так что андроид решил всё сделать самостоятельно и, по возможности, тайно.

Через Маркова и без его ведома он получил материал и, воспользовавшись аварией в реакторе, которая по расчётам Кавенкура должна была как раз произойти в это время, занялся ремонтом электросети. Ремонт термоядерного реактора должен был занять четырнадцать-шестнадцать часов, но этого было недостаточно, чтобы протянуть новые кабеля, так что Кавенкур постарался, чтобы ремонт энергоустановки занял не менее трёх суток. Для этого он перенастроил все дефектоскопы и сбил настройки точных инструментов. У ремонтников точно должно было уйти минимум два дня на то, чтобы всё откалибровать.

Ещё одна задержка в работе платформы мало скажется на успехе всего предприятия, так как они и так шли с опережением, а плохая электросеть могла наоборот заставить их встать полностью. Пора было что-то предпринять, так что андроид решил всё взять в свои руки.

Кавенкур подошёл к мотку кабеля весом в килограмм шестьдесят, поднял его, закинул на плечо и пошёл в ангар для полевой техники. Там он собирался обесточить аварийный генератор и заняться ремонтом. Если бы там оказались люди, то он бы что-нибудь придумал с барометром, чтобы тот показал падение давления, и системе безопасности пришлось бы выгнать людей оттуда.

Было 26 марта, суббота, 2089 год. Солнечный радиационный фон был в норме, давление за бортом отсутствовало, как и всегда. Обычный день на Луне. Добывающая платформа Солярис-61 временно прекратила сбор реголита и добычи из него гелия-3 по причине критической поломки энергоустановки платформы. Ориентировочное время ремонта: 16 стандартных часов.

— Как ещё долго? — Карина Агнаева нетерпеливо стучала ногтями по столешнице, пытаясь скрыть своё волнение.

— Правильно говорить — как долго ещё. — Шаталов стоял позади своей начальницы и мог свободно всем своим видом демонстрировать, насколько ему безынтересен этот разговор. Впрочем, он демонстрировал это не только своим видом.

Агнаева повернулась к энергетику и метнула в него сквозь длинные ресницы испепеляющий взгляд:

— Ответишь ты мне или нет?

— Отвечу. — Шаталов немного покачался на пятках взад-вперёд, потом посмотрел на наручные часы (заводные — раритет!), вздохнул и почесал в затылке и, когда Карина Агнаева уже начала искать на столе предмет потяжелее, который можно кинуть энергетику в лицо, он всё-таки ответил. — Думаю, уже починили.

— Что значит думаешь?

— Надо проверить, — и с этими словами Шаталов шагнул к настенной панели управления и уверенным движением отключил аварийное питание. Свет мигнул, но не исчез. Это означало, что основной генератор работал.

— Вот, всё работает, — кисло заметил Шаталов. Кажется, он предпочёл, чтобы ничего не работало, свет бы погас и тогда энергетик просто бы вышел из кабинета руководителя платформы, оставив её в кромешной темноте.

— Три дня чинили, — ещё более кисло заметила Агнаева. — Обещали меньше суток, а делали три дня.

— Оборудование старое, вот и подвело, а термоядерный реактор — это такая технология, что лучше трижды всё проверить прежде, чем приступать непосредственно к ремонтным работам…

— Понятно-понятно, никто-то у вас не виноват и всё шито-крыто, как и с теми термошторками, которые сами по себе вдруг опустились и тоже никто не виноват.

— По этому вопросу ничего сказать не могу.

— Да ты вообще ничего сказать не можешь, вообще ничего не можешь. Шёл бы ты отсюда уже.

— Иду, — Шаталов развернулся и вышел в автоматически открывшиеся двери. Повезло, что открылись, потому что если бы нет, то Шаталов бы врезался носом в металл. Это уже случалось два раза за последние дни, пока не работала энергоустановка. Из-за этого у него на носу были кровоподтёки, да и в целом его лицо выглядело так, как будто он только что из драки.

— Господи, с кем работать приходится! Просто удивительно, что мы до сих пор в графике! — Карина Агнаева взмахнула руками и вдруг с удивлением заметила у себя в руках распечатку. Секунду она смотрела на неё, пытаясь понять, откуда она у неё в руках. Но тут же вспомнила, что схватила эту бумагу, когда искала, чем бы бросить в лицо Шаталову, когда тот включил придурка.

На бумаге был изложен приказ от Лунной администрации направить к ним для работы в сверхважном предприятии наиболее опытного и ценного работника. Мотивировался приказ тем, что платформа Солярис-61 показала наилучшие результаты среди остальных, и потому от Карины Агнаевой нужен был самый лучший кадр. Вынь, да положь.

— Как будто нам самим не будет нужен этот кадр! — фыркнула Карина Агнаева сразу же, как только прочитала распечатку, но тут пришёл вызванный Шаталов, и она забыла на время о приказе.

— Как будто нам самим не будет нужен этот кадр! — фыркнула Карина Агнаева ещё раз и тут же вспомнила, чем закончился прошлый раз, когда она сказала то же самое. Вспомнила Шаталова.

— Этот кадр точно не самый ценный, — проговорила она про себя. В кабинете никого не оставалось, так что можно было и поговорить с собой. Никто бы не осудил.

— Вообще, кто у нас ценный? — руководитель платформы начала перебирать у себя в голове фамилии своих подчинённых и каждая следующая вызывала у неё только всё большую ярость. Каждый из её людей доводил её до бешенства в тот или иной момент работы, так что ко всем свои людям Карина Агнаева относилась очень… эээ, сдержанно.

— Никого-то у нас нет ценного, — вздохнула Агнаева. — Идиот на идиоте и идиотом погоняет. Ладно уж, тогда пошлём самого бесполезного.

Руководитель добывающей платформы начала припоминать, кого из штатных можно перекинуть в центр на «сверхважное предприятие» (Карина ещё раз прочла документ, чтобы удостовериться, что там написаны именно эти слова). Сверхштатных-то трогать нельзя было; если послать сверхштатника, то в центре сразу всё поймут и ей, Карине выпишут нагоняй. Надо из штата, но такого, без которого работа не встанет колом.

И ещё как назло почти что две трети штата были новенькие — работали меньше года, а этим, из Лунной администрации наверняка нужен был ветеран добычи. Нет, новичка посылать было бы неумно. Нужно было опытного, но как назло все опытные были при деле. Они все хоть и мудачьё отпетое, но дело спорилось и ведь не зря ж именно к ним, Солярису-61 обратились за человеком. «Потому что команда была как на подбор»

При последней мысли Карина Агнаева даже испытала некий прилив гордости за своих людей. Её команду признали лучшей среди всех остальных! Это всё-таки чего-нибудь да стоит!

Тут же она вспомнила, что был среди её ветеранов один, на которого в последние три дня, когда у всех в трусах было мокро, жаловались. Андроид Кавенкур где-то пропадал всё время, пока шли ремонтные работы, а если его и находили, то только в обесточенных отсеках с мотками никому не нужного кабеля. Реактор в стопоре, аварийные системы отказывают одна за другой, а этот чурбан железный шатается невесть где и занимается чёрт знает чем!

Самой Карине было не до Кавенкура в последние дни, а, по правде сказать, то у неё вообще никогда до него руки не доходили. Кавенкур попросту не попадал Карине на глаза и ничем не беспокоил. Хотя на него постоянно сыпались жалобы, что он не занимается тем, что ему поручают, а делает какую-то свою никому непонятную работу. Многие сходились во мнении, что Кавенкур был выпущен с дефектами и нужно направить его на программную перепрошивку, чтобы на заводе ему там вправили мозги. Но Карина пока откладывала этот вопрос, тем более никаких серьёзных замечаний к работе Кавенкура не было. Он просто занимался странными делами

— Как будто вся эта свора ушлёпков занимается нормальными вещами, — вздохнула Карина Агнаева и взглянула в иллюминатор. «Как же мы докатились до жизни-то такой, живём на сраном булыжнике, собираем сраное топливо для сраных реакторов, а раньше-то люди как люди жили — на планете… Детей растили». Как и всегда при мысли о детях у Карины Агнаевой выступили слёзы на глазах.

Но дело нужно было решать. В центр требовался человек, но человека у Карины не было. Был только Кавенкур.

— Вот его и пошлём, а что андроид, то нигде не сказано, что нельзя андроида посылать. Если откажутся, то пошлю Шаталова. Пусть там в центре выделывается.

На том и было принято решение, что андроид Кавенкур должен был отправиться в Лунную администрацию от команды платформы Солярис-61.

— И за что же это тебя сослали сюда, братишка? — улыбнулся лейтенант Кадгаров.

— Просто слишком хорошо делал свою работу, — в ответ улыбнулся андроид Кавенкур. В его сияющих серых глазах отражался борт исполинского корабля находящегося на орбите Юпитера. Только что он отстыковался от судоверфи и экипаж готовил корабль к тестовым полётам.

— Да, понимаю… Я-то сам с Земли. Атмосферник. Сейчас немного таких, кто может корабль в земной атмосфере посадить, так что этим, из администрации, пришлось буквально по сусекам поскрести. Я сначала-то думал грешным делом, что наконец-то, Венеру начнут колонизировать! А там-то самая атмосфера! Там, такие как я, на вес золота будут! Но какое там… — Кадгаров с усталым вздохом махнул рукой. Наверное, на людей в руководстве, которые всё никак Венеру не начнут колонизировать. Иначе просто не на кого.

— Ты же вроде из добытчиков, да? — продолжал всё выспрашивать Кадгаров. Видимо, там, на Земле людей совсем не оставалось, раз пилот никак не мог наговориться.

— Андроид для работ широкого спектра в тяжёлой промышленности в космическом пространстве. Год выпуска 2081. — Зачем-то добавил Кавенкур, хотя вряд ли это было интересно Кадгарову.

— Тяжёлая промышленность, да? Это интересно. Значит, там всё серьезно будет. Колонизация в полный рост, — кажется, что Кадгаров и правда заинтересовался. В его карих плутоватых глазках огонёк загорался всё сильнее.

— Думаю, да. Хотя мне никто не сообщил задач, которые придётся выполнять на месте прибытия. Но логично предположить, что они будут соответствовать моему профилю — добыче полезных ископаемых с астероидов и безвоздушных спутников.

— А если спутники будут с атмосферой?

— Буду работать и на них. Но только в костюме. — Уточнил Кавенкур, имея в виду костюм контроля давления, но Кадгаров решил, что это шутка и залился счастливым смехом, да так сильно, что Кавенкуру пришлось поддержать его. Сильные эмоции у него получались кое-как, поэтому он раскрыл рот во всю ширь, обнажив два ряда белоснежных зубов и издал несколько смеющихся звуков для приличия. Протоколы поведения предписывали ему имитировать человеческие повадки в моментах, когда это было уместно. Жаль, что у самих людей таких протоколов не было.

— А почему имя-то у тебя такое? Кавенкур? Кто придумал? — наконец отсмеявшись, спросил Кадгаров.

— Я сам придумал. Новым андроидам позволяют себе придумать самому себе имя. Когда меня активировали, то включился генератор случайного набора, и первым наиболее удобным для произношения имя было — Кавенкур.

— Интересный у роботов подход к самоназванию. Впрочем, наверное, если бы люди давали вам имена, то это было бы неправильно. У вас же есть сознание?

— Да, сознание у нас есть. Программируемое.

— Программируемое? В чём это выражается?

— Во всём, что нужно человеку или людям, которым я служу.

Тут раздался очередной звонок, и их орбитальный шлюп пришёл в движение. Импульс прошёл по телу Кавенкура, но он даже не шелохнулся. Андроид заранее рассчитал все приложенные к нему силы, так что вовремя компенсировал импульсный заряд отстыковки. Преимущества вычислительных мощностей квантовых процессоров были в том, что они ну очень большие. Кавенкур лишь глянул вбок, где с матерком поднимался пилот-атмосферник. На нагрудном кармане его комбинезона андроид заметил букву А перед фамилией и решил проявить ответную любезность:

— А как вас зовут? Что значит буква А?

— Адам, — недовольно просипел пилот-атмосферник. Видно, что привык получать свои восемь жэ в уютном кресле в кабине, а не стоя на ногах на обзорной палубе мелкого космического судёнышка, каковым был их орбитальный извозчик. — Адам Кадгаров.

Через двадцать минут их минипутешествие закончилось, и они состыковались с «Человечеством» — кораблём, которому предстоял очень долгий полёт. По прибытии на базу на орбите Юпитера членам экипажа, в том числе и Кавенкуру, вкратце объяснили, куда их посылают и зачем. Инструктаж занял совсем немного времени, но после него вопросов появилось больше, чем было дано ответов.

«Человечество» было уникальным кораблём. Ну, почти. Вторым в своём роде. Корабль был оснащён сверхсветовым двигателем, который начали разрабатывать ещё в сороковых годах. Первый движок — тестовый — поставили на корабль «Звёздный странник». «Странник» был создан для пробного полёта в автоматическом режиме к звёздной системе Офелия, в которой болталась пара-тройка перспективных планет. Перспективных для колонизации, конечно же.

Тут, наверное, понадобится небольшое лирическое отступление. Со времени начала того процесса, как изменения климата на Земле приобрели поистине масштабный характер и обосравшийся людской род начал генерировать одну безумную идею за другой, прошло довольно-таки много лет. В середине века началось активное освоение пространств Солнечной системы и пока абсолютно все были уверены, что из этого ничего не выйдет и наступает долбанный апокалипсис, то получилось немного наоборот. Каким-то совершенно нелепым образом за пределы родной матушки Земли удалось вывести почти восемь миллиардов человек. Только вдумайтесь в этот сумасшедший факт: восемь миллиардов рыл на орбите, Луне, Марсе, Титане, Европе и ещё доброй полусотне космических поселений, которые разрастались, как грибы после дождя.

Жизнь на космических станциях и в поселениях была, мягко говоря, далека от идеальной. Постоянная нехватка еды и лекарств, перебои с кислородом и водой — существовать в космосе было очень трудно. Это ещё к тому, что и места было чертовски мало: в среднем на человека в колониях приходилось по четыре-пять квадратных метров — чуть больше, чем в гробу, но у многих не было и этого: людям приходилось ютиться по несколько десятков в тесных грузовых контейнерах, в которых их вывозили с Земли. Правительственные структуры постоянно вводили новые ограничения в плане потребления ресурсов. Так как почти всё добро, добываемое с астероидов, уходило на терраформацию Марса, которая продвигалась по чайной ложке в день, то на сытую и роскошную жизнь не хватало. Смертность уверенно приближалась к самым высоким показателям Средневековья. Когда там чума-то была в Европе? Правда, и рождаемость подскочила. Естественная компенсация. Даже кто-то не поленился и подсчитал, что если ситуация не поменяется, то через шестьдесят лет средний возраст человека в системе составит двадцать пять лет. Тогда в истории начнётся новая веха, когда молодое и озлобленное человечество будет решать проблемы, оставленные им в наследство неумными предками.

Правда, были ещё кое-какие проекты, о которых широко не говорили, потому что ресурсов они жрали чрезвычайно много, а большое количество людей предпочли бы подышать лишний раз, чем иметь возможность в очень отдалённой перспективе полететь быстрее света. Но, к счастью, для нашей истории голоса этих бедолаг ничего не стоили. И в недрах лучших умов человечества продолжалась работа по освоению космоса. Лучшие умы быстро смекнули, что Марс, на который все когда-то сделали ставку — не самое лучшее место для постоянного проживания человеческой расы. Мешало даже не меньшее количество света, получаемое от Солнца или абсолютно непригодная атмосфера, нет. Это были уже мелочи жизни, с которыми как-нибудь бы справились. Мешало низкое магнитное поле Марса, которое пропускало солнечную радиацию похлеще, чем французы немцев в 1940 году. Без магнитного поля было бы очень грустно жить на теле римского бога войны, а для того, чтобы оно появилось, надо было обмотать планету сверхпроводником и пустить по нему все надежды людские. Потому что только на них всё и держалось последние полсотни лет.

На Марсе можно было бы жить, но лет через сто, а ещё лучше через двести. К такому варианту развития событий многие явно не были готовы, а потому продолжали развивать альтернативные пути развития всего человечества. Поэтому то и родился проект «Человечество». Точнее, проект по-другому назывался, так назывался всего лишь один корабль из проекта, но это не столь уж важно.

В общем. Сверхсветовые полёты. Я очень надеюсь, что этот резкий поворот сюжета не застал вас врасплох, потому что я уже говорил об этом вверху. Движение быстрее скорости света было открыто, доказано и опробовано «Звёздным странником», который достиг окрестностей звезды Офелии, находящейся в восьмидесяти восьми световых годах от Солнца всего лишь за восемь лет. По прибытии «Странник» отправил обратно сигнал, что одна планета оказалась очень-таки даже ничего: вполне пригодной для массовой заброски туда сотен миллионов нищебродов для дальнейшего житья-бытья. Оставалось лишь сделать кое-какой косметический ремонт: подправить атмосферку, побросать на поверхность астероидов с водицей, ну, и ещё туда-сюда по мелочи.

«Странник» там даже жизнь какую-то нашёл, на уровне простейших, к счастью. Потому что если бы там обнаружилась развитая раса, то люди разбомбили бы её к чертям. К двадцать второму веку люди уже дошли до ручки, так что, если бы им повстречались какие-нибудь пришельцы, то им бы тут же прописали гоп-стоп. И отжали бы все пространственно-временные машины с тентаклями и с универсальной моралью. Благо для таких целей по Солнечной системе болтались тысячи кораблей и все сплошь с ядерными двигателями и термоядерными реакторами.

Сигналы, посылаемые «Странником» придали властьимущим довольно-таки большой заряд оптимизма, так что строительство «Человечества» было продолжено с удвоенными усилиями. Предполагалось, что корабль закинет на Офелию-5 — именно так и назвали ту планету, где предстояло куковать людишкам, — первую партию колонистов, которые займутся подготовкой планеты к масштабному заселению. Правда, когда подготовка к проекту «Человечество» начала идти полным ходом, сигналы, посылаемые «Странником» вдруг прекратились. Руководство проекта поначалу крепко задумалось над возможными причинами обрыва связи, но споры отнимали слишком много времени, которое нужно было для создания колониального корабля. В тот момент было решено дать официальное объяснение прекращению связи целым ворохом возможных технических поломок, которые могли постигнуть экспериментальный «Звёздный странник», но официальная причина стала лишь признанием в том, что руководство и понятия не имело, что могло произойти с первым кораблём людей за пределами Солнечной системы. На кону стояло выживание человеческой расы, и никто не решался выдвигать самые страшные варианты того, что стало со «Странником». Когда начался отбор добровольцев в колонисты, про корабль было решено забыть.

В число первых счастливчиков вошли пара тысяч человек, обладающими полезными навыками, которые могли бы реально внести свой вклад в обустройство будущего дома для всех людей. Примерно как-то так и писали в агитках, которыми целенаправленно бомбили определённых личностей. Пытались, конечно, соблюсти секретность, но вышло не очень.

Кавенкур изначально предположил, что его тоже припишут к колонизаторам, и он будет использоваться в роли астрошахтёра, что было бы весьма логично, учитывая его спецификацию, но андроид всё-таки переоценил рациональные возможности руководителей проекта. В его искусственных квантовых мозгах зародилось нечто вроде удивления, если можно так это назвать, когда его пригласили на капитанский мостик. От этого загрузка процессора почти что удвоилась, и все вычисления были направлены на ответ на один простой вопрос — что происходит?

В сумрачном освещении капитанского мостика Кавенкур разглядел дюжину лиц — все люди, никого из андроидов не было. Хоть андроиды и выглядели абсолютно как люди, но один искусственный человек другого распознает всегда. В тот момент Кавенкур впервые увидел капитана «Человечества», который был в звании — сюрприз-сюрприз, — капитана.

Капитана звали Эдгар Берг и был он воплощением идеального человека. Ростом под метр восемьдесят восемь, он был отлично слажён, что было видно даже под стандартным лётным комбинезоном. Хотя это был тот самый комбез, который на остальных выглядел мешком, но на Эдгаре Берге он сидел как влитой. Он имел коротко стриженные светлые волосы, голубые глаза, волевой подбородок и у него были ярко выдающиеся нижняя челюсть и скулы — хоть сейчас на плакат, прославляющий белую расу. На вид капитану было от тридцати до тридцати трёх лет, то есть от возраста, когда Иисус начал проповедовать и возраста, когда Иисус умер. Впрочем, Эдгар Берг был не Иисус, хотя может кто-то и считал иначе.

Кавенкуру же было всё равно: для него все люди были одинаковые. Внешне они отличались, но внутренне они все были идентичны, хоть и старались убедить себя всю свою историю в своей индивидуальности. Правда, это был не их выбор. У людей вообще никакого выбора не было — эту нехитрую загадку андроид разгадал довольно давно.

Вокруг Кавенкура стояло двенадцать человек — члены экипажа и он, получается, был тринадцатым. Все сплошь пилоты, учёные, бортинженеры и один врач. Обычный набор для дальнего полёта. Обычный, только сам андроид выпадал из этой команды. Кое-какие предположения у андроида были, но он решил пока их «не думать», а дождаться того момента инструктажа, что вёл сейчас капитан, который коснётся непосредственно его.

Эдгар Берг в данный момент говорил о режимах работы лазарета, который предстояло взять под своё крыло Максу Кравицу — приятной наружности господину с обширной русой растительностью на лице. Всем своим видом Макс Кравиц демонстрировал приятную расслабленность и даже по стойке вольно, в которую всех поставил капитан стоял как-то особенно вальяжно. При взгляде на доктора сразу хотелось прилечь на кушеточку и попросить какой-нибудь укрепляющий дух и тело укол.

Касаясь вопросов работы медпункта, капитан плавно перешёл к гибернационным камерам. Почти что весь полёт до Офелии-5 двум тысячам пассажиров предстояло провести в глубоком сне в уютных холодильничках, так как лететь восемь лет, а жрачки на эту прорву бандитов было не запастись. Технологию заморозки и разморозки существенно прокачали в последние полсотни лет, а потому гибернация была делом относительно надёжным. Многие из космобеженцев в колониях даже добровольно входили в гибернационки, чтобы их разбудили уже в сытые времена. Таковых насчитывалось уже больше двухсот тысяч, и число их росло год от года.

Эдгар Берг пропустил банальности типа того, когда людей будут замораживать (их уже замораживали на станции у Юпитера и доставляли на корабль в консервированном виде), когда размораживать, какие отсеки будут первым на очередь к пробуждению. Начал он с самого интересного — что же будет происходить во время самого сна.

— Господа, когда мы с вами выйдем на маршрут и наберём расчётную скорость движения, то сможем самостоятельно приступить к процедуре гибернационного сна. Под самостоятельным я подразумеваю то, что доктор Кравиц, — капитан кивнул на доктора, тот степенно кивнул в ответ, — уложит нас всех в камеры и активирует их. Весь полёт, экипаж, как и колонисты, проведёт во сне. Естественно, что мы с вами проснёмся раньше. Приблизительно за месяц до прибытия к расчётной орбите Офелии-5. Весь этот месяц мы будем заниматься проверками систем корабля, а также, возможно, изучением информации, полученной от «Странника». Хоть связь с ним и была утеряна, но не исключено и то, что он всё ещё функционирует. Руководство полагает, что за время нашего полёта его зонды смогут досконально изучить поверхность Офелии-5, а также структуру её спутников под кодовыми названиями Офелия-51 и Офелия-52. Вероятно, мы сможем назвать их по-своему, когда прилетим туда… Но я отвлёкся. Может быть, к нашему прибытию у нас уже будут точные, доскональные сведения о залежах полезного сырья для колонизаторской миссии. Есть вопросы по этой теме?

— У меня вопрос, капитан, — это был Кадгаров. — Если доктор будет усыплять экипаж в ручном режиме, — все мрачно заулыбались при слове «усыплять», — то кто же его отправит на отдых?

— Доктора Кравица в гибернационную камеру положит андроид Кавенкур, — просто ответил Эдгар Берг пилоту. — Он же и будет следить за порядком на корабле во время всего полёта.