Отмычка

Александр Диденко, 2023

Магия покинула мир вместе с Пятёркой ушедших богов. Люди давно рассчитывают лишь на себя. Но прошлое всегда властно над будущим.В час, когда просыпается Великое Зло, вновь спасти мир может последний из бессмертных: преданный друзьями и заточённый. Вот только из века в век чувствуя « благодарность» людей за спасение, он давно изменил ответ на вопрос: а стоит ли?

Глава 1

Он стоял на коленях, распятый меж солдатами. Тонкий, несуразный, грязный. Голова, слишком тяжелая для высохшей шеи, казалась еще больше из-за копны путаных волос. Плесневелая затхлость и запахи грязного тела заставляли императора едва заметно кривиться: казалось, вся комната пропиталась этой вонью насквозь, и её уже ничем не выгнать.

А Он смеялся. Хрипло и скрипуче. Смех этот пускал по телу орды мурашек, рождал дрожь, сдержать которую с каждым мигом становилось всё сложнее. Тщательно подобранные слова забылись. Император не знал, что говорить. Не знал, как заставить помочь того, кому не страшны ни боль, ни смерть, а все возможные лишения уже стали образом жизни.

Но как-то начать было необходимо.

— Ты понимаешь наш язык, Энши?

Смех оборвался. Заключенный поднял свой пронзительный, невероятно живой взгляд и насмешливо фыркнул.

— Энши? Ты зовешь меня Энши?

— Во всех бумагах твое имя записано так.

Бессмертный вздрогнул и расхохотался. Безудержно. Громко:

— А! Вот оно как! Вы, люди, опять перегрызлись за власть! То-то меня перестали навещать. Старая династия пала и забрала с собой самое важное! И давно?

— Три с половиной века моя семья правит империей Нэш, — сдержанно ответил император. — Но тебя призвали не для разговоров о прошлом.

— Хэй, а как они погибли? — Энши, казалось, даже не слышал чужих слов. — Я помню мальчишку, который приходил ко мне говорить. Просто говорить, представляешь? Хороший мальчишка. Учтивый и умный, без склизкого высокомерия. Ты мог у него учиться, если бы не стал убийцей, а?

Один из конвоиров замахнулся хвостатой плетью. Оскорблять императора не позволено никому. Но Энши лишь снова расхохотался:

— Я не ел сотни лет! Хочешь сделать больно — старайся лучше, шавка.

Красный след на сухой, подобной бумаге коже исчезал на глазах. Император поднял руку, и стражи, повинуясь приказу, отпустили заключенного, отошли прочь. Их шаги заглушил звук безвольно звякнувших по камню цепей.

— Я прикажу: тебе дадут еды. Сколько и какой пожелаешь.

— Какая щедрость. Аж до слез.

— Как твое имя?

— Энши.

— Настоящее имя.

— Мое настоящее имя ты не узнаешь, — оскалился бессмертный и издевательски добавил: — Ваше Императорское Величество. Энши означает Древний. Мне по душе.

Император сделал глубокий вдох и со свистом выдохнул. Возможно, он слишком рано отпустил Фернандо. Еще один безмолвный жест, и лишние покинули комнату. Но тишина так и не спустилась: Энши всё трясся от смеха, издевался, на удивление точно угадывая мотивы.

— Не к лицу Величеству договариваться с узником, а? И что ты будешь делать? Непривычно беспомощный, слабый. Со всей своей властью слабее немощного старика, который стоит перед тобой на коленях, в цепях. Забавно, не находишь?

— Нам нужна твоя помощь.

— Нам? — в насмешку с лихвой прибавилось яда. — И кому это: «нам»? Жизни Великого Императора грозит опасность, и он в поисках силы бежит ко мне, чтобы получить силу магии. Силу удивительную, тайную, сгинувшую из этого мира. И конечно, это всё для благодарного народа!

— «Нам» — людям. Всем. Ты, я знаю, не ушел с другими, потому что верил в смертных. Остался защищать. Так вот: я пришел просить помощи для всех. Один из городов пал. Те, кто видел, говорят о неуязвимых тенях. Жрецы не справляются с ними.

— Хо-о… А вы, люди, по уши влипли! Ха-ха. Занятно. Да, ты прав. Я остался, зная, что Печать не вечна. Зная, что вы не справитесь, — сухие губы расползлись в мягкой улыбке. — Но с каждым годом всё сильнее и сильнее чувствуя «благодарность», я изменил свой ответ на вопрос: а стоит ли?

Император знал, что услышит подобное. На его лице не дернулась ни одна мышца. Император прекрасно знал то единственное, что стоит предложить взамен.

— Я дам тебе свободу. Помоги нам, и твоему заточению будет положен конец.

— Ого! Поверишь на слово и снимешь колдовские цепи? Серьезно?

— Нет. Ты прав: мой род захватил власть силой. Три века назад моя семья делала всё, чтобы спасти тайную королевскую библиотеку, которая уже полыхала в колдовском пламени. Большая часть секретов магии сгорела в том огне, их пепел навеки впаян в расплавленный камень и погребен под рухнувшим сводом. Но упавший потолок помог потушить огонь: очаги засыпало землей. Спасенные документы рассказали о существе по имени Энши. Бессмертном, заключенном в отдельной, скрытой, самой глубокой камере подземелья. Восстановив некоторые рукописи, мы смогли узнать, что ты один из Пяти. Но помня, что предыдущих властителей империи погубила магия и лишние тайны, мои предки уничтожили всё, что прямо говорило о тебе. Запретили даже спускаться, замуровали проход. Остались лишь глупые народные сказки, которым давно никто не верит. И секрет, передаваемый от отца к сыну из уст в уста. Мне известны три способа тебя освободить, Энши. Один из них я не использую, второй — использовать не могу и третий хочу предложить сейчас. Как сделку.

— Ритуал двух ключей? Не думаю, что у тебя есть выбор.

— Да. Ты последний из Пяти. Ты был сильнейшим из них во времена расцвета магии. Тебя одного хватит, чтобы выжечь теней с земель империи и снова запечатать Безликие Горы.

— Печать одного слаба. Или, — Энши снова усмехнулся, — на твой век хватит, а там, в далеком «потом», потомки разберутся? Да? Твои предки были благородней: поймали и сохранили меня как гарантию. Ах да… То были не твои предки, убийца.

Император скрипнул зубами. Его терпение подходило к концу. На удивление языкатый Энши прекрасно осознавал безнаказанность каждого слова и использовал каждую мелочь своего положения. Его ум оставался ясным несмотря на прошедшее время, тьму, жажду и голод тюрьмы.

— Первым ключом стану я. Я дам тебе свободу, если ты уничтожишь тёмных и восстановишь печать. Второй ключ позволит тебе использовать магию. Им станет человек, которому я могу полностью доверять.

— О? Такие есть?

— Такие есть. Ты, возможно, считаешь меня безжалостным и бесчестным. Но я знаю цену власти, понимаю ответственность и люблю свой народ. Мне шестьдесят, Энши. Для тебя возраст детский, но для людей — достаточный. Больше сорока лет я на троне. Меня пытались убрать из зависти, пытались, чтобы развязать войну. Но никогда, слышишь, никогда не приходил ко мне убийца от народа!

— Какая речь, — Энши всё ещё смеялся, издевался, скалился, показывая желтые, но ровные и целые зубы. — Я бы похлопал, да цепи мешают. Что же, я соглашусь. Твоё спокойствие в обмен на мою свободу: неплох товар, а?

— Я жду известий из Арсэма и Перекрестья. Вернутся соколы, и мы тотчас же начнем ритуал.

— А до этого мне торчать здесь?

— Я дам тебе комнату.

— И еду.

— И еду, — вздохнул император, — одежду, цирюльника, горячую ванну и пару слуг. Они исполнят любой разумный приказ. Если хочешь, выделю тебе и повара: закажешь любое блюдо. Надеюсь, хоть еда улучшит твое настроение и укоротит язык. Я бы предпочел провести ритуал без лишних споров.

Тяжелая кованая дверь захлопнулась уже за спиной императора, отсекая от него безумный смех Энши. Несколько коротких приказов, и бессмертный на ближайшие часы перестал быть заботой. Слуги приведут его в порядок, помогут восстановить силы. Императору же стоит как можно быстрее отыскать нужные документы, помочь разобраться в бумагах Лионе. Ритуал сложный, он потребует долгой тщательной подготовки.

***

Еда была великолепна.

Даже та питательная похлебка — легкая и жидкая, — которую Энши попросил первой, на вкус казалась лучше любого деликатеса. Тело понемногу просыпалось. Пища исчезала всё быстрее и быстрее, органы восстанавливали былую силу, требовали ещё, ещё и ещё. После порции, наверное, десятой, Энши наконец почувствовал ГОЛОД. К этому моменту он уже мог не только держать в руке ложку, но даже ходить без поддержки внимательных слуг. Однако за более серьезную пищу браться пока не спешил. Наоборот. Понимая, что избыток скорее во вред, он отложил ложку, заказал повару что-нибудь серьезней похлебки, обязательно с мясом, и направился в давно готовую ванную комнату.

За всё своё бессмертие Энши не испытывал подобных ощущений. Вода забирала с собой всё: и боль, и грязь. Успокаивала. Усыпляла. Пока вокруг суетились слуги, Энши действительно успел задремать. Только и отозвался, коротко ответив, что бороду брить полностью, а с волосами мастер может делать, что его душе угодно.

Проснувшись именно выспавшимся, а не переждавшим в вязком безмолвии очередное столетие, Энши узнал в зеркале себя. Слишком тонкое, не восстановившееся до конца тело выглядело просто болезненным, а не ссохшимся. Кожа больше не обтягивала череп: черты лица вернулись, потрескавшиеся губы перестали напоминать пересохшую землю. Грязный спутанный колтун исчез — теперь волосы снова рассыпались огненной волной, едва достигающей плеч.

Только глаза не изменились.

Но они уже не изменятся.

Грязные тряпки, бывшие некогда его единственной одеждой, куда-то исчезли. В комнате Энши ждал полностью готовый удобный костюм, который умело подшили прямо на месте. И ещё один обед. А потом ещё один. Утолив первый и второй голод и, наконец, почувствовав себя живым, Энши действительно начал заказывать разные блюда ради вкуса, а не пищи.

Император к нему не торопился.

А сам Энши вовсе не жаждал встречи. Он знал, видел, что сделка — обман. Император боялся. Он понимал, что один день хорошего отношения не сотрет ни предательства, ни веков заточения, ни следов от зачарованных браслетов. Их Энши ненавидел особенно. Отрезанный от собственной магии, от сил родной стихии, он не мог чувствовать мир так, как должен. Казался себе неполноценным, несуразным, слепым.

***

Император молчал и старался справиться с острым желанием протереть глаза. Два дня прошло после разговора с Энши. Два дня, которые потребовались соколам, чтобы доставить горькие вести. Застава на Перекрестье готовилась к осаде, Арсэм ждал подкрепления — в городе не хватало обученных жрецов, а те, что были, уже сутки поддерживали мощнейший барьер, не позволявший тёмным проникнуть за крепостные стены. Остальные жители бежали. У реки, четкой границей отделявшей северные земли, строились укрепления. Скоро там встанет армия, готовая задержать врага столько, сколько потребуется. Но, увы, единственной надеждой на спасение оставался Энши.

Энши, которого император сейчас видел будто впервые.

В малом зале, полностью готовом для ритуала, перед троном стоял рыжеволосый юнец. Ему едва можно было дать двадцать лет, если бы не глаза. Всё те же глаза, смотреть в которые император боялся ещё в допросной. Именно они заставляли поверить в то, что за каких-то два дня иссушенный временем слабый старик стал здоровым юношей.

— Назови… кхе, — император прокашлялся, изгоняя из голоса внезапную хрипоту. — Назови свое имя.

Энши белозубо усмехнулся, слишком ярко напомнив лиса.

— Оно тебе не нужно, Величество. Ритуал привязан к оковам, не ко мне. Думаешь, я не знаю?

По залу пронесся шепоток. Лиона и верховные жрецы, силы которых должно было хватить для ритуала, переглянулись, пораженные наглостью щенка и безразличием к ней самого императора. Ганс, уже облаченный в сверкающий новизной доспех паладина, зарычал от ярости и шагнул вперед. Рука легла на рукоять отцовского меча:

— Как смеешь ты говорить в таком тоне с Его Императорским Величеством?! Позвольте, я преподам юнцу урок!

— Не стоит, Ганс, — поднял руку император, подавив тяжелый вздох. — Мы можем простить Энши его невежество. Ему предстоит трудный путь и тяжелое бремя. Помни, твоя задача в другом. Займите свои места! Мы начинаем.

Но Энши и не подумал подчиниться. Обошел вокруг тщательно нарисованного на мраморных плитах круга, проверил свечи, посмотрел в глаза Лионе, заставив её повести плечами и отшатнуться. Замер в шаге от своего места в центре.

— Скажи им, в чём договор.

— Что? — брови императора взметнулись вверх. — Мы всё обсудили, и теперь ты смеешь требовать повторить?

— Смею, как видишь. Ты озвучишь договор здесь, прилюдно, Величество. Мы вроде как спасаем империю. Нет ничего зазорного в том, что вернейшие из верных услышат всю правду, верно? Ведь им ты полностью доверяешь?

— Тут я не стану спорить, — скрипнул зубами император. Проклятый бессмертный. Знает, что и как говорить. Тянет время? Ищет лазейку? — Заключенный Энши, единственный, кто способен получить силу и победить врага, клянется избавить земли империи Нэш от тёмных и навеки запечатать Безликие Горы. Взамен он получит свободу от своих оков и привилегии, подтвержденные императорским указом. Здесь и сейчас будет проведён ритуал, который позволит Энши использовать эту силу, Гансу контролировать её, а мне — снять оковы, когда Энши исполнит свою часть клятвы.

Бессмертный хитро сверкнул глазами, без сомнений уловив, в каком свете его представили в этих словах. Но ничего не сказал. Лишь кивнул:

— Клянусь.

— Клянусь, — эхом повторил император.

— Услышано! — откликнулись Ганс, Лиона и семеро жрецов.

Лишь после этого бессмертный сделал шаг в центр круга. Линии сложного рисунка загорелись, отвечая древнему заклятию, воплощенному в простых браслетах. Во второй круг, поменьше, встал император. Напротив в таком же замер Ганс. Запела Лиона. Со второй строфы запели жрецы, и залу затопило пронзительным белым светом.

***

Как и многие века назад, ритуал ударил по каждому, кого коснулся. Дар жрецов сильно ослаб, будто они день и ночь работали без отдыха. Ганс, Энши и сам император много часов провели в забытьи. Но толком восстановить силы не позволила спешка. Император, едва очнувшись, велел привести к себе Энши и Ганса, чтобы убедиться в успехе.

Увы, Ганс не понимал, как быть ключом. Всякое «представь, что открываешь невидимый замок» на него не работало. Энши подозревал, что у доблестного паладина попросту нет воображения. Да и откуда тот паладин вообще взялся? Новый нагрудник без единой царапины, плащ, никогда не видевший дороги, юнец, никогда не знавший войны. Руки во имя своего господина он точно не пачкал. Там, в подземелье, император говорил о человеке, которому верит. Что же, в этом было зерно правды: недавний ребенок с вбитыми в голову догмами подчинения и восхищения уж вряд ли посмеет сделать хоть один лишний шаг. Сам. Особенно, когда нестерпимой тяжестью давит ошейник высокого звания.

Энши невольно скривился.

Тем временем попытки Ганса что-то представить стали походить на потуги в уборной: он хмурился, дулся, краснел… И всё без толку. За время устроенной императором проверки Энши успел размяться, поупражняться с мечом — тщательно убедившись, что его за этим делом не застанут, — ещё раз вкусно поесть, выспаться, подобрать себе коня и запасной комплект одежды в дорогу. Лишь после того, как к императору вбежал очередной загнанный посыльный с небольшой запиской в руке, Энши сжалился:

— Эй, Ганс, скажи «разрешаю» и подумай об огне.

Паладин оглянулся устало и хмуро — к Энши он относился плохо, помня о дерзости во время ритуала, — но всё же подчинился. Вскинул подбородок и гордо произнес:

— Разрешаю! Огонь!

Энши усмехнулся. «Подумай» для Ганса оказалось тоже нелегкой задачкой. Но ничего не сказал: по венам, даря душе долгожданную радость, разлилось знакомое, родное и такое драгоценное тепло.