Здравствуйте, мсье Поль!

Александр Гуличев, 2023

Бизнесмен средних лет Петр, подхваченный мистическим вихрем в тихом московском парке, буквально падает с неба на брусчатку средневекового города! Теперь его зовут Поль, он – свидетель (только непонятно – чего), а незнакомец в маске дает ему и его товарищу по несчастью, немолодому французскому журналисту Аарону, странные задания.Герои перемещаются из века в век и знакомятся с людьми, о которых только в книгах читали: с Жанной Д'Арк, Леонардо да Винчи, Иммануилом Кантом, Нострадамусом и даже с настоящим Дон Кихотом! Что это, странная игра разума или реальность? И смогут ли герои вернуться к родным? Это и предстоит узнать читателю.

Глава 5

На север

Итак, мы двинулись с караваном провизии в неизвестность. Мы знали, что находимся в Италии, что на дворе 1503, прости Господи, год, что нам нужно попасть в Рим, но вот зачем — пока было непонятно. Точно как там, во Франции.

Правда, это была не совсем та Италия, к которой мы привыкли. В начале XVI века она представляла собой отдельные суверенные королевства. Мы оказались в так называемом Неаполитанском королевстве, что на юге «сапога», а ехали мы в Папскую область. Мне, конечно, всё это было до звезды, я был зол, поэтому поначалу грязно крыл всех и всё на чем свет стоит. Слава Богу, возница нам попался глухой, он только мычал и улыбался. Это было неплохо ещё и потому, что мы с другом могли говорить на любые темы, ссориться и петь.

Обоз состоял примерно из тридцати кибиток, доверху наполненных бочками и едой. Бочки и тюки с провизией были обложены большими ледяными плитами, и так как таял лёд быстро, его запасы приходилось пополнять в каждом населённом пункте на нашем пути.

— Как тут всё хорошо налажено! Наверное, есть специальные подвалы под землей, чтобы готовить лёд! — предположил Анри и почесал пыльную голову.

— Я полагаю, что ты очень прозорлив, мой немолодой друг, и неплохо знаешь историю! — весело ответил я.

— Тебя разбирает? А чему ты, собственно, радуешься? Мы опять неизвестно где, непонятно куда и зачем едем! А-а-а, наверное, на какое-нибудь задание! — оживился Анри и поёрзал.

— Не могу знать, в конце концов, ты Проводник, вот и веди меня по назначению. И вообще, я хочу есть! — сказал я, с важным видом закинул руки за голову и откинулся назад, насвистывая «Марсельезу».

Первым городом, в котором мы остановились на целые сутки, был Санта-Мария-Маджоре. Ничего примечательного, деревня и деревня. Одно порадовало — построили город этруски. Я тут же срифмовал: «русский-этруски». Поговаривали, что этруски тут много чего построили, вплоть до самого Рима. Но всё это использовалось как дача Роберта Анжуйского, мать его побери.

Мы сели покушать в местной забегаловке, где напоили одного парня, он рассказал нам об истории этой местности. Анри в благодарность дал ему монетку, местный был так счастлив и так пьян, что битый час клялся нам в вечной верности, только кормите копчёными бобами со свининой и поите добрым вином.

Сытые и весёлые мы наведались к местному священнику, отцу Павлу. Наплели ему, будто держим путь из Палестины в Рим, он этому нисколько не удивился. А может, не расслышал (был туговат на оба уха). Спать он оставил нас у себя, и мы после пения псалмов улеглись на лавки возле амбара, благо было тепло.

Я попробовал подумать о семье, но всё было тщетно, видимо, воспоминания о близких и вообще о моей прошлой жизни были спрятаны в глубине моего разума или запреты в тайном ларце моего сердца. Даже слёз уже не было. Но появилось ощущение предвкушения чего-то нового, важного. Казалось, что заперев воспоминания о доме в дальний сокровенный уголок сознания, я освободил место для чего-то нового, для новой информации, знаний. Я словно обновился. А может, спятил. Хотя не похоже. Вот так я практически до первых петухов и провалялся в размышлениях о всякой всячине, глядя как Анри сначала храпел, а потом уже ворочался и начинал потягиваться, просыпаясь.

Мы встали и, умывшись из бочки с дождевой водой, двинулись к обозу. Все ещё дрыхли, за исключением стражников. Эти засранцы зря время не теряли, они не столько охраняли обоз, сколько кувыркались с местными девицами.

— Святые отцы, отпустите нам грехи, а то нам эти лярвы не дали ни на минуту глаз сомкнуть, так и тянут за собой в ад! — воскликнул один из стражей, натягивая штаны, и все расхохотались.

Анри плюнул на землю, а я, молча перекрестив их, поправил рясу и засеменил за своим другом. Стражники ещё пуще развеселились и заулюлюкали нам вслед.

Главный страж посчитал количество лошадей и повозок, затем, осмотрев охрану и возниц, крикнул: «Трогай!». Вереница обозов двинулась в путь с запасами провианта и факелами, мы же привычно уселись к нашему глухому вознице.

По пути наша стража отбила два нападения шаек разбойников, заколов и перерубив нападавших, один раз на нас напали люди восточной внешности. Позднее Анри пояснил, что Европу несколько веков осаждали и тиранили воины ислама, пока их всё же не одолели рыцари севера — страшные были времена.

Из наших погибли пять человек, их похоронили возле дороги, и нам пришлось помогать отпевать их вместе с отцом Марком, что был на первой телеге во главе обоза. Я привычно молчал и только подавал и приносил необходимое, а мой друг умудрялся что-то бубнить, хотя чему я удивляюсь? За то время, что мы здесь, можно было и зайца научить курить. Через несколько дней мы добрались до городка Cosenza на западе Италии. Планировалось пробыть тут сутки как минимум, чтобы сменить лошадей, подковать их, да и отдохнуть не мешало.

Чтобы особо не светиться, мы вместе с отцом Марком поспешили в монастырь капуцинов и, предъявив грамоту настоятелю Пьетро Фьорделизо, остались на ночлег. Анри кинул в ящик для пожертвований пару монет, увидевший это настоятель отнёсся к нам крайне великодушно и усадил за ужином напротив себя.

Мне было любопытно, почему Пьетро Фьорделизо не удивился, что мы идём из Палестины. Странно.

Нам выделили келью для гостей, и мы улеглись на довольно жёсткие кровати. Я выразил недовольство, но Анри успокоил меня: «Это чтоб думалось о Боге, а не о бабах и харчах».

— Ты гений, отец Анри! — ответил я и отвернулся к стене.

Хотя спать не очень-то и хотелось. Я лежал и думал о том, что может ждать нас впереди. Никому сие неведомо, в этом-то и весь смысл жизни: принимать то, что дается. А не принять не выйдет, мир так кем-то устроен. Я тут же вспомнил избитую фразу Уильяма Шекспира: «Быть или не быть, вот в чём вопрос». Это-то как раз и ясно, что есть вопрос, а где ответы? Вот где загадка кроется. Тут мне вспомнилось «Откровение Иоанна Богослова», «книга за семью печатями», «всадники Апокалипсиса» и «пропасть меж праведниками и грешниками»… В раздумьях я в конце концов провалился в небытие.

Встали рано, пришлось отстоять мессу, исповедаться, причастится, а уж затем только поесть. Мы поблагодарили отца Пьетро и его братию, откланялись и удалились в город к своим спутникам.

— Отец Анри, нам не мешало бы помыться да и бельишко простирнуть, а то даже собак тошнит, так они от нас шарахаются и убегают! — сказал я и поморщил нос.

Анри согласился со мной. Наш бивак находился недалеко от центра города, мы подошли к базару, возле которого сидел вековой старик. Анри решил с ним побеседовать и спросить, где здесь можно сполоснуться. Дед косо посмотрел на нас и спросил, нет ли для него монеты. Анри дал ему медяк, и старик рассказал, где находятся городские бани, и как добраться до них.

Спустя несколько минут мы уже стояли на пороге заведения, путь нам преградил бородатый, похожий на Будулая, сеньор с кольцом в левом ухе. Мой спутник сказал, что мы хотим помыться, а я почесал себя обеими руками, изображая что сил больше нет, скорей бы уж. Анри дал сеньору два медяка. Тот даже не взглянул, что ему сунули, вручил нам по большой тряпке (видимо, полотенца) и указал куда идти. Мы быстро скинули с себя все вещи и бросили их в чан с водой прямо вместе с зашитыми монетами, а скорее с их остатками. Я блаженно, сидел и наслаждался жизнью в баке тёплой воды, а Анри вышел на минуту и вернулся с куском душистого ливанского мыла, заплатив за него серебряной монетой. Он рассказал мне, что и в наше с ним время настоящее ливанское мыло стоит очень дорого.

Спешить было некуда, и мы почти полдня просидели в этом удивительном месте. Помылись и постирались, даже неплохо закусили блюдами местной кухни. Вышли мы на улицу практически святыми. Чистоту наших тел и помыслов было видно, наверное, вёрст за десять, не меньше.

Мы стояли напротив церкви San Domenico, меня что-то дёрнуло, и я, расставив руки в стороны, произнёс:

«Господь — Пастырь мой; я ни в чём не буду нуждаться:

Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим,

подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.

Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.

Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни».

Я очнулся и услыхал громкое: «Аминь!». Это крикнул священник, стоящий у распахнутых дверей на ступенях церкви. Перед нами в безмолвии стояла толпа, да и Анри не дышал и не моргал, глядя мне в лицо. Его глаза были полны слёз, но они не вытекали, а образовали на зрачках моего друга большую линзу из солёной воды. Анри сморгнул, и всё мгновенно вылилось из его глаз, он обтёр щёки и схватил меня за рукав рясы.

— Если бы это было в государственной парижской опере Palais Garnier, то я громче всех орал бы: «Браво маэстро»! И бросил бы самый большой букет в мире! — дрожащими губами проговорил мой друг.

— Отец Анри, а что случилось? — с непониманием спросил я, посмотрев на Анри, и огляделся по сторонам.

Кто плакал, кто шептал «Отче наш», кто-то опустился на колени, а кто-то просто стоял, широко раскрыв глаза.

— Ты прочёл наизусть 22 псалом, псалом царя Давида, да так громко, на всю округу! — промолвил Анри.

— Да ладно, я его не учил никогда, прочёл раза два-три… Как это может быть? — удивился я и пожал плечами.

Народ заорал: «Благослови Отче, благослови Отче». «Аминь!» — прогремело возле моего уха. Это сквозь толпу к нам пробрался священник, его звали отец Лука, и утащил нас в храм.

Народ ещё какое-то время покричал да и разошёлся. Отец Лука привёл нас к себе, приказал служке принести что-нибудь поесть и вина из «священных запасов». Мы вначале отказались, а затем решили выпить за здоровье, так сказать.

Отец Лука с пристрастием расспрашивал, кто мы и откуда. Мы рассказали, что пришли из обители с юга, а теперь из Палестины движемся в Рим. Священник очень удивился, зачем мы совершаем такое долгое путешествие и петляем, если от Палестрины до Рима рукой подать. После такого допроса мы наспех дожевали предложенную снедь и откланялись, сославшись на дела, в общем, убежали. Придя к своим попутчикам, мы подошли к одному из возниц и расспросили его про Палестрину. Он сказал, что этот город находится совсем недалеко, чуть восточнее Рима. Теперь ясно, почему все, кто спрашивал, откуда мы идём, не сильно удивлялись.

— Палестина и Палестрина, как скажешь, так и поймут, — пробормотал я, Анри кивнул.

Мы решили остаться при обозе и больше не отлучаться, во всяком случае, пока что. Заночевали под телегой, укрывшись шкурами, а утром чуть свет двинулись в путь. Через несколько дней мы были уже в Салерно, в бухте Тирренского моря. Немного помня географию той местности, я понимал, что следующий большой привал нас ждёт в Неаполе.

В Салерно мы не задержались. Видимо, из-за того, что запасы льда не сильно истощились, начальники приняли решение следовать дальше. Анри сбегал на базар и набрал в дорогу фруктов, прикупив заодно кусок ветчины и хлеба. В общем, в пути до Неаполя мы пировали. На привалах у костра мы слушали песни и рассказы про выпивку, кто кого и когда прижимал и любил. Над нами подшучивали, ведь мы старательно изображали удивлённые лица, облачение обязывало. Вот только знали бы рассказчики наши истории!

Через несколько дней мы вошли в Неаполь, у меня в голове сразу заиграла музыка, я шёл и невольно напевал «Челиту», за что получил от Анри кулаком в рёбра и быстро умолк. Обоз остановился у порта, отовсюду то и дело доносились напевы мандолины и иногда гуслей, удержаться было невозможно, ноги сами пускались в пляс. Молодые цыганки сновали тут и там, ища своих жертв, но косо глядели на нас и даже не пытались подойти. Возле таверны я увидел старого шарманщика и, смеясь, посмотрел на Анри, вспомнив «Золотой ключик». Мой друг всё понял и мимикой передразнил меня, я расхохотался и повалился на шкуры в телеге.

Стефано, главный охранник обоза, сказал, что в городе мы пробудем сутки, и посоветовал не пропадать. Мы с Анри отправились искать баню и место, где можно было перекусить и переночевать. Нашли быстро, но прежде чем туда войти, Анри выпорол остатки денег из наших порядком потрепанных ряс. Трусы поизносились, обувь тоже пришла в негодность, в общем, мы решили после помывки и постирушек пойти и обновить наш гардероб. Деньги ещё оставались в сандалиях, но мой друг сказал, что их мы опустошим ближе к Риму, заодно переобуемся в новое. На том и порешили, помылись, как дворяне, а пока прачки приводили в порядок нашу верхнюю одежду, мы покемарили в медных чанах, как обезьяны в горячих источниках у подножия горы Фудзи.

Надо сказать, что прачки на славу постарались: все дырки были заштопаны, и в некоторых местах поставлены довольно приличные латки. Мы щедро рассчитались с банщиками и рукодельницами-прачками и нырнули в симпатичную портовую таверну, чтобы дать нашим желудкам попировать местной снедью. В этом путешествии мы стали довольно избалованными: баня, прачки, далеко не аскетичная пища…

— Отец Поль, а тебе не кажется, что мы с тобой обнаглели? — словно вторя моим мыслям, задал вопрос отец Анри, запивая вином морского окуня.

— Не то слово, осталось только, чтоб какие-нибудь местные цыганки уволокли нас в номера. Будет полный фарш. Так у нас говорят! — ответил я и громко икнул.

Мы смеялись, и я поймал себя на мысли, что мне очень хорошо. Да, именно хорошо. Мне никуда не надо было спешить, я ничего не решал. Мы сыты, одеты и обуты, у нас денег в достатке, и нас, слава Богу, не убили и не сожгли. В здании, где мы сидели и ели, находился местный лупанарий, и когда мы, расплатившись, вышли на улицу, нас быстро окружили местные «волчицы».

— Побойтесь Бога! — это всё, что успел крикнуть Анри, до того как нас подхватили под руки и уволокли на второй этаж дома, в котором мы ранее пировали.

Я пикнуть не успел, как оказался в комнате с большой кроватью. По шороху понял, что мой друг был где-то рядом, наверное, в соседней «каюте».

Я подумал, что нас как-то подозрительно быстро взяли в оборот, видимо, кто-то заприметил, как мы тут жируем, и доложил куда следует, вот нас быстро и оприходовали. В комнату вошла знойная кудрявая девица лет тридцати, её грудь едва прикрывало декольте до пупка, она уселась на койку, ухватила одной рукой меня за грудки, и я оказался над ней, даже не успев опомниться. Её перси немалых размеров развалились в разные стороны, ногами она обхватила меня за бока, и я, оказавшись в такой ситуации, нервно сглотнул, ощущая себя девственником.

— Пожалуйста, давайте не будем, я просто дам Вам денег, и мы будем спать, я ведь уже не мальчик, чтоб так бороться! — не очень внятно пролепетал я.

Она обмякла, взгляд её поменялся.

— А Вы никому не скажете? — вдруг совсем нежным голоском спросила она и смущённо улыбнулась.

— Конечно, дитя моё, да и говорить собственно некому, да и незачем! — отвечал я, с некоторой неловкостью и неуклюжестью слезая с неё.

Она ответила, что у них свирепые хозяева, и если что, то беды не миновать. Я сказал, что дам монету для них, и её не обижу денежкой, но только при одном условии: я лягу на правый бочок, а она, будет рассказывать мне про свою жизнь, про жизнь своих родственников, про этот удивительный город. Я буду внимательно слушать и, может быть, даже немного вздремну. Она обрадовалась, и её понесло. Мне даже пришлось осечь барышню, уж больно громко она начала говорить на радостях.

Девушку звали Илэрия. Что означало «радостная, счастливая». Я ответил, что счастье есть, его не может не быть. Улёгшись поудобнее, подложив обе ладони под щёку, как ребенок, я стал слушать дальше. О чём она говорила, я уже сейчас и не помню, девушка бубнила и бубнила, а я всё слушал и слушал.

…Мне снилось, будто я плыву на своей огромной яхте под звучным названием «Santa Luchia», мне прислуживают всякие красавицы-мулатки, вентилятор обдувает моё загоревшее тело, а по радио «Маяк» звучит радионовелла на тему «Неаполитанские слёзы». Мне было хорошо и беззаботно, мы проплывали вдоль какого-то берега, с него мне платочками махала моя семья в полном составе, а я, вскочив и оттолкнув негра с подносом вина, подбежал к перилам, что-то крича им, но они меня не слышали. То ли я тихо кричал, то ли слишком громко звучала передача из радиоприемника «Спидола».

Потом мне снились какие-то горы, затем города с пальмами и музыкой, громко хохочущий Анри, перебиравший и пересчитывающий кучу золотых монет. И тут неожиданно мне прямо в лицо закукарекал здоровенный петух…

Я проснулся, у меня в объятиях спала Илэрия, я держался за её грудь, она же сопела и чмокала во сне. Сев на кровати, я потянулся и, обув сандалии, вышел из комнаты. Присмотревшись, в полумраке нащупал ручку двери соседней комнаты, вошёл в неё. Там в объятиях двух женщин лежал «отец» Анри, увидев меня, он улыбнулся. Я изобразил знаком, что мне нужны деньги, и он указал на свою кожаную сумку. Оттуда я достал несколько монет и ушёл, сказав другу, что буду ждать его на улице.

Вернувшись в свою комнату, я сел на кровать возле девушки и потрепал её за плечо, она проснулась и, улыбнувшись, потянулась. В её ладонь я вложил четыре монеты, девушка испугалась, ведь сумма была приличной.

— Это за рассказ, он был удивительным — успокоил я её и поцеловал в щеку.

Илэрия погладила меня по щеке, и я ушёл. Выйдя на улицу, я смахнул слезу с заросших щёк, вспоминая только что увиденную во сне семью. Хотелось выть от бессилия и обиды, но нет, я уже научился быть жестоковыйным и мог контролировать эмоции.

— Бог даст, свидимся ещё, — прошептал я и уселся по большой нужде организма за углом возле кучи камней и всякого хлама.

Минут через десять вышел Анри, и мы двинулись в сторону стоянки обоза. Подготовка к отъезду шла полным ходом. Грузчики складывали большие плиты льда вокруг продовольствия и вина, поверх льда клали и плотно спрессовывали тюки сена и соломы.

Проходя вдоль телег, Анри прокричал: «Во имя Отца и Сына, и Святого духа!». Впереди послышалось: «Аминь!». Это, видимо, отец Марк вторил нам, и я успокоился. Мы узнали, что отправляться будем часов через пять, и я предложил Анри сгонять в одно место. Я быстро нашёл того, кто нас отвезёт в сторону вулкана Везувия за пару медяков, и уже через час мы были на берегу моря, а перед нами величаво высился грозный Везувий и как бы покуривал, глядя на нас.

— Поль, а зачем мы сюда приехали? — подняв брови, спросил Анри и огляделся.

— Друг мой, мы с тобой стоим прямо на развалинах Помпеи, того самого города, который практически мгновенно погиб вместе с огромным количеством человек. Под нами шесть метров пепла, спрессованного веками, а ещё ниже тот самый величественный некогда город, воспетый в балладах! — стоял и, глядя на вулкан, рассуждал я.

— Хорошо, что ты неплохо знаешь некоторые части истории, но всё же зачем мы здесь? — сделал удивленное лицо Анри и подбоченился.

— Да неужели ты не понимаешь, что отказать себе в этом удовольствии я не могу? Я стою на Помпеях, это тебе ясно? — скрестив руки на груди, тряс головой я.

— А не слишком ли много удовольствий, дорогой мой друг? Вот, например, сегодня ночью!.. — всё больше расходился Анри.

— Ночью я спал и смотрел красивые сны! — холодно ответил я.

— Ну-ну, охотно верю!

— В отличие от тебя, я действительно спал, а удовольствия наши с тобой, заметь, происходят не по нашим хотелкам и велелкам, а по соизволению кого-то или чего-то, не забывай об этом! — разнервничался я, указывая пальцем в небеса.

Я предложил Анри не ссориться, а любоваться красотой, потому как в наше время этой красоты, увы, уже нет. Мы обнялись, похлопали друг друга по плечам и неспешно двинулись к дороге, где, храпя на всю округу, нас ожидал нанятый нами «водитель» кобылы. По прибытии в порт мы сели в тенёк и, когда прозвучала команда к отправлению, привычно пригнездились на своей повозке.

Не успели мы тронуться, как зазвонили колокола. Мы узнали, правда с большим опозданием, что Папа Александр VI (Родриго Борджиа) умер 18 августа, и на престол был избран Папа Пий III, который, правда, 18 октября тоже умер. На святой Престол взошёл теперь уже Юлий II.

— Надеюсь, что он ещё не умер, мы скитаемся чёрт знает где, а папы мрут как мухи! — шёпотом сказал я, и мы захихикали, как дети.

Наш обоз двинулся в сторону Рима. Пару раз на нас нападали арабы, и три раза мы становились свидетелями делишек инквизиторов. Они сожгли двух старух и одного парня, якобы за полёты в ночи. Описывать это зрелище не имеет смысла, а вот в боях против арабов мы с моим другом поучаствовали, как это ни прискорбно. Возле нас пали двое охранников, и нам ничего не оставалось, кроме как схватить оружие и встать спина к спине. Анри поразил одного, а я трёх разбойников. Жуть, вспомнить страшно. Убить человека — это, наверное, самый отвратительный поступок. Стефано, хотя сам был сильно ранен и еле стоял на ногах, похлопал нас по плечам, поздравил с крещением в бою и пообещал о нашей храбрости доложить кардиналу.

Мы двинулись вперёд, и я почувствовал непреодолимое желание взглянуть на гору. В лучах солнца я увидел его, нашего знакомого всадника. Он был на том же белом коне, почти всё лицо его закрывала маска. Не успел я ткнуть Анри локтем в рёбра, как мой спутник, опередив меня, сказал, что тоже его видит. Через секунду мы вновь посмотрели туда, но таинственного наблюдателя на горе уже не было.

Я попросил Анри проверить наши пожитки. Он ответил, что грамота на месте, карта на месте, мешочек с монетами на дне сумки, а оставшиеся монеты — в сандалиях. Мы поехали дальше. И через неделю уже стояли перед вратами Рима.