Геростратова слава, или Занимательный бюрократизм

Александр Гиневский (2018)

Книга рассказов «о времени ушедшем», о 60–70-х годах. Рассказы о жизни простых людей с обычными житейскими заботами и со своими «тараканами в головах». Однако герои рассказов своими поступками вызывают не только ухмылку: «Так тебе, дураку, и надо…», но и сочувствие, сострадание по той причине, что поступки эти предельно искренни, с акцентом на элемент нравственности…

Пассажир с собакой

Очередь у кассы Аэрофлота длинна, как жизнь горца. К счастью, мой герой Тюфяков Павел Романович, человек в годах, стоит с краю.

Коварное это понятие — с краю. Так я добавлю: с переднего.

Герою жарко, он вспотел, он тяжело отдувается. При каждом его энергичном выдохе белые мягкие, пушистые усы взлетают, как юбочка выпускницы на школьном балу.

Тюфяков то и дело раскрывает свой бумажник, роется там, достаёт всякие бумажки. Разворачивает их и снова сворачивает. Тасуя содержимое бумажника, время от времени бросает взволнованный взгляд на портфель, пару коробок и три свёртка, сваленные кучкой здесь же неподалёку.

— Скоро ли там? — вопрошает Павел Романович тихим шёпотом впереди стоящую спину.

А впереди стоящая спина залезла по самые плечи в окошко к девушке и учит её, как написать на билете его фамилию:

— Худо-до-ев, — говорит он, уже красный от напряжения.

— Худо-ев? — спрашивает кассирша, тоже красная от неудачи.

— «До», пропустили, «до!..»

— Ху-до-до-доев?

— Да нет! Всего два раза «до». Вслушайтесь: Ху-до-до-ев!..

С грехом пополам человек с этой фамилией отцепился от кассирши. Кассирша вздохнула, словно вынырнула из-под воды, проторчав на глубине минут десять без маски.

— Теперь мне билетик. У меня проще. Тю-фя-ков, — прощебетал Павел Романович и зачем-то приподнял шляпу в дырочках, будто собирался знакомиться. Девушка не заметила этого жеста, она только слышала.

— Тюфяков, — вывела она на билете и улыбнулась, потому что действительно этот случай был лёгким и воспринимался ею как отдых.

Вдруг Павел Романович весь покачнулся.

— Девушка, у меня собачка, щенок породы фокстерьер. Я её могу в кармане провезти…

— То есть как в кармане провезти?! — удивилась девушка. — А билет?

— На собачку билет?! Да она, да она… с ваш кулачок будет! Ещё от соски не отучена!

— Документы о здоровье животного есть?

— Есть! Есть! Вот и родословная — полюбуйтесь. Может, без билетика обойдёмся?

— Ни в коем случае! Платите.

— Ну ладно. Теперь-то я могу её в кармане провезти?

— Зачем вам мучиться? Билет на животное вы взяли. Теперь пройдите по коридору прямо и налево. Там ваше животное упакуют в специальную клетку.

— Ну и ну!.. — удивился Тюфяков. Забыв про портфель, коробки, свёртки, он побежал в указанном направлении.

Вскоре он вернулся. Растолкал, как сумел, толпящихся у знакомого окошка. Всунулся.

— Девушка, да там же клетки — телка с кабаном упаковать можно! Как же я своего щенка в ней оставлю?! Да ведь он вывалится промеж прутьев.

— Так ведь не на землю упадёт! Тут же в самолёте и останется.

— Так-то оно так, да его этой клеткой на повороте придавить может! А потом, вдруг быка погрузят! Он раздавит ещё чего доброго…

— Ну, гражданин, не знаю! Поступайте, как сами знаете…

Толпёшка, как только услышала эти слова кассирши, так сразу и отшила Тюфякова в сторону. Далеко отшила. Так, что он едва разглядел свой портфель, коробки и свёртки.

А получилось так. Самолёт взлетел. Тюфяков — в нём. На своём месте. Летит, куда надо. Держит руку в кармане пиджака. Там — щенок. Сосёт хозяйский указательный палец. Скулить он не может, хотя ничего не высасывает из пальца.

К Тюфякову подходит стюардесса.

— Вы Тюфяков?

— Я.

— А почему клетку до сих пор не занимаете? Она числится за вами, и мы не имеем права допускать, чтобы она пустовала. Где ваше животное?

— Да у меня щенок. С ваш кулачок. Фокстерьер…

— Мне всё равно. Занимайте клетку. Вы её оплатили, и в полёте она не может пустовать. Не положено.

— Так что же мне, прикажете туда самому залезать, что ли?..

— Это меня мало интересует. В противном случае мы будем вынуждены высадить вас. По пути…

— Ну ладно, ладно… Пойду я туда. Там, наверно, сквозняк, так я щенка здесь оставлю. Можно?

— Пускай, только чтоб он не мешал проведению полёта.

Тюфяков вытащил из кармана щенка. Положил его на своё сиденье, накрыл своей шляпой, предварительно сунув под неё бутылочку молока с соской, а сам пошёл в грузовой отсек.

Не успел он закрыть за собой ржавеющую дверь клетки, как появилась всё та же стюардесса. Она брезгливо, отставив руку далеко в сторону, двумя пальчиками держала раздувшийся бумажный пакет.

Дно пакета было мокрым.

— Вот возьмите. Это ваше животное. Я борюсь за чистоту и порядок в салоне, а теперь мне придётся истратить флакон личных духов, потому что уже поступили жалобы на запах.

Конец ознакомительного фрагмента.