Геростратова слава, или Занимательный бюрократизм

Александр Гиневский, 2018

Книга рассказов «о времени ушедшем», о 60–70-х годах. Рассказы о жизни простых людей с обычными житейскими заботами и со своими «тараканами в головах». Однако герои рассказов своими поступками вызывают не только ухмылку: «Так тебе, дураку, и надо…», но и сочувствие, сострадание по той причине, что поступки эти предельно искренни, с акцентом на элемент нравственности…

«Суневир», или Наши нравы

(Рассказ болельщика)

Так я о болезни. О какой? Наверное, догадываетесь. Да-да, о той самой…

На днях наш «Базальт» принимал курослеповский «Гранит». Календарная встреча.

Народу во дворец набилось! Как семечек в перезрелый огурец.

Началась игра. Болеем за свой «Базальт». Дружно, хором: «Шай-бу!..» Ну и прочие ободряющие напутствия.

Пашут наши клюшками полпериода, а результат нулевой. Уж мы-то помогаем, уж мы-то стараемся.

Вдруг с 15-го ряда трибуны «Б» ка-ак грянет: «Шай-буу!» Да так, что каска с головы центрового первой пятёрки Николая Стулова слетела, просвистела по воздуху и села на голову главному арбитру. Точнёхонько. Тот завертел головой, мол, что такое? Кто нарушил? Сейчас буллит назначу!

И с игроками что-то стряслось. Могучие тренированные ноги стали у них вдруг заплетаться. Как лапша варёная.

Наш «Базальт» чуть раньше пришёл в себя. Всё-таки не зря — родные стены вздрогнули. Словом, втюхали шайбу в ворота «Гранита».

Обрадовались мы. Ликуем.

А с 15-го ряда трибуны «Б» опять богатырское: «Шай-буу!»

И опять: наши — бац! Шайба — в сетке.

И пошло.

«Гранит» сломался. На игроках лица не найти — отсутствует. Катаются, будто под гипнозом. Клюшки по делу и без дела то и дело роняют. А на скамейке запасных переговариваются убитыми голосами: «Ведь что с нами делает. В инвалиды готовит. Не видать нам родного Курослепова. Здесь и ляжем…»

А наши знай себе колотят и колотят. Приустали. Пот с них ручьём. Тут бы остановиться малость, отфукаться, соперника пожалеть. Да где там! Тот Соловей-разбойник с 15-го ряда трибуны «Б» всё не унимается.

Дальше что? А дальше смекалистый Коля Стулов си-ильнейшим щелчком направляет шайбу на трибуну «Б». К зрителям.

Вбросил судья новую. А с 15-го ряда трибуны «Б» — опять несётся. Только не «Шайбу!», а «Ай-у!» Но тоже громко. Так, что у членов судейской коллегии очки с переносиц то и дело на затылок перелетают. А у тех, что за воротами сидят, — лампочки лихорадочным огнём вспыхивают, будто гирлянды на ёлках.

Закончилась игра с фантастическим счетом.

Разошлись мы, поражённые успехом. Словом, не чаем дождаться утренних газет, чтобы узнать, что всё это нам не приснилось.

А когда опустели наконец трибуны дворца, пошла тётя Шура с метёлочкой и совочком. Убирать следы наших переживаний. Идёт, вдруг слышит — с трибуны «Б» доносится тихо-тихо: «Ай, у-у-у… Ай, у-у-у…»

Она туда. Господи! Мужик. Здоровенный. Сидит и плачет, слезами умывается. «Домой бы шёл. К жене, к деткам. И чего реветь, ежели наши выиграли? Совсем заболелся? Или с пьяни деда с бабкой вспомнил, каких обижаючи на тот свет спровадил?» — бормочет тётя Шура. Подошла она. Нагнулась. «Матушки! — и совок с метёлочкой выронила. — Никак у тебя в роте каблук чей-то?! И кто ж над тобой, болезный, так схулиганничал? Самому-то, поди, и не вытащить. Дай, родимый, дай уж помогу… Эк тебя угораздило рот-то раззявить… Да не отберу, не отберу! Вижу теперь, что суневир это…»

Вот так. Не верите? Только я с тётей Шурой на одной лестничной площадке живу. Она меня и во дворец проводит. Как родственника и помощника.

А про того чудака с трибуны «Б» она ещё так сказала: «Он ведь, болезный, на помощь звал. Кричал, мол, помогите, люди добрые. И никтошеньки не помог. А народу-то было…»

И верно. Народу было! Яблоку некуда упасть. И хоть бы кто помог человеку в беде… Вот ведь какие у нас нравы.