Война, которой не будет?

Александр Геннадьевич Алдр Саг, 2016

Повесть начала века – Маленькое этакое фэнтези, донесшееся с тонкого, а может статься, плоского мира. Почти придуманной реальности, почитай, благополучно соседствующей с нашей. Короче, короткая эпопея о тамошней войне, которая, возможно, когда-нибудь закончится. Действие разворачивается на фоне прихода новой эпохи, рождению которой предшествуют тяжелые схватки. Каждый герой связан с другими персонажами только стремлением выжить, а для этого там почему-то требуется убивать.

SMALL ARMS

(англ.)

SCHUTZWAFFEN (немецк.)

ARMAMENTO DE INFANTERIA (итал.)

ARMEMENT D INFANTERIE (франц.)

ША ЖЕНЬ (китайск.)

ДА ЭТО НЕ ВОЙНА, А СМЕРТОУБИЙСТВО КАКОЕ-ТО (русск.)

Преподаватель разведки всё рассчитал почти правильно. Маловато в его распоряжении оказалось взрывчатки, да дрогнула рука генерала, решившего проводить взрывы самостоятельно и упустившего первый в колонне танк. Когда прозвучал мощный взрыв под гусеницами второй машины, та, подпрыгнув, сделала балетное фуэте, протаранив следовавший чуть в стороне и с небольшим отставанием танк. Первый, казалось, не заметив ничего, продолжал двигаться с прежней скоростью. В хвосте колонны взрывы задели только первый танк, да и то не слишком повредили его, но очевидно оглушили экипаж. Стальная машина, не снижая скорости, пронеслась вперед и протаранила остановившиеся из-за общей сумятицы «Грады», и только потом загорелась вместе с ними, и взорвалась с их боезапасом. Одна из замыкающих колонну громадин съехала на обочину, и тут же взрывом последнего запала ей разворотило гусеницу. Два других монстра неспешно стали отползать по дороге, хищно крутя башнями, пытаясь определить, откуда исходит опасность. Два курсанта с гранатометами выдвинулись на расстояние выстрела, и, привстав на одно колено, ударили кумулятивными снарядами, которые, прочертив огненные дуги, понеслись по направлению к танкам, одна из них ударила в стык съемных экранов с динамической защитой слабо защищенного борта. Не мог помочь здесь комплекс «Штора», снижающий вероятность прицельного попадания ПТУР (противотанковыми управляемыми ракетами). Танк вздрогнул всей массой и остановился, казалось, ничто его не повредило, но через несколько мгновений его неплотно прикрытые люки распахнулись одновременно, выпуская испепеляющий даже металл жар взорвавшегося боезапаса.

Оставшийся неповрежденным танк, наконец-то увидел врагов. По курсантам ударили из пулемета, и оба почти одновременно были отброшены назад, пораженные пулями, которым эти хрупкие юношеские тела даже не показались преградой. Но командир танка не долго радовался меткому выстрелу. Теоретически встречается не часто, но так и задумано, — простой снаряд из «Василька» лягушкой попрыгав по дороге взорвался под слабой броней днища танка. Что там он пробил, не нам гадать, но осколки, попав под решетку двигателя, то ли перебили маслопровод, то ли разнесли топливный насос, но еще и растрескали колбу огнетушителя, срабатывающего автоматически при возгорании, поломали что-то еще, включающее систему пожаротушения двигателя. Позже выплеснувшееся на раскаленный мотор масло вспыхнуло, и дизель превратился в неугасимый костер, охвативший пламенем всю машину. Экипаж был вынужден покинуть танк грозящий взорваться. Они так торопились, так хотели жить, но пули поющие со всех сторон, осколки мин и снарядов БМП, выползающих из-за деревьев на прямую наводку, не позволили никому избежать костлявой хватки смерти.

Механик-водитель третьего танка в голове колонны не успел отреагировать когда машина, идущая впереди, странно подпрыгнула и резко развернулась на месте. Он, быть может, смог бы вовремя остановится или отвернуть от возникшего препятствия, только второй своим странным маневром протаранил его. Удар был очень силен, водитель даже на какое-то время потерял сознание. Придя в себя, но, почему-то не видя ничего, он начал оправдываться перед командиром танка. Ответа не последовало. — От удара внутренняя связь вышла из строя, — думал солдат, — проводку закоротило, вон как пахнет жженой изоляцией проводов. Ну, теперь этого варвара-уйгула накажут, но и меня хвалить не станут. Что я теперь родителям напишу? Как они смогут мной гордиться? А главное — лишь только бы с армии не выгнали. Дым все быстрее заполнял машину, что там вверху командир не шевелится, умер он что ли. Механик попробовал открыть люк корпуса, через триплекс которого почему-то исчезла видимость. В кромешной темноте это никак не удавалось. Люк заклинило, и он был явно горячий. Неужели мы горим? Собрав все силы, он попробовал открыть замки нижнего люка, но их словно сваркой прихватило. Есть еще путь наверх, перекрытый мертвыми телами наводчика, заряжающего и командира, но от гари меркнет, угасает сознание. И не надо ему, молоденькому, не спавшему с куней⁴⁴, «Великого похода». Не надо никаких наград и почестей, нужен только один глоток свежего воздуха. Хочется только увидеть пронзительную голубизну неба над головой. Сталь башни нагрелась, прикосновение к ней сразу оставляет ожоги на руках, кожа на лице обугливается от жара, но вот совсем немного и этот проклятый люк откроется, вот еще чуть-чуть и будет это самое голубое небо, будет свежий живительный воздух. Немного не успел солдат. Сдетонировали капсюли снарядов, видимо достигнув критической температуры нагрева. Вырвалась на свободу душа солдата из подброшенной на несколько метров башни, но тело сгорело, почти растворилось в пламени взрыва. Может быть, это и есть геенна огненная. Преисподняя и чистилище не измышлено затуманенными умами верующих в потустороннее существование спиротоманов, а находятся прямо на грешной земле.

В это время на дороге клокотал разверзшийся, созданный человеческим «гением», ад. Тягачи с солдатами и бронетранспортеры, которые не были взорваны в первые же секунды боя, теперь попали под прицельный перекрестный огонь всего, чем располагало погранучилище. Лишь одному из четырех бронетранспортеров удалось вывернуть из создавшейся пробки на открытое пространство. Но его атака вверх по склону ничего не могла изменить. Солдаты, которые еще оставались на его броне уже расстались с этой бренной жизнью. А через короткое время прекратил с ней отношения и водитель с командиром. Потому что не подумали, или не успели закрыть пусть и слабые, но все же бронированные лобовые щитки. А с откоса вниз, на людей в большинстве своем не пытавшихся оказать сопротивления, курсанты с сознанием собственной неуязвимости бросали гранату за гранатой, не думая, что большинство из «лимонок» (Ф-1) до противника попросту не долетит. Но так возбуждающе звучит грохот разрыва брошенной тобой не очень тяжелой, но столь губительной игрушки. Особенно когда знаешь, бой не какой-то учебный, и ты широким взмахом руки сеешь настоящую, всамделишную смерть. Как интересно на мушку автомата АК-74 поймать движущуюся живую мишень и радостно сознавать, что ее дальнейшее неподвижное положение обеспечила меткая пуля выпущенная тобой. Так занятно наблюдать, как объятая пламенем отдельная фигурка катается по земле. И это не каскадерский трюк из грошового боевика. А настоящая боль и настоящая смерть. Это любопытно, когда боль не твоя, а твоего врага, и не верится, что с тобой может быть точно то же.

А когда все гранаты кончились, мишени раздумали перемещаться, пограничники в одном порыве, упиваясь криком ура и, поливая из автоматов горящую технику и неподвижные фигуры на плавящемся асфальте, бросились вперед под пули своих же товарищей, наступающих с противоположной стороны дороги в БМП. И не были эти молодые парни, в большинстве своем миролюбивые досы, воспитаны такими кровожадными, просто опьянение боя переносит человека в другие реалии, будит издревле заложенную в человеке жажду уничтожения себе подобных, названных позднее врагами, для оправдания своей звериной, неконтролируемой жестокости.

Самый первый танк проскочил вперед довольно далеко, прежде чем до его командира дошло происходящее. Круто развернув машину, молоденький танкист увидел взрывы. И что-то в них было не так, какие-то они не ровные и не красивые как на учениях. В центре их горели и рушились не муляжи вражеских боевых машин, а друзья и техника, продвижение которой он обязан, был прикрывать, даже ценой своей жизни. Поначалу было непонятно, откуда бьет противник, но, продвигаясь назад к месту боя, он заметил, как из — за яблоневых деревьев, справа, выползает корпус чужого БМП. Еще курсантом училища, изучая технику возможного противника, он запомнил, что имперские называют эти танкетки «братскими могилами пехоты», за слабую броню. Эту первую в своей жизни настоящую вражескую машину он поразил бронебойным подкалиберным снарядом с сердечником из уранового сплава после первого же выстрела своей 105-мм пушки. Вторая наводчику далась не так легко и загорелась только после третьего выстрела, да и то произведенного почти в упор. Ответных выстрелов за своей броней он не боялся, но металлолом, так он называл свой танк, и есть металлолом. Древняя машина не выдержала попаданий снарядов даже такого немощного противника. Удар под основание башни не только заклинил ее, но и еще что-то нарушил в электропроводке, — исчезли свет и внутренняя связь, заглох двигатель. Орудие перестало слушаться даже ручного управления и импотентно свесилось к пожухлым травинкам этого поля брани. Зато современный пулемет на башне весело задрался в зенит и живя какой-то собственной жизнью, торопился отстрелять оставшийся боезепас в небесную синеву, постепенно затягиваемую дымком от барбекю из недавно живых человеков и их техники.

Едва оправившись от гула в ушах, командир бросился помочь механику отыскать неисправность, но в такой тесноте и темноте только всем мешался. Чуть не плача, младший командир вглядывался в башенный перископ. Бессильная ярость сводила челюсти до зубного скрежета. Находиться почти в центре боя и быть заживо запечатанными в этом гробу, не в силах помочь гибнущим товарищам, что может быть горше для воина? Он видел, как современный танк, на котором он так мечтал воевать, стоит в отдалении, накренившись на обочине, и повреждена у него наверняка одна гусеница. И эти предатели ничего не предпринимают для ее ремонта. Да будь он сейчас в этой машине, он бы из пушки и пулеметов громил бы ненавистных противников. — Ну, ничего, после боя, когда мы победим, я найду, кому сказать о недостойном поведении этих трусов, — шептал танкист в кровь искусанными губами.

Экипажем в современном танке командовал настоящий, большой генерал. Поднаторевший в интригах генерального штаба он сразу понял, такое не совсем комфортное, но вполне безопасное путешествие принесет ему лавры первого вошедшего в бывшую досовскую столицу. Лимузин на место простого командира танка он променял по двум причинам. Во-первых, он показывал, что ему, офицеру, помнящему еще наставления Великого Кормчего, не ниже его достоинства общаться с простыми солдатами. Как и положено выходцу из танкистов, самому покомандовать танком в самом начале «Великого Похода». А во-вторых, хоть и не предугадывал он возникновения такой битвы, но за броней оно завсегда безопасней. В скоротечных боях, прошедших на границе, генерал держался подальше от выстрелов. Но тут, когда без единого выстрела со стороны противника разгромлен укрепленный район, прикрывающий город. Когда воздушная разведка доложила о том, что дорога на всем протяжении практически свободна, генерал решил: — его час славы настал. Сейчас отрешенно рассматривая с такого близкого расстояния уничтожение авангарда, руководство которым он так легкомысленно взял на себя, генерал не думал о смертельной опасности. Он дал указание на включение термодымовой завесы и неспешно связался с вертолетом сопровождения, и тот уверил в приближении подмоги. Да и без этого сообщения он не сомневался, его, такого большого бонзу, поторопятся спасти. Генерал прокручивал в мыслях вероятность интриги против него. Возможность того, как все события представить в выгодном для себя свете. В принципе, он уже знал, что доложить лично Председателю Госсовета, об этом, пожалуй, самом кровопролитном с начала компании бое. Кого выставить ответственным за потери. Как скромно указать на свое мужество и самоотверженность, в конечном итоге приведшие к победе. Сейчас генерал почти видел, как малочисленные враги, практически уже покойники, (сам лично прослежу, что бы расстреляли всех, кто успеет сдаться в плен), радовались столь глупой победе.

А курсанты и офицеры в экстазе бестолково сновали по дороге и возбужденно обнимались. Одни оттаскивали от горящей еще техники раненых врагов, другие разглядывали немногочисленных пленных, а считавшие себя самыми умными собирали оружие и боеприпасы. Генерал обнимался с курсантом, обладателем сотового телефона, и всем уверенно повторял. — Вот как быстро мы их разделали, да мне бы несколько танков, я бы с такими батырами этих хунхузов быстро до самой границы отогнал.

Довольно низко над дорогой пролетел вертолет, но от выстрелов курсантов ушел резко в сторону и вверх. На большой высоте он облетел вокруг все поле боя, и, прикинув что-то ведомое ему одному, поднялся еще выше. Когда дорогу и прилегающее пространство подняли в воздух взрывы ракетного удара, вряд ли кто-то успел что-либо понять. Ад, бушевавший над дорогой несколько минут назад, был лишь детским утренником по сравнению с симфонией смерти, поднявшей на дыбы землю. Не больше минуты, длилось светопреставление, аподнятая в воздух земля, превратившись в прах, опускалась на свое место очень долго, Только через пару часов, прилетевший снова вертолет, смог доложить, что признаков возможного сопротивления в указанном квадрате больше не обнаружено. И уже ближе к вечеру осторожно проползли мимо боевые бронетранспортеры с разведкой передовых ханьских частей. За ними медленно подтянулись мощные трактора, сровнявшие дорогу и столкнувшие подальше в разные стороны все ненужное и мешающее движению великой армии: как-то развороченный танк с останками знатного ханьского бонзы и пусть покарябанный, но вполне рабочий сотовый телефон, почти всегда равнодушный к потере хозяина.

Примечания

44

женщиной