Война, которой не будет?

Александр Геннадьевич Алдр Саг, 2016

Повесть начала века – Маленькое этакое фэнтези, донесшееся с тонкого, а может статься, плоского мира. Почти придуманной реальности, почитай, благополучно соседствующей с нашей. Короче, короткая эпопея о тамошней войне, которая, возможно, когда-нибудь закончится. Действие разворачивается на фоне прихода новой эпохи, рождению которой предшествуют тяжелые схватки. Каждый герой связан с другими персонажами только стремлением выжить, а для этого там почему-то требуется убивать.

ОКРАИНА г. АЛМАТЫ. 33 ЧАСА СПУСТЯ.

Пограничное училище развернулось фронтом на юг. Правый фланг и центр маскировался в пригородных садах и огородиках, левый упирался в шоссе. Соседей на правом фланге не было, на левом за дорогой должна была развернуться отходящая с юга дивизия, но о ней пока никаких слухов. Прошло около суток, как курсанты были подняты по тревоге. Сначала приготовились к дальнему марш-броску. Затем это распоряжение отменили, и долго ожидали, пока пришел приказ окапываться на этом участке. Приказ, несомненно, глупый. Впереди, в нескольких километрах, был расположен показательно оборудованный учебный лагерь училища, представляющий собой маленький, но добротный укрепленный район. При наличии достойного вооружения способный наглухо перекрыть огнем движение как раз по этому шоссе.

Генерал-майор — начальник военного института, раздраженно осматривал вырытые за ночь жалкие подобия окопов, делал многочисленные замечания толпящимся вокруг офицерам. Время от времени он хмуро поглядывал на развернувшиеся, на самом виду «кэшээмки»⁴¹.

Начальника нервировало буквально все: и болваны связисты, так глупо установившие громоздкую технику, к тому же не сумевшие обеспечить хоть какую-то связь; офицеры, бестолково суетящиеся, не видящие явных упущений в обороне; курсанты, не спавшие всего одну ночь, а двигающиеся, как примороженные мухи. Раздражало, что боеприпасов в его войске достаточно только для проведения однодневных учений. Больше всего генерала буквально мучило, что еще несколько месяцев назад, собираясь в отпуск, думал подать рапорт об отставке. Присмотрели ведь с женой приличный домик в два этажа на ее родине, в ридной неньке Украйне. Но нет, жалко теплое место с приличным окладом просто так оставить. Тем паче, не гонят пока. А теперь вот такая заварушка. Жена, провожая вчера, посмотрела с такой тоской, спросила:

—

Может, обойдется еще?

Почувствовал он, древним каким-то чутьем, для него в этот раз не обойдется. Но ответил тогда с притворным оптимизмом:

—

Ты же сама прекрасно знаешь, с таким кабаном ничего плохого приключиться не может.

И она с вымученной улыбкой кивала в ответ, подтверждая:

—

Да, знаю, пока в армии дубы не перевелись — не может.

Было в их семье такое прощание чем-то вроде ритуала, кодирования на удачу, перед ответственными или возможно неприятными моментами в жизни. А вот теперь перед глазами так и стояла постаревшая и слегка располневшая, но до сих пор такая милая женщина….

У одного из курсантов он заметил сотовый телефон. Богатые у нас будущие командиры, зачем таким богатым армия? Мысль, промелькнувшая в голове, неожиданно превратилась в идею, еще не веря, что все так просто, он спросил:

—

Товарищ курсант, с вашего аппарата я могу позвонить домой?

—

Так точно! Товарищ генерал-майор!

—

Ты не кричи, а скажи в Целиногр…, в смысле Акмолстану, возможно позвонить?

—

Так точно! Только тариф другой.

—

Ну, другой тариф, это мы тебе компенсируем. (Вот борзая молодежь пошла. Да я, когда будучи курсантом, с генералом за руку поздоровался,

месяц не умывался. А этот на какой-то тариф намекает. Я тебе потом все

так прокомпенсирую. Обрадуёшься!) Иди-ка ко мне, господин служивый, мы с тобой нос связистам утирать будем.

В столице генерал кое-как дозвонился до своего друга из аппарата министра обороны. То, что он сообщил, в корне меняло и стратегию обороны, и виды на оставшуюся жизнь.

В столице уже было известно, с Подлунной вот-вот будет подписан союзный договор. Алматы, по всей видимости, временно останется у ждуней.

—

Ты там не вздумай воевать, — кричал в трубку бывший сослуживец. — Тут ходят упорные слухи, что хани всех р

асейских расстреливают, правда, это или нет, советую не проверять. Срочно забирай жену и самое ценное из пожитков и самым скорым образом поближе сюда пробирайся.

Разговаривая, генерал кивал головой с прижатым к уху «сотиком», в знак согласия с собеседником, словно тот мог увидеть его готовность соглашаться. Только один раз форменная фуражка его отрицательно покачалась, когда сообщил приятель, что приказа о снятии и отходе с обороняемого рубежа будущие пограничные и таможенные офицеры не дождутся. Да и вообще в ближайшие сутки вряд ли дойдет до училища хоть какой-то приказ, не до них сейчас в новой столице.

—

Действуй, как я тебе сказал. Бросай все к чертовой матери и спасай свою не генеральскую уже, а пенсионерскую задницу, — кричала трубка так, что казалась слышно за километр.

И генерал, прижимая ее плотнее, чтоб не слишком далеко разносились постыдные слова, все кивал головой, соглашаясь со старшим по званию. Но ничего не значило его согласие, потому что смерть неосязаемо была рядом и жирным маркером отметила свои сегодняшние жертвы. Эти вот-вот, а эти чуть погодя.

Пока генерал разговаривал по телефону, совсем недалеко раздались раскаты канонады. От связистов, неловко прыгая через свежевырытые траншеи, прибежал молоденький лейтенантик и, задыхаясь прокуренной одышкой, доложил: — Какая-то рота обеспечения, которую расположили в учебном лагере погранучилища, сообщила в эфир открытым текстом о том, что подошли и разворачиваются перед ними танки и пушки уйгулов. Еще успели они сказать, что нет у них боеприпасов, как связь на этом прервалась.

Генерал скорым шагом направился к связистам, но на полпути остановился.

—

Быстро! Общий сбор! Прямо здесь, у дороги.

Когда курсанты и офицеры бестолково, но торопливо построились, генерал срывающимся голосом объявил тезис приказа о расформировании училища. По сомкнутым рядам прошел ропот. Сняв форменную фуражку с лысеющего седого чела и подняв ее в высоко поднятой руке, с пафосом, который был бы смешон в другой ситуации, он произнес, почти прокричал, чтобы было слышно всем, речь о чести пограничников, всегда первыми встречающих врагов и бьющихся до последнего вздоха. Он сказал о том, что в ближайшее время здесь будут хорошо вооруженные враги, которые вряд ли оставят в живых никого-то из посмевших оказать сопротивление, но и всех остальных, кто в военной форме, ждет незавидная участь. Поэтому кто-то должен остаться здесь вместе с ним на этом рубеже и задержать противника насколько возможно. Седой генерал, даже прослезился и испугался про себя, что останутся все. Но когда прозвучала команда разойтись, и было указано место для построения добровольцев, генерал остался стоять один, с парой заместителей. Остальные курсанты и офицеры, казалось, бесцельно бродили взад-вперед или сбивались в какие-то хаотичные кучки, словно мураши из потревоженного поздней осенью муравейника.

—

Поторопились Вы, батенька, приказ о роспуске зачитать, надо было сперва с нами посоветоваться, придется теперь нам старикам одним оборону держать, — высказался бывший замполит училища, теперь его должность называлась заместитель по социальным вопросам и работе с кадрами.

Лицо генерала дернулось, как от пощечины. Он немного помедлил, потом ответил, стараясь, чтобы в голосе чувствовалась командирская твердость:

—

Вот вам, товарищ полковник, как раз здесь оставаться не придется. Возьмите грузовик и нескольких надежных подчиненных. Вы по кадрам, значит, должны таковых знать. Со всей возможной поспешностью отправляйтесь в училище и постарайтесь, друг мой, уничтожить ваши архивные картотеки и особо тщательно всю секретную часть, — к разтакой-то матери.

Полковник вытянулся в струнку.

—

Есть! Разрешите выполнять!

Но, получив добро, не развернулся, согласно устава, а, сделав шаг вперед, обнял генерала за плечи.

—

Ну, все-все торопись, дружище, — сказал генерал, — ты вспомни, сколько водки вместе выпили, а вот обнимаемся первый раз.

—

Боюсь, другого случая не представится, — ответил бывший замполит, — Ты знаешь, я решил всё что возможно взорвать ко всем чертям, даже если и вернутся наши, то восстановят лучшим образом. В случае чего потом пусть из пенсии вычитают. Ну, не поминай лихом.

Потом генерал подозвал офицера, бывшего при нем за ординарца и дослужившегося до майора не сколь не утруждаясь службой.

—

Езжай с полковником до училища, там заправь мою «Волгу» под завязку, и еще канистры какие сумеешь найти, заправь и прихвати с собой. Заедешь за своей женой и дочкой, на сборы пятнадцать минут. Шмоток никаких не брать, только деньги и документы. Потом заберешь мою супругу, знаю, будет упираться. Скажешь, я улетел на вертолете командующего на рекогносцировку местности. Буду с ним у президента, так что встретимся в Акмолстане. Этому она поверит. Тем более, когда объяснишь, что вещей брать не надо, все скоро утрясется, и тогда вернемся назад.

Отдавая эти указания человеку, к которому относился за неимением сына как к родному, генерал не мог предположить, тот действительно заберет и заправит его машину. Вот только, заехав домой и переодевшись в гражданское платье, забьет все свободное пространство, не занятое своей семьей, различным барахлом. Так что жене бывшего начальника не найдется места. Не со зла, конечно, а именно по этой причине он к ней попросту не заедет. Самому бы удрать из обреченного города, прикрываемого жидким заслоном подобных генералу фанатиков.

Ушло несколько драгоценных минут, прежде чем произвольные митинги закончились, и около генерала стало сколачиваться какое-то ядро. Офицерам, которые не слишком поспешили исчезнуть из виду, генерал уже приказывал.

—

Артиллерист, ко мне. Товарищ полковник, спрячьте ваши «Васильки»

⁴²

, вон за теми буграми, рассчитайте дорогу и прилегающие кюветы до сантиметра, чтобы при стрельбе ни один снаряд не пропал даром. Когда выпустишь все свои мины, свинти замки, прицелы, всё что можно открутить, короче, ты лучше знаешь, и сразу уходите, Все снятое с минометов и оружие закопайте или утопите в арыках по дороге. С богом. Выполняйте! Подполковник, как Вас там? А, извиняюсь, Маллокосымоухун, Вы у нас разведку преподаете, — обращался он к следующему, — вам и карты в руки. Впрочем, постойте, вы по национальной принадлежности, по-моему, уйгул, против своих воевать собрались?

—

Товарищ генерал-майор, я по национальности уйгул, и женат на имперке. Знаю, именно поэтому мне лучше бы быть отсюда подальше, но у меня есть план, который вам поможет. А воюю я не против своих, мои уйгулы всегда не очень любили досов, но ханей не любили никогда. И если и идут на нас уйгулы из Сицзяна, то моих братьев там быть не может.

Преподаватель разведки с несколькими курсантами уже заминировал несколько участков шоссе управляемыми зарядами.

—

Смотрите, товарищ генерал-майор, сначала пойдет авангард. Скорее всего какая-мелочь, типа пары танкеток. Вы их пропустите. Потом, когда пойдут основные силы, замкните контакторы на эту и эту батареи. Рванет здесь и здесь. Ну, а когда у врага обязательно начнется паника, сами посмотрите, где взрывать. Заряды установлены вон там и вон там. А теперь, простите, батя. У меня семья недалеко от училища живет, если со мной тут что случится, то и им не поздоровится.

—

Понимаю тебя, солдат. У меня своих детей нет, одна жена здесь, и то сердце не на месте. Удачи тебе, подполковник.

БМП-3⁴³, вооруженные небольшими пушками и пулеметами, замаскировали неподалеку. Типа не заметить их непосвященному среди осыпающихся яблоневых деревьев. Не успевшим далеко разбежаться экипажам объяснили, потребуется только одна атака, боеприпасов в которой не жалеть. В случае жесткого отпора, быстро отступить, поджечь машины и уходить в город, а там уж кому что суждено.

Многое еще хотелось сделать генералу перед этим последним и единственным в его жизни настоящим, не учебным боем. Но раздался на дороге шум движущейся техники. На большой скорости пронеслись три «бэтээра». С некоторым отставанием, не прикрывая а, только наблюдая за ними, пролетел вертолет. Очевидно заметив следы готовившейся обороны, он порыскал из стороны в сторону, но реальной опасности, не усмотрел, так как очень скоро появились основные силы.

Впереди шли три старых танка ТИП-59, выпущенных еще в середине восьмидесятых и представляющих собой копию среднего танка Т-54А, который был принят на вооружение в Империи еще в 1955 году. Следом неспешно двигалось около десятка тягачей с крупнокалиберными орудиями, кузова которых были плотно забиты солдатами в джуньской полевой форме. Параллельно по соседней проезжей полосе двигались бронетранспортеры с высунувшейся в открытые люки пехотой. Замыкали колонну дивизион «Градов» (довольно устаревших ракетных установок) и четыре современных танка Т-90С совсем недавно купленных у Расеи.

«И это все их войско, — чуть ли не с обидой подумал генерал, — да мне бы чуток поболее сил, я бы никого из них живым не выпустил. А идут-то как неграмотно, хорошая засада и пи..ец котенкам, рать не будут».

Воодушевленный «полководец» начал сыпать приказаниями, не задумываясь о том, что одни из них просто некому исполнять, а другие, например, как о подготовке удара по танкам гранатометами с кумулятивными снарядами, уже выполнены. Причем курсанты, ползущие к шоссе с древними РГ «Пламя», не получали, да и не нуждались ни в какой команде, и скорее всего, подспудно понимая, что двигаются к своей погибели, но и не нуждались в сочувствии. Просто наступает в жизни некоторых людей какой-то момент, когда человек становится выше природы с ее инстинктами самосохранения. Впрочем, никто умирать не хотел. Не верили в свою смерть курсанты и офицеры, осторожно разглядывающие приближающихся врагов. Не ждал ее прихода, по крайне мере, не сегодня и не здесь их начальник. И точно не верили в свою смерть джуньские солдаты, для которых этот «Великий поход» начинается так занятно, а главное безопасно.

Примечания

41

Командно-штабные машины связи.

42

Название минометов, приданных пограничным войскам.

43

Боевые машины пехоты.