Резервация блаженных

Александр Владимирович Беляков

В сборник «Резервация блаженных» вошли рассказы и повести о писателях в жанрах социального фэнтези и антиутопии. Самые разные истории – от социальной сатиры в духе О. Генри и «Крокодила» до трогательной современной сказки о Сказочнике, – объединены общей мыслью – легко ли творцу, не вписывающемуся в общество, отыскать свое место и счастье?

© Александр Владимирович Беляков, 2022

ISBN 978-5-0056-2580-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

РАССКАЗЫ

«Мне пятнадцать лет, и я писатель…»

По воскресениям любители литературы, как всегда, собирались в библиотеке. Это было то самое место, куда их влекло, тянуло и где им было действительно хорошо. В том мире, который находился за пределами библиотеки, их не понимали и не любили. В том, другом мире, только деньги решали всё и становились мерилом успеха. Поклонение золотому тельцу было обязательным и каждодневным. На встречах любители литературы не только читали вслух произведения любимых авторов, но и рассказы собственного сочинения. Нет такого читателя, который втайне не мечтал бы стать писателем. Участники литературного кружка сидели за старым библиотечным столом и ожидали, кто же первым возьмёт на себя смелость прочитать своё творение. Они напоминали членов тайного общества, которые передавали друг другу запретные знания. И, в сущности, они, эти люди, увлечённые литературой, создали клуб анонимных писателей.

Читать первым своё произведение даже в среде единомышленников, увлечённых литературой, было непросто. Напряжение читалось на лицах участников клуба. Наконец один из них решился. Этому бледному, и, в общем-то, ничем не примечательному человеку было далеко за сорок. Его серые глаза с напряжением наблюдали за собравшимися. Когда он заговорил, голос его был дрожащим и слабым:

— Я ― анонимный писатель, ― произнёс мужчина и это утверждение прозвучало так же постыдно, как если бы он признался в наркомании или алкоголизме. Мужчина проглотил слюну, и, сделав паузу, продолжал:

— Я пишу рассказы с шестнадцати лет. Я хочу прочитать вам один из своих последних рассказов.

Мужчина читал текст нервно, часто сбиваясь. Его рассказ повествовал о неудачнике, который решил покончить с жизнью, но не знал, как это осуществить, потому что боялся боли и смерти. Главный герой рассказа пытался удавиться, прыгнуть с моста и утопиться, попасть под машину или под поезд, но несмотря на все свои попытки, он оставался жив. И когда главный герой бросил свою затею и решил остаться среди живых, судьба в облике пьяного водителя в чёрном внедорожнике подстерегла его и воплотила навязчивую мечту в реальность. Машина сбила главного героя рассказа на пешеходном переходе и случилось то, что этот человек безуспешно добивался.

Рассказ мужчины с бледным лицом произвёл на присутствующих анонимных прозаиков в этом рассказе всё выглядело безнадёжным и не было ни одного лучика света. Анонимные писатели поблагодарили выступающего аплодисментами. Мужчина опустил голову и было видно, как его бледная кожа лица краснеет. Каждому человеку очень трудно быть первым в любом деле, но он прокладывает дорогу для остальных, облегчая им путь.

Следующей читать свой рассказ вызвалась немолодая дородная женщина с волосами, собранными в пучок. Она поведала историю, как бедная учительница литературы вышла замуж за преуспевающего бизнесмена, а потом встретила свою настоящую любовь и изменила мужу с простым сантехником. В финале рассказа ревнивый муж убил любовников и сдался сотрудникам полиции. Было видно, что рассказ мужчины с бледным лицом анонимным писателем понравился больше. Сюжет рассказа женщины был похож на сюжеты сериалов, которые показывали по телевизору почти на каждом канале. Не все анонимные писатели были в восторге от банальных любовных историй.

После того, как женщина прочитала свой рассказ, анонимные писатели раскрепостились и выдавали историю за историей. Одни были смешными, другие ― грустными, а многие из этих историй были трагикомичными. За окнами библиотеки быстро темнело, но анонимные писатели, делясь друг с другом своим творчеством, не желали расходиться. Для них это был настоящий праздник и не просто праздник, а пиршество прозы. Каждый из этих людей хотел быть услышанным, понятым и признанным.

Самым последним читал свой рассказ пятнадцатилетний мальчик. В целом, возраст прозаиков и поэтов в клубе анонимных писателей колебался от тридцати пяти до шестидесяти лет. Пятнадцатилетний прозаик был самым молодым, и, пожалуй, самым талантливым участником клуба анонимных писателей. Он читал фантастический рассказ о далёких, загадочных планетах, на которых вместе с удивительными инопланетными существами уживались обычные люди. Все члены клуба почувствовали, насколько талантлив этот молодой автор и зависть заползла в сердца многих из них. Они почувствовали себя серыми посредственностями рядом с настоящим мастером слова. Он был молод и у него была возможность вырасти по-настоящему в большого писателя. У многих членов клуба такой возможности не было. У них не было будущего. И поэтому финал рассказа встретила тишина.

За окнами библиотеки совсем стемнело. Заведующая библиотекой Марина Алексеевна была доброй женщиной, по-настоящему любила литературу и литературные вечера, но ей нужно было бежать домой и готовить ужин для мужа и детей.

— Прекрасно, ― сказала она, когда мальчик закончил читать свой рассказ. ― Молодец!

Марина Алексеевна посмотрела на наручные часы, и анонимные писатели поняли, что им пора уходить. Но готовы ли были близкие им люди, жёны или мужья выслушать выстраданные ими сочинения? Очень редко родные и близкие понимали и принимали творения анонимных писателей. Для многих из них чтение своих произведений было самым важным делом в жизни. За стенами библиотеки им редко уделяли внимание, не понимая зачем заниматься делом, которое не приносило доход. Анонимные писатели неохотно покидали библиотеку. Они прекрасно понимали, что, выходя в другой, жестокий и неуютный мир, им неизбежно придётся погрузится в болото, называемое бытом. А в понедельник их проглотит кровожадное и ненасытное чудовище, называемое работой, не оставляя места и времени для размышлений и литературных героев. А до следующего воскресения будет ещё целая вечность! Говорить, что думаешь и читать самое сокровенное в среде единомышленников, и при этом не быть осмеянным и униженным, ― это действительно великое счастье.

За дверью библиотеки было темно и холодно. Анонимные писатели, не прощаясь, расходились в разные стороны. Для них была слишком тягостной разлука с близкими по духу людьми. Марина Алексеевна задержалась у двери и подумала, что библиотека для этих творческих людей ― это действительно храм, куда они ходят, чтобы общаться друг с другом. Заведующая библиотекой выключила свет, закрыла дверь на ключ. Она шла домой и в её сердце закрадывалась тоска и печаль. Для неё это была работа, но она, как и все анонимные прозаики, ждала следующего воскресения. Такие простые слова ― «Мне пятнадцать лет, и я писатель», ― дарили ей надежду, что и в этом мире, за пределами библиотеки, еще не все потеряно.

Бес попутал

Зашел как-то ко мне в гости бес. Настоящий такой бес: нос пятачком, уши, как у свиньи, весь покрытый шерстью, а глазки маленькие бегающие, залитые кровью. И умные. Длинный хвост и раздвоенные копытца на козлиных ногах. Не знаю, откуда он взялся. Но по русскому обычаю гостя нужно усадить за стол и угостить.

— Присаживайтесь, ― проговорил я, оторопев.

Не каждый день такие диковинные гости заходят. Бес поправил хвост, присел на табуретку.

— Может, вы что-нибудь хотите? ― вежливо осведомился я.

— А что у тебя есть? ― хрюкнул лукавый и уставился на меня.

— Ну, водка есть, «Кристалл», коньяк армянский, пиво клинское. Бес покачал мохнатой головой.

— Давно уже ничего не пью кроме минералки, ― проговорил собеседник, ― печень побаливает.

— Вот раньше, лет сто назад я и водочки, и коньячку бы отведал, а теперь стар стал для таких подвигов, ― объяснил бес, ― минералки нет?

Я достал из холодильника бутылку минеральной воды, поставил перед бесом стакан. Минеральную воду он выпил с удовольствием. А потом огляделся по сторонам, оценивая мое жилище.

— Тесновато живешь, писатель, ― сказал лукавый, ― а что так, денег нет?

— Нет, ― ответил я спокойно.

— А что ж так плохо?

Бес усмехнулся и подмигнул мне.

— Напиши бестселлер, купи квартиру побольше, ― посоветовал он мне.

— Думаешь, все так просто, ― начал объяснять я свои проблемы, ― напишешь чего-нибудь, а издательства не берут. Что делать-то?

— Деньги нужны, чтобы взяли, ― хрюкнул бес, наливая в стакан минералки, ― деньги. На рекламу, на печать, на другие затраты.

— Везде эти деньги! ― воскликнул я с обидой в голосе.

— Да, везде, ― подтвердил гость, ― а что делать? Такая жизнь пошла. Хочешь, я дам тебе много денег?

Бес хитро посмотрел на меня. Вспомнив из мировой литературы все сделки с бесом, которые заключали ученые и писатели, я задал вопрос:

— А ты потребуешь взамен мою душу?

— А зачем она мне?

Бес махнул волосатой рукой.

— Дам я тебе денег. Только намаешься ты с ними, ― проговорил лукавый, ― мало денег ― плохо, а много ― тоже плохо. Ты только скажи мне, сколько тебе нужно?

— Чтобы на жизнь хватало, ― ответил я.

— Хорошо, хорошо, ― хрюкнул бес поднимаясь, ― будут тебе деньги.

И исчез. Словно и не было его. А может, и правда все мне привиделось? Но на столе остался чемоданчик средних размеров. Я осторожно подошел к нему, боясь прикоснуться, словно в нем могла лежать бомба. Но все же, мое любопытство взяло вверх над страхом. Я открыл чемоданчик, который до отказа был набит пачками долларов. Неужели мечты сбываются? В чемоданчике хватило бы денег и на издание книги, и на новую квартиру, и на покупку издательства. «А к чему же тогда стремиться, когда я утолю все свои желания?» ― подумал я, глядя на деньги. ― «Не потеряет ли тогда моя жизнь всякий смысл?»

И закрыл чемоданчик обратно.

Дары волхвов

В маленьком дешевом кафе встретились как-то писатель, драматург и художник. Взяв несколько бутылок недорогого вина, они уселись за столик, желая поделиться своими печалями. И лучше всего это было сделать в узком кругу друзей, которые понимали проблемы творческих людей и сочувствовали друг другу. После третьей бутылки вина разговор у них завязался интересный. Художник достал свою картину, которую, в последнее время, носил с собой, сорвал с нее плотную упаковочную бумагу, показывая друзьям прелести своей новой работы.

— Посмотрите, какие краски! ― расхваливал свою работу художник Сергей. ― А объем, вы видите объем? Деревья и трава на картине как живые.

Писатель и драматург лишь кивали головами. Они очень уважали Сергея, но в живописи разбирались слабо.

— Я предложил эту картину показать на выставке, но один из устроителей, который совершенно не разбирается в живописи, назвал ее мазней. Ему, видите ли, голых баб в полный рост подавай! Но я ведь художник, а не порнограф!

— Правильно, Сережа, ― наконец произнес писатель, ― вот я, например, принес свои рассказы в издательство, а их не берут. Вы же читали мои рассказы? Это ведь очень хорошие рассказы. А знаете, что мне сказал редактор?

Писатель выдержал паузу и многозначительно посмотрел на друзей, заинтриговав их.

— Он сказал, что мои рассказы даже для сельской прессы не годятся. Разве можно придумать большее оскорбление?

— Это что, ― вступил в разговор, жестикулируя руками, драматург, ― неделю назад принес я свою новую пьесу в театр, а мне говорят: «В вашей пьесе нет правды жизни. В ней все надуманно от начала до конца». А пьеса ведь хорошая. Ну, я же вам читал ее в прошлый раз.

— Про Трубадура-металлиста? ― из вежливости спросил писатель Саша.

Он казался спокойным, меланхоличным человеком, но внутри него так и кипели страсти. Внешним своим видом он напоминал автора детективов Сименона. Только трубки не хватало. Саша курил какую-то дешевую гадость. Кажется, «Приму».

— Да нет же, что вы, ребята! ― возмутился драматург Антон, который был подвижен, как ртуть.

Никогда и никто не видел его спокойным. Он постоянно жестикулировал, словно кому-то что-то доказывал.

— Наверное, про наркомана-музыканта, ― догадался художник, все еще с любовью поглядывая на свою картину. Антон от возмущения на время даже перестал жестикулировать руками. Они повисли как плети.

— Как вы могли забыть про мою новую пьесу «Влюбленный поэт»? ― спросил он, с укоризной посматривая на друзей. ― А ведь это лучшая моя пьеса!

Он отпил из бокала вино, демонстрируя всем своим видом, что обижен. Творцы ― очень оригинальные люди. Они, объединяясь в маленькие кампании за столами какого-нибудь кафе, сочувственно выслушивали друг друга, но думали только о своих творениях, удачах и неудачах. Конечно многие из них не гении. Возможно даже, что картины их ― абсолютная мазня, рассказы ― редкая дрянь, а пьесы не годятся для постановки в театрах, но это не главное. Главное то, что эти люди творят. Наверное, таким и задумал человека бог: творящим ищущим и мыслящим. Но творчество, фантазия, воображение и реальная жизнь ― это совершенно разные вещи. Два равноудаленных друг от друга полюса жизни. Уединение творцов нарушила хорошенькая официантка лет девятнадцати. Весело улыбнувшись друзьям, она сказала:

— Если у вас кончается вино, я принесу вам еще несколько бутылок.

Творцы никогда не отказывались от вина.

— Да, конечно, ― сказал Сергей, посылая девушке ответную улыбку.

— Это неплохая идея, ― произнес Саша, уткнувшись в рукопись своего рассказа.

Прямо на столике он правил свое творение.

— Великолепно! ― воскликнул Антон, декламируя про себя монологи из своей новой пьесы.

Каждый из них и отдыхал, и работал одновременно. Иначе творческие люди не могут. Они постоянно должны быть чем-то заняты, иначе их жизнь становится пресной и неинтересной. А миг творчества и созидания ― это ни с чем не сравнимая эйфория, праздник для души и тела. Миг творения ― это еще и сильнейший в мире наркотик. И в этот миг откровения ни писателю, ни художнику, ни драматургу не нужны ни женщины, ни вино. Но зато после этого мига творения творцы готовы вкушать от всех плодов жизни. Когда все вино было выпито из бутылок и все салаты съедены, творцы решили, что им пора уходить. Писатель вспомнил о сварливой жене, художник о ревнивой любовнице, а драматург о двух студентках театрального училища. У стойки они выпили еще по бокалу вина и направились к выходу. Лицо официантки побледнело и вытянулось.

— Господа, а кто же заплатит мне за восемь бутылок вина и шесть порций салата? ― спросила она.

Творцы одновременно повернулись к официантке с дежурными улыбками на лицах. Первым к стойке подошел художник Сергей. Царственным движением он протянул прекрасной блондинке свою картину.

— Деньгами я не богат, ― пояснил он, ― но мне кажется, что мое творение стоит гораздо дороже, чем семь бутылок вина и шесть порций салата.

Девушка, изумленно глядя на Сергея, приняла этот дар творца. Писатель Саша расплатился рукописями своих новых рассказов, а драматург ― пьесой «Влюбленный поэт». Приняв все эти бесценные дары, официантка стояла молча, не в силах выразить свои чувства. Она, конечно, понимала, что творцы мыслят другими категориями, но ей хотелось получить с них деньги, а не подарки.

— Мы зайдем на следующей неделе, ― произнес художник Сергей.

— Обязательно, ― пробормотал писатель Саша, что-то записывая в блокноте.

— Непременно, ― добавил драматург.

Они ушли. Просто растворились в осеннем сумраке, как три привидения. И от их присутствия остались только семь выпитых бутылок вина и шесть пустых тарелок из-под салата. Правда, еще не успел улетучиться дух творчества, но он был как воздух, почти нематериален. Хозяйка заведения, которая вышла из подсобного помещения, хмуро посмотрела на молодую официантку, поправила очки, сползающие на кончик носа, и спросила:

— Ну что, опять эти творческие личности не заплатили?

Девушка кивнула головой. Хозяйка, пожилая и рассудительная дама, проворчала:

— Если такое случится в следующий раз, я тебя уволю.

Она посмотрела на девушку достаточно строго, но, увидев дары, оставленные творцами, немного смягчилась. Она забрала картину художника Сергея, новые рассказы писателя Саши, пьесу драматурга Антона и прошла с этими дарами в подсобное помещение, где у нее была маленькая комната для отдыха. Пожилая женщина настолько увлеклась рассказами и пьесой, что читала, не отрываясь, часа два. Сила искусства захватила ее полностью и унесла в мир иллюзий. Но, обратив внимание на часы, она решила, что ей пора было возвращаться в мир реальный. Нужно было закрывать кафе и идти домой. Как же ей не хотелось идти в эту холодную, надвигающуюся на город, ночь! Она шла по темной улице и думала о том, что дома ее ждет встреча с горой немытой посуды, ворчливым и нудным мужем и пушистым белым котом, который имеет привычку тереться о ноги, оставляя на дорожке клоки белой шерсти. А где-то там, далеко жили творцы. Они жили своей особенной жизнью, полной творческих озарений, волшебства и смелых фантазий. И чем ближе хозяйка кафе подходила к своему дому, тем больше она завидовала этим свободным и странным людям. И эта пожилая и рассудительная дама невольно подумала, не присоединиться ли к ним, не забыть ли о досужих проблемах, не начать ли писать или рисовать?

И самое главное ― примут ли ее скромное творчество в качестве оплаты за коммунальные расходы?..

Убийца

Он слышал, как комья земли падали на крышку гроба. А его призрак, устроившись у креста соседней могилы, смотрел как люди с заплаканными и хмурыми лицами стояли у ямы, которая быстро заполнялась землей. Призрак писателя с нетерпением ожидал, когда произнесут в его честь речь, восхваляя достоинства и не говоря о недостатках.

— Здесь лежит писатель, ― произнес седой человек в бежевом плаще, нарушив гнетущую тишину, ― хороший писатель, который всю свою жизнь посвятил написанию рассказов. Его при жизни не понимали и не признавали заслуг на литературном поприще. И это наше непризнание убило его.

Оратор вглядывался в хмурые лица. Наверное, в этот момент всем было стыдно. «Конечно, эти люди из союза писателей талантом не блещут, ― рассуждал призрак писателя, прислонившись к кресту, ― и все эти бездари всегда старались побольнее уколоть меня. Чувствуют ли они свою вину, стоя у моей могилы? Наверное, чувствуют. Но не все. Многие делают вид, что переживают».

— И это наше непризнание убило его, ― повторил человек в бежевом плаще, ― у Сергея Васильевича были грандиозные планы. Он хотел издать большой сборник своих рассказов, но не успел этого сделать. Сергей Васильевич писал о людях, об их судьбах и страданиях. Он писал о том, что волновало наших современников.

«Зря ты, Алексей Степанович, распинаешься перед этими людьми, ― подумал призрак писателя, ощущая холод, идущих от могил, ― только бисер перед свиньями мечешь».

— Я тут читал его рассказ, ― пытался высказать свое мнение полный человек в дорогом костюме. Когда он говорил, щеки его раздувались от самодовольства, ― по-моему, этот рассказ назывался «Голос совести». И мне очень понравилось, как Сергей Васильевич описал состояние писателя, которого не понимают и даже не пытаются понять издатели. Рассказ этот получился очень жизненным и сильным.

«И это говоришь, ты, Гришин? ― возмутился призрак писателя, ― это говоришь ты, который критиковал мои произведения больше всех остальных? Я подготовил рассказы к печати, а ты сделал так, чтобы этот сборник никогда не вышел. Как жаль, что я не могу ударить тебя по твоей жирной морде! Ты никогда не слышал голоса своей совести, потому что у тебя ее никогда не было».

Многие выступали перед могилой писателя с красивыми речами, благодарили его за талант и самоотверженный труд. Но именно они, при жизни, не давали этому таланту развиваться. Последней выступала редактор крупного издательства, которая рассмеялась ему в лицо, когда он принес ей свою рукопись.

«Ты никогда не будешь печататься», ― сказала она тогда. Он не забыл ее красивое злое лицо и злорадство, которое было в ее глазах.

— Сергей Васильевич был талантливым писателем, стремившимся к литературным вершинам и не рассчитавшим своих сил. Но именно на таких людях держится литература. Это ее фундамент. Без таких людей, как Сергей Васильевич, не было бы ни Пушкиных, ни Тургеневых, ни Гоголей.

«Лучше бы не было тебя, ехидна, ― подумал призрак писателя и подошел поближе к своей могиле, чтобы слышать каждое слово этой лживой женщины.

— К сожалению, не все писатели добираются до вершины и всеобщего признания, ― проговорила она, ― но это и не всем нужно. Главное ― это творить и чувствовать себя причастным к большому великому делу, которым является литература.

«Попробовала бы ты творить в однокомнатной хрущевке с малыми детьми и женой», ― возмутился призрак писателя и пожалел, что не обладает голосом, чтобы выразить охватившие его чувства. Он теперь представлял собой полупрозрачную субстанцию, которую никто не видел и не замечал.

— Эльвира Владимировна, ― неожиданно обратился к ней Алексей Степанович, ― а не вы ли, прочитав рукопись Сергея Васильевича, отбросили ее в сторону и сказали: «Какая чепуха?»

Эльвира Владимировна низко опустила голову и еле слышно проговорила:

— Сказала.

— Но за ваши ошибки расплатился Сергей, ― добавил Алексей Степанович, ― и как вы вообще могли прийти к нему на могилу? Скажите, вы торжествуете, вы довольны таким исходом?

— Я виновата, ― сказала еще раз Эльвира Владимировна, глотая слезы, ― но кто без греха, пусть первый кинет в меня камень.

— Вы убили его, Эльвира Владимировна, ― сказал Алексей Степанович громко, ― убийца всегда приходит на могилу своей жертвы. Не правда ли?

Призрак писателя попытался рассмеяться, но у него ничего не вышло.

— Вы убивали его каждый раз, когда он приходил к вам с новой рукописью, ― продолжал наступать Алексей Степанович.

— Да, убивала, ― проговорила она каким-то чужим надтреснутым голосом и вытерла ладонью слезы, ― потому что бездарностью он был, ваш Сергей Васильевич. Редкой бездарностью. Зачем он все эти годы писал? Я не знаю. И говорю вам откровенно: он тратил свое время зря!

После ее слов все, находившиеся у могилы писателя люди, растерянно оцепенели, и даже Алексей Степанович не нашелся, что ответить. Но эта перепалка заинтересовала призрак писателя, и он приблизился к Эльвире, окатив ее волной холода и замогильного ужаса. Эльвира Владимировна, поправив шарф, быстро пошла к выходу.

— Ушла наконец-то, стерва, ― произнес Алексей Степанович с облегчением, ― и чего приходила-то, на могиле напоследок сплясать?

Вскоре люди начали расходиться. Призрак писателя присел на могильный холмик и задумался.

«А может, права она была, Эльвира-то? Может, я и правда зря прожил свою жизнь?» ― подумал он и осмотрелся вокруг. По всему пространству кладбища он увидел множество тоскующих душ, которые вздыхали и пели свои заунывные песни. И насколько хватало глаз, призрак писателя видел кресты и могилы, уходящие за горизонт. «Так, что же такое ― смысл жизни? ― задумался он. ― В смерти он таится или в жизни? Или, может быть, все это этапы какого-то очень большого пути?» У его могилы пьяница пил водку. А у соседней ― голуби клевали кем-то раскрошенный хлеб. Вороны прыгали у куска протухшего мяса, пытаясь оторвать от него свою долю и унести в небеса. Ночь незаметно опустилась над кладбищем, посеребрив его лунным загадочным светом. А у каждой из могил сидел призрак и думал о смысле жизни.

Дело всей жизни

Писатель чувствовал, что истекают последние минуты его жизни. А рукопись была не написала еще и наполовину. В глазах писателя темнело, текст расплывался перед глазами, и, теряя нить повествования, он часто останавливал свою работу, чтобы передохнуть. Над его головой летали ангелы и бесы, которых писатель пытался отгонять своей иссохшей рукой. Он чувствовал, что не успеет дописать свою рукопись, и от этого ему становилось так горько и больно, что грудь начинала болеть, и, мотор, называемый сердцем, едва качал холодную кровь. Писатель со злостью бросил ручку, которая покатилась, по столу. Он посмотрел на книжный шкаф, в котором стройными рядами стояли его изданные произведения. Они были его гордостью. Но новая повесть была самой желанной, и писатель собирал свои последние силы, чтобы ее закончить. Писать это произведение Игорь Александрович Столяров начинал еще в далекой юности. Но получалось так, что он несколько раз откладывал его в ящик, занимаясь написанием других произведений. Он писал рассказы, сценарии и даже пьесы. А повесть его жизни лежала в столе, собирая пыль. Слишком поздно он взялся за этот старый и одновременно новый материал. Силы оставляли Игоря Александровича. Ему было тяжело дышать. Он подошел к окну и распахнул его. Холодный воздух осени вместе с запахом прелых листьев ворвался в комнату. Писателю стало легче дышать. Но почему он все откладывал и не дописывал свое произведение? Может быть, надеялся прожить до ста лет. Почему он растратил свою жизнь на тот литературный хлам, который теперь стоял в виде пяти томов и пылился в книжном шкафу? Ответить на все эти вопросы было невозможно. Проще было ответить на такие вопросы: почему он женился, растил детей, схоронил жену? На эти вопросы он мог ответить, что все это — жизнь. А ту, самую лучшую свою книгу он не написал по глупости. И Игорь Александрович прекрасно понимал, что ему ее так и не написать. Он представил себе, что бы ему сказала жена, если бы была жива. «Ты должен, ты просто обязан закончить эту рукопись» ― сказала бы она. Ему вдруг показалось, что покойница сидит в кресле и на ней ее любимый японский халат.

— Нет, у меня на это нет сил, ― признался Игорь Александрович, сознавая, что говорит не с женой, а с самим собой.

«Каждая рукопись должна быть закончена», ― прозвучал в его голове ровный голос жены. С кем же он вел диалог? С покойницей?

— Ты ничего не понимаешь, Лариса, ― пробормотал он себе под нос, ― эту рукопись нельзя закончить.

Писатель, трясясь всем телом, поднялся и подошел к бару. Из всех дорогостоящих бутылок, которые там стояли, он выбрал обычную водку. Игорь Александрович пил ее жадно, не отрываясь, прямо из горла. Он почувствовал, как пьянеет, и как ослабевшие ноги начали подгибаться. От падения его спас стол, на который он оперся. Писатель подобрал ручку, которая не успела скатиться на пол, и плюхнулся на стул. Но фразы и предложения, которые он пытался составить из слов, словно мозаику, получались какими-то неровными, шероховатыми и необработанными. Игорь Александрович провел рукой по седым волосам, а затем тяжело поднялся из-за стола и подошел к зеркалу. Из зеркала на него смотрел морщинистый старик. Как хорошо себя не видеть! И кто придумал эти зеркала? В душе-то он оставался юным мальчиком. Наверное, душа меньше подвержена старению, чем остальные, материальные части тела. Писатель плюнул на свое отражение. Ему хотелось видеть себя молодым, а не стариком. Игорь Александрович покопался в шкафу и, наконец, нашел старый альбом. Стряхнув с него пыль, он раскрыл альбом. Старые фотографии еще больше расстроили его.

«Садись за стол и пиши! ― приказал призрак его жены, ― нечего терять даром время. Тебе осталось жить всего лишь полчаса. Ты не успеешь дописать свою рукопись».

— Успею, ― отмахнулся от совета призрака Игорь Александрович, ― всегда успевал и теперь успею. Уходи, откуда пришла.

Писатель перекрестился, и видение жены исчезло.

— Ну, слава богу, ― сказал он, ― наконец-то я от нее избавился.

Самая большая мука для писателя — выжимать из себя строчку за строчкой и ждать, когда придет вдохновение. А если оно не придет? Он подошел к книжному шкафу, открыл его и провел ладонью по корешкам своих книг. Все эти книги он написал без вдохновения. Игорь Александрович писал их ради денег и своего благополучия. И что он получил взамен? Игорь Александрович остался один в большой трехкомнатной квартире, стены которой давили на него. «Жаль, что я не успею дописать рукопись, ― подумал с грустью писатель, ― впервые ко мне пришло вдохновение, но я не смогу кому-то предложить или дать почитать ее». О том, чтобы ее издать не было и речи. Наверное, у него получится мертворожденное дитя. И, хотя Столяров считался успешным писателем, себя он считал неудачником. Где теперь его дети, где его жена? Дети выросли и оставили его без сожаления, а жена умерла. А он, беспомощный и слабый старик, остался в пустой трехкомнатной квартире. Ох, как же обидно! Игорь Александрович допил водку и сел за стол, намереваясь все-таки закончить эту проклятую рукопись. Но над его головой опять закружились демоны со страшными черными лицами. Но теперь писатель не обращал на них никакого внимания. Счет его жизни пошел на минуты. Сердце писателя сдавливало тисками. Игорь Александрович чувствовал, как оно лопается у него в груди, но продолжал писать. Буквы ложились на бумагу какими-то едва понятными закорючками, но писатель, желая успеть дописать рукопись своей жизни до конца, не обращал на это никакого внимания. И вот, наконец, он дописал свое произведение до последней главы. Но в это самое время, по его телу потек противный липкий пот, и, падая крупными каплями со лба, заливал бумагу.

«Не допишешь, не допишешь, ― шипел демон с лицом его жены, ― ты всегда был бездарностью. Все твои книги — это откровенная халтура. Приди же ко мне, муж мой! Брось это ни к чему не обязывающее тебя занятие. Я жду тебя!»

— Не приду, ― бормотал писатель, хватаясь за сердце, ― не приду.

В последний раз его сердце вытолкнуло кровь и остановилось. Рука еще что-то по инерции продолжала писать, а седая голова ударилась о стол. Но боль уже была не страшна писателю. И одна только мысль о недописанной рукописи, отравляла его угасающее сознание. Но, к сожалению, он уже не принадлежал к этому миру живых. Писатель оказался в другом мире. Проходя через ворота, которые раскрылись пред ним, Игорь Александрович дивился красоте этого мира. Он шел по зеленому лугу, залитому ярким солнцем, к своей жене, молодой и здоровый. И она ждала его.

Террорист

Он ныл, лил слезы и пускал сопли. Это был молодой, прилично одетый молодой человек с довольно прозаической внешностью. В нем не было ничего особенного, за чтобы мог зацепиться взгляд. Обычный, среднестатистический человек, которых мы встречаем на улицах, в метро и в автобусах. Но к писателям теперь приходилось относиться осторожно. По издательствам Москвы ходили легенды о писателе-подрывнике, писателе-террористе, который взрывал те издательства, в которых не принимали его рукописи. Здесь правило: «Гений и злодейство ― две вещи несовместимые» не действовало. Но самое главное, что писателя-невидимку никто не знал в лицо. Разве запомнишь тысячи никому неизвестных писателей, которые толпами кочуют по издательствам, надеясь на удачу? И писатель превращался в террориста только после отказа печатать его произведения. Раньше писатели иногда дрались с издателями, но, чтобы кого-то стрелять или взрывать, до этого дело не доходило. Терроризм вошел в свою новую стадию, пожалуй, самую страшную, распространившись среди людей культуры.

— Да не плачьте, вы, ― произнес редактор, протягивая писателю носовой платок. ― Идите в другие издательства. Может, там примут ваше произведение. Никогда не надо отчаиваться. Сейчас очень много издательств, пусть и не таких крупных, как наше. Получите какую-то известность, даже денег подзаработаете. Так что, выше голову!

Редактор и сам-то не верил в то, что говорил. Но ведь нужно было как-то спровадить засидевшегося посетителя и отрывающего от более нужных дел.

Писатель приподнял голову. Из-под нависших надо лбом волос на редактора смотрели два глаза, в которых вспыхнули две молнии, готовые испепелить бессердечного издателя. Редактор даже сделал два шага назад, не ожидая такого откровенно враждебного взгляда. Но может быть, ему это только показалось? За целый день приходилось успокаивать многих людей. Писатели ― народ раздражительный и нервный. Они или ругаются, или плачут, а иногда делают и то, и другое одновременно. Писатель, посмотрев на редактора издательства, безвольно опустил голову на грудь.

— Да у вас еще все впереди, ― говорил редактор, теряя терпение. ― Держите свое произведение и…

Писатель принял свой груз, довольно увесистый, можно даже сказать, тяжелый, пихнул его в пакет, поднялся и ни глядя, ни на кого, вышел за дверь. Редактор вздохнул с облегчением и перекрестился. Самый нудный посетитель, с которым он возился больше часа, наконец-то ушел.

***

На следующий день произошло ЧП. Горе-писатель, несмотря на явный отказ, снова появился в издательстве. Но он уже настолько там примелькался, что никто на него даже не обратил внимание. Даже охранник, настолько привык к неудачнику, который не раз при нем проклинал редактора, появился со своим неизменным, потертым пакетом и прошел в туалет, не обратил на этот факт никакого внимания. Писатель долго возился в своей кабинке, но, наконец, вышел, разыгрывая облегчение. Охранник сочувственно посмотрел на неудачника.

— Что, живот подвело? ― спросил он, пряча прорывающуюся к уголку губ усмешку. ― Бывает, брат.

Писатель закивал головой, смахивая пот со лба.

— Опять у тебя не приняли рукопись, бедолага?

Писатель отрицательно покачал головой.

— А ты напиши что-нибудь еще и опять приходи, ― напутствовал парня охранник. ― Может, ты им так надоешь, что они и возьмут твой роман.

Писатель радостно закивал головой, а потом озабоченно посмотрел на часы и быстро ушел. Охранник не обратил на это никакого внимания и продолжал разгадывать кроссворд. В туалет зашел пожилой замредактора, который засиживался в кабинке подолгу, читая прессу. На этот раз старик в туалете не задержался. Он даже не надел штаны, которые сползали с его тощих ног. В таком необычном виде он подошел к охраннику, боевой пост которого находился как раз рядом с туалетом.

— Па-аш, ― протянул он задумчиво. ― Там что-то тикает. Нам что, унитазы с часами начали ставить? Так сказать, посекундная тарификация.

Паша почесал за ухом, думая, что старик уже совсем двинулся.

— Что там может тикать? Не бойтесь, делайте свои дела, Сергей Дмитриевич и не бегайте по издательству со спущенными штанами. Может это слуховая…

–…Галлюцинация? ― договорил за охранника замредактора. ― Нет. Может, кто―нибудь часы уронил?

Неожиданно раздался взрыв, который разворотил туалет, с кабинками, унитазами, розовой плиткой, зеркалом, туалетным мылом и рукомойником. Полуголый Сергей Дмитриевич сел на пол, крестясь, а охранник поднялся во весь свой богатырский рост и выдал что-то нецензурное, не употребляющиеся в литературе слова. К развороченному взрывом туалету сбежались все сотрудники издательства «Окно». А редактор стал сразу же названивать в милицию и ФСБ. Дело пахло актом терроризма. Сергею Дмитриевичу общими усилиями, кое-как все же натянули штаны. А старик все крестился, шепча молитвы. У редактора были вопросы к охраннику Паше:

— Ты куда смотрел?

— Никого чужого не было, ― оправдывался охранник.

Его лицо позеленело от злости и страха.

— Ты вспомнил! ― наступал редактор.

— У всех пропуска. Мимо меня и мышь не проскочит, и комар не пролетит, ― защищался охранник.

— А террорист проскочил.

Лицо редактора побагровело.

— Лилька была из «Пилорамы», комик приходил из «Хита». Все. Ну и писатель наш горемычный, ― перечислял посетителей Паша.

— Какой писатель? ― взревел редактор, имеющий желание растерзать охранника.

— У которого вы третий год рукопись не берете, ― ответил Павел.

— Он ко мне сегодня не приходил, ― произнес редактор, смутно догадываясь. ― Я вчера отдал ему рукопись. Поплакав с часок, он ушел.

Глаза редактора постепенно начали вылезать из орбит. Неужели его вчерашний посетитель и был легендарным подрывником?

Охранник Паша, поняв, о чем думает редактор, покачал головой и сказал:

— Вы на Димку грешите? Быть такого не может. Безобидный человек.

Редактор скрылся в своем кабинете, названивая своим друзьям из издательств, где были аналогичные взрывы.

— Небольшого роста, ― объяснял он, ― Худенький, бледненький, в очках. Всегда ходит с пакетом.

И, когда его подозрения подтвердились, редактор закричал, словно безумный:

— Он!

Все приметы сходились. Дима Горин и был тем самым террористом, взрывающим издательские туалеты.

Редактор положил валидол под язык и откинулся на спинку кожаного кресла. Под креслом что-то подозрительно тикало.

«Может, кто-то из сотрудников обронил часы?»

Свободный человек

Сегодня в издательстве мне передали рукопись какого-то дилетанта. Мне было поручено переписать это творение профессиональным, литературным языком. Идея произведения редактору понравилась, а вот её воплощение ― не совсем. На этот случай имеются наемные писатели, такие, как я ― беспринципные люди, зарабатывающие деньги на словах и предложениях. Я сказал редактору, что поработаю над текстом дома. Я знал, что нужно делать и после трех бокалов пива работа продвигалась особенно быстро и хорошо.

В издательство обращаются разные люди. Чаще всего это бездари и дилетанты, не умеющие правильно сформулировать свою мысль или построить фразу. От меня творчества не требуется. Я ― технарь от литературы, который конструирует фразы, подстраивает конструкцию текста под модные литературные течения. Иногда ― это очень скучное занятие. Но кто сказал, что работа должна нравиться? В свободное время я иногда занимаюсь творчеством, но никогда не показываю свои творения редактору. Он просто поднимет меня на смех.

Я присмотрелся к переданному мне тексту. Он был написан от руки. Так уже давно никто не пишет. Но в рукописном тексте есть что-то колдовское, шаманское из старых времен. Но чем могло заинтересовать редактора это творение? О чём идет речь? Опять фэнтезийная чепуха? Какие-то маги темные, какие-то светлые. Таких поделок на рынке слишком много. В чём тут дело? Интересная загадка. И я стал внимательнее вчитываться в текст. И, действительно, что-то в этом произведении неизвестного мне автора было непохожее, первозданное, глубинное и непознанное. Обычно я автоматически переделываю тексты дилетантов. На этот раз мне пришлось потрудиться. И, читая это произведение, я вдруг подумал, что, может быть, автор ― гений и я ничего не понимаю в литературе! Возможно, в литературе я мало что понимал, но в конструировании текстов заметно преуспел. Я очень давно не читал рассказы, романы и повести на чисто любительском, читательском уровне. Но на этот раз мне пришлось прочитать рукопись до конца. И когда я дочитал это произведение, с текстом что-то начало происходить. Все мои попытки переделать предложения, фразы, по-другому построить диалоги ни к чему не приводили. Я не понимал, что происходит. Может быть, на рукопись было наложено охранное заклятие?

Мне почему― то захотелось встретиться с автором, посмотреть ему в глаза, поделиться с ним впечатлением от прочитанного произведения. Раньше со мной такого не случалось. В шкафу стояла бутылка армянского коньяка. Я плеснул в бокал коричневой жидкости и выпил ровно половину. В холодильнике поискал лимон, но так и не нашёл. Пришлось закусывать благородный напиток бутербродом с колбасой. Алкоголь влил в меня новые силы. Но работа у меня все равно не клеилась. Буквы не хотели складываться в слова, а слова― в предложения. Я выпил еще. Блаженное тепло разлилось по всему телу, согревая желудок. Я включил телевизор. По «Матчу» показывали английский футбол, и это было очень кстати. Мне хотелось отвлечься от своей работы. Как же она мне надоела! Почему я её выбрал и для чего? Но работать на заводе еще хуже. Я представил себе, как измазавшись в мазуте, с отвращением смываю все это под душем со своего тела. Мне хочется упасть на кровать и забыться в тревожном сне, чтобы утром, как зомби, вскакивать по звонку будильника. Ну, чем не рассказ ужасов?

Я заставил себя вернуться к работе, надеясь, что мне всё же удастся решить эту трудную задачу. И снова слова не складывались в предложения, а буквы теряли свой смысл и расплывались перед глазами… В таком состоянии я поверил в магию, поверил в то, что автор наложил на свое произведение охранное заклятие. Но как же это всё я объясню редактору? Он ждет от меня четко сконструированное, новомодное чтиво. Я посмотрел на часы. Давно я не засиживался за работой до двух часов ночи. Конечно, звонок редактору нужно было отложить до утра. Но я совершил ошибку. Я позвонил редактору в два часа ночи и услышал его недовольный, сонный голос.

— Что случилось, Виталий? ― спросил он у меня. ― Ты напился или сошёл с ума? Посмотри на часы! Почему ты звонишь мне в два часа ночи, случилось что-то срочное?

— Я не буду работать с этим текстом, ― ответил я, прижимая телефон к щеке. ― У меня ничего не получается. А если получается, то какая-то белиберда.

Редактор тяжело вздохнул, а потом ответил мне:

— Виталий, Вы можете подыскивать себе новую работу.

Я знал, когда редактор злится, он всегда обращается на «Вы». Но, казалось, я не слышал его слов. Молчал и тяжело дышал в трубку.

— Ты уволен, баран! ― закричал он и поверг меня этим своим криком в шоковое состояние. Меня трясло, и я слышал гул его последних слов. Сколько времени я работал на это издательство? Очень долго. Целых пять лет. И за все эти пять лет у меня не было ни одного прокола. Целых пять лет я отдал пустоте, обменивая её на деньги. Думаю, я принял правильное решение, когда допил коньяк и рухнул на диван.

Следующий день, который был средой, обещал быть для меня выходным. Рукопись я решил отослать в издательство по почте. Мне не хотелось встречаться с человеком, который меня уволил и назвал «бараном». Утром сильно болела голова. Я с отвращением посмотрел на рукописные листки, исписанные корявым почерком, и у меня возникло желание сжечь их. Но я сдержался, хотя это желание было очень сильным. Мне пришлось сходить на почту, взять конверт, вложить туда рукопись и отправить в издательство заказным письмом. Какой-то маг-самоучка, наложив на свое произведение охранное заклинание, сделал меня свободным человеком. «Может, это и благо, ― подумал я. ― Теперь можно заняться творчеством».

Я сидел на кухне и тупо смотрел в окно, наблюдая, как легкие пушинки снега падают на землю. Зрелище было завораживающим. Раньше я этого не замечал. Я чувствовал себя бараном. Но свободным бараном, отбившимся от стада.