Здесь можно пройти только раз

Антон Халецкий, 2021

В настоящий авторский сборник писателя, драматурга и сценариста Антона Халецкого вошли произведения разных стилей и форм. Рассказы в жанре реализма, фэнтези и сатиры. Одна (почти) историческая быль. Научно-фантастическая повесть (плюс два таких же рассказа). Пара очерков и монопьеса. Объединяет все эти вещи тема реальной жизни. И идея, что жизнь дается лишь раз. Отсюда и название сборника. По своей сути каждое произведение – социально-психологическая драма. Даже фэнтези. Работы автора отмечены победами и номинациями в различных конкурсах. В том числе всероссийских и международных.

От автора

Всем привет!

Я Антон Халецкий, автор сборника «Здесь можно пройти только раз».

До того, как начать писать, я двадцать лет работал юристом.

Составлял разные тексты, описывал в них человеческие отношения.

В надежде, что люди смогут избежать проблем. А сами отношения — может даже, станут лучше.

Как писатель я продолжаю делать — практически то же самое…

Искренне Ваш,

Антон Халецкий

Первая верста из чугуна

рассказ

— Эх, и далёк же путь до Тагила! Не близок…

Эт-те, мил человек, не из Тулы да в Москву. Два дня всевой-то на тройке.

Тут, православныя — Урал-Батюшка!.. Расстояния — как полжизни, да столь же тяжкие.

Ежели откуда-ть с Золотого-та Кольца двинуться — почитай, месяца полтора, а то, и поболе ехати.

И гляди, опять же. Тут — иль по зимнику. Иль посуху. С поздней весны и до ранней осени. А в распутицу далеко ли доедешь?

И что при Царе Александре Благословенном, брате Государя нонешнева, что при ём самом, Амператоре Николае Александровиче. Что сто лет назад, что все пятьсот. Всё одно, всё едино…

Горы да тайга. Дичь.

Держись за телегу, молись.

Лошади себе бегут, да ушами прядають, отфыркивают. Гривами встряхивают. Чуют, родимые. Здесь и волки есть, и что хужее.

А собьёшься с дороги, с большака, зимой — потемну — то дело нехитрое — и, пиши пропало. Закружит леший вкруг однова места. Томко череп-та кобылий, можеть, охотники какие и найдут по весне. Свят, свят, свят!..

Да по чести сказать, люди местные, поди, тоже не за частоколом жизнь свою проживают. Особливо те, что к рудникам приписаны.

Здесь до Бога-то далеко, про-сти-Ты-нас-гре-шных… Тута у нас железна девка одна верховодит. Вечно молода — без возраста. Медной Горы Хозяйка — небось, слыхали?! Не понравится ей человечек… и через сто лет не найдут евойные косточки на шахте. Враз в забое дальнем завалит. А коли наоборот — приглянётся парень какой молодой — нелюдскому ее девичьему естеству — может статься, и похуже чево-й сделать удумает. Про то историй тож немало… На пустом месте люди сказки страшные не сочиняют, да потом не рассказывают…

Однако человек живёт и здесь. Мужичонка, ведь известное дело: сноровист и живуч.

И ежель всё ж доведётся, по своей ли воле (а не приведи Господь по какой ишшо надобности побывать здесь), одна тут с запада дорога. Та, что Старый Демидовский тракт прозывается. По нему путь держать следоват.

А уж там на тракте опять всё одно — никак не пройти-не проехать мимо постоялого двора, что в полсотни вёрст от города Тагила.

Постоялые дворы с трактиром при нём («с заездом», то есть), завсегда на энтом месте были. Сказывают, ещё при Ермаке Тимофеевиче стояли здесь. Хорошее место — на развилке дорог. Одна к городу ведёт, а вторая — к заводу. К Выйскому. Что по рудному делу. Тоже, небось, знаете?

А постоялый двор тот — сруб агромадный из потемневших брёвен вековых. Крыша тёсаная, частокол, да оконца в наличниках простых. Собаки лают, всем подъезжающим о жилье о человеческом докладывают.

Русский кабак тебе и отец, и мать. Сам себе хозяин тут, пока деньги есть… Да капитан-исправник не по твою горемычную мужицкую душу — звенит бубенчиком тройки своей на дороге.

Внутри то ж, что всюду заведено и столько же еще пребудет.

Горница просторна. В углу наверху иконостас богатый — хозяйский — сухими пучками трав украшен.

Столы длинные — общие, да лавки — такие ж. Столешницы выскоблены добела. На полу — свежие опилки. Дух мясной, да хлебный. Благодать проезжим, да и только!..

Сбоку вход в горницу для тех, кто почище. Купчина заедет какой надутый. Али ахвицер — по казённым делам. Слышь-ко? «Господа средней руки». О как! Токмо нас туда не пустют… да и без надобности!

Здесь, за столами — люди простые. Неспешно щи хлебают деревянными ложками, жуют. Наливают из штофов. Выпивают, крестясь, из медных стаканчиков. Медленно, с устатку.

Тута в Уральской земле хоть и Рассея, а народ наособицу — навродя как на Дону иль в Запорожье. Глядят вольно. Речи за столами разные… Будь ты только что проезжий — втягивает, в речи-то…

Да и кажный узнать желает. Как здесь-то, во другой стороне далёкой люди живут, хлеб жуют…

— А что, мужички, извоз от рудника до заводу, а?

— А что извоз? Извоз есть…

— Гужевую-та повинность, сказывают, отменили тут?

Удивлены местные:

— C какой этой радости? То брешет ктой-то. Ноне в найме у подрядчика все горбят.

— У таго терь цельные табуны, сказывают…

— Да только чем лучше? Рвешь жилы, а толку — чуть. Горы рудяные и за тыщу лет на телегах-та на переведёшь.

За живое взяло, видать:

— В прошлом годе, в тридцатом третьем: никак не мене шестидесяти тыщ пудов руды перевезли, с рудников — на Выйский завод!..

Сразу нашлись несогласные. Как иначе:

— Это комуй-то — толку чуть? Демидовым аль каким заводчикам? Возим и — слава Богу! Значит, и нам, и детям та внукам заработок будеть…

Одобрение за столами:

— Правильно! Как деды возили и ране тож! Ещё при государыне Елизавете Петровне. На лошадках, на родимых…

— Да нынче и в Сам-Петербурхе тож не все в ступах ездют…

— Помолчи! Рот твой нечистый!

Мелко крестятся мужички. Хмурятся. Осуждающие взгляды на шутника бросают.

А тому всё как с гуси вода. Не берёт его смущение. Смеётся. Весёлый. Известное дело — голь кабацкая. Нос сизый, руки дрожат мелко. Рубаха с кафтаном все — латаны-перелатаны. Такой ради красного слова и отцова имени не пожалеет. В глаза мужикам заглядыват. Ждёт всё. Что поднесут стопочку во хмельной компании. Эх, ты, паря…

Диво, что у такова — заступник нашёлся.

Причём с виду — мужичина-то серьёзный. Рослый, чист одёжей. Да сразу видать — из мастеровых заводских. Али кузнец. Руки, глянь, мыты, да копоть за все годы не смоешь. Въелась.

Однако ж румянец еще на щеках играет. Да глазах с прищуром, с огоньком.

— То-то ж и оно, мужички, что не век лошадки будут. Али не слыхали? А-а… Проезжие!.. Так вот, дорогу у нас выстроили с железа. А?.. Да, цела верста, почитай… И особа упряжка по сей дороге ездит. Сама, без лошадей. Паровоз называется.

«Вот диво дивное! Доселе только у Господ Великих медными листами покрывали палаты… А терь, глянь чяво! Дорогу из железа! Тут, вишь, и крыши-то много где из соломы. Верхним, оно, конечно, виднее».

Хохот над столами. Вот уж рассмешил! Эко слово чудное.

— Паровоз?! Слыхали?.. Што ж это за диво такое новое?

Однако мастер тот невозмутим остался. Знать, своё у него пониманье.

— То пароход сухопутный, мужички. Иль вы и об ентом тоже не слыхали? Грузы возить…

— Про пароход у нас дядя Митяй слышал. А, дядя Митяй?

Высокий, худой, как жердь, дядя Митяй повздыхал:

— Уж не ведаю я, что вы тут, заводския, придумали-построили. Да только про пароход на Волге бурлаки, и просто — люд приречный — так говаривают. Мол, нечистая сила энто.

— Во, во! Хто увидит — молитвы читають, отплёвываются троекратно… Купчишки, те, мож, кто и кажет свой-какой интерес…

Слушают люди за столами уважительно. Вот человек понятно излагает. Не хватает звезд с небес!..

Меж тем дядя Митяй продолжал, хоть без особой охоты. Потому, как немногословен был по натуре:

— Да только мало таких охотников. Кто толк в том видит. А большей частью люди торговые — дык те против пароходов. Говорят: «барская затея», блажная. С жиру, мол…

— Верна, мил человек! Вред один. Люди просто так говорить не будуть. То ж и про паровозы ваши скажуть! Так-то…

— Да и супротив коноводки не сдюживают пароходы-то. Так люди умные говорят. И паровозы не сдюжат. Никуда без лошадок!..

Лишь усмехнулся на то мастер заводской. Вишь как, не смутить его. Глянь-поди!

— Попомните мое слово, мужички. Не век лошадьми да тяглом управляться будут.

Молодой парень один засмеялся щербатым ртом:

— Эко, дядя, хватил! Во те хозяева-то образуют за таки речи. Они тя по головке-то не погладют. Чтобы мужики — да не возили! У помещика на земле своей, так всего вволю. Всё есть. И люди — то ж. А у подрядчика на реке — бурлаки.

— А то, что мрут людишки, что в пути, что так — на всё воля Господня! Бабы ещё нарожают, не разучатся, поди, — вставил своё пожилой седоусый дядька.

Однако видно: захватила гораздо — беседа — мужицкие-то умы.

Не каждый день об этаком речь заходит. Так оно — диво это — еще и рядом гдей-то проживается. Всё на свете белом быват!

Известно, в Туле-оружейной как-то один умелец аж блоху подковал!..

Стали люди спрашивать, детали разные выпытывать:

— Как же едет коляска-то сия, ась?

Что же не рассказать, раз спрашивают по-людски. Пояснил на то заводской:

— Котел в ней. Как печь железна. В том котле дрова горят. А дале составлена — машина паровая. В той машине — пар горячий. Поршень толкает: туда-сюда. А уж поршень — с колесом соединён. Так и едет. Двести пудов груза берет, и движенье имеет — пятнадцать вёрст в час.

Двести пудов! Чудеса в решете! На телеге-то больше полуста пудов не увезёшь.

Да только пятнадцать вёрст — эка невидаль! Когда лошадь добра да к езде привычна, выучена, она эдакой рысью цельный день бежать смогёть. Так её не загонишь…

А уж коли надо, то за два часа можно и все пятьдесят вёрст проскакать. Но то верхами, и уже потом роздых лошадке надобен…

— Экма! Дядечка, это — навродя мельницы? Токмо не вода али ветер крылья толкает, а пар-дым — и на колесо, — то юноша тихий молвил. Что с мужиками вместе проездом здесь был.

Обрадовался мастер, улыбнулся светло:

— Верна, малец! Правильно разумеешь!..

— Помолчал бы. Вперёд старших…

Хотя, правда, дивятся мужики… Сказка, и только! Да рассказчик — вида тверёзова. Не пьяный какой, не шутник, да не блаженный. И всё одно — диво неслыханное! Никогда такого прежде не было… Однако пароходы — те, уж есть, энта верна. Ходют уж по Волге-матушке. Впрямь, видали их некоторые…

— А что онемели-то, православныя? Почитай, уже полвека минуло…

— Это от чавой-то минуло, дядечка? Коляске той паровозной?

— Да какое там… Коляску ту в прошлом годе лишь соорудили. От того, мужички — полвека, как еще при Матушке Императрице Екатерине Алексевне — первый на всём белом свете — слыхали?! Первый! — паровой о двух цилиндрах движетель умелец один придумал да собрал. Токмо далече — в самой Сибири!..

— Ну?..

— Вот тебе и — ну!.. В Барнауле-городе том дело было…

И вот завсегда в разговорах такой за столом найдётся, кто по скудости сваво ума других подденет. Может, сам того не желая:

— Небось из немцев каких, обрусевших! Али иных басурман!

Ответил мастер на те глупые слова снова неспешно да спокойно:

— Русский он, сказывают. Из тобольских. И звать — Ползунов Иван. Сын Иванов. Капитан-поручик! О как! А если б и был — из обрусевших? Что же с того? Не об том речь веду. Важно, что из Рассеи человек — наш! И первый сделал то, чево в мире ране не видывал никто!..

Старик один, сгорбившись за столом, покачал горестно плешивою головой:

— «Ране»… слышь-ка? Ране пар токмо в банях и был. А в печах — огонь.

— В пыточных тоже сказывают — огонь с дымом…

Это снова тот щербатый.

— Не спознаться бы тебе, дурню, самому с тем огнем…

Остальные — и коситься никто не стал. Вид сделали, будто и не было речей тех глупых вовсе. Не дал Господь человеку ума — к соседям за сём не пойдёшь.

Мужичина один (тож, проезжий) лишь крякнул в пегую бороду, молвил степенно:

— Да, в избах только дым и был… Потом, при царе Петре Алексеиче, дым глотать начали. Курить трубки…

И опять свои пять копеек тот балбес вставил:

— А я раз слыхал, еще ране на Москве в мыльнях всяки-разны смеси курили. Из рогов коровьих. До памороков докуривались, мерещилася, вишь, сладкая жуть…

Тут не выдержали мужики. Залепили охальнику оплеуху:

— Дай ты, дурья башка, умным людям слово вставить!.. Хуже горькой редьки…

Притих, наконец — тот щербатый…

Помолчали для приличия.

Снова дядя Митяй промолвил смущенно:

— Вот и говорю. По-всякому пар-огонь люди пользовали, а нынче! Теперь, глянь-ко, с паром чаво сотворили.

И снова честный мастер спокойно ответил:

— Что ж с того. Без воздуха в мехах, что огонь раздувает, да без огня — ни одной кузницы не бывает. А оборону как держать от неприятеля? Без пороху не стреляют ни ружья, ни мортиры. И опять — огонь там. И тут так же…

— Как в Преисподней! Прости-Господи…

Тут уж заводской чуть брови густые сдвинул:

— Только здесь-то ничего бесовского нет! Человеку на то разум и даден. Для труда, и для знания! «… И если человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то — это Дар Божий…»

Эка, как закрутил! Даром, что мастер. Как диакон глаголет, право!

Супротив Святого Писания никто не посмел и слова вымолвить. Тут уж крыть нечем — давненько Господь человеку огонь даровал. И впрямь, рогатого поминать не к месту. Может, и правда — дело Божеское…

Парнишка тот несмелый снова голос подал:

— А коляску сию, что ж, дядечка? Ваши умельцы сотворили? Тутошние?

— Почитай, наши. Мастер придумал один. С сыном…

А ещё, замечаю я, завсегда окажется в разговоре такой, какому, что ни скажи — всё — «эка невидаль». Вот и сейчас нашёлся. Тот самый — сизый нос. Сам лыка не вяжет, а туда ж:

— Ссс-лыхал я про то дело… Грят, всё с Европы-Заграницы умык-нули. За тем и ездили туда. Иэээк! Из-вестно дела. Сваво ума нетути. Всё… чужим умом жи-й-вём!

Притихли мужички за столом. Взоры потупили.

У мастера аж глаза засверкали! Ждали люди, что заводской с одного удара так и вышибет дух из пьяного дурака. Так, вишь — нет.

Только и всего, что лишь миг глазами полыхнул. Недаром говорят: «Кто сдержан — умён тот».

Молвил мастер сурово:

— Что ж того — к умным ездить учиться!? Ан вот, теперь дома — сами сделали. И так англичане да немцы за глаза нас хают… Мол — будто мы туземцы для них какие, в перья ряженые. Словно нам до них век не допрыгнуть. Вот теперь пущай узнают, да языки прикусят.

Знать, пронесло пьянчугу. Воистину, Господь дураков любит!

Юноша тот сметливый, Алёшкой его звали. Поспешил он сгладить неловкость, что над столами повисла. Снова обратился к мастеру с вопросом:

— А как же будет, дяденька, имя мастера вашего да сына ейного?

— То не просто мастер, честный отрок. А Главный, вишь, Механик! Вот в какую силу мужик вошёл. И всё через труд свой да разуменье. Черепановы они. Отец — тот, значит, Ефим, а по батюшке Алексеев. И сын его — Мирон. Стало быть — Ефимыч.

Переглянулись за столами. То дело серьезное! Главный Механик — сие не шутка. Знать, и впрямь — ухватил удачу!

Посунулись мужики:

— Что ж они, из крепостных будуть?

— А откуда им ещё взяться? Наши. Господ Демидовых. Только в прошлом годе старший вольную получил. Да серебряну медаль — за усердие.

Дед тот лысый сей раз подтвердил, закивал:

— То правда всё. Хто в годах, деда Миронова помнят ще. Черноработным человеком был. Подённым.

— Здесь то ж, при заводе?

— При нём…

Алёшка аж загорелся весь. Завладела им мысль о чуде — паровозе:

— А что, дядечка, посмотреть тот пароход сухопутный можно?

— Чего ж нельзя. Слышишь гул далёкий?

— Слышу…

— То дорога чугунная, с повозкой паровой и есть.

Отец, что рядом сидел, до того тихо, здесь молчать не стал:

— Ишь что надумал! А рванёть, как бочка с порохом?! И в гроб положить неча будеть?! Мать-наша-Заступница… И думать не смей — засеку!

Мастер улыбнулся одними уголками рта, глядя мальчишке в глаза.

— Сыну супротив отцовой воли идти никак неможно. То верно. Отдыхайте, православные, после трапезы, с дороги-то…

И, глядя на Алёшку, вроде как веком так, легонько, дрогнул. Подмаргнул. Никто и не заметил. Окромя Алёшки одного.

После обеда, то известно, сон — первое дело. Да только, кто же спать по юности будет!

Подождал Алёшка, покуда отец с мужиками носам песню обычну затянули, да пошел побродить вокруг-то.

Обошел трактир. Конюшни. Постройки. Вот уж огороды. А там дале — лес с просекой. И гул оттуда так и манит, словно голос русалкин. Всё ж возвернулся…

Тут, подростков-погодков ватага, местных. Ничего, по глазам не злые, а так, веселые просто.

— Эва! Ты что ль, с мужиками приехал, что во дворе на телегах дрыхнут?

— Ну, я…

— Айда с нами, на паровую коляску глядеть!..

— Далече, небось…

— Да не трясись ты, враз обернёмся. Одна нога здесь — друга там!

— Твои еще и второй сон не досмотрят, а мы уж снова здеся будем.

И боязно Алёшке без отцова дозволенья, а посмотреть охота. Когда еще такое увидишь! Шутка ли! Первая во всей Рассеи самоходная паровая телега! Да еще и дорога у ней какая-то особая. Всю жись пересказывать можно!

Главное, страх свой людям чужим не показать. Мы, мол и сами — с усами. Да на годик-другой постарше буду. Невместно сумлеваться эдак.

— Што же, ежели близко, так можно было б и глянуть, — не теряя достоинства, степенно, произнес Алёшка. Пояснил еще деловито, совсем, как взрослый:

— Времени терять неохота. Упряжь кое-где поправить надо. Бате подсобить.

Ребята на то улыбнулись легко, беззлобно:

— Вестимо, успеешь с упряжью, раз тако дело…

Украдкой прошли обратно на зады постоялого двора, также тихо — снова мимо новых ворот конюшни, через скотный двор, с курами и утками, сквозь огороды с картошкой да свёклой. И вот снова — тот же лес еловый, обступает. И просека дале. По ней и двинулись.

— Нешто там драгун нет? Али другого какого охранения? — спросил, шагая среди ребят, Алёшка. Вроде как небрежно.

Те удивились:

— Какие ж тут те — сторожа? Чай, не цари ездют…

Вышли меж делом за поворот просеки. А тут сбоку — уже заруб другой, и скрозь него — насыпь идет, как вал городской. Теряется за новым поворотом.

Эко диво! Такого Алёшка сроду не видывал. И впрямь, дорога из железа!

Докуда видать — лежат на насыпи той, толстые железные брусья прямые. Черные. А меж ними поперёк — как поленья, брусья деревянные — размерами помене.

Будто забор какой диковинный собрали, да положили наземь. Чудеса, да и только!

Тут вдали птицы над лесом взвились. И дым белый, будто пожар. Только не бывает таких пожаров. Видно, с одного только места дым идет. Да вот незадача — место — тож движется, будто печь какая на катках едет! Да сколь быстро! Небывалое!

А может, просто всё? На телеге что горит, да лошади испужались и понесли?! А гул тогда откуда?

Гул, сначала тихий, становился меж тем все громче и громче. Переходил уже в грохот. Стали слышны в нём разные оттенки. Как в оркестре полковом. Алёшка раз на Пасху на ярмарке видал.

И земля, опять же. Думал, померещилось, вначале. Ан, нет. Дрожит земля-то! Всё сильнее, да сильнее. А забор тот железный вроде как поёт тоненько. И вот, знаешь ведь, что то — повозка, людьми созданная — паровая, безлошадная. О которой мастер на постоялом дворе во всех подробностях сказывал. А всё ж одно — боязно. Страх так и берет. Хоть и не один Алёшка здесь, с робятами, а всё одно!

И вот из-за поворота, будто какой змей сказочный огнедышащий, и впрямь выскочила телега и понеслась по той дороге из чугуна. К ребятам навстречу.

Те от насыпи аж отступили на шаг. И впрямь — диво дивное!

Скорость мож и обычная, лошадная. Да только лошадей впереди никаких запряжённых нет!

Теперь уже видно было всё хорошо. Повозка не повозка, а как бочка железна на железных ж колесах, как на ободах.

«Точно Емеля на печи едет», — подумал Алёшка.

Да только, не в сказке он. Да и — глаза, чай, не обманут.

По бокам бочки ходуном ходили палки, как оглобли. Оглобли те крепились к колесам.

Вот он, небось — «котел». Только «котел» энтот не чугунок вовсе, в каком бабы щи варят.

И впрямь, «котел» с колесами схвачен. Не соврал, гляди, мастер.

А над всем этим труба длиннющая, высоченная. Только опять, гляди, железная. Дым белый, тугой. Так и валит, так и валит! Цельна туча от повозки вверх расходится, кудрявится. Тает медленно.

Это сколь же дров нужно? Такую махину топить. Чтобы пар поршни те в печи толкал. Чтоб повозка силу имела себя везти, да позади себя чего.

За волшебной телегой железной и впрямь цельный обоз шел пристегнутый. Несколько одинаковых открытых телег других. Горкой была погружена в них порода. С рудника, видать. А сразу за бочкой железной — площадка с невысокой огородкой. Навродя запяток у колясок барских. И на площадке той — человек стоит в картузе, за рычаг держит! Возница, видать. Сразу за спиной у него шла первая телега, поменьше — с дровами…

Полминуты не прошло, как всё с грохотом пронеслось мимо. Скрылось за поворотом.

Ребята местные, хоть и не впервой, а то ж — онемели. Наконец, один, что постарше, всё-таки выдавил из себя, словно горло ему сжали:

— Что ж, друг ситный, не видал такова ране?

Алёшка лишь едва головой покачал. Ответить сил не было.

Мать Наша Заступница! Воистину, диво небывалое!

Мальчишка же тот, старшой, продолжал:

— Такóва, мужики наши сказывают, в Рассеи отродясь не бывало. Изначальный пароход сухопутный! Во как…

Алёшка стоял, как вкопанный, глядя вслед прогремевшему чуду, и только дышал тихонько.

В воздухе оседала копоть из трубы первого во всей России паровоза…

Переходное послесловие

… Жизнь меж тем — не стояла на месте. Время, как ему и положено — текло в одну сторону. Минуты собирались в часы. Дни шли за днями. Годы складывались в десятилетия. Глядишь, вот и новый век скоро… Двадцатый!

Много всего прошло с той первой железной дороги. Длиной в одну версту. Поезда начали ходить из Северной столицы в Москву, а потом — до самого Владивостока, через всю Россию! Совершенствовались паровозы, всё сложнее становились конструкции и оборудование. Новые профессии и специальности появились у железнодорожников.

Люди уже не представляли свою жизнь без «железки».

Тысячелетия человек не мог жить без лошади. А теперь новый транспорт стал естественным и необходимым. Миллионы пассажиров, миллионы тонн грузов на тысячи километров.

Пошли первые электрички: «…проследует со всеми остановками, кроме…»

Паровозы стали редкостью, потом и вовсе пропали (на самом деле, они стоят в депо — законсервированные).

Люди научились строить поезда на магнитной подушке. Которые двигались, не касаясь поверхности.

На железных дорогах стали внедрять всё новые технологии и новшества. Появились поезда без машинистов. С камерами наблюдения. В вагонах — теперь свой Wi-Fi. Можно подзарядить мобильный.

Современным — как в самолетах — стал дизайн (забылось, какими были когда-то в электричках сиденья. Лавки из крашеной вагонки, покрытой лаком).

Время, ускоряя темп, летело всё быстрее.

Скорость поезда давно превысила скорость среднего вертолета…

Алёшка, что тогда, с отцом и мужиками, останавливался на постоялом дворе, под Тагилом, впервые увидел сухопутный пароход подростком — летом 1834 года.

С того момента прошло — ни много ни мало — триста двадцать семь лет.

Наступило будущее…

сентябрь 2019, Москва

(продолжение следует в повести «Диспетчер Сквозной Дороги»)

Место действия…

скажем, Латинская Америка

рассказ

Зной, полдень, марево. Солнце точно над городом, в зените. Теней — нет. Наша славная столица, Сан-Адреан, медленно плавится под июльским солнцем. Всё вокруг плывет и вибрирует, как в кошмарном сне.

–… да, синьор, повернёте за угол, и здание «самого справедливого» суда в квартале Таган-де-ла-Kóза будет прямо у Вас перед глазами. Буэне сверте, синьор!

— Грасиас, мучачо…

Здание приземистое, казематного типа. Окошки маленькие и узкие. Имитация под колониальный стиль генерал-капитана Кортеса.

В служебном дворе суда — полное столпотворение. Как на Большом Карнавале во Вторник перед Главным Постом. Первозданный хаос.

Чисто столичные карликовые авто всех цветов. Гроздями. Это тонконогих мажоров-гринго. На этом радужном фоне особенно выделяется черный, тонированный в ноль североамериканский вездеход размером с гараж.

Внутри — две бородатые рожи самого разбойного вида (думаю, нарушители транспортных правил). В честь визита в суд — рожи чуть растеряны. Ясно читалось: хочется домой, в гордые родные Кордильеры. Где всё ясно, и знаком каждый камень, каждый куст, каждая тропа… А здесь, в столице, ничего непонятно, и сами понятия неясные. И вообще, есть ли, они, это понятия?..

На таблице перед дверью основной текст зачем-то продублирован на английском языке. Хотя («да простит меня Святой Николас!»), по-испански и так всё понятно: «Tribunal De Distrito. Fuero común» («Квартальный Суд. Общая юрисдикция») Серебром по черному фону.

Внутри — крепкий запах дешевого табака и пота. Из туалета несет хлорной известью.

Песочного цвета дешевый линолеум, простые двери и панели из пластика под красное дерево.

Людей не очень много. Всем хватило места на деревянных скамьях («Благодарение Отцу Нашему!»), в томительном ожидании заседаний.

Публика здесь попроще, чем федеративных негоциантских арбитражах. Скромнее одеты и ведут себя без пафоса.

Это и понятно: что обычно в гражданском деле на кону? Это ж не межбанковские споры. Вот и гонорары поменьше. И пускать пыль в глаза незачем.

Здесь не было томных мальчиков с огромными тоннелями в ушах и в гипермодных высоких сапогах. Не было и модельного вида сеньорит-адвокатесс. Готовых в любую минуту встретить нефтяного шейха, и поэтому одетых как персонажи музыкальных клипов.

Всё повидавшие, на возрасте, матроны, дородные синьоры-юристки без лака на ногтях позволяли себе в разговорах неожиданно вскрикивать что-то громко-восторженное. Чисто по-женски. Им карабинеры, следящие за порядком, не делали замечаний, что, мол, громко. Относились лояльно. Известное дело…

Мужчины в здешнем суде тоже имели провинциальный вид. И лицами, и одеждой. Словно только что прибыли с далекой кофейной гасиенды. Ожидая своей очереди по три-четыре-пять часов, эти синьоры часто выходили развеяться во двор суда. Возвращаясь, они приносили с собой обновленный аромат крепчайших недорогих сигарилл.

Где-то в недрах помещения работает телевизор. Может, просто сюда невесть как пробился Интернет?

Сначала человек нервничает, потом перестаёт. Потом уже сидит уверенно и болтает с «камарадас» по несчастью:

— Планировалось полчаса, и — обед. И не проскочил. Всегда я самый «везучий»!..

— Я вообще с Карибского побережья приехал. Я здесь, в этом Сан-Адреане, могу на отвод судьи подавать сколько угодно…

Когда уходит тревога, начинается сенсорное голодание. Еще позже — успокоение. Хочется привалиться к стенке поудобнее, а еще лучше — прилечь. Зевота нападает нестерпимая…

В кулуарах суда почти ничего не происходит. Спать на самом деле хочется всем, так всё монотонно…

У кого еще период сенсорного голодания, каждый новый посетитель вызывает искренний интерес. Словно после кораблекрушения у Мыса Горн (на самом юге) море вынесло на берег очередного спасшегося.

Услышав слова «решение» и «оглашение», люди (пусть ненадолго) обретают чувство реальности, и способность анализировать. Как разбуженная звуком трубы охотничья собака.

В коридорах плавают пушинки. Цветет красный панамский тополь…

Главные здесь, в коридорах суда — осоловелые, но все равно очень бдительные карабинеры из Комитета Юстиции (КЮ). Крепкие отъевшиеся ребята в форме черного (как кондор) цвета. Карабинеров всего человек десять в трех комнатах.

Ведут себя они здесь очень уверенно, громко перекликаются из одного конца коридора в другой суровыми, непреклонными голосами.

Еще ребята в черной форме часто шляются туда-сюда и изображают героев. Особенно молодцевато выглядел один мальчишка, не особо здоровый, явно служащий недавно (это видно по коротким форменным сапогам — новее, чем у остальных).

Сдержанно, с чувством превосходства, похохатывали на первом посту у входа, где собралось сразу четверо.

Там сидел на дежурстве лысый дядька в годах, удивляя всех старого образца формой. С широченными, как у генералов, красными лампасами. Дядька иногда расчесывал гребенкой остатки волос над ушами.

Реплики у карабинеров были в основном такие:

–…Чай вскипел…

–…Сполосни…

–…У меня там вода осталась. Я глонул, так чуть не блеванул…

–…Рагу что ли много наелся, жизней много лишних?..

–…Это в Ступини-Грандо…

— Ты что! Ступини, это вообще чёрт знает где, это вообще за овальной городской дорогой!..

–…А то Лало там сидит с самого утра и не евши…

–…Это в Изоляторе!..

–…Ну, что? Взяли мы бутылку текилы и две шампанского, посидели. Нормально…

–…Они и так столько лет вместе живут. Что им разоряться на свадьбу?..

–…Мы думали, выйдет тысяч 25-30 песо, а вышло: всего-ничего…

–…я Лало просто сказал: «Быстро звони своим…»

–…Не, не то, чтобы послать. А культурно так, по инструкции…

–…Что у него над душой стоять? Он тоже пошлёт, он же психованный…

–…У них тоже свои нюансы…

–…«Свои-свои». От них тоже мало, что зависит…

–…Не, он тогда ничего не сказал. Бывает и хуже…

–…не, не чистят…

–…он находится в запое неизвестно сколько времени…

–…ну, что там по времени?..

–…Полшестова…

–…Лало позвони…

–…Что?..

–…Лало позвони!..

–…Да, ничего не надо…

–…Один человек…

–…С собой тетрадка обязательно, да? Возьму…

–…потихоньку…

–…мы с тобой вчера не уходили рано…

–…пойду я сейчас быстро отгоню нас…

–…когда этот за рулем — коробка нормально. Когда Микаэлито — коробка вылетает. Тот, в общем, коробку бережет…

Немного перепадало и посетителям:

–…У вас на какое время?..

–…Двенадцать…

–…Можно потише разговаривать!..

–…Куда идете?..

–…Подавать документы…

–… К нам идёте.

–…А судья Родригес?..

–… В отпуске…

–…Она только пошла?..

–…Ну, типа того…

Из закрытого рапорта в Комитет Юстиции:

«…Вчера в суде общей юрисдикции квартала Таган-де-ла-Kóза города Сан-Адреан синьоры посетители, 9 часов подряд ожидая заседаний, в условиях отсутствия пищи, воды, естественного света и нормального воздуха (без запаха хлорной извести, пота и дешевого табака), вынужденно слушая бесконечные остроинтеллектуальные сентенции осоловелых карабинеров нашего Комитета… итак, люди возглавленные отчаянным синьором юристом из Сильво-Ромеро, бывшим карибским моряком, подняли мятеж, разоружили карабинеров, избив их своими портфелями и рюкзаками, побросали карабинеров связанными с кляпами в подвал архива суда, взяли в заложники всех 5 и 1/2 судьи, и угрожая применением отобранного оружия, заставили судей, их секретарей и помощников рассматривать дела со скоростью три минуты на дело и одна минута на печать решения всем заинтересованным лицам.

Происшествию решили не давать огласки, во избежание создания повторного прецедента и формирования негативной судебной практики в целом…»

Место действия — Параллельная Вселенная.

Все персонажи и события вымышленные.

Если все-таки обнаружатся совпадения — они, конечно, будут случайны.

Май 2019, Москва

Реальная жизнь

рассказ

« — …У тебя есть семья?

— Да, брат в Питтсбурге,

который почти никогда не звонит…»

(«Робокоп», 1987)

Пролог

«Почему рвутся родственные связи?

Я не про жизнь конкретного человека.

Я в масштабе человечества.

Какие будут мнения?»

Лучший ответ:

«Дорогой, Анонимус!

Есть мнение: из-за экономики.

Сначала она такая, что выжить можно только всем вместе. Люди нуждаются друг в друге чрезвычайно. Отсюда и высокая духовность вокруг родственных связей. Мораль.

Потом экономика развивается. Люди всё легче и легче могут выжить самостоятельно. Да! И женщины — в том числе! Поэтому отношения с родными уже не те.

Наконец экономика достигает такого уровня, что человек ни в ком не нуждается. Действительно, зачем?

Короче, чем лучше экономика, тем хуже родственные отношения.

Поэтому, нам, здесь, бояться нечего. Еще очень долго. Но это не точно…»

(«Сервис Ответов

на Вечные Вопросы», www…)

Часть первая

Родственное застолье…

Если всё в порядке, то у молодежи — оно как дружеское. Только ещё лучше! Есть в нём что-то такое — мистически-пронзительное. Все мы связаны чем-то, что было еще до нас…

Можно быть самим собой. До конца. Ничего не надо изображать. Нет частого в нашей жизни состояния соперничества.

За столом:

«Самый молодой на свете Дядя», которого всегда звали просто по имени — Никита.

Племянники, их жены и девушки — нынешние и будущие племянницы.

Никите — 40. Володе — 33. С Кириллом (Кирей, Киром, Кирычем) они — двоюродные братья. Тому — 30. Жене его, Наталье, на год больше. Данила (Даня, Данька), Кирин младший брат, студент. Ему 20. С его девушкой и сокурсницей Варей они — ровесники.

В общем, разброс — от 20 до 40.

То есть, на самом деле, разницы в возрасте нет никакой. Понимаете…

На столе закуски и горячее. Всё даже похоже на домашнее. Бутылок немного, крепкого нет вообще.

Как говорится, «только для запаха, а дури у нас своей хватает».

Кухня вся пронизана лучами заходящего солнца — окна выходят на юго-запад.

Шутки, смех, выкрики.

Потом вступит гитара, но это ближе к ночи. Когда наиграются в «Валеру»…

Кирилл, врач-отоларинголог, огромный, вальяжный, богатырского сложения, задумчиво вспоминал:

— Я иногда просто по-ра-жа-юсь!.. Нас в детстве, одних, с Никитой без взрослых отпускали где-то в Подольске шататься…

— Я уже не всё помню, — признаётся «дядя Никита».

Володя, тоже врач, невролог, тоже крепкий, но не раскормленный, соглашался:

— Казалось, он такой взрослый.

«Самый молодой на свете дядя» искренне смущался:

— Это когда вам по 10, а мне 20. А когда 30 и 40 — все уже одного возраста.

— Но тогда-то мы его слушали, затаив дыхание…

— Да, ладно… просто книжки пересказывал…

Варя с этими людьми не так давно, поэтому смотрела на всё, как на представление:

— А какие книги?

— Они тогда любили про Джеральда Даррелла. Как он ловил зверюг по всему свету…

Наталья, третий врач за этим столом, хирург-онколог, тоже поинтересовалась, благодушно-искренне:

— Это где-то в самом конце 90-х?

Володя улыбнулся:

— Ну, да…

А посмотрев на Даньку, добавил:

— Ты тогда только родился.

Машина времени есть у каждого. Это память. Небольшое усилие — и ты уже в прошлом. Летишь туда на красных отцовских Жигулях 96-го года выпуска…

У Никиты понеслись перед глазами картинки:

— Я помню, приехали мы в Приокск, а сестра моя Лариска как раз там была и держит такого щекастого ребенка на руках…

Киря специально для Натальи и Вари резюмировал:

— Короче, в детстве никто не верил, что он — наш дядя. Слишком молодой.

«Черезвышай», — говорила в таких случаях Баба Саня. Именно благодаря ей Никита стал этим «самым молодым…» Было у Бабы Сани шестеро детей. Тоже в диапазоне 20 лет. Мама Никиты — сама младшая. Соответственно, племянницы у нее были уже взрослые. И у Никиты картина — такая же…

–… как у тебя диплом, Дань?

Тот никогда не теряется.

— Как в этой… старой программе… в «Угадай мелодию».

Киря, как и положено старшему брату, хмурится:

— В смысле?

Данила поспешно пояснил:

— Ну, там говорили: «я угадаю эту мелодию за три ноты». А мы говорим: «Я напишу этот диплом за два дня».

Никита иронично, но ласково улыбнулся:

— Понятно…

Обычный, в десять подъездов, дом на окраине Москвы, где живет Никита, не новый. Советской планировки. Но семерым людям не тесно на маленькой кухне. Стол раздвинули — и нормально.

За окном спальный район. Но приятно глянуть с балкона, пейзаж радует. Не скажешь, что «каменные джунгли». Это потому, что лето. Вокруг белых двенадцатиэтажек — щедрая зелень. Если приглядеться, кое-где видны фруктовые деревья. Наверное, еще от частного сектора.

Ну, а что вы удивляетесь? Двадцать семь назад здесь не было метро. А в 66-м — это еще даже не Москва…

Скоро солнце будет рисовать картины «под Сарьяна». Густые тени лягут на стены домов по соседству. А в окнах родится сюрреализм: пожар от солнечных бликов. Красота! Словом, субботний вечер…

Сначала хотели метнуться — погонять на картингах или — в Зарядье. Или на квест, а можно — в квиз. Но потом решили просто посидеть…

— Как здешние пациенты, Киря? — прищурился сквозь очки Володя.

— Всё под дурочку косят. «Ой, а мы первый раз, когда были, уже платили… Нам теперь снова платить?»

Я спрашиваю: «А вы когда в очередной раз на маникюр приходите, вы тоже уже не платите?»

Наталья озабоченно поделилась:

— У Кирилла проблемы начинаются на фоне популярности.

— Это как? Море пациентов?

— Очередь на операцию за два месяца — это нормальное. Тут другое…

Кирилл решил сам всё рассказать:

— Стали мы в спортзал ходить, недалеко от дома. Я-то вообще уже мамку догоняю по весу…

— Кирилл на одном фото лежит, прям, как касатка… — заметил Даня.

Наталья снова взяла инициативу:

— Короче, стоит Кир после бассейна, в душе, моет причиндалы. Мимо идут дети лет 15-ти — пациенты его — и громко так: «Здравствуйте, Кирилл Сергеевич!» Киря перестал в тот бассейн ходить.

Володя понимающе кивнул:

— На самом деле понятно, о чем речь. Это как педагоги не любят, когда их на пляже видят.

— Есть, конечно, наоборот… — ехидно заметил Данила.

Варя строго посмотрела на него:

— Это редко!

— Зато с собакой гулять хожу… — сказал, словно оправдываясь, Кирилл.

Наталья воскликнула:

— О, это отдельная история! Один пациент говорит: «Если спасёте, щенка подарю».

— Заводчик? — уточнила Варя (у нее всегда были собаки).

— Ага.

Никита серьезно, без всяких шуток, не спросил, а скорее произнёс, утвердительно:

— Спасли, получается?

Наталья кивнула:

— Но не всегда так удаётся. Бывает и плачешь с ними, когда неоперабельно. По-всякому…

Кирилл успокаивающе, но крепко погладил жену по плечу огромной пятерней:

— Так, не разводи здесь!

Никита быстро спросил, чтобы разрядить обстановку:

— А в режиме, ну, в ритме в каком вы работаете оба?

— Стоя что-то проглотишь, и побежали дальше…

Кирилл подтвердил:

— Это правда.

Наталья продолжала:

— Операции бывают по пять часов. Ассистенты дадут через трубочку попить. Но это надо очень попросить.

— Понятно, — понимающе произнес Никита. — Ребята, давайте еще раз за встречу!

Тонко звенят красивые, высокие фужеры. Почти все целы. Подарок племянников на Никитино новоселье пять лет назад.

Легко пьётся белое сухое. А когда-то, в 90-е, у Никиты с сокурсниками всё шло хорошо. Даже зимой, прямо на улице.

— Ребят, вот как хорошо, что вы приехали!

Кирилл обратился ко всем:

— Обратите внимание, как Володька ест капусту!

— Как же?

— Руками, ты имеешь в виду? — спросила Варя.

Кирилл авторитетно заявил:

— У них в Германии все так едят.

Володька, как и все за столом, из обычной семьи. Но закончил местный медицинский техникум, а потом Первый Медицинский — уже здесь, в Москве.

Он, так же, как и Кирилл с Натальей, не ошибся с профессией: «У юриста карьера строится совсем не как у врача. Я бы сначала поработал дома, в Приокске, на скорой».

Он так и сделал. А потом появилась возможность отправиться в Германию. Володька поехал и в результате остался — работать и учиться: всё дальше и дальше.

Германия того периода была удачным местом для приезжих. Парадоксальная ситуация. Вдруг оказалась нехватка врачей — это в Германии-то!

Просто немецкие врачи тогда тоже уезжали — только уже в Швейцарию, в скандинавские страны. За другими, еще более высокими стандартами жизни. Так появилась ниша. А в Германию двинули наши и вся Восточная Европа…

В немецких клиниках можно наблюдать смешные сценки.

Сидят молодые врачи в столовой. «Ты откуда приехал? » «Из Москвы, а ты?» «А я из Минска», «Я из Дели, вот он — из Пекина». «А я — из Гамбурга». «Откуда ты!? Из Гамбурга?» «Ну, да…» «Ты местный что ли?» «Конечно». «Вот это да! То-то мы смотрим, ты так хорошо по-немецки говоришь…»

Никита вдруг вспомнил:

— О-о! По поводу Германии я вам сейчас расскажу! Тётя Люда сделала вброс…

Данила сразу предположил верно:

— Дезинформация?

— О, да! Она якобы спросила, где бы Володька хотел бы жить…

— Ну-ка?

— И он будто бы ответил, что «в Москве…» — с невинным видом закончил Никита.

Киря захохотал:

— Володька хочет в Москву! А злые фашисты его схватили и не пускают!

Данька окончательно всё понял:

— Этот вброс, чтоб мы тоже не вздумали уехать. Тетя Люда думает — хитрее всех…

Они сидели за столом, с довольным видом, радостные, что раскололи коварные планы старой одинокой тетки. Которая на свой провинциальной манер простодушно беспокоится о племянниках.

Володя всегда смущался, когда речь заходила о нём:

— Ну, а что бы я делал в Москве? Врачей моего возраста очень много. И профессоров, которые еще вовсю оперируют…

Однажды Володя даже попал в телевизор. Вероятно, в его больницу — не специально к нему — приезжали журналисты и взяли интервью. Спрашивали, «вот Родина на Вас затратила силы, знания, чтобы выучить. А вы в Германию уехали».

Кирилл на его месте обязательно бы сказал, что на Родине Володькина семья много лет прожила в крошечной служебной квартирке — прямо в инфекционном корпусе больницы, где всю жизнь работала Володькина Мать. Дом для врачей строили ровно 20 лет. И построили, когда все дети уже выросли и разъехались. Многим, правда, не достроили вообще…

Но Володя ответил иначе. Там, в России, пояснил он, врачи заняты выживанием, работают в несколько местах, распределяют время. И не могут по-настоящему концентрироваться на больных…

— Ребят, вот Никиту мы сейчас достаточно часто видим? А раньше был период, мы тебя совсем потеряли.

— Да, как-то то одно, то другое… Володь, ты сам сколько раз домой ездишь?

— В год — четыре раза…

Кирилла интересовали более специальные вещи:

— Володь, что там с твоим курсом по психиатрии?

— Сдал уже. Близко к неврологии. Как закончил, я под этим влиянием даже перечитал «Пролетая над гнездом кукушки».

— Мы с Варей тоже осилили, — сообщил Даня.

— Почему «осилили»? — не согласилась Варя. — Я с удовольствием прочла! У меня, правда, сложилось впечатление, что они там все — здоровые люди. В больнице прячутся от жизни.

Но Владимир видел ситуацию изнутри:

— Не совсем. На фоне свежих знаний — понимаешь: они действительно больны шизофренией. А то, что прячутся — это да.

Варя вдруг сказала — как-то странно — будто самой себе произнесла давние, тревожащие мысли:

— Я думаю, знаете что?.. В будущем людей ждет другая проблема. Технологии и дальше будут внедряться в нашу жизнь. Станут влиять на само представление… о нашей идентичности, что ли…

Киря шуточно нахмурился:

— Это как-то плохо?

Но Варя была серьезна:

— У людей пропадут важные способности. Постепенно. Самоанализ. Сострадание…

Никита снова неожиданно вспомнил:

— По поводу здоровья! В одной статье прочел. Мы живём «на пороге биотехнологической революции». Лет через 5-10 люди будут жить на 30-40 лет дольше…

Володя, при всем уважении к дяде, так позитивно настроен не был:

— Нет, Никита. Ничего такого не предвидится. Да, 90 лет — уже реальность. Но и 70-80 — это тоже очень хорошо, поверь.

Никита комично расстроился:

— Такое только доктор может сказать. Володь, ну что такое — 80 лет?

Однако тот был непреклонен:

— Никита, если б я жил в начале двадцатого века, то, наверное, умер бы в детстве. Из-за воспаления легких. А потом изобрели пенициллин.

Но, вы знаете, Никита — молодец! Собирается жить вечно!

— Ну, не вечно… Хотя бы немного дольше, чем живут сейчас.

Данила решил сменить тему:

— Никит, что у вас интересного на работе?

— А-а! Менеджеры — красавчики, как обычно. Например, нужен им договор. Создают в общем Мегаплане задачу для юристов. Пишут: «работы по изготовлению видеоролика». Мы им: «Техническое задание где? Какой ролик? Что там будет?» А они: «Вот вы и напишите». «Так мы ж не знаем, что вам надо!»

— Никита, мы слышим в твоем голосе раздражение!.. — с улыбкой произнес Данька.

Володя заметил:

— Поверь, у врачей тоже очень много бумажной работы. Всё зарегулировано. Лечить можно только определенным образом, и это надо фиксировать.

— Всё так, — кивнул Кирилл.

Данька решил-таки докопаться, чисто по-юношески:

— Я читал в Инете, некоторые ваш «Молодой Бизнес» сектой называют…

— Это же просто тренинги какие-то учебные?.. — спросила Наталья.

Никита кивнул девушке, и с Данькой сильно не спорил:

— Про секту — есть такое мнение. Я на досуге немного посмотрел в Сети. Что о нас люди пишут. С другой стороны — что на свете не есть секта? Эгрегоры. Системы всё вокруг.

Но я, кажется, начинаю понимать, почему эти мероприятия так популярны…

— Очень интересно…

— Есть, по крайней мере, две версии…

— Это уже немало!

Никита стал ребром ладони касаться стола, как бы отмеряя мысли:

— Вот публика приходит на тренинг для молодых предпринимателей. Но! Эти люди — в своем большинстве — не хотят заниматься бизнесом.

Варя догадалась:

— Они ищут общения…

— Да! Они хотят собраться и потрындеть. О том, как они якобы будут заниматься бизнесом. Приятно и безболезненно проводят время.

В любом случае — люди получают, что хотят: социализацию. По Эрику Бёрну — это вообще главный вопрос социальной психиатрии: «Почему люди хотят, чтобы их любили?»

Киря, усмехнувшись, заявил:

— Ну, вон, психиатр, у нас теперь свой. Давай, Володь!

— Я всех нюансов, конечно, не знаю. Но из того, что Никита говорит, в принципе, всё последовательно…

Однако Никиту больше занимали дела младших племянников:

— Что еще в институте, Дань? Когда у вас с Варей всё закончится? Что после работы едете на учёбу и домой приезжаете ночью.

— Полгода еще. Так, если бы просто учились. В Универе свои конфликты. Вот Варя расскажет. Я сейчас, — сказал Данька и вышел из кухни.

Варя тоже любила «показывать руками»:

— Например. Недавно старшего препода одного сняли. Мы написали, что он нас не устраивает. И подробно объяснили — почему. И его сняли.

Никита только покачал головой:

— Я по-ра-жа-юсь! Не знаю, все пишут — власть авторитарная. Но это явно не про вас.

Варя кивнула:

— Да, нам так и сказали: «Дети! 10 лет назад это было бы просто невозможно».

Данила в этом момент вернулся с большой коробкой в руках.

— Так, мы в «Валеру» будем сегодня играть, или я зря вёз?

— Давай!..

— Распаковывай!

— Сейчас надую, я уже приспособился!..

Звонок мобильного — настолько резкий и неожиданный, что Никита даже вздрогнул.

Бывают такие — вроде просто рингтон. Но громкий, и гудок — холодно-деловой — без мелодии. Как-то сразу не ждешь ничего хорошего…

Кирилл достал из кармана телефон и посмотрел на экран. Лицо сразу стало другим. Серьезным и каким-то официальным.

Никита поинтересовался:

— По работе всё мучают?

— Нет, это не входящий. Это напоминание — прошло три часа. Время оказания услуг истекло.

Киря, всегда искренний и добродушно-грубоватый, сейчас говорил, как чужой. Вежливо, но чуть холодно. И еще почему-то смотрел не в глаза Никите, а на экран своего смартфона. Казалось, Кириллу неловко, и он пытается это скрыть.

Никита всё ещё ничего не понимал. Или не хотел.

— В смысле — «истекло»? Процедуры у пациента какие-то?

— Нет. Ваше время вышло, Никита. Заказ выполнен, — Кирилл поднял со пола портфель, из него — вынул папку, из папки — документы, — cейчас акт подпишем, как обычно, и всё.

Он снова стал что-то смотреть в телефоне:

— У Вас ведь всегда большой депозит — в счет будущих услуг? Я даже могу не проверять по банку, — на мгновение он поднял глаза и, снова опустив взгляд, стал копаться в мобильнике, листая страницы большим пальцем.

— Да, деньги на счету есть… — Голос у Никиты — уже потерянный и отстраненный.

Владимир, таким же странным, неприятным, но бодрым «менеджерским» тоном, как и Кирилл, подхватил:

— Вы знаете, у нас сейчас много новых шаблонов для сценариев. Родственников мало заказывают. Уходящий тренд…

Никита сморщился, как от боли или глупых слов.

Но Владимир продолжал, как ни в чем не бывало:

— Есть друзья, приятели по клубам. Фолловеры. Вот, пожалуйста, буклет.

Он достал откуда-то и положил рядом с Никитой на скатерть броский глянцевый листок. С рекламы невинно — и при этом многообещающе — смотрела девушка в странном наряде. Она была полуодета в сервисную форму с шарфиком, пилоткой и гарнитурой оператора.

Никита глянул и тут же отвез глаза.

Он будто резко постарел. Модная щетина стала выглядеть как редкая, седоватая небритость. Лицо осунулось.

–… Ознакомьтесь на досуге! У Вас на Карте Клиента много бонусов и…

— Я потом… Где подписать?

— Как обычно, — невозмутимо произнес «Киря», — только в одном месте, расшифровки не надо. Мы сами. Пожалуйста, еще поставьте отметку в рейтинге от одного до десяти, где десять…

— Да, я помню, — Никита уже хотел, что всё быстрее закончилось.

–…Благодарю Вас!

Сразу после этого «Кирилл», «Володя», «Данила», «Наталья» и «Варя» как по команде, молча, встали, быстро, но без суеты, собрались и пошли к выходу.

Никита еще несколько секунд сидел молча. Потом вдруг порывисто встал и шагнул вслед за уходящими людьми:

— Ребят… то, есть, уважаемые аниматоры! Может, посидим еще чуть-чуть?.. Я помню, раньше как-то можно было продлять…

«Кирилл», на этот раз чуть сердечнее, проще ответил:

— К сожалению, сейчас такого условия в Пользовательском Соглашении нет. Отменили, вот, недавно. У Творческих Групп много работы, заказы идут один за другим.

«Варя», словно извиняясь, негромко добавила:

— Мы прямо сейчас к другому человеку едем… Извините.

Никита неловко поднял ладонь:

— Да, да… понимаю. Конечно!

«Кирилл» снова бодро, тренированно произнес:

— Спасибо Вам, Никита, за заказ! Снова ждем заявки! Запланируйте, сразу не три часа общения, а, например…

Никите вдруг пришла в голову какая-то мысль. Он с надеждой, запинаясь, спросил, обращаясь ко всем «родственникам» сразу:

— Секунду… извиняюсь! Я сейчас, наверно, что-то не то скажу… А можем мы просто так увидеться? Не в рамках услуг Фирмы и… этого… пользовательского соглашения.

Он говорил все тверже, сам начиная верить в свои слова:

— Мы ведь уже, как бы, не чужие люди! И так давно друг друга знаем! Я… я привязался к вам. Вы мне, правда, стали дороги. Как настоящие племянники, племянницы!.. — он ненатурально засмеялся, как плохой актер.

«Гости» молчали.

«Наталья» спокойно пояснила:

— Мы к Вам, Никита, еще всегда одной группой приезжаем. Как к VIP-клиенту. Неизменность состава аниматоров сейчас тоже отменена.

От таких новостей Никита совсем обалдел:

— То есть, могут приехать твои же «родственники» — имена и сценарии судеб те же, а лица другие?

«Варя» вернулась из прихожей, обратно к Никите и, неловко, преодолевая стеснение, коснулась пальцами его руки.

— Вы привыкли к неким… сконструированным образам. Постепенно забываете, что это иллюзия… Спектакль. Так, конечно, проще и удобнее…

«Наталья» не выдержала:

— Варя!.. то есть, Ксения!.. Так нельзя говорить с клиентом! Утрачивается…

«Варя», не оборачиваясь, с горьким сарказмом поинтересовалась:

— Что? «Сверхзадача преображения»?

Наталья несогласно промолчала.

«Варя» смотрела Никите в глаза:

— Да, наша сфера услуг стала, как наркотик. Сначала очень удобно и приятно, но потом больно, тяжело и расплачиваться приходится очень дорого.

«Володя» поддержал «девушку брата»:

— Вы нас — настоящих — совсем не знаете. Мы проводим каждое Мероприятия на основе Вашего Технического Задания. Оно, вероятно, построено на каких-то реальных событиях…

— Не каких-то! А реальных. Из прошлого…

— Но мы всё равно наполняем Продукт своим контентом…

— Плюс импровизация, — добавил «Данила».

Никита махнул рукой, словно защищаясь. Или сдаваясь:

— Всё, всё! Я понимаю. Вы спешите, я не хочу задерживать. Спасибо… за общение.

«Гости», торопливо, не прощаясь и не глядя Никите в глаза, стали выходить из квартиры.

«Варя» шла последней. Уже в дверях, остановившись, она обернулась. Резко сняла очки без диоптрий, парик, встряхнула головой. Расстегнула чокер на шее. Рывком, так что отлетел крючок.

— Никита!

— Да, Варь?.. То есть, простите… Ксения?..

— Неважно. Разыщите их. Ваших близких, старых или новых. Главное — настоящих. Разыщите!

Она вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.

— «Разыщите»! — произнес Никита.

Он подошел к двери и посмотрел в глазок. Возвратился на кухню. Взял со стола свой бокал, некоторое время рассматривал, поставил обратно. Достал из холодильника бутылку и рюмку из навесного шкафчика, налил. Снова посмотрел, вздохнул. Выпил, запрокинув голову. Сморщился, но закусывать на стал.

Вдруг Никита растерянно уставился на три пустые бутылки и даже заглянул под стол:

— Вроде четыре было. Выбросили одну, что ли? Хотя вот только что здесь стояла, когда выходили. Ммм… пофиг! Клинит, наверное.

Никита взял со стола мобильный. Устало повалился на диванчик — здесь же, на кухне. Нашел в журнале вызовов номер и позвонил на WhatsApp.

Часть вторая

Некоторое время Никита слушал длинные гудки и, наконец, на том конце взяли трубку. В телефоне возникло видеоизображение. Девушка южной красоты, как говорят «с изюминкой», ласково смотрела на Никиту.

— Привет, Милая…

— Привет, Солнце… Приезжали Ребята? Как посидели? — голос у девушки был сильный и добрый.

— Нормально. Поболтали…

— Надеюсь, еда была не из Макдоналдса? И не пицца?

— Нет. Из «Валерии». Салатики, там, нарезочка…

Девушка иронично хмыкнула:

— Уже хорошо. Но всё равно! Родственникам — поставить на стол магазинные салаты!

— Рада, так ты меня готовить не учишь!

Однако на девушку такое не действовало:

— Одни отговорки. Ты что, ребенок? Сам учись!.. Приеду, сразу тебя — пять раз!..

— Не ты меня, а я тебя. Как ты, Милая?

Рада пожала плечами:

— В порядке. Я уже в Ёшке. Утром в Озёрки ездила. Всё решили…

— Ты через паром на машине?

Рада удивилась:

— А как? Через Чебоксары — крюк огромный.

— А с домом что? — спросил Никита.

— Снесли. Тётя Зина сама мужиков наняла. Даже деньги остались. С тех, что я переводила.

Никите вдруг пришла в голову:

— Слушай, а можно было не сносить твою половину?

— А как? Крыша одна. У нас никто не живёт, следить некому. Наша часть рушится, и ту за собой тянет.

— Понятно… Такие дома теперь называют «дуплекс»…

Рада кивнула:

— А раньше — «дом на две квартиры»… Мамино пианино клуб взял. Как-то доволокли… Я уже очень соскучилась!..

— Я тоже скучаю, Малыш.

— Я — больше!

— Молчи, побью! — нахмурился Никита.

— Угрозы. Это уже статья, — заметила Рада.

— Когда ты возвращаешься?

— Сегодня я уже в Йошке… А, я говорила. Сегодня у Таньки ночую. Завтра один день — у Оли. Послезавтра — обратно.

Никита вспомнил:

— Ты заранее посмотри, может, ремонт под Владимиром можно объехать.

— Слушаю и повинуюсь! Это ж будний будет. Не воскресенье… Скажи, а тебе правда нравятся все эти «искусственные родственники»?

Мужчина сразу помрачнел, но ответил правду:

— Ты знаешь… Сегодня всё так совпало… короче, у меня с ними был момент истины. Очень больно.

— Вот видишь!.. Послушай, есть много других вариантов. Ты подумай спокойно, и сам реши…

Никита терпеливо спросил:

— Ты про Интернет опять?

Рада бережно ответила:

— Ну, почему — нет? Это, по крайней мере, реальные люди.

— Откуда я их возьму?

Девушка так же терпеливо и проникновенно продолжала:

— Вспомни, как ты нашел меня. Сам же сто раз рассказывал. Ты хотел научиться танцевать…

Никита подхватил:

–… и уже после института я пошел на спортивные бальные танцы. И именно там познакомился с людьми, близкими духом…

Я живу далеко, и сейчас ни с кем из них не общаюсь.

Рада мудро улыбнулась:

— Не важно. Люди в нашей жизни приходят и уходят. Но именно тогда появились ребята, с кем было интересно. Ты подружился с Котегом, он дружил с моим братом, так мы и познакомились…

— Я всё это прекрасно помню. Но что ты сейчас имеешь в виду?

— Я говорю, что людей вокруг много. Надо просто искать, где они бывают. Уверена, в Интернете — много клубов. Например, тех же фанатов братьев Стругацких.

Никита неуверенно пожал плечами:

— Где же я их найду…

— Ты еще и не пытался. Кстати, пользуйся, пока меня нет дома. Продолжай писать, ты же говоришь, что всю жизнь этого хотел. Вот и не останавливайся на одной «Флористке»…

Никита обессиленно произнес:

— Я без тебя ничего не могу делать.

— Ни кáкать, ни писать?

— Писать могу. Писáть — нет, — серьезно ответил Никита:

— Ты когда по делам уезжаешь, в будни — хотя бы работа, вечером — какое-нибудь старое кино посмотришь, перед сном — с тобой поговорим, и спать. А выходные — это ужас. Шляюсь по городу. Весь потерянный.

— А ты найдись, — посоветовала Рада.

— Угу, «найдись»… Я вот тебе сейчас расскажу, что вчера делал.

— Я вся внимание…

Но Никита был серьезен и печален:

— Приехал я в Александровский Сад. А там никого, одни гвардейцы. Вышел — на Манежной оживление. А на Красной — ты себе не представляешь, что творилось! До Василия Блаженного — всюду группы людей, компании! Всех народов! С этими… с бумбоксами! С дудками футбольными! Танцуют, машут флагами, смеются! Никто никого не трогает!

Я свернул в переулок, ну, сразу перед ГУМом. Там уже вообще — Фестиваль Молодежи и Студентов из 57-го года!..

Рада не любила и не понимала советских сравнений:

— А в переводе на нормальный язык? Без бюста Ленина и красной дорожки.

Никита хотел поворчать, но передумал и объяснил:

— Там в узком переулке толпы людей со всего мира под светящимися гирляндами… При этом — трезвые, радостные, доброжелательные. Общаются, смеются, жуют что-то, пьют Пепси…

— Как же мы без Пепси…

Не слыша иронии, Никита продолжал:

–…понимаешь, никакой агрессии. Какое-то единение, чувство свободы. Коммунизм братьев Стругацких. В самом конце переулка — смуглые ребята головами перебрасывают мяч. Прямо напротив Большого Дома на Лубянке. Они — все вместе, а я среди них в полном одиночестве…

— И что в итоге, или это еще не конец?

— Потом я доехал на метро до Кропоткинской, перешел мост за Храмом Христа.

В открытых барах, в кафешках у Москвы-реки люди одержимы ФУТБОЛОМ. Голоса комментатором слышны за километр. Дошел я до Дома на Набережной, поднялся на мост и перешел обратно на сторону Библиотеки Ленина…

Короче, когда вернёшься, я покажу тебе Москву Моего Одиночества.

Рада смотрела на своего мужчину как на любимого и как на ребёнка одновременно:

— Очень красиво… вот именно это и можно было записать для рассказа. А не прикидываться несчастным.

— Ну тебя!..

–А я тебя, между прочим, люблю. Ты моя Рыба!

— Я тоже тебя люблю, Милая…

Внезапно связь оборвалась.

— Малыш! Рада! Ты меня слышишь?! Связь на грани фантастики!..

У Никиты на смартфоне — входящий видеозвонок.

«Ну, допустим…»

На экране — незнакомая девушка в одежде с фирменными логотипами и бейджем под левой ключицей.

— Никита, здравствуйте! Меня зовут Лейла! Я оператор из Службы Заботы в Компании Виртуальных Услуг. Предупреждаю, наш разговор записывается.

— Здрасьте… Я сейчас не понял, а что это было? Я с близким человеком разговаривал…

Голос у Оператора был чётко поставленный. Как у западных проповедников. И речь лилась, как у них же. С правильной артикуляцией и выверенными интонациями:

— Я вынуждена сообщить Вам, Никита, что Программа Рады, Вашей Персональной Виртуальной Спутницы, претерпела сбой. Просим принять наши…

— Я ничего не понимаю. Какой еще… «сбой»! Этого никогда не было. Ни разу за два года!

Но Оператор продолжала точно по своим скриптам:

— В настоящее время мы выясняем причины. Возможно, имел место самообучающийся вирус. Просим набраться…

Никита начал обалдевать:

— Какой «вирус»? Я юрист, у меня двадцать лет стажа. Я читал Оферту до акцепта и начала… оказания услуг. У Программы — гарантия стабильной работы!..

Не повышая голоса, Оператор отвечала спокойно и ровно, как автомат:

— Прошу меня извинить, Никита. Мы гарантируем качество только конфигурации образа, доработанного по Вашему Техническому заданию. Так, в пункте 7 Оферты указано, что за этими рамками «продукт» предлагается в формате «as is». Что означает…

Никита попытался взять себя в руки:

— Я уже сказал, я юрист. Мне такое объяснять не надо. Продукт за рамками ТэЗэ предоставляется в формате «как есть»…

Лейла обрадовалась возникшему понимаю и изобразила холодную киноулыбку:

— Вы совершенно правы, Никита! Плюс Компания не несет ответственности за технические сбои, связанные с повреждением программного обеспечения вредоносными…

Тут уже Никита окончательно взорвался:

— Да что вы меня лечите! Я сейчас, может быть, с будущей женой разговаривал, я ей в любви признавался! Вы бы нас еще во время секса прервали!..

— Я позволю себе напомнить, Никита — хоть мне это и неприятно — но Виртуальная Спутница Рада — это всего лишь машинной код… На период ведения восстановительных работ мы готовы предоставить другое Изделие. Конечно, с несколько другими…

Никита настолько не поверил своих ушам, что даже успокоился:

— Что предоставить?

Лейла ошибочно решила, что вот-вот «закроет» Клиента на новую договоренность. Рассчитано оживляясь, она говорила — на пониженных тонах — всё более интимно и «по-женски» (Инструкцией, Методическими указаниями и скриптами это было допустимо и даже поощрялось, в установленных случаях):

— Уверяю, Вы не пожалеете… Это будет что-то вроде небольшого приключения. Как свинг или интрига в деловой поездке. По статистике, многие мужчины в период кризиса среднего…

Все это было так нелепо и дико, что Никита успокоился окончательно:

— Так. Я не желаю. Ничего. Этого слушать. Тем более от другого модуля компьютерной программы, насколько я понимаю.

Оператор не смутилась:

— Да, Никита, Вы правы. Я полуавтономная, самообучающаяся конфигурация оператора Службы Заботы в Компании Виртуальных Услуг. Уверена, мы можем построить конструктивный…

— Я хочу поговорить с человеком. Соедините меня с кем-нибудь из людей.

— В соответствие с Протоколом № 37 от 20/05/2014, настоящая ситуация является «рабочей» и не служит необходимым основанием для соединения с сотрудником-человеком. Вы всё равно не сможете отличить — Вы видите только 3D изображение на экране…

Такого Никита уже не мог терпеть никак:

— Да что же это такое? Ты что, хамишь мне?! Ты?!.

На это Программа-Оператор всё тем же бесстрастным голосом сообщила:

— Я уведомляю Вас, что в соответствие с подпунктом 19 пункта 26 Пользовательского соглашения, действие указанного Соглашения применительно к Вашему лицу приостановлено на двое суток за нарушение Протокола Этики общения в сфере Услуг…

— Да идите вы на хрен c таким общением!! Ребят моих на другой заказ отправили! Здесь девушка любимая рассыпалась на пиксели…

Он в сердцах отключил телефон и бросил его на диван. Никита погасил основной свет на кухне. Теперь горели только встроенные зеленоватые лампочки.

Постояв еще минуту, постепенно приходя в себя, мужчина включил что-то в Интернете, на ноутбуке. Скоро оттуда понеслись знакомые голоса из старого советского кино.

— Хоть что-то стабильное еще есть, — хмуро пробормотал Никита и остался наедине с фильмом, который давным-давно уже выучил наизусть.

Часть третья

В нашей жизни многое — иллюзия.

Почти всё, на самом деле.

Вот, например. Едет человек в экскурсионном автобусе: вдоль дороги — живописные холмы, а на них — лес. Казалось бы? Сиди — наслаждайся. Однако! Ночью из скрытых ниш выдвигается спецоборудование, а на деревьях везде спрятаны датчики.

Оказывается, там секретная военная часть. Причем, экскурсовод — в том же автобусе — говорит об этом открыто. А может, всё как раз, наоборот. Нет там давно никакой части («перебазировалась она»), и говорят так специально.

Повторяю, сплошные иллюзии…

Всюду…

В этой лаборатории, как и во всём комплексе, окна без жалюзи. Нет необходимости. Стеклопакеты сами меняют затенённость: есть автоматический режим, есть ручной. Это уже, кому как удобнее.

Окна всех лабораторий в здании выходят на внутренний двор.

Из окна видишь такие же окна. А вот что там — за окнами, не узнаешь. Снаружи — зеркальная поверхность. Плюс она не пропускает и не передаёт никакие волны. В широчайшем диапазоне. Это тестировали многократно и системно.

В лаборатории, за столами сидели двое молодых ребят. Руслан — заросший бородатый южанин — постарше. И Аркадий, совсем юный с виду, худенький парнишка. Оба одеты в просторные служебные спецробы. У Руслана на правом рукаве выше локтя — три красные полоски, у Аркадия — одна.

Вокруг — приборы и оборудование. Автономный сервер лаборатории в сверхпрочном стекле под замком. Хороший искусственный свет, современная эргономика. Видно, что силы и средства вложены. Деньги, если и украли (как без этого), то «в меру».

На стенах — характерные для ученых, и непонятные нормальным людям — самодельные постеры, картинки, надписи.

Первое, что бросается в глаза — большой цветной портрет Эйнштейна. Нет, не тот. Без языка.

Гениальный физик — с традиционной седой шевелюрой и усами, но голый по пояс. Расслабленно стоит полубоком… И демонстрирует неожиданно тренированные мускулы мужчины не старше сорока. На литом загорелом плече — татуировка. Знаменитая формула о связи скорости света с другими хитрыми штуками.

Руслан и Аркадий, погруженные в работу, что-то фиксировали в таблицах на больших рабочих моноблоках, открывали толстые бумажные справочники, делали заметки в хороших служебных планшетах.

У каждого из ребят на экране — одно и тоже изображение. Можно только менять ракурсы.

Это что-то вроде артхаусного кино. Без конкретного сюжета и какой-то динамики. Сейчас, например, персонаж сидит у себя в квартире, на кухне, и тоже смотрит — кино по ноутбуку. Иногда улыбается, иногда смеется. Лицо у человека вызывает симпатию, доверие. Впечатление немного портит свет — там, на кухне. Какой-то зеленоватый, приглушенный, локальный…

Дверь в лабораторию автоматически откатилась. Вошел, уверенно, полный мужчина — с бдительным взглядом и властными чиновными манерами. Его сопровождала девушка: стильная, тонкая, высокая и эффектная.

Мужчина был в дорогом сером костюме, из которого выпирало нездоровое брюхо. Галстук там лежал почти горизонтально. Вероятно, хозяин костюма однажды решил: в лабораторию подчиненных (несмотря на регламент), можно заходить и без спецодежды. Хотя, возможно, на складе просто не нашлось робы такой величины.

Спутнице шефа, одежду, конечно, подобрали. Здесь внешность была тщательно, упорно доработана и сейчас — практически безупречна. Согласно жестким критериям социальных сетей, времени и конкуренции.

Девушка успела закатать по локоть белые (без нашивок) рукава, завязала концы мягкой робы на пупке и подняла воротник.

— Ребята! — веско произнес мужчина в костюме.

Руслан и Аркадий, погруженные в процесс, наконец обернулись, встали и поприветствовали.

— Все штатно? Без происшествий?

— В порядке, Игорь Владимирович, — ответил Руслан. Вышло суховато. Он не скрывал недовольство, что лаборантов отрывают от работы («И скорее всего, bro, нас ждёт совершенно бессмысленная ботва!»)

— Прошу знакомиться, — руководитель чуть обернулся к девушке, одетой под робой как для курорта:

— Маргарита, ведущий журналист Управления Внутренней Информации. Нашего Ведомства, естественно.

«Понятно, что не чужого», — подумал Руслан. А вслух независимо спросил, глядя в сильно накрашенное, в густом тональнике лицо:

— А что, журналистика теперь — только внутренняя?

Конец ознакомительного фрагмента.