Море и небо лейтенанта русского флота

Александр Витальевич Лоза, 2023

Книга о непростой судьбе и тяжелой, самоотверженной службе в морской авиации в годы Первой мировой войны и в лихолетье Гражданской войны офицера Российского императорского флота мичмана С.Я. Ярыгина, по велению сердца ставшего морским летчиком.

Война!

В Севастополе, как и по всей стране, всеобщая мобилизация началась 18 июля 1914 года. Здесь, наверное, уместно напомнить, что к началу войны российское хозяйство достигло высшей точки своего расцвета. Заметно повысился общий уровень благосостояния. Потребление мяса и мясных продуктов, что является одним из важнейших показателей, возросло примерно в два раза. В городах страны среднедушевое потребление мяса составило 88 килограмм в год. Для сравнения, в то время в США в среднем — 72 килограмм. В столице Санкт-Петербурге эта цифра составляла 94 килограмм, в Вологде — 107, в Воронеже — 147 килограмм. Наш демографический рост был самым высоким в мире — 1,5% ежегодно. Зарплата наших рабочих уступала только американцам. Начиная с 1905 года ежегодно в стране открывалось около десяти тысяч школ. В Европе это называли «Русской весной» и «Русским чудом». Императорская Россия была на подъеме!

В 1913 году российский военный бюджет был самым большим в мире. Именно поэтому в одном из аналитических обзоров германской разведки говорилось, что Россия развивается рекордными темпами и к 1917 году «победить эту страну будет невозможно».

И вот война! 19 июля (1 августа — по новому стилю. — А.Л.) 1914 года после того, как Германия объявила войну России, началась Первая мировая война. Великая война, как ее называли тогда, стала войной новейших технологий и устрашающего нового вооружения. Войной на земле, в небе, на воде и под водой. Войной без благородства и романтики, войной на фронте и в тылу — тотальной войной. Через два дня Германия объявила войну Франции, а еще через день Великобритания объявила войну Германии, АвстроВенгрия — России, а Сербия — Германии. Сразу заполыхала вся Европа!

Возникает вопрос, почему лидеры Европейских держав не проявили сдержанности, какую они проявляли во время Боснийского (1908), Марокканского (1911) или Балканского (1912) кризисов? Почему державы буквально рвались в бой? Мотивы очевидны: Германия, мечтая уничтожить доминирование Британии на море и в мировой экономике, знала, что к 1917 году Россия завершит перевооружение, после чего победить ее будет практически невозможно, поэтому решила уничтожить опасного конкурента, рассчитывая на нейтралитет Англии; Франция, не смирившись с утратой Эльзаса и Лотарингии, аннексированных у нее Германией, понимала, что в случае разгрома России сама станет следующей жертвой Германии; Англия считала, что через несколько лет немцы будут иметь флот, равный британскому, следовательно, надо воевать сейчас, пока еще можно рассчитывать на союз с Россией и Францией. И только Россия, руководствуясь соображениями престижа, ввязалась в войну, бескорыстно помогая славянским братьям — сербам!

Николай II знал об этих коллизиях, несмотря на успокаивающие телеграммы своего родственника кайзера Вильгельма, что «его вынуждают вести войну», а сам он «чист перед Богом». Знал он и о том, что уже в первые годы правления Вильгельма II появился план «Серединной Европы», немецкого протектората, включавшего территории Малороссии и Новороссии. Второй рейх планировал, что «…эта задача должна была решаться за счет территории России».

После «миролюбивых» заявлений Вильгельма Николай II продолжать комедию не стал и начал всеобщую мобилизацию. По сути, на всем протяжении царствования Николая II Европа вела жесткую борьбу с Российской империей, используя экономическое «оружие» — внешние займы, торговые тарифы, биржевые атаки, идеологическое «оружие» — измышления и клевету западной прессы на Россию, и самое настоящее оружие — подпитку оружием «пятой колонны» — разного рода анархистов, эсеров, большевиков внутри страны. Мировая война должна была стать решающей атакой на империю Романовых. И эта атака началась — Николая II втянули в Первую мировую войну!

Разве все это не похоже на современное противостояние Европы с Россией путем введения санкций, клеветы в прессе, поддержки либеральной оппозиции — «пятой колонны» деньгами и ведения, по сути, гибридной войны по границам нашего государства? Как сто, двести, пятьсот и семьсот лет назад, во времена псов-рыцарей, Русь — Россия находилась и находится в постоянном цивилизационном противостоянии с Европой.

К сожалению, ничего не изменилось!

Еще в 1913 году, за год до начала войны, в Германии вышел секретный документ «Военный закон» об усилении германской армии, в котором говорилось: «Наш новый Военный закон есть не что иное, как распространение дела военного воспитания германского народа… Священный долг наш — отточить меч, вложенный нам в руку, и держать его готовым, как для защиты себя, так и для нанесения ударов нашему врагу. Надо заставить народ проникнуться мыслью, и приучить его думать, что наступательная война с нашей стороны есть необходимость».

Как видим, Германии оставалось лишь найти повод для развязывания наступательной войны.

И далее в «Военном законе»: «Мы помним, что провинции древней Германской империи — графства Бургундия и Лотарингия — находятся еще в руках французов; что тысячи наших братьев — немцев в Балтийских провинциях стонут под славянским игом. Вернуть Германии то, чем она некогда владела, — это национальный долг». «Военный закон» предполагал соответствующие методы: «Следует позаботиться вызвать волнения на севере Африки и в России. Это хорошее средство для поглощения сил противника. Восстания, организованные в военное время политическими агентами, должны быть тщательно подготовлены материальными средствами».

Будущее показало, что так все и произошло. Забастовки рабочих в Петербурге в июле 1914 года, как раз перед началом войны, затем события февраля и октября 1917 года.

20 июля (2 августа — по новому стилю. — А.Л.) 1914 года в столице в Зимнем Дворце был отслужен молебен, на котором присутствовали главным образом офицеры в походной форме. По окончании молебна император Николай II объявил о начале войны, буквально повторив слова Александра I в 1812 году:

«Офицеры моей гвардии, я приветствую в вашем лице всю мою армию и благословляю ее. Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока остается хоть один враг на родной земле».

Народу император Николай II объявил о начале войны с Германией с балкона Зимнего дворца, выходившего на Дворцовую площадь.

В этот же день указом Николая II Таврическая губерния была объявлена на военном положении. В Севастополе ввели комендантский час, а на Южном берегу Крыма — светомаскировку.

21 июля (3 августа — по новому стилю. — А.Л.) 1914 года губернатор Тавриды Н. Лавриновский издал обращение к населению Таврической губернии, в котором говорилось:

«Все силы нашего Отечества напряжены для борьбы с врагами. По призыву царя народ русский встал, как один человек, и наши доблестные войска пошли в бой с германцами и австрийцами на защиту Престола и Родины. Святое дело народной войны потребует от нас многих жертв. Свою жизнь и кровь принесут на алтарь Отечества наши воины. Мы же, все те, кого не коснулись непосредственно тягости войны, обязаны исполнить свой первый и священный долг — оказать посильную помощь больным и раненым воинам…»

В сознании всех и каждого зазвучало тревожное слово «война»! На вокзалах страны звучала медь духовых оркестров, речи военачальников и плач женщин, прощающихся с мужьями и сыновьями…

С началом войны произошел рост патриотических настроений среди населения: в Симферополе и Ялте прошли шествия в честь России и Императора. Одновременно в губернии ужесточился полицейский режим. Телеграммой министра внутренних дел Н. Маклакова предписывалось:

«Следить за настроением населения и за деятельностью злонамеренных лиц, сеющих в его среде ложные и возбуждающие слухи… пресекать в зародыше все аграрные и погромные движения, нарушающие общественный порядок…»

Главнокомандующий войсками великий князь Николай Николаевич повелел: «…подавлять всякие народные беспорядки быстро и решительно в самом их начале, для чего войскам предписано самое энергичное содействие гражданской власти».

Германия, объявив войну России, в тот же день вторглась в Люксембург, рассчитывая разгромить Францию, прежде чем неповоротливая Россия сможет мобилизовать и выдвинуть к границам свою армию. В двух словах этот план изложил император Вильгельм II: «Обед у нас будет в Париже, а ужин — в Санкт-Петербурге».

Газеты печатали сообщения с фронта: «7 августа 1914 года немцы захватили бельгийский город Льеж. 20 августа германские войска взяли Брюссель и вошли в соприкосновение с англо-французскими войсками…» На Восточном фронте — Русском театре военных действий германские войска захватили город Калиш. 5 августа 5-я армия Юго-Западного фронта наступала широким фронтом, имея центром наступления город Львов: 21 августа нами был взят Львов. В начале сентября 1914 года на австрийском фронте у Равы-Русской наши войска взяли «30 орудий, более 8000 пленных, огромные склады огнестрельных и продовольственных припасов. Генерал Брусилов свидетельствует, что войсками проявлено высшее напряжение, стойкость и доблесть». Захват Галиции воспринимался в России не как ее оккупация, а как возвращение отторгнутой части исторической Руси.

В Крыму в сложном положении оказались немецкие колонисты, которых было около шести процентов населения полуострова. Императорским указом еще в июле-августе 1914 года с полуострова были выселены вначале германские и австрийские подданные, а затем — все немцы призывного возраста. За оставшимися был установлен строгий жандармский надзор. Среди населения начался бойкот немецких товаров, а в объявлениях о найме гувернанток писалось — «только не немка».

Газеты «За Россию», «Время», «Вечерние известия» писали: «Немецкое засилье опасно у нас в России. Большинство русских окраин перешло в руки немцев, которые живя и пользуясь благами в нашем Отечестве, не перестали быть послушным орудием своего кайзера; теперь этому засилью приходит конец».

Начало войны совпало с таким достаточно редким природным явлением, как солнечное затмение. Губернатор Таврического края призывал граждан спокойно отнестись к солнечному затмению, ибо: «Затмение есть явление обычное и не должно быть суеверно истолковано как предзнаменование каких-либо чрезвычайных событий в связи с военным временем».

Удивительно, если не сказать мистически, но тень солнечного затмения прошла по территории России с юга на север, соединяя Черное и Балтийское моря, как раз по линии, на которую наши войска отступят в 1915 году и с которой перейдет в наступление и начнет побеждать русская армия в 1916 году.

К началу Первой мировой войны Севастополь являлся военным портом 1-го класса, который прикрывало более 300 артиллерийских систем. Из них 189 находилось на береговых батареях и были сведены в крепостной артиллерийский полк. Связь флота осуществляли десять телефонных станций почтово-телеграфного ведомства, флота и крепости, а также первая Морская центральная оперативная телефонная станция на двадцать пять номеров, которая имела выходы на городскую станцию и станцию штаба крепости. Для охраны военных объектов и производства крепостных работ с началом войны в городе-крепости была сформирована сводная бригада ополченцев.

С началом военных действий комендант Севастополя распорядился об особом положении, в связи с чем «в городе запрещается всякое движение с 11 вечера до 5 утра, виновные будут задерживаться и подвергаться штрафу в 3000 рублей или аресту на три месяца», а на побережье ввели режим светомаскировки, предписывая гасить все огни не позднее пяти часов вечера.

Наступила осень. 1 сентября 1914 года газеты сообщили, что в ходе борьбы с «немецким засильем» столица Российской империи город Санкт-Петербург переименован в Петроград.

«В Петрограде уже вступила в права хмурая осень с резкими холодными ветрами и серыми тучами, — думал мичман Ярыгин, стоя на палубе своего эсминца «Лейтенант Пущин» и вспоминая учебу в Морском Корпусе. — А здесь, на Черном море в Севастополе еще много солнца, синевы моря и голубизны неба…» Но осенняя погода весьма переменчива.

…Море штормило, северо-западный ветер усиливался, начался дождь. Волны захлестывали носовую часть миноносца по боевую рубку, разбивались о ее основание и двумя рукавами захлестывали ходовой мостик, затянутый лишь брезентом. Находившийся в дозоре эскадренный миноносец «Лейтенант Пущин», зарываясь носом в волну и принимая на свою палубу тонны воды, упорно шел заданным курсом…

На открытом мостике все вымокли с головы до пят — брезентовые обвесы мостика слабая защита от волн. Не помогали ни прорезиненные плащи, ни сапоги. Сильная волна, ударив в правую скулу миноносца, накренила его еще больше… Крен приблизился к критическому, но — все обошлось… Осенние черноморские шторма случаются очень злыми.

Перед войной Черноморский флот по всем статьям имел полное превосходство над турецкими военно-морскими силами. В его составе находились линейные корабли типа «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Ростислав», «Три Святителя», «Синоп», два крейсера типа «Богатырь», семнадцать эскадренных миноносцев, двенадцать миноносцев и четыре подводные лодки. В то же время строились четыре мощных линейных корабля-дредноута «Императрица Мария», «Императрица Екатерина Великая», «Император Александр III» и «Император Николай I».

У турок было несколько более-менее боеспособных кораблей: два бронепалубных крейсера «Меджие» и «Гамидие», два эскадренных броненосца «Тортуг Рейс» и «Хайреддин Барбаросса», восемь эсминцев французской и немецкой постройки, поэтому выход турецкого флота из Босфорского пролива для боевых действий против русского флота был в принципе невозможен. Турки неоднократно официально заявляли о своем нейтралитете. Но в российском правительстве опасались спровоцировать вступление Турции в войну на стороне Германии и выпустили директиву, «связывающую руки» командующему Черноморским флотом адмиралу А.А. Эбергарду и указывающую ему избегать агрессивных действий флота, которые могут вызвать войну с Османской империей.

На самом деле нейтралитет Турции был лишь ширмой. Еще в конце июня 1914 года турецкие руководители отправились в Европу: Джемаль-паша — в Париж, а Энвер-паша — в Берлин, с целью выторговать преференции (Греческие острова, часть Болгарии, Карс, Батум…) за участие Турции в войне против России. В Париже Джемаля-пашу встретили торжественно, наградили орденом Почетного легиона, но ни Фракии, ни Импброса, ни Хиоса, ни Лемноса, ни Лесбоса не пообещали. Зато в Берлине Энверу-паше предложили подписать секретную конвенцию о вступлении Турции в войну на стороне Германии в случае вмешательства «в австро-сербский конфликт» России.

Еще в начале августа 1914 года, воспользовавшись неповоротливостью англо-французской эскадры, базировавшейся в Средиземном море, два новейших германских крейсера «Гебен» и «Бреслау» вошли в пролив Дарданеллы. В это же время англичане официально объявили о наложении секвестра на построенные на верфях Англии для Турции дредноуты «Султан Осман и Эввел» и «Решадие», тем самым присвоив семь миллионов фунтов стерлингов, собранных в Турции, по всенародной подписке. В ответ на это турецкое правительство заявило, что провело сделку по покупке германских крейсеров «Гебен» и «Бреслау» еще до войны, придав видимость «законности» пребыванию германских кораблей в Черном море. Это была чистейшей воды фикция.

После «передачи» Германией «под турецкий флаг», вместе с немецкими командами крейсеров, тяжелого «Гебена» и легкого «Бреслау», Турция закрыла черноморские проливы Босфор и Дарданеллы для судов всех наций. Маяки в проливах были погашены, бакены сняты. 15 октября 1914 года немецкий генерал О.Л. фон Сандерс, ставший после подписания 2 августа Союзного договора Турции и Германией фактически вторым халифом, экстренно созвал военный совет и в присутствии султана заявил, что если тот тотчас не подпишет ираде о начале войны с Россией, то крейсер «Гебен» своими орудиями разрушит султанский дворец, а сам султан будет арестован и лишен престола. 11 ноября султан Махмед V подписал ираде. Турция объявила «джихад» — «священную войну» России и странам Антанты.

Командир германской Средиземноморской дивизии контр-адмирал В. Сушон возглавил объединенные германотурецкие силы на Черном море. Немецкие корабли получили турецкие названия — «Гебен» стал «Явуз Султан Селимом», «Бреслау» — «Мидилли», и 16 августа 1914 года на них были подняты турецкие флаги.

Как пишет исследователь А.Б. Широкорад в книге «Спор о Русском море»:

«Первым делом Сушон затребовал из Германии сотни офицеров и квалифицированных специалистов из унтерофицеров и старшин — артиллеристов, минеров, дальномерщиков и других. Их распределили по наиболее боеспособным кораблям и фортам в Босфоре и Дарданеллах. Фортами в проливах стали командовать два немецких адмирала и 10 старших офицеров. Взяв в свои руки мощную радиостанцию Окмейдан (вблизи Константинополя), немцы восстановили независимую от корабельных радиостанций радиосвязь с фортами в проливах и Германией». Немцы интенсивно готовили турецкий флот к нападению на Россию.

В средине октября 1914 года германо-турецкие корабли вероломно напали на наше Черноморское побережье, обстреляв Новороссийск, Феодосию, Одессу и Севастополь. Еженедельник «Летопись войны» за октябрь 1914 года писал: «Истекшая неделя ознаменовалась вступлением в вооруженную борьбу новой союзницы Австро-Германии — Турции. В ночь на 16 октября германские крейсера «Гебен» и «Бреслау» и турецкий крейсер «Гамидие», сопровождаемые флотилией миноносцев и другими судами турецкого флота, действуя порознь, подвергли бомбардировке наши незащищенные черноморские порты: Новороссийск, Феодосию, Одессу».

Два турецких миноносца «Муавинет» и «Гайрет» ночью беспрепятственно вошли в гавань Одессы и обстреляли торпедами и артиллерийским огнем стоящие там корабли и суда, потопив канонерскую лодку «Донец», выведя из строя канонерскую лодку «Кубанец» и минный заградитель «Бештау», разрушив несколько причалов. Этот набег унес жизни 25 русских моряков. В то же время турецкий крейсер «Гамидие» обстрелял Феодосию и потопил торговое судно.

16 октября Севастополь объявили на осадном положении. Власть в городе сосредоточилась в руках командующего Черноморским флотом адмирала А.А. Эбергарда и коменданта крепости генерал-лейтенанта А.А. Ананьина.

Для нейтральной Турции это было верхом подлости! Попирая принципы невмешательства, «нейтральная» Турция, приняв «в дар» два германских крейсера «Гебен» и «Бреслау», после того как они укрылись от английского флота в турецких водах, «прикрыла их турецким флагом» и оставила в турецких водах в качестве боевых единиц Германии в Черном море для действий против России.

Чтобы скрыть факт вероломного нападения, турецкое правительство опубликовало в Константинополе официальное сообщение, в котором сообщалось, что во время, когда турецкая эскадра проводила маневры в Черном море, она была внезапно атакована русским флотом, поэтому турецкое правительство возлагает ответственность за начало военных действий на Россию. Это была наглая ложь!

Российское правительство заявило: «…до начала враждебных действий Турцией русский флот таковых действий со своей стороны не предпринимал, и что если бы инициатива нападения исходила от русского флота, то внезапного нападения турецкого флота воспоследовать не могло бы».

Газеты «Русская Ривьера», «Крымский вестник», «Южные ведомости» и другие издания поместили на своих полосах специальные рубрики крупным шрифтом «Война» и первым сообщением опубликовали текст, полученный от Генерального штаба армии:

«Августейший верховный главнокомандующий велит поставить в известность всех чинов действующей армии и население, что Россия воюет с Германией. Воюет по вызову общего врага всего славянства. Стоило надменному тевтону обнажить свой меч против нас, как восстала вся страна, в едином порыве. Этот день будет вписан крупнейшими буквами в историю Отечества».

16 октября 1914 года последовал приказ по Кавказской армии:

Приказ по Кавказской армии от 16 октября 1914 года

Турки вероломно напали на наши прибрежные города и суда Черноморского флота. Высочайше повелено считать, что Россия в войне с Турцией, войскам вверенной мне Кавказской армии перейти границу и атаковать турок.

Генерал-адъютант Граф Воронцов-Дашков

На следующий день последовал Высочайший Манифест с объявлением Россией войны Турции.

МАНИФЕСТ

Божиею милостию МЫ НИКОЛАЙ ВТОРОЙ Император и Самодержец Всероссийский, царь Польский, Великий князь Финляндский, и Прочая, и Прочая, и Прочая.

Объявляем всем верным НАШИМ подданным: В безуспешной доселе борьбе с Россией, стремясь всеми способами умножить свои силы, Германия Австро-Венгрия прибегли к помощи Оттоманского Правительства и вовлекли в войну с НАМИ ослепленную ими Турцию. Предводимый Германцами Турецкий флот осмелился вероломно напасть на НАШЕ Черноморское побережье. Немедленно после сего повелели МЫ Российскому Послу в Царьграде, со всеми чинами посольскими и консульскими, оставить пределы Турции. С полным спокойствием и упованием на помощь Божию примет Россия это новое против нее выступление старого утеснителя христианской веры и всех славянских народов. Не впервые доблестному Русскому оружию одолевать турецкие полчища, — покарает оно и на сей раз дерзкого врага НАШЕЙ Родины. Вместе со всеми народами Русскими МЫ непреклонно верим, что нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря.

Дан в Царском Селе, в двадцатый день октября, в лето от Рождества Христова тысяч девятьсот четырнадцатое, Царствования же НАШЕГО во двадцатое.

«Николай»

Парадоксально, но именно выступление против Российской империи Оттоманской империи меняло для России все:

— давало войне новый, истинный, ясный и исторически оправданный смысл;

— давало соображения духовного порядка — Крест на Святой Софии;

— давало соображения политические — упразднение извечного врага — Турции;

— давало экономический фактор — Черноморские проливы, без которых Россия задыхалась.

Это придало войне новый великодержавный характер, которого не имела война с Германией и Австро-Венгрией. С этого момента во всех операционных планах Черноморского флота красной нитью проходило слово «Босфор». Стремление Российской империи к проливам являлось основной частью всей ближневосточной политики.

Каждое утро на флагштоках российских боевых кораблей взвивались Андреевские флаги. Блестящая столица Черноморского флота — Севастополь начинала свой день с подъема корабельных флагов.

Перед подъемом флага команда эскадренного миноносца «Лейтенант Пущин» выстраивалась на палубе повахтенно во фронт. Раздавалась команда «Смирно!». Командир эскадренного миноносца капитан 2 ранга Головизнин появлялся на палубе.

Ровно в 8 часов вахтенный офицер обращался к командиру: «Ваше благородие, время вышло!» На что командир отвечал: «Поднимайте!» После этого вахтенный офицер командовал: «Флаг поднять!», — и под звуки боцманских дудок поднималось по флагштоку бело-синее полотнище Андреевского флага, при этом офицеры снимали фуражки, а нижние чины бескозырки. Когда флаг доходил «до места», вахтенный офицер командовал: «Накройсь!»

После этого командир эскадренного миноносца спускался вниз, а ротный командир разводил матросов по работам. Начинался новый корабельный день.

Традиция торжественного подъема военно-морского флага сохранилась на кораблях и в советском военно-морском флоте и в современном российском ВМФ. Время оказалось бессильным перед этой флотской традицией. И подъем флага с широкой синей полосой внизу и красными серпом и молотом на белом фоне в советское время так же вызывал чувство гордости и сопричастности к истории российского флота, как и подъем славного Андреевского флага.

У каждого корабля своя линия жизни. Есть корабли больше, стоящие у причалов, а есть корабли труженики. Угольные миноносцы — из последних, из кораблей тружеников. Частые выходы в море эсминцев IV дивизиона для несения дозорной службы, в том числе и эскадренного миноносца «Лейтенант Пущин», чередовались погрузками угля, приемом боезапаса, масла и воды и снова в море. Через каждые 450–500 миль хода требовалась бункеровка. Погрузка «чернослива», как называли матросы уголь, на угольных миноносцах была по настоящему «адской» работой. Уголь матросы переносили в мешках на спине и ссыпали в горловины угольных ям. Переносили тонну и более на человека. Опытные матросы заталкивали в рот паклю от проникновения в легкие тонкой угольной пыли. Матросские спины заливал пот, смешанный с угольной пылью, и эта «абразивная» смесь раздирала кожу шеи, плеч, подмышек, проникала в глаза и уши. Уголь, уголь, уголь…

А на Крымском полуострове бушевала золотая осень. Бархатный сезон был в разгаре. Как никогда долго в ту осень 1914 года цвели магнолии. Каждый день с полуострова в столицу уходил паровоз с одним вагоном, в котором везли цветы ко двору императрицы. Словно и не было войны, словно и не остались лежать навечно в Восточной Пруссии тысячи погибших русских солдат!..

Настоящая война пришла в город вместе с «Севастопольской побудкой» в 6 часов 33 минуты 16 октября 1914 года, когда германский крейсер «Гебен» открыл огонь по главной базе Черноморского флота.

Двадцатиминутный обстрел Севастопольского рейда ничего не дал. Позже Морской генеральный штаб сообщал: «…несколько снарядов попало в город, не причинив значительных повреждений и не вызвав жертв в людях, один снаряд попал в угольные склады, другой ударил в полотно железной дороги и один, разорвавшись около здания морского госпиталя осколками убил двух больных и ранил восемь нижних чинов».

Крейсер «Гебен» обстрелял и 16-ю батарею имени генерала Хрулева, расположенную между деревней Учкуевка и устьем реки Бельбек. Батарея открыла ответный огонь по «Гебену». Комендант Севастопольской крепости генерал-лейтенант А.Н. Ананьев в рапорте доносил, что при обстреле «Гебеном» батареи на ней внутренним взрывом было разрушено одно из четырех 10-дюймовых орудий образца 1896 года, убито шесть и ранено одиннадцать нижних чинов, из которых один умер от ран.

После 25 минутного обстрела Севастополя, в ходе которого комендоры крейсера «Гебен» выпустили лишь 47 снарядов орудий главного калибра (боезапас 810 снарядов) и 12 снарядов орудий среднего калибра (боезапас 1800 снарядов).

Ответную стрельбу по «Гебену» вели береговые батареи крупных и средних калибров Северного и Южного отделов Севастопольской крепости. В условиях тумана и из-за отсутствия централизованного управления стрельбой батарей в «Гебен» попало лишь три снаряда. Они взорвались около задней трубы и причинили незначительные повреждения, но потери в живой силе были немалые. Крейсер «Гебен» резко снизил скорость и, развернувшись… полным ходом, на зигзаге, вышел из-под обстрела и ушел в открытое море!

В этой истории до сих пор много непонятного. Формальное объяснение отключения электрической цепи минного поля тем, что на подходе к Севастополю был минный заградитель «Прут», не убеждает. Особенно с учетом того, что еще 13 октября морской агент в Стамбуле, капитан 1 ранга Щеглов сообщал о планах Турции нанести внезапный удар по Севастополю, а 14 октября в 20 часов 35 минут было получено сообщение от идущего в Константинополь парохода «Королева Ольга» о встреченных им в 17 часов 30 минут в пяти милях от выхода из Босфора крейсерах «Гебен» и «Брелау» и турецкого крейсера «Гамидие» в сопровождении нескольких эсминцев. Наутро 15 октября другой русский пароход, «Великий князь Александр Михайлович», сообщил о встрече с «Гебеном» в районе Амасры. И даже когда прошли доклады от патрульных гидроаэропланов о появлении турецкой эскадры в 30-мильной зоне Севастополя приказа о включении минного поля не последовало. Странно!

Есть в этой истории и другая странность. Накануне был отдан приказ основным силам флота прекратить патрулирование прибрежного района Севастополя, вернуться и встать на «бочки» на внутреннем рейде.

Но есть и третья странность. Не отстреляв и десятой части своего боезапаса, крейсер «Гебен» неожиданно прекратил обстрел Севастополя и безнаказанно ушел…

Историки не могут дать вразумительного ответа на первые два вопроса. А что касается последнего, то они предполагают, что командир крейсера «Гебен» капитан 1 ранга Фридрих фон Аккерман, понимая, что после первого же его залпа может быть включено разомкнутое минное заграждение и гибель крейсера неизбежна, резко развернулся и полным ходом ушел с минного заграждения, притом что входил он на русское минное поле, даже не выслав вперед тральщика, словно зная, что минное заграждение отключено. Вопросы, вопросы…

В тот же день крейсер «Гебен», которого моряки прозвали «Летучим немцем», за его феноменальную по тем временам для крейсера скорость 28 узлов и два турецких миноносца «Ташос» и «Самсун» пересеклись с русскими дозорными эскадренными миноносцами «Лейтенант Пущин», «Жаркий» и «Живучий», вышедшими на прикрытие минного заградителя «Прут», возвращавшегося в Севастополь с минами на борту.

Исследователь Д.Ю. Козлов в работе «Странная война в Черном море» писал об этих событиях: «…Для несения дозорной службы перед Севастополем капитан 1 ранга М.П. Саблин направил эскадренные миноносцы «Лейтенант Пущин» (капитан 2 ранга В.С. Головизнин), «Живучий» (капитан 2 ранга А.А. Пчельников) и «Жаркий» (капитан 2 ранга С.А. Якушев) под брейд-вымпелом начальника дивизиона капитана 1 ранга князя В.В. Трубецкого. Уже на пути к Севастополю в 00 часов 15 минут князь Владимир Владимирович получил радио штаба флота: «В море «Прут», будьте осторожны. В случае появления неприятеля поддержите «Прут». Памятуя о приказе поддержать «Прут», который с рассветом должен был возвратиться в главную базу, князь В.В. Трубецкой направился к нему навстречу и вскоре усмотрел силуэт заградителя, находившегося к юго-западу от Херсонесского маяка.

Из-за тумана В.В. Трубецкой и его подчиненные кораблей противника не наблюдали. Начальник дивизиона распорядился увеличить ход и поспешил к «Пруту». Через четверть часа «Лейтенант Пущин» сотоварищи попал в поле зрения «Гебена», вышедшего из-под обстрела крепостной артиллерии. Князь В.В. Трубецкой, «открыв» в свою очередь грозный неприятельский дредноут, сыграл боевую тревогу».

Далее Козлов пишет: «Миноносцы подняли стеньговые флаги и еще десять минут лежали на курсе… Наконец, в 07 часов 10 минут, начальник дивизиона, видя, что «Гебен» продолжает двигаться в направлении беззащитного «Прута» решился на торпедную атаку».

Командир эскадренного миноносца «Лейтенант Пущин», флагманского корабля начальника дивизиона князя Трубецкого, капитан 2 ранга Головизнин подал команду, и на левом ноке эсминца затрепетал флаг «Рцы», сигнализирующий о минной атаке левым бортом, и, увеличив ход миноносца до полного, порядка 24–25 узлов, начал уклоняться влево.

В книге «Севастопольская побудка» писатель В.В. Шигин вложил в уста князя Трубецкого следующие слова: «Удастся ли нам выйти под выстрелами на дистанцию торпедной стрельбы или потопят раньше — это знает лишь Господь, но отвлечь немцев от «Прута», мы все же попробуем! — повернулся Трубецкой к командиру миноносца». Наверное, такие слова могли иметь место, но это и не так важно. Важно то, что экипажи миноносцев, не задумываясь, последовали завету русских моряков — «Сам погибай, а товарища выручай!».

Капитан 2 ранга А.П. Лукин, писатель русского морского зарубежья, так описывал самоотверженную и самоубийственную атаку дивизиона наших миноносцев на германский крейсер: «Это был потрясающий момент. В черных клубах валившего из всех труб дыма, в кипящих бурунах своего бешеного хода, с выдвинутыми за борт, в сторону врага, минными аппаратами неслись… миноносцы. В дыму белели их стеньговые флаги… Огромный тяжелый силуэт дредноута все ближе и ближе… Он видит атаку, но не открывает еще огня. Выжидает, чтобы лучше и вернее поразить врага. Его орудия взяли миноносцы на прицел. Еще мгновение, и он откроет по ним ураганный огонь. Опасность грозная. Притаившиеся у аппаратов люди… напряженно ждут условленной сирены минного залпа с флагманского миноносца…»

В.В. Шигин пишет: «Сначала капитан 1 ранга развернул свои эсминцы на параллельный курс с «Гебеном», а затем, приказав увеличить ход до максимально возможного, развернул свои маленькие корабли на стальной гигант. На фалах головного «Лейтенант Пущин» взвился флажный сигнал «Торпедная атака». Выжимая из старых изношенных машин все возможное, флагман Трубецкого возглавил эту атаку смерти. За головным эсминцем последовали «Жаркий» и «Живой».

Несмотря ни на что, начальник дивизиона капитан 1 ранга князь Трубецкой повел свои миноносцы на неприятельский крейсер, чтобы отвести смертельную угрозу, нависшую над минным заградителем «Прут», до которого было не более 70 кабельтовых».

Сейчас уже трудно сказать, что именно заставило командира отряда миноносцев капитана 1 ранга князя Трубецкого пойти в такую почти самоубийственную дневную торпедную атаку. Была ли это некая бравада, неразумная храбрость или же это была смелая попытка перехватить психологическую инициативу немедленным агрессивным поступком? Думаю, что именно последнее…

Исследователь Д.Ю. Козлов пишет: «Обнаружив дерзкий маневр русских, командир «Явуза» (турецкое название «Гебена». — А.Л.) тоже повернул влево, приведя дивизион В.В. Трубецкого на курсовой угол 60 градусов правого борта, открыл огонь по головному миноносцу «Лейтенанту Пущину». Дредноут стрелял шестиорудийными залпами противоминной артиллерии с дистанции 60–70 кабельтовых, которая постепенно сократилась до 45 кабельтовых. Первый залп лег с большим недолетом (8–9 кабельтовых), второй — недолетом в 1–2 кабельтова, третий — с небольшим перелетом. Четвертый залп дал три попадания 150-миллиметровыми снарядами».

В.В. Шигин подтверждает это: «…Четвертый залп накрыл головной «Лейтенант Пущин». Словно наткнувшись на стену, корабль дернуло из стороны в сторону. Над эсминцем взвился форс пламени и дыма. Отовсюду неслись крики раненых…»

В ходе этого боя, после залпов орудий «Гебена», на «Лейтенанте Пущине» вспыхнул пожар, вышла из строя вся прислуга подачи снарядов носового орудия, пострадали находившиеся на мостике сигнальщики, была разбита штурманская рубка и перебит привод штурвала.

Позже капитан 1 ранга князь В.В. Трубецкой докладывал: «От взрыва 6-дюймового снаряда, попавшего в палубу под мостиком и взорвавшегося в командном кубрике, вспыхнул пожар, и была выведена из строя вся прислуга носовой подачи. Следующим залпом с мостика смело всех сигнальщиков и разворотило штурманскую рубку и привод штурвала. Миноносец управлялся машинами. Нос миноносца начал погружаться, электрическая проводка была перебита, почему нельзя было откачивать воду из кубрика и погреба турбиною. Температура от разгоравшегося пожара быстро стала подниматься, почему начали взрываться патроны. Опасаясь взрыва патронного погреба и видя, что подойти к неприятельскому крейсеру на минный выстрел не удастся, повернул дивизион на восемь румбов от неприятеля…»

Под руководством командира капитана 2 ранга В.С. Головизнина и офицеров: лейтенанта А.А. Лиходзиевского, мичмана В.Г. Климовского, мичмана С.Я. Ярыгина, моряки «Лейтенанта Пущина» мужественно боролись за живучесть корабля. Унтер-офицер — электрик, несмотря на ранение, быстро отыскал повреждения электропроводки и заменил поврежденный провод, восстановив электропитание водоотливной турбины, благодаря чему начали осушение затопленных помещений эсминца. Трюмный унтер-офицер спустился во второй кубрик, невзирая на пожар, разгорающийся в расположенном рядом артиллерийском погребе, заделал подводную пробоину. На поврежденном ходовом мостике несколько матросов руками обдирали горящую парусину обвеса мостика, не дав распространиться огню. После того как осколками неприятельского снаряда было перебито рулевое устройство на ходовом мостике, руль был переведен на ручной привод благодаря грамотным и инициативным действия рулевого боцманмата.

Осевший носом, сильно поврежденный миноносец «Лейтенант Пущин» своим ходом в 8 часов 45 минут вернулся в Севастополь. Очевидцы вспоминали: «В Севастопольскую бухту «Лейтенант Пущин» входил с приспущенным Андреевским флагом. Над эсминцем стоял столб дыма, корма корабля была неестественно задрана вверх, а нос, наоборот, ушел в воду. Носовые надстройки были полностью снесены. Вся носовая часть эсминца дымилась». Собравшиеся на берегах бухты жители города молча смотрели на израненный корабль. Через час пришли эсминцы «Жаркий» и «Живучий», не получившие повреждений.

Несмотря на отчаянные и самоотверженные действия эсминцев минный заградитель «Прут» спасти не удалось. Под залпами «Гебена», командир «Прута» капитан 2 ранга Г.А. Быков пробил водяную тревогу и приказал старшему инженер-механику затопить загруженный несколькими сотнями морских якорных мин корабль! Экипаж минного заградителя «Прут», на котором после выхода из боя эскадренных миноносцев сосредоточил свой огонь «Гебен», вынужден был открыть кингстоны и подорвать днище корабля. Вместе с кораблем погибли лейтенант А.В. Рогузский, мичман К.С. Смирнов, боцман Калюжный и 25 нижних чинов. В этом бою принял смерть и судовой священник иеромонах Антоний, до конца соблюдавший Морской устав «находиться при раненых». Остальная часть экипажа, 268 человек, спаслась на шлюпках.

Боевое крещение офицеров и нижних чинов эскадренного миноносца «Лейтенант Пущин» было жестоким и кровавым. Пятеро погибших, двое — без вести пропавших и двенадцать раненых. Почти треть экипажа. Погибших моряков со всеми воинскими почестями похоронили на Северной стороне Севастополя на Михайловском кладбище. Позже установили памятник в виде скалы из диорита с эпитафией:

«Памяти нижних чинов

эскадренного миноносца

«Лейтенант Пущин»

доблестно погибших в бою

во время атаки 3-х миноносцев IV дивизиона

на германо-турецкий крейсер «Гебен»

в 7 утра 16 октября 1914 года.

Убиты и покоятся здесь:

кочегар II статьи Никифор Цуркан

сигнальщик Адольф Велижинский

матрос I ст. Леонтий Литвинов

матрос I ст. Иван Баран

матрос I ст. Карл Щербина

Пропали во время боя без вести (утонули)

сигн. боцманмат Кондрат Данюк

матрос I ст. Поликарп Пустовит

Этот памятник морякам миноносца «Лейтенант Пущин» я и видел в далеком 1962 году на тогда еще существовавшем старинном воинском Михайловском кладбище.

Забегая вперед скажу, что судьба миноносца «Лейтенант Пущин», участвовавшего в набеговых операциях на коммуникации и побережье противника и артиллерийской поддержке приморских флангов нашей армии, оказалась трагической. 25 февраля 1916 года при следовании на разведку в районе Варны (мыс Иланджик) миноносец подорвался на мине заграждения выставленной болгарами и, переломившись пополам, затонул. Грустно об этом писать, но по горькой иронии судьбы, корабль, названный в честь русского офицера, сражавшегося за независимость Болгарии от турецкого ига, был уничтожен болгарской миной, когда Болгария была в союзе с Турцией против России. Грустно, «братушки» болгары. Грустно…

Геройский экипаж миноносца «Лейтенант Пущин» за проявленное в бою с германским тяжелым крейсером «Гебен» мужество был представлен к орденам и медалям. Мичмана Сергея Яковлевича Ярыгина, Приказом по Морскому ведомству № 523 от 22 ноября 1914 года, наградили орденом «Святой Анны» 4-й степени с надписью «За храбрость».

Историческая справка

Орден «Святой Анны» существовал в системе наград Российской Империи с XVIII века. В 1815 году орден был разделен на четыре степени, при этом Аннинское оружие стало 4-й степенью. В 1829 году для более явного отличия Аннинского оружия от обычного, на эфесе стала добавляться надпись «За храбрость», а обычный темляк заменен орденским темляком цветов ордена «Святой Анны». Орденом «Святой Анны» 4-й степени награждали исключительно за личные боевые подвиги.

Каким же был Сергей Яковлевич Ярыгин, удостоенный ордена «Святой Анны» 4-й степени «За храбрость». Чтобы писать об этом, необходимо знать черты его характера, которые воспитываются, начиная с раннего возраста в семье, родителями, затем в гимназии и, в период взросления в юношеском возрасте, в Морском Кадетском Корпусе…

В Российском Государственном архиве ВМФ я получил документ, который и не надеялся увидеть. С волнением перелистываю «Аттестационную тетрадь» кадета 6-й роты Сергея Ярыгина, заведенную отделенным начальником лейтенантом Бергом в прошлом веке в далеком 1907 году. Именно отделенный начальник был для мальчишек-кадет тем человеком, который воспитывал в них чувство собственного достоинства, ответственности, требовательности к себе и другим, чувство гордости воинской службой и любовь к Отечеству. Его ежегодные характеристики, данные воспитанникам, полны заботы, внимания, участия и понимания юношеской психологии. Передо мной архивный документ с характеристикой данной лейтенантом Бергом кадету Сергею Ярыгину по итогам 1907/1908 учебного года в «Аттестационной тетради» в графе «Общие черты и особенности характера кадета, с указанием свойства его отношений: а) к основным требованиям нравственности, б) к установленным в корпусе правилам для кадет и к налагаемым на них обязанностям и в) внешним требования благовоспитанности»:

Очень способный к наукам; очень прилежный, усидчивый и любознательный мальчик; никогда не сидит без дела, всегда занят чем-нибудь полезным; трудолюбив, хорошо воспитан и серьезный. Скромный и жизнерадостный; хотя держится совершенно обособленно и одиноко, ни с кем особенно не сходясь, тем не менее всегда охотно беседует, играет с каждым и помогает каждому товарищу; любим ими; отпуском дорожит, религиозен, опрятен; к старшим относится вежливо и несколько застенчиво. Правдив и заслуживает полного доверия. К правилам и обязанностям относится серьезно и исправно».

Лейтенант Берг.

(РГА ВМФ Ф. 432. Оп. 7. Д. 3441. Л. 30)

Характеристика по итогам 1908/1909 учебного года:

«После предыдущей характеристики остался неизменно хорошим, примерным, внимательным и добросовестным юношей. Основные черты характера остались без изменений. Прибавилась жизнерадостность и к товарищам стал дружелюбен и общителен».

Лейтенант Берг

Характеристика по итогам 1909/1910 учебного года:

«В предыдущих характеристиках изменений не произошло».

Старший лейтенант Берг.

(РГА ВМФ Ф. 432. Оп. 7. Д. 3441. Л. 31)

Физически, как писал офицер-воспитатель, Сергей «развит вполне нормально, но несколько мал ростом». Он почти не болел. В лазарете лежал один раз в январе 1909 года: «7–24 января. Болел в лазарете. Растяжение голеностопных сочленений».

Конечно, как и любой юноша, Сергей Ярыгин был активным и непоседливым, что следует из «Хронологического перечня проступков кадета». Проступки были совсем незначительны и соответствовали возрасту:

1907 год.

15 ноября. Смеялся во фронте. Замечание.

17 ноября. Свистел в классе во время отсутствия преподавателя. Выговор.

1908 год.

7 ноября. Дурно шел во фронте от вечернего чая. Выговор.

1909 год.

22 марта. Шел во фронте смеялся и умышленно топал ногою. Выговор.

Лейтенант Берг.

(РГА ВМФ Ф. 432. Оп. 7. Д. 3441. Л. 29)

Зато учился Сергей Ярыгин блестяще. За 1909–1910 учебный год в Старшем общем классе он имел следующие годовые баллы: «Закон Божий — 12, алгебра — 11, геометрия — 12, тригонометрия — 11, история — 12, география — 12, естествознание — 11, физика — 12, русский язык — 9, французский язык — 11, английский язык — 10, поведение — 12».

По итогам морской практики 1909 года в аттестации кадета 5-й роты Сергея Ярыгина отмечается: «Поведение — 12 баллов. Исполнение служебных обязанностей — Очень исполнительный. В занятиях — Старательный, хорошо работает. Степень способности к морской службе — Способен. С любовью относится к морской службе. Баллы за морскую практику: Морское право — 5, Такелажные работы — 5, Сигнальное дело — 5, Уставы — 5, Артиллерия — 5, Управление шлюпкой — 5.

Первые отпуска кадет Сергей Ярыгин проводил в СанктПетербурге у тетушки Александры Илларионовны Эйсмунд, проживавшей по адресу: угол Садовой ул. и Апраксина, д. 1/32, кв. 84. Именно на нее был выдан годовой билет на право брать кадета в отпуск.

В 1909 году Сергей в первый раз приехал в родную Рязань в отпуск. Предстоящая поездка очень радовала Сергея. Встреча с родителями, с братьями и сестрой, с родным домом, где он не был долгих четыре года. Добирался до Рязани поездом. Радость родных от встречи трудно описать. Вся их семья сфотографировалась вместе на память.

Удивительно, но фотографический снимок сохранился в фондах Касимовского музея-заповедника. На обороте фотографии запись: «На память дорогим сестрам Маше и Анюте от Я. и Т. Ярыгиных 28 сентября 1909 г.». На фото родители с детьми, слева стоит молодой человек в форме — кадет Сергей Ярыгин. Пока у меня это единственное фотографическое изображение моего героя. Слава Богу, что оно вообще сохранилось и что оно у меня есть!

На парадном снимке отец семейства Яков Петрович в форме чиновника почтово-телеграфного ведомства с медалью на груди, рукой опирается на спинку кресла, в котором сидит мама Татьяна Васильевна с младшим сыном Дмитрием на руках. Рядом с отцом любимая дочь Мария в строгом гимназическом форменном платье. Ее рука на плече старшего брата Николая, сидящего на стуле, рядом средний брат Петр в гимназической форме. Сергей стоит слева на фотографии. Он виден в полный рост, как будто родители специально попросили его чуть отодвинуться, чтобы он был виден во всей своей кадетской флотской красе. Сергею на снимке 16 лет. Юноша стоит прямо, с плотно сомкнутыми губами, держа в руках бескозырку с белым чехлом, ленточки которой свисают вниз. Взгляд серьезный, взрослый… Все дети, и дочь и сыновья, похожи на отца, один Сергей очень похож на мать. В народе говорят, что это к счастью. Наверное, так и будет в жизни Сергея Ярыгина.

Через год, в 1910 году, перед летним отпуском, прочли приказ о производстве кадет 4-й роты в гардемарины 3-й роты. Гардемарин Ярыгин — звучит, радовался Сергей. Как радовался он и новенькому золотому якорьку на узких белых погонах.

И вот он уже во 2-й роте.

В летний отпуск 1911 года гардемарин Сергей Ярыгин был уволен командиром 2-й гардемаринской роты к родителям в город Рязань, сроком на тридцать суток по 8 сентября. Ему был выписан отпускной билет № 564. Гардемарин Ярыгин перешел, выражаясь современным языком, на предпоследний курс. Впереди два года учебы и золотые мичманские погоны.

Разбирая в Российском Государственном архиве ВМФ документы фонда 432, опись 7, дело 3441, я наткнулся на Служебную записку от 1 сентября 1911 года дежурного по сводной роте Морского Корпуса, в которой тот сообщает о проступке гардемарина Ярыгина в отпуске, выразившемся в неотдании воинской чести пехотному офицеру:

Служебная Записка

В 2 ½ часа дня явился гардемарин 3 роты Сергей Ярыгин, лишенный отпуска Комендантом гар. Рязани, и доложил, что у него отобрали билет, и он отправлен в Корпус за неотдание чести офицеру в городском саду.

Сентября 1 дня 1911г. Дежурный по Сводной роте офицер Лейтенант З…

(РГА ВМФ Ф. 432. Оп. 7. Д. 3441. Л. 7)

Весьма любопытно. Эта история меня заинтересовала. Работаю в архиве дальше и нахожу письмо № 5127 от 2 сентября 1911 г. за подписью исполняющего обязанности коменданта города Рязани полковника Беклемишева директору Морского Кадетского Корпуса.

Директору Морского Кадетского корпуса.

Представляя при сем рапорт Подпоручика 138 пех. Болховского полка Солдатова, доношу, что как из описанного в сем рапорте случая тяжкого нарушения гардемарином Ярыгиным воинского чинопочитания и дисциплины, так из личного доклада мне Комендантского Адъютанта вверенного мне Управления, заявившего, что им и некоторыми офицерами Рязанского Гарнизона неоднократно замечалось со стороны названного гардемарина уклонение от отдания воинской чести, я пришел к заключению, что дальнейшее пребывание Ярыгина в г. Рязани может вызвать со стороны его проявление еще более грубых форм распущенного и недисциплинированного поведения.

Случай с Подпоручиком Солдатовым произошел в публичном месте и вызвал скопление публики, вмешательство полиции и составление протокола на одного из присутствовавших лиц, в резкой форме протестовавшего против вполне законных действий названного офицера.

Все это побудило меня отправить гардемарина Ярыгина в корпус ранее окончания срока данного ему отпуска.

2 сентября 1911 г. № 5127 г. Рязань И. об. Коменданта г. Рязани,

Полковник Беклемишев.

К письму прилагался рапорт младшего офицера 138-го пехотного Болховского полка подпоручика Солдатова о происшествии:

«29-го сего августа в городском саду гардемарин Морского Корпуса Ярыгин Сергей, при встречах со мной не отдал мне установленной чести. Я несколько раз пропускал это, думая, что он не замечает, но видя, что это есть просто его нежелание, позвал его к себе, чтобы напомнить ему о его обязанностях. Он ответил: «Мы с армией ничего общего не имеем, и я гардемарин». Я ему указал, что у нас в русской армии для чинопочитания существует один устав для всех родов оружия, Высочайше утвержденный. Когда я сделал ему замечание, то он держал себя предосудительно в дисциплинарном отношении, расставив ноги и жестикулируя руками, так, что обращал на себя внимание посторонней публики, ни разу не приложив руку к головному убору. Я ему несколько раз об этом напомнил, но он не счел нужным принять это к исполнению. Видя, что мое замечание привлекает внимание посторонней публики, я узнал его фамилию и приказал на следующий день явиться коменданту. Во время разговора с гардемарином Ярыгиным я заметил, что от него сильно пахнет вином.

О вышеизложенном доношу. Подпоручик Солдатов

(РГА ВМФ Ф. 432. Оп. 7. Д. 3441. Л. 5, 6)

В тексте — подчеркнутое, выделено вышестоящим начальником красным карандашом. То, что в архиве сохранились подобные документы, большая удача! Именно вот это и есть сама жизнь! Будущий морской офицер, морской летчик, кавалер Георгиевского оружия «За храбрость» и многих орденов за личное мужество, предстает в этих документах живым человеком, со своим понятием гардемаринской чести, пусть даже несколько ошибочной, но своей. Сергею 18 лет, юность в нем бурлит здоровой жизнью… Он не испугался вступить в полемику с армейским офицером. Он так воспитан всей флотской системой, в этаком пренебрежении к армии, ко всем «армеутам». Он гардемарин, без пяти минут мичман, чувствующий свое превосходство, ведь за его спиной вся мощь Императорского военно-морского флота. И даже если от него пахнет вином, но он в отпуске! В заслуженном отпуске, после зачетов и экзаменов, после месяцев в море на боевых кораблях на морской практике…

Помню себя на предпоследнем — четвертом курсе Севастопольского Высшего военно-морского инженерного училища, когда впереди — пятый курс и золотые лейтенантские погоны. Меня никогда не тяготила дисциплина и не тяготила форма. Я гордился курсантской формой и, прогуливаясь в увольнении со своей избранницей по аллеям Приморского бульвара Севастополя, не переодевался дома в гражданку, хотя понимал, что в курсантской форме у меня больше шансов загреметь в комендатуру. В этом была своя особенная гордость. Еще на младших курсах я обратил внимание на то, что курсанты 4–5 курсов нашей «Системы» всегда считали себя выше армейцев, в том числе и младших офицеров. Держались с ними, я бы сказал, несколько презрительно, козыряли нечетко, а то и вообще не отдавали честь, что считалось особым шиком. Конечно, это было нарушение, но подобное фрондерство было очень развито… Такое бывало и со мной, как бывало и то, что выпитое в увольнении в компании вино не успевало выветриться, и приходилось возвращаться в училище «с запахом». Увы, что было, то было… Молодость, молодость!

Тем более воспитание в Морском Корпусе на примере героической истории флота, и не только флота, было специфическим… В Морском Корпусе гардемарин окружала сама история и традиции флота: и «компасный» зал, и «звериный коридор» c носовыми украшениями героических кораблей, и картинная галерея, с огромными полотнами маринистов, изображавших морские победы российского флота, в коридоре библиотеки — все это подтверждения исключительности флота. Писатель Борис Лавренев в повести «Синее и белое» писал об этих особенностях: «…Мы (гардемарины флота. — А.Л.) не соприкасаемся с армией. Армия: пехота, кавалерия, артиллерия… — не стоящее внимания месиво пешек. На шахматной доске войны флот — ферзь. Флот недосягаем. Кастовой порукой, частоколом аристократических традиций он отрезан от армии…»

Лавреневу вторит писатель-маринист Леонид Соболев в романе «Капитальный ремонт»: «…Гардемарины всегда вежливы…: надо уметь давать понять неизмеримую пропасть между захудалым армейским офицером и гардемарином Морского Корпуса — корпуса единственного на всю Россию, корпуса, в который принимают сыновей офицеров, потомственных дворян и чиновников не ниже четвертого класса Табели о рангах. Не пехотное провинциальное училище, куда берут без разбора, кого попало!..»

Можно понять подпоручика со скромной фамилией Солдатов — он не любил офицеров гвардии и офицеров флота. Гардемарин — мальчишка, нахал, одет с иголочки, самоуверен… Его ответы на не очень понятном флотском языке бесят подпоручика Солдатова, он начинает злиться… Похоже, отсюда и его заявление, что от гардемарина Ярыгина «сильно пахло вином». Отсюда и рапорт подпоручика коменданту города Рязани на два листа…

Удивительно, но в архиве сохранилось Докладная записка гардемарина 2-й роты Морского Корпуса Ярыгина об этом происшествии в городском саду города Рязани, и мы сто лет спустя можем выслушать обе стороны конфликта. Привожу его полностью:

Командиру 2-й роты Морского Корпуса

Гардемарина той же роты Ярыгина

Докладная записка.

Доношу Вашему Высокоблагородию, что находясь в г. Рязани в городском саду 29 августа сего года я был остановлен подпоручиком 138-го Болховского полка Солдатовым, который обратился ко мне со словами: «Вы пьяны?», на что я ответил отрицательно, но так как подпоручик Солдатов продолжал утверждать это, то я попросил освидетельствовать меня. После чего он спросил, почему я не отдаю чести, когда проходил мимо него, на что я ничего не ответил; тогда подпоручик Солдатов записал мою фамилию, сказавши: «Я подаю на вас рапорт, и вы завтра явитесь в Комендантское управление». Я отвечал «есть». Он, очевидно, не понимал такого ответа. «Разве вы не знаете Воинского Устава?» Я сказал, что по Морскому Уставу на приказание офицера полагается отвечать «есть». Затем повторив, что подает рапорт, он отпустил меня. На другой день я явился в Комендантское управление, где Комендант приказал мне ехать в Корпус, что мною и было выполнено.

2-го сентября 1911 г. Гардемарин Ярыгин

(РГА ВМФ Ф. 432. Оп. 7. Д. 3441. Л. 9, 10)

Недаром говорится: «Начальство думает долго, но решает мудро». Здесь же в архивных документах сохранилась записка, выполненная рукою командира 2-й роты капитана 2 ранга Федорова: «Ярыгина адмирал приказал арестовать, а 7-го сентября на дисциплинарном Комитете доложить о нем».

(РГА ВМФ Ф. 432. Оп. 7. Д. 3441. Л. 2)

Какой же ты гардемарин, если не сидел на гауптвахте!

Эту любопытную историю, в общем-то вполне современную, хотя произошла она более ста с лишним лет назад, в гардемаринские годы службы Ярыгина, как и его кадетские аттестации, оценки его успеваемости в Морском Корпусе, сведения о его семье и родителях я привожу для того, чтобы у читателя возникло понимание, как складывался и формировался характер Сергея Яковлевича Ярыгина, что легло в его основу, что сформировало его как личность, чтобы можно было понять, почему в дальнейшем он действовал так, а не иначе, почему принял то, а не иное решение…

Осеннее небо не баловало голубыми красками. Море все чаще и чаще штормило…

По сообщениям штаба Верховного главнокомандующего русской армии: «…на Восточно-Прусском фронте германцы, потерпев неудачи против Варшавы, продолжали яростные атаки у Бакаларжева, неся огромные потери.» «…за Вислой наши части продолжали теснить противника на фронте Лодзь — Завихость, захватывая немецкие тяжелые орудия, парки и аэропланы». «21 октября 1914 года нашими войсками был одержан решительный успех — занят Сандомир, представляющий военный пункт, имеющий огромное значение для дальнейшего успешного развития операции в Галиции на реке Сане». «…на Франко-Бельгийском театре германцы окружили город Ипр». «На Южном фронте никаких крупных событий не произошло».

Совершивший пиратский набег на наше побережье, германо-турецкий крейсер «Гебен» получил достойное возмездие. 18 октября 1914 года отряд наших кораблей во главе с линкором «Евстафий» у мыса Сарыч перехватили крейсер «Гебен». Первые залпы прозвучали в 12 часов 24 минуты. Туман мешал прицельной стрельбе, вдобавок немцы поставили дымовую завесу, но это не помогло.

Как пишется в статье «За шаг до победы» напечатанной в журнале «Военное обозрение»: «Артиллерийская дуэль длилась всего 14 минут.…Первый же залп «Евстафия» накрыл «Гебен», 12 немецких моряков погибли мгновенно. Следующим попаданием накрыли погреба 152-мм снарядов, начался пожар и серьезные разрушения.…Этот краткий бой унес жизни 115 матросов и офицеров кайзера против 33 убитых на «Евстафии».

По воспоминания немецкого участника событий казематы германского крейсера «Гебен» представляли собой ужасную картину: «Смерть собирала свою жатву, храбрецы лежат искромсанные и разорванные на куски, другие сидят, внешне невредимые, облокотившись о переборки. С желтыми лицами — результат воздействия адского пламени».

Оторвавшись благодаря своей скорости, «Гебен» ушел зализывать раны в Босфор.

После боя с германским тяжелым крейсером «Гебен» эскадренному миноносцу «Лейтенант Пущин» требовался серьезный ремонт, и корабль стал в док судоремонтного завода в Севастополе. На палубе «Лейтенанта Пущина» стоял неумолчный пулеметный стрекот пневматических молотков, визг сверл и скрип мостового крана. Рабочие морского завода «Лазаревское адмиралтейство» заделывали подводную пробоину, заклепывали переборки развороченного мостика и клепали кромку основания станины носового орудия. Этот пронзительный, на разные голоса, стрекот пневматических молотков раздирал уши и пробирал до костей.

…Матросы, помогая мастеровым, таскали шланги пневматических молотков, красили надстройки, наводили порядок в корабельных помещениях. Мичман Ярыгин в рабочем кителе мотался по кораблю, контролируя рабочих сдаточной команды завода, ремонтирующих материальную часть его заведывания.

Когда находилось время, в основном после обеда, мичман Ярыгин просматривал газеты, в первую очередь бегло сообщения с фронтов и более подробно и обстоятельно о боевых действиях на море. Так, 25 октября 1914 года газеты сообщили о неудачном столкновении английских крейсеров «Глазго», «Гудхоуп» и «Монмоуз» с германской эскадрой, состоящей из крейсеров «Шарнхорст», «Гнисенау», «Лейпциг» и «Дрезден», у берегов Чили в далеком Тихом океане. Вот что писала газета: «Обе эскадры шли друг другу навстречу параллельными курсами, и каждое судно вступило в бой с соответствующим по порядку судном врага. В 7 час. 50 мин. произошел сильный взрыв в средней части крейсера «Гудхоуп», причем пламя поднялось на высоту 200 футов. Взрыв совершенно разрушил крейсер. Вскоре крейсер «Монмоуз» оказался сильно поврежден и накренился. Он повернул к суше… Спустя полчаса заметили до 75 орудийных вспышек, из чего явствовало, что неприятель добивает крейсер «Монмоуз». Крейсер «Глазго, не будучи в состоянии оказать помощь поврежденному судну, стал уходить полным ходом, дабы избегнуть уничтожения».

«Странно, — думал мичман Ярыгин, — очень странно…» Такое поведение английских моряков удивило его. Для русского моряка, для русского сердца — это было странно. А где же взаимовыручка? Где товарищеская помощь? Перед глазами возник недавний бой его миноносца, бросившегося в отчаянную и безрассудную атаку на тяжелый крейсер «Гебен», чтобы спасти минзаг «Прут». «Нет, у нас, у русских, — понимал Сергей, — свое понятие морского чести и морского братства!»

Через несколько дней, 28 октября газеты сообщили о гибели уже германских крейсеров «Эмден» и «Кенигсберг». Одного у острова Килинг в Кокосовом архипелаге в Индийском океане, а другого у берегов Восточной Африки. Как было написано в статье: «Германский крейсер «Эмден» пытался разрушить станцию беспроволочного телеграфа. Там он был настигнут английским крейсером «Сидней», который заставил его принять бой и пригнал к берегу. «Эмден» сгорел. После поисков германского крейсера «Кенигсберг» британский крейсер «Шэхам» обнаружил его в шести милях по реке на острове Мафия, у берегов германской Восточной Африки. Англичане обстреляли крейсер с моря и затопили в реке угольщики: таким образом крейсер «Кенигсберг» как-бы арестован». Все это было любопытно, но очень и очень далеко от войны в России, за тысячи миль в далеких Тихом и Индийском океанах.

«Да, — понимал мичман Ярыгин, — эта война действительно мировая, потому что идет по всему земному шару».

…В разгар ремонтных работ 3 ноября 1914 года мичман С.Я. Ярыгин, получив назначение на линейный корабль «Георгий Победоносец» на должность вахтенного офицера, убыл с эскадренного миноносца «Лейтенант Пущин». Жаль было расставаться с экипажем и офицерами, с которыми было столько пережито, но служба есть служба.

…Громада линейного корабля «Георгий Победоносец», стоявшего в Северной бухте на бочке № 3, быстро приближалась. Мичман Ярыгин воспользовался линкоровским баркасом, подошедшим к Графской пристани, и, вместе с группой офицеров, поднялся на борт, отдав честь Андреевскому флагу и доложив о прибытии дежурному офицеру.

Линкор «Георгий Победоносец» — барбетный броненосец, построенный на заводе РОПиТ в Севастополе в 1893 году. Полное водоизмещение 11 940 тонн, длина 103 метра, ширина 21 метр, двухвальная вертикальная паровая машина тройного расширения и 16 цилиндрических котлов. Скорость 16 узлов, дальность плавания 3500 миль экономическим ходом. Экипаж 26 офицеров и 616 нижних чинов. Артиллерия — шесть 305 мм орудий, 14 орудий калибром 152 мм, семь 381 мм торпедных аппаратов.

С 1910 года «Георгий Победоносец» числился брандвахтенным кораблем, неся службу у входа в Севастопольскую бухту.

На момент прибытия на линкор мичмана Ярыгина, 3 ноября 1914 года, корабль стоял на бочке в Северной бухте и использовался в качестве штабного судна. На линкоре располагался штаб Черноморского флота. Служба на штабном корабле имела свои особенности. Офицеры корабля были постоянно на глазах то командующего флотом, то начальника штаба флота. С другой стороны, корабль не выходил в море, поэтому вахтенные офицеры несли только дежурства по кораблю.

Этапы службы на кораблях Черноморского флота мичмана С.Я. Ярыгина подтверждаются документом сохранившемся в РГА ВМФ:

Мичман ЯРЫГИН Сергей Яковлевич

Год Суда Общее Ранг Док-т Род По цензовым К вознагражд.

число судна плавания

правам за плавание дней

1908–1912 Воспитанником

1913 Кор. Гардемарином с 14 апреля 1913 г.

л.к. «Евстафий» 143 I вып. вн. 15 мая по 5 октября 1913 г.

Мичманом с 5 октября 1913 г.

14 окт.1913 г. зачислен в Черноморский флот. эк.

1913 л.к. «Евстафий» I вып. вн. 5 нояб. 1913 г. по 12 марта 1914 г.

1914 э.м. «Лейт. Зацаренный» II вып. рез. 12 марта по 23 апреля

1914 э.м. «Лейт. Пущин» III вып. вн. 23 апреля по 3 ноября

1914 л.к. «Георгий Победоносец» I вып. вн. 3 нояб. 1914 г. по 13

марта I915 г.

(РГА ВМФ Ф. 873. Оп. 28. Д. 73. Л. 2, 2 об.)

Служба на штабном корабле «Георгий Победоносец» позволяла мичману Ярыгину чаще бывать на берегу и посещать Севастопольский аэроклуб. Морская служба не тяготила Сергея, но он все чаще и чаще, глядя в голубую, манящую синь неба, представлял себя в кабине аэроплана, чтобы еще и еще раз ощутить загадочное, непередаваемое чувство полета. Его душа тянулась к небу!

Январь 1915 года в Крыму не радовал теплой погодой и устойчивыми метеорологическими условиями. Пару дней были теплыми, потом погода испортилась почти на месяц. В феврале мичман С.Я. Ярыгин сделал первый шаг навстречу своей мечте, подал по команде рапорт о зачислении его в авиацию Черноморского флота учеником-летчиком.