Эстер и садовые ножницы

Александр Веретельник

«Эстер и садовые ножницы» – дебютная книга Александра Веретельника. В основу сюжета положена реальная история двух простых людей – Ольги и Артура – ставших жертвами торговли людьми в одной из стран Восточной Европы. Книга повествует о непростой судьбе Эстер – матери-одиночки, которая решилась выехать на заработки в Европу из охваченной кризисом Украины, о трудностях, с которыми она столкнулась на новом месте, связавшись с мошенниками выдававшими себя за работодателей. Станет ли Эстер, пройдя через них, сильнее или все же сломается под тяжестью навалившихся на ее испытаний? Вы узнаете об этом прочитав книгу.

2. Тетя Элла

Воскресное утро пахло блинами и сывороткой. Эстер в переднике своей матери хлопотала возле плиты, переворачивая на сковородке блины. Зинаида Павловна курила, сидя на табуретке возле приоткрытого окна, из которого в тесную кухню просачивался шум просыпающегося большого города. За столом, накрытым советской клеенчатой скатертью, на стуле сидела полная пожилая женщина с красными бусами на стареющей шее. Она сворачивала треугольниками испеченные Эстер горячие блины и уплетала их за обе щеки, запивая сывороткой из граненого стакана. Звали ее тетя Элла. Она была лучшей подругой матери Эстер, ее одноклассницей, а по совместительству — крестной Эстер. Прошло пару месяцев с тех пор как тетя Элла сбежала из Донецка. В Днепропетровске она остановилась у племянницы, но практически ежедневно приходила к Зинаиде Павловне в гости посплетничать, поспорить, пожаловаться и послушать жалобы. Вот и сейчас, в воскресное утро, она сидела на кухне у подруги и завтракала.

— Фартук мой запачкала, — укоризненно произнесла Зинаида Павловна, глядя на дочь.

— Что, мам? — переспросила Эстер, не расслышав язвительный комментарий матери из-за шума от плиты.

— Фартук мой, говорю, запачкала, — повторила Зинаида Павловна и, затушив в хрустальной пепельнице сигарету, выкинула окурок в окно.

— На то он и фартук, чтобы его пачкать, — себе под нос буркнула Эстер, уставшая от ежедневных замечаний и недовольства матери. — Тоже мне семейная реликвия. Курить бы ты бросала, мам. И для здоровья вредно курить в наше время, и для кошелька.

— А ты мои деньги не считай, — вспылила Зинаида Павловна. — Я их, между прочим, за свою пенсию покупаю.

— Только на пару пачек сигарет твой пенсии и хватает, — огрызнулась Эстер, выливая на сковородку тесто на очередной блин. — Лишний раз внучке шоколадки не купишь.

— Не ругайтесь, девочки, — вступила в разговор жующая тетя Элла. — Тесто любит спокойствие и тишину. Знаете, как оно негативную энергию впитывает? Я читала, что от теста, которое ее впитало, потом язва может открыться…

— Спокойствие мы в четырнадцатом году потеряли, — перебила ее Зинаида Павловна. — Вот дойдет сюда война — и будет нам «спокойствие»…

— Ты этой войны уже четыре года ждешь, а она никак не дойдет, — съязвила матери Эстер и, вытерев руки о передник, спросила у тети Эллы: — Чай ставить?

— Да, поставь, будь любезна, моя дорогая, — улыбнулась крестнице тетя Элла и, допив последний глоток сыворотки, добавила. — Не надо вам тут войны. Война — это страшно. Мы там, в Донецке, такое пережили. Ужас просто. Так что не каркай, Зинка.

— Да не каркаю я, — махнула рукой Зинаида Павловна. — Думаешь, хочу я ее? Вот вы в Донецке ее хотели? Нет. Но кто вас спрашивал? Вот и нас никто не спросит. Зато теперь у вас хоть порядок есть…

— Порядок? — тетя Элла икнула и потянулась за новой порцией горячих блинов. — Вот что ты, Зинка, говоришь? Какой у нас порядок? Я, вон, уехать вынуждена была от порядка, как ты говоришь.

— Рубль у вас ходит, — лениво ответила Зинаида Павловна, подкуривая очередную сигарету.

— И что мне от этого рубля? Я, вон, без пенсии осталась. Все мы остались. Никто не платит. Не ваши, не наши. Одними обещаниями кормят, — вздохнула тетя Элла.

— Зато кредиты вам разрешили не выплачивать, — выпустив дым ноздрями, сказала Зинаида Павловна и, прокашлявшись, продолжила: — А у нас что? Вон, Эстер моя без квартиры осталась. Платила, платила — и что? Все банку ушло.

— Да нет никаких «ваши» и «наши», — вмешалась в дискуссию Эстер. — Мам, мы вообще-то одна страна.

— Да много ты понимаешь, — отмахнулась от дочери Зинаида Павловна. — Вот ты на каком языке говоришь, а? А во Львове на каком говорят?

— Не знаю, не была во Львове, — ответила Эстер, снимая с плиты чайник. — В какую вам чашку, тетя Элла?

— Вон в ту, с пальмами, — тетя Элла выбрала себе чашку, кивнув на нее головой.

— Ну и хорошо, что не была, — продолжила Зинаида Павловна. — За русский язык во Львове и убить могут.

— Сказки все это, — Эстер сняла со сковороды последний блин и поставила ее в раковину остывать. — Не верю. Выдумки это все, чтобы народ в страхе держать.

— А ты поезжай и проверь, если смелая такая и если мать для тебя не авторитет, — обиженно ответила Зинаида Павловна, затушила сигарету и пододвинула табуретку к столу.

— Ну сама-то откуда знаешь, если ты там никогда не бывала? — неудоуменно спросила Эстер и добавила: — Ладно, хватит политики. Все уже от нее устали.

— Дело говоришь, — похвалила крестницу тетя Элла. — Как говорят в народе? Правильно: «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат». Вот пусть паны себе и дальше дерутся, а мы с вами блины будем есть. Расскажи-ка мне лучше, деточка, что там у тебя с работой. Постоянную так и не нашла?

— Нет, тетя Элла. Не нашла, — вздохнула Эстер. — Да и ничего путевого, похоже, не найду. Образование-то мне не дали…

— Есть у тебя образование, — Зинаида Павловна перебила дочь. — Ты, между прочим, кулинарное окончила. Я тебя выучила…

— Тоже мне образование, — перебила мать Эстер. — Ну и куда я с ним подамся? Даже в забегаловки уже никто не берет. Там сейчас все студентами занято. Никому я не нужна со своим «образованием».

— Неблагодарная, — упрекнула Зинаида Павловна дочь. — У других и такого нет.

— Для работодателей это не аргумент, — Эстер налила матери чай и, сняв передник, пошла к раковине мыть руки. — Говорят, что готовить может каждый.

— Да, деточка, тяжело тебе, — понимающие произнесла тетя Элла, дуя на горячий чай. — Из-за кризиса сейчас мало кто по этим кафешкам ходит. Денег-то у людей нет.

— У людей нет и у нас нет, — тяжело вздохнула Зинаида Павловна. — Хоть бы на алименты подала. Алиска-то подрастает…

— На какие алименты, мам? — Эстер не любила, когда мать начинала вспоминать Самира.

— На дикие… — буркнула Зинаида Павловна. — Отец он Алиске или кто? Вот пусть и платит. У него ведь там, в Азербайджане, кризиса нет? Нет…

— Нефти там много! — воскликнула тетя Элла. — Прямо Кувейт какой-то!

— Такой «Кувейт», что он сюда на заработки приехал, — ехидно ответила подруге Зинаида Павловна. — Да тут половина их Азербайджана сидит. Торгуют, воруют, разбойничают. А ты говоришь, что «Кувейт» у них там…

— Вот протянут газопровод в Европу и разбогатеют, — философски подняв палец кверху, произнесла тетя Элла и рассмеялась. — Глядишь, и Эстеркин, как его там…

–…Самир, — подсказала Зинаида Павловна.

— Да-да, Самир этот… — продолжила тетя Элла — …шейхом станет!

— Угу. Станет. А как же… — вздохнула Зинаида Павловна и обратилась к дочери: — Подумай все-таки над алиментами. Копейка лишней не будет…

— Не ты ли меня постоянно пугала, что если скажу, что у меня ребенок от него, он заберет Алиску и увезет к себе в Сумгаит? — Эстер с укором посмотрела на мать.

— Может, было бы и лучше для нее, если бы увез, — как ни в чем не бывало ответила Зинаида Павловна. — Ты-то что ей сейчас можешь дать? Ни жилья у вас своего, ни работы у тебя постоянной. Не жизнь у девочки, а сплошные страдания…

Услышав такое от матери, Эстер отвернулась к окну, еле сдерживая слезы. Тетя Элла покачала головой, глядя на подругу, которая явно испытывала удовлетворение от того, что причинила своей дочери боль, и, встав из-за стола, подошла к Эстер, приобняла ее и подбадривающее сказала:

— Не плачь. Все будет хорошо. Мы обязательно что-то придумаем.

— Да что мы, теть Элл, придумаем? — сдержать слез Эстер не удалось, и она расплакалась, уткнувшись лицом крестной в плечо. — Ничего мы не придумаем.

— Придумаем, придумаем, — тетя Элла, пытаясь успокоить Эстер, ласково похлопала ее по спине.

— Придумайте лучше, кто сковородку отмывать будет… — язвительно произнесла Зинаида Павловна, доставая из пачки последнюю сигарету.

— Зин, я тут знаешь о чем подумала? — тетя Элла задумалась и, не переставая успокаивать плачущую Эстер, повернула голову в сторону подруги.

— О чем? — без особого интереса спросила Зинаида Павловна, подкуривая сигарету.

— У Эстер есть загранпаспорт?

— Не знаю я, — пожала плечами Зинаида Павловна. — Нет вроде. Она ведь никогда не выезжала за границу. А чего спрашиваешь?

— Мысль у меня одна появилась, — сделав загадочное лицо, ответила тетя Элла.

— Какая?

— Инка моя, племяша, завтра идет в фирму одну, — продолжила тетя Элла. — Узнавать за работу в Польше. Там предложений сейчас много. Говорит, пару ее подруг поехали два месяца назад. Звонила им, говорят, что очень довольны. Эстер, слышишь?

— Что, тетя Элла? — всхлипнула Эстер.

— В Польшу хочешь, дорогая? Инка моя завтра идет в фирму договариваться. Я скажу, чтобы и тебя с собой взяла. Может, вместе поедете. В дороге не так страшно будет, — тетя Элла усадила Эстер на табуретку и принесла ей сухую салфетку. — Все, не плачь. Вытри слезы и подумай хорошенько.