Друзей в беде не бросают

Александр Васильевич Буренков, 2017

Во второй книге трилогии «Пиратская сага» рассказывается о приключениях капитана Алексея Гамаюна по прозвищу Дага в Старом Свете. Верность слову и мужской дружбе, смелость и находчивость помогают ему спасти друзей от смертельной опасности.

1. Приход корвета «Мечта» в порт Гавр.

Солнечным июльским утром 1677 года корвет «Мечта», преодолев Атлантику, подошёл к французскому порту Гавр. Преследования инквизиции и испанских охотников за головами вынудили его капитана, капера¹ Алексея Гамаюна по прозвищу Дага, уплыть из Нового Света. Он вёз письмо губернатора Тортуги кавалера де Пуансе для Людовика ХІV. В Гавре Гамаюн надеялся встретиться со своим наставником по пиратским делам капитаном Биллом Моррисом, которого в Береговом Братстве называли Драконом. Трюм «Мечты» был забит сандаловым деревом для голландского партнера русского купца Афанасия Епифанова, компаньона нашего героя. Дага планировал после Гавра зайти в Амстердам, где корабль должен был разгрузиться. По счастливому стечению обстоятельств в Амстердаме проживал и друг Даги барон Рауль Шредер, известный среди карибских пиратов как Каракатица.

Радуясь предстоящим встречам с друзьями, Дага находился в прекрасном расположении духа. Перед отплытием Дракона и Каракатицы в прошлом году с Тортуги, на прощальной вечеринке он пообещал им при первой же возможности встретиться с ними в Старом Свете.

Однако, не зря говорят: «Человек предполагает, а Бог располагает», удастся ли Даге выполнить задуманное? Именно эти мысли одолевали его, когда он рассматривал в бинокль крепость, портовые постройки, белые дома под красной черепицей, и рыбацкие баркасы. Да, да именно в бинокль, а не подзорную трубу. Предвидя недоумённый вопрос читателя, поясним: Алексей Гамаюн летом 2009 года по делам киевской турфирмы летел на Кубу. В Бермудском треугольнике произошла авиакатастрофа, «чёрная дыра» поглотила его и он оказался в 1675 году. Вера в себя и сильная воля позволили ему выжить и стать известным корсаром Дагой². В одном из набегов на испанские жемчужные промыслы он спас от смерти молодого индейца по прозвищу Соколиный Глаз, правнука вождя племени Мухакачи. В знак благодарности вождь подарил Даге старинный артефакт ацтеков — колдовское золотое кольцо с рубином, которое позволяет видеть прошлое и будущее, перемещаться во времени. С его помощью наш герой и побывал в родном Киеве, где приобрёл современные штурманские принадлежности, навигационные карты, секстант³ и бинокль. А теперь возвратимся к повествованию.

Пополудни от причала отвалила шлюпка и направилась к «Мечте». Четверо гребцов усердно налегали на весла.

— К нам гости, капитан, — услышал Дага голос боцмана Сильвестра Форстера. Этот французский дворянин, прозванный пиратами Удавом, с тревогой ожидал свидания с родиной. Спасаясь от гнева Людовика ХІІІ за убийство на дуэли королевского кузена, он бежал на Карибы, где судьба свела его с Дагой.

— Вижу, — ответил Дага, опуская бинокль, — Хороший гость — подарок для хозяев. Встретишь и проводишь в мою каюту. Удав кивнул и по широкому трапу спустился на палубу, где свободные от вахты матросы, негромко переговариваясь, с интересом наблюдали за подплывающей шлюпкой.

— Глянь-ка, видать наш брат, моряк, — пробормотал матрос по прозвищу Крюк, обращаясь к своему товарищу рослому канониру Баннику⁴. Эту кличку он получил за умелую работу по чистке пушек.

— С чего ты взял? — возразил канонир, — Зуб даю, торгаш или чиновник из портового управления.

— Побереги зуб, а то кусалку растеряешь. На парне морская куртка, шапочка и трубка во рту. Ставлю один к десяти, что это лоцман, — насмешливо ответил Крюк, поглаживая жесткие черные усы, — Видишь, гавань забита лоханками, аж в глазах рябит. Нам без лоцмана никак нельзя, Понял, пороховая голова?

— Книппель мне в парус! Пожалуй ты прав, — примирительным голосом отозвался Банник, доставая из кармана матросской куртки дешевую подзорную трубу. Досталась она ему по случаю: купил на Тортуге у пиратского капитана, проигравшего в карты свой шлюп. Всматриваясь в пассажира шлюпки и фигурки на причале, он насмешливо хмыкнул:

— Засуетились, дьяволы! И торговцы с разодетыми женами и детьми, и зеваки, и бродяги, и нищие, и портовые шлюхи. Чуют запах золота! Как растревоженный улей, поди, гудят. И жара им нипочём! Городишко-то, видать, славный, — есть, где повеселится. Как сойду на берег, первым делом напьюсь. Компанию составишь?

— Угадай с трёх раз, — засмеялся Крюк, — Горло высохло и просит влаги, так что я с тобой. Пропьём сперва твоё золотишко, а потом каждый своё, договорились?

— Думаешь у меня оно есть? — удивился Банник, — На Азорах пропил подчистую. Честно говоря надеялся на твоё угощение.

— Капитан выдаст монеты как только пришвартуемся, — вмешался в разговор кок Тихоня, — Я слышал его разговор с офицерами в каюте, когда подавал обед. Он так и сказал: « Мои матросы не должны выглядеть в Гавре нищенками, по команде судят о капитане и корабле». Так что погуляем с размахом.

— Стодневный штиль! — с восхищением воскликнул Крюк, — Капитан понимает морскую душу! До конца дней своих буду молиться за его здоровье.

Тем временем шлюпка подошла к борту. Умелые матросские руки быстро её пришвартовали. Канонир Банник помог коренастому, моложавому мужчине подняться на палубу. Тот, не выпуская трубку изо рта, скользнул взглядом по толпившимся матросам, рангоуту и такелажу. Внимательный зритель заметил бы, как на лице гостя мелькнула довольная усмешка. Матросы учтиво расступились. Вперёд вышел Удав:

— Милости прошу на борт. Я — Сильвестр Форстер, боцман. Капитан ждет вас. Прошу следовать за мной.

— Лоцман Пьер Лахесис, — с достоинством ответил гость и вразвалочку зашагал за боцманом.

Богатое убранство капитанской каюты произвело на лоцмана сильное впечатление: он остановился как вкопанный, робко стянул шапочку с головы, и, вынув трубку изо рта, молча уставился на Дагу. После минутного замешательства, осторожно ступая по мягкому персидскому ковру, подошел к Даге и прокуренным голосом пробасил:

— С благополучным прибытием в Гавр. Меня зовут Пьер Лахесис. Гавань и порт знаю как свою трубку. Обещаю мягкую швартовку.

— Я — Алексей Гамаюн, капитан королевского флота Франции, — представился Дага, окинув внимательным взглядом гостя, — Прошу к столу. Надеюсь, ямайский ром согреет душу, да и не терпится услышать рассказ о вашем чудесном городе. Мы здесь впервые, хотя корвет и приписан к Гавру.

— От рома не откажусь. Из Нового Света суда к нам иногда заходят, но приход такого корабля как ваш большая редкость. Когда он встал на якорь, горожане высыпали на набережную, а в лоцманской гильдии, что при портовом управлении даже жребий бросали, кто поведет его к причалу. Эта честь выпала мне, — с гордостью промолвил Пьер Лахесис, усаживаясь за стол, — Вы назвались капитаном королевского флота, значит, корвет принадлежит трону, не так ли?

— Я служу королю, а корвет — моя собственность, — улыбнувшись, ответил Дага, наблюдая как Удав наполняет ромом серебряные кубки.

— Откуда к нам пожаловали? — поинтересовался лоцман, раскуривая трубку.

— Из Кайона, что на Тортуге, — ответил Дага, — Есть кое-какие дела в Гавре, да и в Париже хочу побывать. Так что думаю, недельки две у вас погостим. Когда поставите к причалу? После трудного перехода через Атлантику мои матросы рвутся в здешние таверны.

— Часика через три начнется прилив, и порт раскроет вам объятия. Глубины достаточные. Я мог приплыть к вам и позднее. Каюсь, грешен — любопытство взяло верх. Уж больно красив корвет. Оплата моих услуг для вас будет символической, — улыбнулся Лахесис, — Вы спрашивали о городе? Столетний старик! Рыбаки испокон веков плавают по Сене на побережье, ходят бить китов, ловить треску к Ньюфаундленду и Шпицбергену. Раньше здесь была часовня Божией Матери Нотр-Дам-де-Грас. В ней перед плаванием мореходы просили у Всевышнего удачи, а после возвращения Его благодарили. Со временем на левом берегу Сены появилось аббатство Гравиль-Сен-Онорен, а потом пошло-поехало: резиденция епископа Гавра, торговые дома, склады. Уютный городишко!

— В этих местах поселился мой давний друг — капитан Билл Моррис. Хочу его навестить. Вы что-нибудь слышали о нем? — поинтересовался Дага, наблюдая за реакцией лоцмана.

— Семейство шевалье Моррисов на слуху в наших краях. Отец Билла — капитан Ричард Моррис был отменным мореходом, да и сын ему под стать. Когда Билл приплыл из заморских колоний на шебеке «Горностай», я имел честь побывать на ней. Билл ведь с детства ходил с отцом на шхуне, а лет семь назад она пропала на Карибах. Ни слуху, ни духу. Матушка Билла с горя почернела, оплакивая мужа и сына. Со временем родовое поместье Моррисов пришло в упадок. Вдова получала мизерный пансион от Людовика XIII, а нынешний король не дал ей ни гроша. Как она не умерла с голоду? Неожиданное возвращение сына на богатом корабле и с кучей золота было для нее шоком. От радости заболела и вскоре умерла. Со слов Билла знаю, что на них напали пираты и его отец погиб в абордажной схватке, а сам он попал в рабство. Как сумел вырваться из него и чем занимался на Карибах для нас осталось тайной. Из прежнего паренька он превратился в морского волка и мало рассказывал о своей жизни в Новом Свете. Похоронив матушку, Билл привел в порядок отчий дом, а нынешней зимой женился на соседке — графине Антуанете де Валуа. Их поместья находятся в трех лье⁵ в сторону Парижа.

— Так, капитан Моррис здесь? — взволнованно спросил Дага.

— Нет, я слышал, что он ушел в море. Куда и зачем, не знаю. Думаю, его жена лучше меня осведомлена, да и в портовом управлении, полагаю, могут подсказать, — ответил лоцман, пыхнув трубкой. Колечки сизого дыма устремились к открытому окошку.

— Вот те раз! Надеялся увидеть старого друга, да видать не судьба, — огорчился Дага, — Подскажи-ка, а смогу ли нанять карету или верховую лошадь в городе?

— Думаю, сможешь, желающих подзаработать хватает, — отозвался Лахесис, — Уверен, что и наш интендант⁶ виконт Рауль де Бурже поможет капитану королевского флота. Не сочти за наглость, но я бы советовал нанести ему визит. К Раулю весьма милостив король.

— Спасибо за подсказку, обязательно воспользуюсь советом, — улыбнулся Дага и, переглянувшись с Удавом, добавил:

— Если не возражаешь, то предлагаю осмотреть корабль?

— Я не осмеливался попросить об этом, — воскликнул Лахесис. В его глазах сверкнули радостные искорки. Этот пятидесятилетний морской волк с двенадцати годков, бороздивший моря и океаны, с детским умилением мог часами рассказывать о далёких странах и жестоких штормах, в которых ему приходилось бывать. Кумир портовых ребятишек, списанный на берег после тяжёлого ранения, с сердечным трепетом встречал прибывающие в Гавр корабли. Он придирчиво их осматривал, пытаясь найти повод, чтобы поворчать на нынешних мореходов за нерадивую морскую службу. Если порядок на корабле ему не нравился, он завышал в разы оплату за свои лоцманские услуги. Такое же испытание Лахесис приготовил и Даге.

— Тогда прошу на палубу, — засмеялся Дага, поднимаясь из-за стола. Слова лоцмана вызвали в его душе бурю эмоций: он уже жил в предвкушении встречи с Драконом.

Когда Дага, Удав и лоцман вышли из каюты, солнце медленно катилось к горизонту, покрывая позолотой морскую рябь. Оглянувшись по сторонам, Лахесис с удовлетворением подумал:

— Военный порядок на корвете. Не видно бездельничающих матросов. Палуба надраена. Золотом переливается судовой колокол. Канаты и веревки аккуратно сложены. Чистота! И это после перехода через Атлантику! А как на пушечной палубе?

С этими мыслями он попросил Дагу показать и корабельные орудия.

— Следуй за мной, — сказал Дага, — Главный канонир Эмиль Гарсия влюблен в пушки. И поверь, на любой волне, днем или ночью его ядра найдут цель.

То, что лоцман увидел у канониров, вызвало у него неописуемый восторг: вычищенные пушки, аккуратно сложенные в стеллажах ядра и бомбы, готовые к бою жаровни. Эмиль Гарсия, известный в пиратской среде как Мытарь, подошел и деловито спросил капитана:

— Какие будут приказания?

— Покажи-ка свое хозяйство нашему гостю. Пьер Лахесис поведет нас к причалу, — ответил Дага и, повернувшись к лоцману, добавил:

— Думаю, тебе понравится.

Мытарь, ухмыльнувшись, направился к пушкам и жестом руки пригласил лоцмана следовать за ним. Дага слышал, как он с азартом заговорил об орудиях:

— У нас пушки тридцать второго калибра. Они способны разрушить форт, а если под бортовой залп попадет вражеский корабль, то можно заказывать молебен за его упокой.

Между тем, Дага, поднявшись на ют, подозвал вахтенного штурмана Джимми, разглядывавшего Гавр в подзорную трубу:

— Поднимай-ка парней, будем готовиться к швартовке. Душа-то рвется на берег?

— Есть немного. Считай, три месяца в море. Стоянка на Азорах не в счет — дикари кругом, а здесь можно отдохнуть от морских передряг. Матросы мыслями давно уже на берегу — зардевшись, ответил Джимми.

— Не красней, штурман, хороший отдых нужен всем, — рассмеялся Дага, — Пора якоря сушить.

Джимми, радостно сверкнув глазами, бросился искать Удава. Не прошло и десяти минут как матросы, шумно переговариваясь, собрались у шпиля. Тем временем лоцман закончил знакомство с пушечным хозяйством Мытаря и поднялся по трапу на ют, где, облокотившись на планширь⁷, стоял Дага. Услышав шаги, он обернулся:

— Как знакомство с кораблем?

— Ваша милость, я в восторге, — с восхищением ответил лоцман, — Поверьте, многое повидал на своём веку, но такое вижу впервые! Я бесплатно поведу корабль в порт. Он поразил меня не только красотой, но трудолюбивой командой, а это заслуживает поощрения

— Как воспримет город наш салют из пушек? — поинтересовался Дага, придерживая рукой шляпу от порыва ветра.

— Двенадцать залпов, как бы по числу апостолов, в самый раз, — ответил Лахесис, — Прилив уже начался. Пойдем под кливером.

— Вот и славно, вот и хорошо, — довольным голосом промолвил Дага и, повернувшись к штурману Джимми, скомандовал: — Поднять якорь, ставить кливер, канонирам приготовиться к салюту. Двенадцать залпов.

Через мгновение над палубой рассыпалась трель боцманской дудочки, послышались короткие команды. Заскрипел шпиль, загрохотали якорные цепи. Затрепетало полотнище кливера, наполняясь свежим ветром. Корвет дрогнул и медленно поплыл. Лоцман встал за штурвал. Его лицо озарилось улыбкой. Дага подозвал штурмана:

— Бери двух лотовых матросов и бегом на бак. Делай промеры каждую минуту и отмечай на карте.

Джимми кивнул, взял с нактоуза карту и спустился на палубу. Лоцман тем временем, ориентируясь по известным только ему приметам, осторожно направил «Мечту» вдоль наполненного мутной, зеленоватой водой канала с каменистыми берегами, изъеденными временем и поросшими густой травой. Когда на траверзе⁸ показался форт, величественно возвышающийся на мысе Гев, корвет окутался пороховым дымом. Залпы салюта разорвали тишину. Морские птицы испуганно закричали и взмыли в небо. Над фортом поплыли сизые облака, и через мгновение по ушам резанул грохот двенадцати пушек. Городская набережная и причал бурлили людским потоком. Взоры горожан были прикованы к «Мечте».

Умело маневрируя, лоцман подвел корабль к причалу. С борта на берег полетели выброски⁹. Швартовщики их ловко подхватили и дружно потянули. Толпа зевак восторженно закричала, замахала шляпами и дамскими платочками. Когда швартовы были закреплены на битенгах¹⁰, заскрипела корабельная лебедка. Столпившиеся у фальшборта матросы с замиранием сердца наблюдали, как опускается трап на причал, который словно тонкая нить свяжет «Мечту» с желанным берегом. Их лица светились радостью в предвкушении отдыха после тяжких морских трудов. И вот трап на причале. Толпа зевак расступилась и к нему подошел красочно разодетый парень в элегантных ботфортах. Удав, наблюдавший за ним с борта, тихо пробормотал:

— Встречай, боцман, важную птицу. Видишь, как горожане перед ним учтивы.

Едва нога незнакомца коснулась палубы, он со знанием дела отсалютовал флагу и, окинув взглядом толпившихся матросов, направился на ют, где Дага разговаривал с лоцманом. Его остановил голос Удава:

— Приветствую на борту, сударь. Я — Сильвестр Форстер, боцман, провожу вас к капитану.

— Буду признателен. Меня зовут Мишель де Пуаре. Я — помощник интенданта Гавра, — представился незнакомец, слегка коснувшись рукой своей роскошной красной шляпы с белым пушистым пером.

Дага с интересом наблюдал за сценой знакомства Удава с франтоватым парнем, красочно выделявшимся одеждой на фоне матросских курток и рубашек. Лоцман, наклонившись к Даге, прошептал:

— Сам шевалье де Пуаре пожаловал. Это добрый знак, капитан. Не каждый корабль удостаивается внимания местной власти. По секрету скажу, этот вельможа близок к Лувру.

— Ну, что же, раз близок к королю, то и примем по-королевски, — отозвался Дага и шагнул навстречу посетителю.

— Добро пожаловать в Гавр, — услышал он мелодичный голос, — Я — шевалье Мишель де Пуаре, помощник интенданта Гавра виконта Рауля де Бурже.

— Рад приветствовать вашу милость на борту моего корвета. Меня зовут Алексей Гамаюн. Я — капитан королевского флота. Прошу в каюту. Надеюсь, вам понравится у нас, — промолвил Дага и учтиво поклонился.

В этот момент к ним подошел лоцман Лахесис. Он поприветствовал шевалье и, поблагодарив Дагу за гостеприимство, сошел на берег, где его тут же окружила толпа. Послышались голоса:

— Как корабль? Кто капитан? Надолго ли к нам?

Дага тем временем привел де Пуаре в каюту. Её богатое убранство произвело на него сильное впечатление. Он изумлённым взглядом окинул картины и оружие, развешанные на стенах, книги и навигационные карты в шкафу, красивую мебель и персидский ковёр на полу. Его глаза вспыхнули восхищением, а в голове молнией сверкнула мысль:

— У капитана прекрасный вкус, в нём чувствуется демоническая сила. Окладистая чёрная борода, столь непривычная для наших мест, придаёт выражению лица что-то мистическое.

Наблюдая за реакцией шевалье, Дага усмехнулся. Он привык, что убранство его каюты повергает в шок посетителей, которые обычно судят о моряках и кораблях по пьяным и распутным матросам, опустошающим винные подвалы в тавернах.

— Если бы расфуфыренные щёголи хлебнули полной чашей моря, испытали ужас шторма, когда трещат мачты и озверевшие волны готовы поглотить смельчаков, они бы уловили движение моей души сделать каждый миг жизни чуточку красивее и приятнее, — пронеслось в голове Даги. Улыбнувшись своим мыслям, он жестом руки пригласил гостя к столу, где томились в ожидании пиршества фрукты в хрустальной вазе, мясные и рыбные закуски, отличное французское вино, ямайский ром, серебряные бокалы, китайский фарфор и великолепные турецкие кофейники с дымящимся кофе.

Наполнив бокалы вином, Дага сказал:

— Отведайте, что Бог послал.

Шевалье де Пуаре улыбнулся и осторожно пригубил вино, пробуя на вкус. Тонкий аромат чудесного напитка приятно его удивил.

— Клянусь честью, прекрасное вино, даже во Франции такое редко встретишь, — воскликнул Мишель, опустошая бокал.

— Я рад, что вам понравилось. Как поживает Париж, что нового в Лувре? — поинтересовался Дага.

— Париж озабочен одним: где взять деньги и как успокоить разбушевавшихся соседей, — с сарказмом ответил де Пуаре и добавил:

— Признаться, не ожидал увидеть такую красоту на военном корабле. Будь я поэтом, ей Богу воспел бы вас в хвалебном панегирике. Уверен, что король доволен вашей службой.

— Может быть, может быть, — с грустью промолвил Дага, — На Карибах мне было проще, а здесь и не знаю, с какого боку к вельможе подойти. Сами понимаете, наша жизнь проходит в морских походах и грех отказывать себе в маленьких радостях. На суше-то мы гости, а море — наш дом.

— Трудно с вами не согласится, — сказал де Пуаре и поставил бокал на стол, — У дверей каюты я видел темнокожего матроса. Он из Африки?

— Нет, — ответил Дага, доливая вино в бокалы, — Индеец с Юкатана. Есть такой полуостров на Карибах. Мой слуга. Зовут Соколиный Глаз.

— Темнокожие слуги во Франции редкость. Их могут себе позволить лишь очень богатые люди, — заметил де Пуаре и внимательно посмотрел на Дагу, словно хотел прочесть его мысли, — Вы к нам пожаловали по делам или зашли пополнить корабельные запасы?

— Я выполняю поручение губернатора Тортуги кавалера де Пуансе, — отозвался Дага, улыбнувшись, — И хотел бы разыскать давнего друга капитана Билла Морриса.

— С такими рекомендациями вы будете желанным гостем как в Гавре, так и Париже. Я близко знаком с вашим другом, а если уж быть совсем точным, то знаю его с детства, — оживился де Пуаре. Его лицо просветлело, а в глазах мелькнули озорные искорки.

— Буду весьма признателен, если подскажите, где найти Билла, — сказал Дага. Он встал с кресла, прошёлся по каюте, пытаясь скрыть внутреннее волнение.

— Отчего же, подскажу. Недели три тому мы играли в карты у виконта Рауля де Бурже. Билл продул мне сто ливров. Как я понял из разговора, он подрядился доставить в Гавр ворвань¹¹ с Ньюфаундленда, — охотно ответил де Пуаре, — Должен был уже вернуться, но не вернулся. Ума не приложу, что случилось? Его жена графиня Антуанета де Валуа извелась от переживаний. Да и я в растерянности, не знаю, что и думать.

— В море всякое бывает: то шторм, то пираты, то многодневный штиль. Билл — опытный капитан. Не раз бывал с ним в передрягах. Он всегда выходил из них с честью. Уверен, что скоро увидим его шебеку в порту, — промолвил Дага, присаживаясь к столу.

— Дай Бог, дай Бог! — задумчиво отозвался де Пуаре, — Если понадобится помощь, обращайтесь. Друг моего друга — мой друг, не так ли?

— Я здесь впервые и буду благодарен, если подскажете, где смогу нанять карету для поездки в Париж. Мне нужно встретиться с министром финансов Жаном Батистом Кольбером, — сказал Дага, наполняя вином бокалы.

— С Кольбером? — раскрыл рот от удивления де Пуаре.

— Да, — подтвердил Дага и удручённо добавил, — В Париже ни разу не был, к министрам не вхож. Ума не приложу, с какого боку к нему подойти?

— Решено, — воскликнул де Пуаре, — В Париж едем вместе. Я проветрюсь от провинции и помогу встретиться с Кольбером. Мой кузен граф Жан де Море с ним на короткой ноге.

— Вы так милостивы! — промолвил Дага, чувствуя как в душе поднимается волна благодарности к шевалье.

— Господи! — подумал он, — На Карибах было проще: абордажи, драки, встречи с губернаторами. Здесь же всё по-другому. Мне рассказывали о дворцовых интригах, разобраться в которых под силу лишь искушенным придворным, и особом этикете в общении с вельможами. Кавалер де Пуансе предупреждал, что малейшая оплошность может легко привести на виселицу или в Бастилию. Само Провидение послало де Пуаре и я должен его щедро отблагодарить.

— До Парижа около двух суток хорошей езды, — прервал его размышления де Пуаре, — Когда намерены выехать? Моя карета к вашим услугам.

— Завтра встречусь с вашим начальством, и можем ехать, — ответил Дага и поднялся из-за стола. Он подошел к шкафу, заваленному навигационными картами и книгами, открыл потайную дверцу. Достав из сейфа малахитовую шкатулку, вернулся к столу.

— В знак моей искренней благодарности прошу принять скромный подарок, — сказал Дага, доставая из шкатулки золотой перстень с бриллиантом.

— Мне? — изумленно прошептал де Пуаре, — Божественная красота! Это же целое состояние!

— Вам, дорогой друг, в знак моей признательности, и не вздумайте отказываться, — проникновенным голосом ответил Дага и, взяв шевалье за руку, положил кольцо ему на ладонь.

— Ваша любезность и доброта сразили меня, — растроганно ответил де Пуаре, принимая подарок, — Клянусь честью, мое сердце и шпага с вами.

Наблюдая за реакцией гостя, Дага с удовлетворением подумал:

— Кажется, я приобрёл ещё одного друга. Молния в мачту, если слова этого парня не искренни!

2. Шпион иезуитов. Встреча с интендантом Гавра.

Прошло около часа, прежде чем Дага распрощался с шевалье, договорившись встретиться завтра в полдень в ратуши. В задумчивости он облокотился на планширь, наблюдая, как вечерних сумерках фигура де Пуаре растворилась у портовых ворот.

— Гости разошлись, пора и нам расслабиться, не правда ли, капитан? — послышался рядом голос Удава, — Атлантика позади, огни города манят к себе. Пора бы и горло промочить по случаю прихода.

— Отпускай команду на берег, и предупреди, чтоб вели себя аккуратно. Здесь не Тортуга, мигом в тюрьму угодишь. Оставишь на борту с десяток парней в помощь вахтенным. Потом зайдешь ко мне, и прихвати Лекаря с Мытарем. Есть разговор, — сказал Дага, не поворачиваясь к Удаву. Он не хотел, чтобы тот заметил грусть в его глазах. В сердце нашего героя холодной змеёй вползала тоска по домашнему теплу. Каждый моряк после долгого рейса рвётся душой к родному очагу, где в кругу близких людей можно отогреть сердце, загрубевшее в морских баталиях. Если услышите обратное мнение, не верьте ему — так болтают те, кто не бывал в штормовых морях, не ходил на абордаж, не спал в душных кубриках, не ел надоевшую солонину, не пил протухшую воду и не раздирал в кровь руки, закрепляя на немыслимой высоте паруса. Приход в порт для морехода всегда событие, вот и спешит он с радостью на берег, чтобы отдохнуть с друзьями за выпивкой и картами, почувствовать женское тепло, пусть даже портовых шлюх. Для него важно хоть на час забыть вой бури, грохот пушек, крики и смерть товарищей, пороховую гарь. С этими мыслями Дага отрешённо смотрел на манящие огни города и набережную, где толпились горожане. За игрой тёплого ветра со снастями ему чудилась колыбельная песня из далёкого детства, которая убаюкивала истосковавшееся сердце. Вдыхая полной грудью солоноватый запах моря, он тихо пробормотал:

— У каждого человека судьба расписана Богом в Книге жизней. По Его воле я попал в семнадцатый век! И испытаний отсыпал Он мне полной пригоршней. Слава Богу и награду дал достойную — «кольцо времени». Я смог из семнадцатого века вернуться в Киев, разыскать свою Настю и друга Артема. Вместе с ними вновь окунуться в Золотой век пиратов! Сколько пережили тогда мы приключений! Правда, на Азорских островах, пришлось с ними расстаться — Артем торопился на работу, а Настя, ставшая моей женой, захотела отдохнуть от корабля, моря и семнадцатого века. Да оно и понятно, переход через Атлантику был тяжелым даже для морских волков. Вот, закончу дела в Париже, куплю замок и заберу Настю.

— Забери, забери. Глядишь, якобинцы ей голову и оттяпают. Ты, что забыл историю средних веков? — рассмеялся внутренний голос, — Или собрался вечно жить в семнадцатом веке? «Кольцо времени» досталось тебе как шанс посмотреть и другие эпохи.

— Умеешь ты плюнуть в чужой стакан, — буркнул Дага и тихо добавил:

— Нельзя раскисать, иначе потеряюсь в мирской суете.

Решительно встряхнув головой, он открыл дверь каюты. Следом зашли Удав, Лекарь и Мытарь. Усевшись за столом, они вопросительно посмотрели на капитана. В их глазах Дага увидел, что мыслями они давно в таверне за дружеской выпивкой. Он прошёлся по каюте и остановился у книжного шкафа, бесцельно перебирая навигационные карты, старинные лоции¹².

— О чем задумался, капитан? — спросил Лекарь, наливая в бокал красное французское вино. Этого парня звали Томас Грей. Он закончил в Париже медицинский колледж и в поисках приключений на попутном судне сбежал из дома на Карибы. На подходе к Кубе на них напали корсары, и Грей оказался в трюме пиратского люггера. В Порт-Рояле его продали в рабство. Не выдержав каторжных работ на сахарных плантациях Ямайки, Лекарь бежал в джунгли. Долго скрывался от преследователей. Набрёл на индейскую пирогу, спрятанную в прибрежных кустах изумрудной лагуны. Стащил её на воду и в отчаянии поплыл, куда глаза глядят. Обессиленный от голода, он лёг на днище и отдался на волю волн. От смерти его спас пиратский капитан Железная Рука, заметивший утлую лодчонку недалеко от мыса Негрил, что на юго-западном побережье Ямайки. Так Лекарь оказался на люггере «Ласточка». Работал корабельным врачом, пока по воле Провидения не попал к Даге. Отец Грея, обедневший дворянин, после бегства сына слёг с приступом грудной жабы в своем поместье под Парижем.

— Надо отвезти королю письмо губернатора Тортуги. Шевалье де Пуаре предложил свои услуги. Воспользуюсь ими. Путь неблизкий, да и лишняя шпага всегда пригодится. Удав остаётся за меня, Мытарь ему помогает. Со мной поедет Лекарь. Как думаете? — спросил Дага, задумчиво теребя бороду, — Завтра пополудни заглянем к виконту Раулю де Бурже.

— В Париж одному соваться нельзя. Большой город, чуть зазевался и считай, пропал, — усмехнулся Удав, — Разбойников и проходимцев там не меньше, чем на Тортуге.

— Ну, ты даешь! Можно подумать, нашего капитана это испугает. Он же ни чёрта, ни дьявола не боится, — громко рассмеялся Мытарь, — Слов нет, в хорошей компании и поездка будет веселее. Лекарь учился в Париже, знает город. Соколиного Глаза берешь с собой?

— Нет. Останется на борту. Вы не забывайте, меня согласился сопровождать шевалье де Пуаре, — ответил Дага, — Этот парень дружит с Драконом, а Дракон кого попало, в друзья не берет. Ну, а теперь марш отдыхать! По глазам вижу, что рвётесь в город. Валяйте, я буду на борту.

Офицеры понимающе переглянулись и вышли из каюты. Оставшись один, Дага подошел к окну. Он любил такие минуты, когда можно спокойно собраться с мыслями, терзавшими душу, и попытаться ответить на извечный вопрос: «что делать?»

— Наш суматошный двадцать первый век выбросил из человеческих отношений теплоту. Баксы, телевизионная жвачка и компьютер посеяли одиночество среди людей, заменили реальное общение виртуальным, — с горечью подумал он, — Семнадцатый век встряхнул человеческие отношения, внёс в них свою изюминку, и честно говоря он мне нравится. Беспокоит одно: удастся ли вписаться в компанию вельмож?

— Опять расхныкался! — возмутился внутренний голос, — Глаза разуй и языком не мети улицу, Освоишься и при королевском дворе. Не Боги же горшки обжигают!

— Ну, ты и змей! Разве думал я раньше про перемещения во времени? — обозлился Дага на своего критика.

— Вот-вот, примитивная амеба, — ехидно буркнул голос, — Человечество у грани новой эры, а ты, тупица, не понимаешь, что говорящие роботы и полеты в космос — это цветочки. Еще при твоей жизни люди будут перемещаться в параллельные миры и во времени. Ты, кстати, уже путешествуешь то в Киев, то в семнадцатый век.

— Так — то оно так, — примирительно сказал Дага, всматриваясь в ночную мглу, — Кто же из нас над этим задумывается? Прошу тебя заткнись, и не зли меня.

— Я — твоя совесть, ее заткнуть нельзя, — поучительно ответил критик, — Замолкаю, раз просишь, но ненадолго, чтоб не расслаблялся.

Утро следующего дня выдалось тихим и безветренным. Море сковал штиль. Небо на горизонте позолотило солнце, и пушистые белые облака вздымались амфитеатром от солнечного диска до зенита, точно горные хребты, нагроможденные друг на друга.

Вахтенный матрос Крюк, перегнувшись через планширь, весело смотрел, как три пьяных матроса пытались зайти на трап. Каждый раз, когда они ставили на него ноги, он уходил из-под ног, и троица падала на причал. Громко ругаясь, матросы поднимались и упорно лезли на трап, чтобы снова свалиться на причал. В конце — концов, устав от безуспешных попыток подняться на борт, они опустились на четвереньки и поползли по трапу. В этот момент из каюты вышел Дага. Прищурившись от яркого солнечного света, он огляделся. Увидев свесившегося через планширь матроса Крюка, подошел к нему и, глянув на причал, спросил:

— Что за поросята лезут на борт?

— Капитан, наши парни ползут из таверны. Полчаса штурмуют трап, — смеясь, ответил Крюк.

— Матросы рвутся на корабль, а ты ржешь? — усмехнулся Дага, — Помоги им подняться на борт.

Прошло несколько минут, прежде чем пьяным парням удалось с помощью Крюка ступить на палубу. Обнявшись, они едва стояли на ногах. Чертыхаясь, крутили головами, бросая бессмысленные взоры по сторонам.

— Капитан, — икая, произнес один из них, — Трюм залили французским вином по самую крышку. Редкая гадость, скажу я вам. Вся таверна пила за ваше здоровье. Чтоб меня украл морской дьявол! Качает как в шторм. Сейчас бы глоток рому.

— Проспитесь сначала, — захохотал Дага, наблюдая, как троица, покачиваясь, направилась к кубрику, громко горланя:

— Пятнадцать человек на сундук мертвеца,

Ийо-хо-хо, и бутылка рому!

Пей, и дьявол тебя доведёт до конца.

Ийо-хо-хо, и бутылка рому.

Проводив матросов взглядом, Дага прошелся по палубе, придирчиво её оглядывая. Утренняя картинка его развеселила. Он вспомнил старую морскую присказку, услышанную от своего деда — военмора: «Если пьяный моряк дошел до корабля, и у него не хватило сил подняться на борт — это нормально. Если он при этом упал головой в сторону корабля — значит, душа его рвалась на борт. Утром налей ему рюмку на похмелку. Если же упал головой от борта, накажи за нерадивость».

— А мои парни дошли и заползли на борт, — громко засмеялся Дага, — Так и быть, прикажу Тихоне выдать рому всем, кто в это утро вернется на корабль.

Крюк, услышав смех капитана, удивленно посмотрел в его сторону, пытаясь разгадать причину веселья. Увидев, как Дага, обхватив шкот¹³ рукой, смотрит на море, пожал плечами и пошел на бак.

Тем временем в одной из келий аббатства Гравиль-Сен-Онорен пожилой монах — францисканец по имени Гизер, он же генерал ордена иезуитов слушал доклад одного из своих шпионов. Этот орден был официально утверждён римским папой Павлом III 27 сентября 1540 года. Его создателем был испанский дворянин Иньиго (Игнатий) Лопец де Рекальде де Оназ-и-де-Лойола, отпрыск обедневшей дворянской семьи. Орден имел четырёхступенчатую иерархию: в первый класс, самый низший, входили одарённые молодые люди после специальной подготовки в особых заведениях, где они воспитывались в преданности ордену. Наиболее талантливые и «твёрдые в католической вере» давали обеты нищеты, целомудрия, послушания и переходили на ступень выше. Их в ордене называли схоластиками и они могли служить в качестве миссионеров. По мере проявления способностей к тому или иному роду деятельности, схоластик поднимался на третью ступень в иерархии ордена и назывался уже духовным коадъютором, который мог быть назначен на должность учителя, проповедника или духовника. Верхнюю, четвёртую, ступень занимали профессы. Им поручали важнейшие должности по ордену, миссии и посольства. Во главе ордена стоял генерал, избираемый пожизненно профессами из своей среды. Он пользовался неограниченной властью в управлении орденом. Как известно, буря реформации, крестьянских войн затронула страны Западной Европы и поколебала вековое здание католической церкви снизу доверху. Её невежественные и развращённые служители утратили былой авторитет и прежнюю власть. Поэтому Ватикан возлагал большие надежды на иезуитский орден в борьбе со своими врагами. С XVI века иезуиты ретиво взялись за дело, выполняя главную цель ордена — «возврат заблудших масс в ограду церкви» любой ценой и любыми средствами. Для решения этой задачи им нужно было привлечь к ордену всеобщее внимание и поэтому в первое время иезуиты занимались делами благотворительности: создавали сиротские приюты, дома для стариков, ухаживали за тяжелобольными. И как только молва о «добрых» братьях Иисуса широко распространилась, Лойола освободил своих последователей от роли подвижников милосердия и обязал их идти в «мир», чтобы «угождать Богу» настойчивым подчинением своему влиянию людей разного положения. По их наущению тысячи еретиков были сожжены на кострах инквизиции.

Однако, вернёмся к нашему повествованию. Гизер, сидя на стуле за колченогим деревянным столом и, медленно перебирая четки, отрешённо смотрел на колеблющееся пламя свечи, отблески которого скользили по его морщинистому лицу и золотому кольцу с выгравированным знаком общества Иисуса, — символу безграничной власти. Этот шестидесятилетний монах около двадцати лет возглавлявший орден иезуитов был ярким представителем католической церкви, который искренне верил, что Папа Римский является наместником Бога на земле. Он, благодаря своему изворотливому уму и железной воле, сумел раскинуть шпионскую сеть от Пиренеев до Карпат и от Старого Света до Америки. Иезуитские щупальца как тараканы проникали в королевские покои и дома простых смертных, воинские казармы и купеческие гильдии. Врагов церкви Гизер именем Бога приговаривал к смерти, пуская в ход кинжал, яд или костёр, а их дома, земли и золото забирал орден. Любой провинившийся, с его точки зрения, перед папским престолом подлежал суровому наказанию и только глупец мог подумать, что ему удастся улизнуть от Гизера. История ещё не знала таких примеров, да и Дага не знал, какого врага он нажил в лице Гизера.

— В Гавр приплыл из Нового Света корвет «Мечта». Командует капитан королевского флота Алексей Гамаюн. В таверне его матросы устроили шумную попойку, прости их Господи. Обошлось, правда, без драк. Слышал, что капитан собирается по делам в Париж, — рассказывал невзрачный человечек средних лет в поношенном зеленом камзоле, нервно теребя руками широкополую шляпу и переминаясь с ноги на ногу. Это был Жульен Гране, служивший приказчиком в местной бакалейной лавке «Меркурий», пользующейся большим спросом у горожан.

— Из Нового Света от Святой Инквизиции скрылся известный пират Дага на корвете «Непримиримый». На Карибах он разгромил эскадру испанского адмирала Меркаса и захватил флагманский корабль с золотом из королевского каравана. Ты хоть представляешь, сколько золота украл нечестивец у короля Испании? Орден хочет его получить, — скрипучим голосом промолвил иезуит, — Ты должен побольше разузнать о капитане «Мечты». Не исключаю, что Алексей Гамаюн и есть Дага. Выясни, с кем встречается, найди его знакомых и друзей. Информацию собирай осторожно и помни, в случае провала тебя ждет костер.

— Я сделаю, как вы приказали, монсеньер, — упав на колени, дрожащим голосом ответил Гране и поцеловал протянутую руку Гизера.

— Ступай с Богом, — монах крестным знамением благословил шпиона, — И запомни, Дага мне нужен живым.

Когда за Гране закрылась дверь, Гизер подошел к иконе Спасителя и, перекрестившись, тихо сказал:

— Господи! Отдай Дагу, и его душа уйдёт к Тебе на покаяние.

Дага естественно не знал об этом разговоре. Довольный благополучным прибытием в Гавр он пребывал в хорошем настроении. В полдень сопровождаемый Удавом и Лекарем направился в ратушу. Узкие улочки портового города, пропахшие морем и рыбой, встретили его будничным шумом: торговцы на все лады расхваливали свои товары, из порта доносилась ругань рыбаков, разгружавших баркасы, и гомон патрульных солдат, обсуждавших ночную попойку матросов с корвета «Мечта» в таверне «Великий монарх».

Неспешно вышагивая по брусчатке, Дага с интересом разглядывал каменные дома, увенчанные остроконечными черепичными крышами и витиеватыми флюгерами, резные и кованые вывески портняжных мастерских, пекарен, бакалейных лавок и сапожников. Кое-где на витринах красовались незатейливые рекламные рисунки в виде булочек, пирожков, камзолов, дамских шляпок и туфелек. Иногда слышалось цоканье лошадиных копыт и стук колёс, Несколько раз мимо Даги и его спутников проехали всадники. Судя по одежде, королевские мушкетёры. Посмотрев им вслед, Дага вспомнил писателя Александра Дюма и его трёх мушкетёров.

— Чем чёрт не шутит, а вдруг их увижу, — подумал он и, улыбнувшись своим мыслям, сказал, обращаясь к Лекарю:

— Уютный городок, не правда ли? По сравнению с Тортугой просто райское место.

— Чудак! Здесь грабят не хуже пиратов, хотя за порядком в городах следят солдаты и полиция. Днем, правда, спокойно, а вот по ночам разбойнички облегчают кошельки подгулявших горожан, — рассмеялся Лекарь, — Отравить или прирезать кухонным ножичком запросто может и смиренный хозяин харчевни. Так что держи ухо востро, капитан.

— Спасибо, друг. Утешил. Я, что должен к поездке в Париж готовиться как к пиратскому рейду? — с ехидством отозвался Дага, останавливаясь около нищего, сидящего на пыльной брусчатке. Грязный, обросший, одноногий парень с выбитым глазом привалился спиной к крыльцу двухэтажного дома и с мольбой протягивал руку за подаянием. Проходившие мимо горожане не обращали на него внимания.

— Держи, брат, монетку, — сказал Дага, бросая в протянутую руку, ливр¹⁴, — Тебя как зовут?

— Спасибо, господин, — смиренным голосом ответил калека, пробуя монету на зуб, — Я не уверен, что вам приятно знакомиться со мной. Джозеф Плиссе к вашим услугам. Видите, до чего докатился, а когда-то был матросом. Ходил бить китов на Север. Скажите, ваше имя, месье, я буду за вас молиться.

— Молись за здравие капитана Алексея Гамаюна и его команды, — отозвался Дага.

— Так вы капитан корвета, что пришел в Гавр? — изумился Плиссе, радостно сверкнув одиноким глазом.

— Выпей за мое здоровье, матрос, — усмехнулся Дага и зашагал дальше. Плиссе, проводив его благодарным взглядом, пробормотал с восхищением:

— Знатный господин, а не побрезговал мной. Видать знает, почем фунт лиха!

Когда Дага с товарищами подошел к ратуше, у дверей их остановили два караульных мушкетёра, разомлевших от жары. Окинув оценивающим взглядом Дагу и его спутников, один из них лениво спросил:

— Господа, прошу назвать себя и причину вашего прихода.

— Я — капитан королевского флота Алексей Гамаюн, — представился Дага, — И не заставляй, служивый, меня нервничать, бегом доложи офицеру.

С лица мушкетёра мгновенно слетело сонное выражение, и он исчез за дверью. Его напарник стоял, не шелохнувшись, пожирая глазами Дагу. Не прошло и пяти минут, как показался моложавый офицер с остроконечной бородкой и усами.

— Шевалье де Блюм к вашим услугам, господа. Меня предупредили о вашем приходе, капитан. Прошу следовать за мной, — промолвил он простуженным голосом и направился к широкой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж. Сердце Даги ёкнуло от мысли о предстоящей встрече с виконтом де Бурже. У читателя не должно сложиться мнения, что Дага боялся вельмож. Нет, дело было в ином: он чувствовал себя, как говорят не своей тарелке, при общении с ними. Воспитанный в советское время, в семнадцатом веке постигший науку выживания на Карибах и смотревший не раз смерти в лицо, Дага внутренне сжимался при мысли, что окажется неуклюжим в общении со «светскими львами и львицами». Королевский двор, герцоги и маркизы, бароны и шевалье были в его воображении чем-то сверхъестественным, как бы не от мира сего. Понимая, что ему не избежать встреч и бесед с вельможами, он, следуя совету внутреннего голоса, внимательно вглядывался в средневековую жизнь.

— С шевалье де Пуаре я подружился, а как виконт меня воспримет? Хотел бы в его лице иметь если не друга, то доброго приятеля, — думал Дага, чувствуя как успокаивающе действует на него приятный полумрак второго этажа. В конце обширного коридора офицер отворил массивную дубовую дверь и наш герой с друзьями оказался в просторном, хорошо меблированном кабинете. Дага увидел шевалье де Пуаре сидящим в глубоком кожаном кресле у окна. Рядом в кресле развалился моложавый вельможа в красивом черном парике и роскошном голубоватом камзоле. Длинные локоны обрамляли его одутловатое лицо с остроконечной бородкой, тоненькой полоской усов, и ниспадали на кружевной воротник белоснежной рубашки. Виконт и шевалье оживлённо беседовали. Слева от них на дубовом столе примостился чернильный прибор с гусиными перьями и стопкой бумаг, у края стола виднелся серебряный поднос с бутылкой красного вина, бокалами и вазой с фруктами. Поодаль, у карточного столика, стояли четыре кожаных кресла и два стула с высокими резными спинками.

— Ваша милость, капитан Алексей Гамаюн, — учтиво доложил офицер.

Виконт, окинув оценивающим взглядом гостей, легко поднялся с кресла и с улыбкой подошёл к ним:

— Меня зовут Рауль де Бурже, я — интендант Гавра. Рад приветствовать отважных мореходов.

— Алексей Гамаюн — капитан королевского флота, — представился Дага, сняв шляпу, и, показывая поочередно на Удава и Лекаря, добавил:

— Мои офицеры. Французские дворяне — боцман Сильвестр Форстер и корабельный врач Томас Грей.

— Прошу, господа, присаживаться, — сказал виконт, указывая рукой на кресла, — Капитан, шевалье де Пуаре восхищен вами и вашим кораблем. Он рассказал, что вы в одиночку переплыли океан из Нового Света. Ваша отвага достойна похвалы. Простите, ради Бога, моё любопытство, судя по имени и окладистой бороде, вы родом не из французских земель, не так ли?

— Вы правы, милорд. Я родился в далекой Московии. Есть такая страна на севере. Судьба занесла на Карибы, где и стал служить французской короне, — ответил Дага, усаживаясь в кресло, — Что касается плавания через Атлантику, то как говорится в нашей пословице: «Волков бояться — в лес не ходить». Отличная выучка команды и толковые офицеры отпугивают морских разбойников.

— Давненько я не слышал хороших отзывов о подчиненных, — усмехнулся де Бурже, — Это делает вам честь, капитан. Шевалье сказал, что вы друг Билла Морриса, не так ли?

— Когда я впервые попал на Карибы, а было это пару лет тому, Билл взял меня под свою опеку, вот с тех пор и дружим, — отозвался Дага, — Вместе ходили на испанцев.

— Видать удачные были походы, если король жаловал вам звание капитана королевского флота. К иностранцам у него настороженное отношение, а тут такая милость! Да и губернатор Тортуги не каждому доверит депешу королю, — подытожил виконт, переглянувшись с шевалье де Пуаре, — Ей Богу, я рад знакомству с вами и если понадобится моя помощь, вы можете на неё рассчитывать. Скажите, капитан, как живётся в наших заморских колониях?

— О жизни на Карибах в двух словах трудно рассказать, — улыбнулся Дага, — От французского пирога не прочь откусить и англичане, и кастильцы.

— А пираты? — спросил виконт.

— Что пираты? — переспросил Дага и добавил:

— Думаю они не досаждают французской короне, хотя в Береговом Братстве не одна сотня кораблей и отчаянных головорезов. Их больше привлекают золотые испанские конвои. Во Франции, наверное, слышали о Франсуа Олоне или Пьере Легране.

— Не скрою, — отозвался виконт, — противоречивые слухи о них бродят по нашим улицам. Говорят, будто испанские матери их именами детей пугают.

— Они, конечно не скромные девственницы, но их корабли защищают Тортугу от врагов, а значит помогают королю, — ухмыльнулся Дага, — Мудрость власти полагаю в том и состоит, чтобы при малых затратах получать большую выгоду для трона. Губернатору де Пуансе, по-моему, это удаётся. Поверьте, как не просто ему держать в узде пиратскую вольницу.

— Что верно, то верно, — охотно согласился виконт и спросил:

— Это правда, что Легран на утлом судёнышке захватил испанский галеон?

— Правда, — ответил Дага, — Ночью в районе мыса Тибурон, что на Эспаньоле, его пираты, вооруженные пистолями и саблями, взяли корабль на абордаж. Испанские вахтенные матросы спали на постах и тревоги не подняли. Легран с парнями, а было их пара десятков, выбросили бедолаг за борт и добрались до каюты, где капитан играл в карты с офицерами. Так беспечность и самонадеянность сыграли с испанцами злую шутку, ведь ещё днём они заприметили пиратский кораблик. Капитан и в страшном сне не мог себе представить, что горстка смельчаков отважится напасть на галеон с ротой солдат и кучей матросов.

— Скажите, а Франции-то, какая от этого польза? — удивился виконт, лукаво прищурив глаза.

— Любой удар по противнику его ослабляет, да и десять процентов от захваченных призов идут в королевскую казну. Добавьте сюда базирование пиратских кораблей на Тортуге, а это, как не крути, отбивает охоту у испанцев нападать на остров. Вот и получается, что сегодня Франции не выгодно портить отношения с пиратами, — ответил Дага, — Думаю, когда её позиции в Новом Свете окрепнут, то и с пиратской вольницей будет покончено.

В этот момент в разговор вмешался шевалье де Пуаре. Он с улыбкой обратился к Лекарю:

— Скажите, Томас, граф де Мур, не ваш ли отец? Уж очень вы похожи на него. Я близко знаком с ним и знаю о бегстве его сына из дома.

— Каюсь, милорд. Этот беглец перед вами. Сбежал на Карибы в поисках приключений. Хлебнул их полной чашей. Провидению было угодно спасти меня и отдать под руку капитану Гамаюну. Надеюсь выпросить прощение у родителей за их слезы и переживания, — треснувшим голосом отозвался Лекарь.

— Насколько я знаю, ваш отец давно простил вас и молит Бога, чтобы увидеть сына, — сказал де Пуаре, — Новый Свет манит молодых людей. Не скрою, я тоже мечтаю о морских приключениях, а духу не хватает отправиться в дальнее плавание. Билл Моррис не раз звал в море. Его рассказы распаляют воображение. Мой друг виконт грозился упасть в ноги королю и попроситься в заморские колонии.

— Надеюсь, что король не откажет верному слуге в скромной просьбе и отправит губернатором на какой-нибудь французский остров, — засмеялся Рауль де Бурже, — Как вы считаете, капитан, стоит попробовать?

— Карибы с удовольствием раскроют вам объятия, милорд, — согласился Дага, — Прекрасный климат, пышные джунгли, кровожадные индейцы, завистливые соседи, пираты привнесут в вашу жизнь волнующую изюминку, а сахарные и кофейные плантации наполнят кошелёк звонкой монетой.

— Умеете вы убеждать, капитан, — улыбнулся виконт, — Чем чёрт не шутит, вдруг в следующий раз и встретимся где-нибудь на Мартинике или Гваделупе.

— Всё в руках Бога и короля, — добавил шевалье де Пуаре и, весело посмотрев на Дагу, промолвил:

— Съездим в Париж, навестим Морриса и начнём собираться за океан.

— Сухой порох и походная сумка — это всё, что нужно искателю приключений, — поддержал Дага, — Если вы не возражаете, господа, я хотел бы откланяться. Необходимо кое-какие дела уладить перед Парижем.

— Вижу хватку делового человека. Вы умеете ценить время, — похвалил де Бурже, — До свидания, капитан.

3. Поездка в Париж. Ночное приключение

Попрощавшись, Дага с офицерами вышел из кабинета. Следом показался де Пуаре.

— Дорогой друг, моя карета готова к поездке. Вечером можем отправиться в путь. Ночная езда мне больше нравится — не так утомляет, как днем, — сказал он Даге.

— Вечером, так вечером. Я готов ехать, — отозвался Дага, надевая шляпу.

— Я заеду за вами после захода солнца, — добавил де Пуаре, и, поклонившись, вернулся в кабинет виконта.

— А капитан-то не так прост, — задумчиво произнес де Бурже, приглашая де Пуаре присесть в кресло, — То, что он не дворянин видно с первого взгляда. Родился в Московии. Я слышал там лютые морозы и дремучее невежество, а в нем чувствуется аристократизм и необузданная внутренняя сила. Присмотрись к нему в дороге.

— Непременно воспользуюсь случаем познакомиться поближе. Сдается мне, что он отважный человек, — ответил де Пуаре, поглаживая ниспадающий на плечи локон парика. Шевалье не догадывался, что обласканный королём виконт де Бурже, давно является иезуитом и одним из руководителей ордена. Выполняя задание Людовика XIV по укреплению Гавра как морского форпоста Франции на западном побережье, этот вельможа вёл собственную игру в интересах ордена, одним из элементов которой было поссорить пиратов с французскими властями на Карибах. Именно по этой причине он добивался у короля должности губернатора Тортуги, намереваясь в случае своего назначения изгнать пиратские корабли с острова. Как читатель догадался, интерес виконта к Даге, как впрочем и Дракону, тоже был неслучаен. Так, по воле Проведения Дага в Гавре попал в смертельные клещи: с одной стороны монах Гизер и его шпионы, другой — иезуит, интендант Гавра виконт де Бурже. Удастся ли нашему герою избежать опасностей, время покажет, а пока он благополучно вернулся на корабль и пригласил в каюту Соколиного Глаза.

— Вечером я уезжаю в Париж, ты остаёшься на корабле и стережёшь мою каюту как зеницу ока. Никто не должен входить в неё, — инструктировал Дага индейца, — Ты меня понял? Если да, то ступай, я хочу отдохнуть перед поездкой.

Соколиный Глаз понимающе кивнул и вышел на палубу. Примерно в это же время в аббатство Гравиль-Сен-Онорен вошел Жульен Гране и быстрым шагом направился в келью Гизера.

— Есть новости? — тихим голосом спросил монах, сверля глазами шпиона.

— Монсеньер, ваше приказание выполнено. За пару монет толпа нищих не спускает глаз с капитана Гамаюна, следит за ним и его людьми, — несмело ответил Гране, — Эти попрошайки наблюдательны. Пополудни Гамаюн вышел из ратуши и сейчас находится на корабле.

— Ситуация изменилась, — задумчиво промолвил Гизер, — Меня интересует не только золото, но письмо, которое капитан повезет королю. Любым способом постарайся его достать и не забудь, что Гамаюн нужен мне живым.

— Я понял, монсеньер, — прошептал упавшим голосом Гране. В эту минуту ему показалось, что черти под его ногами раскалили сковороду. В голове мелькнула грустная мысль:

— Одно дело следить, а захватить капитана Гамаюна и остаться при этом живым выше моих сил. Чёртов монах посылает меня на верную смерть!

Как в тумане до него донеслись слова Гизера:

— Ступай с Богом и уповай на него.

Тем временем Дага дремал в каюте. Едва опустились вечерние сумерки, Соколиный Глаз, разбудив Дагу, доложил, что подъехала карета.

— Покличь Лекаря, — попросил Дага, закрывая сумку из добротной кожи, а когда Соколиный Глаз исчез, в задумчивости прошелся по каюте. На мгновение задержался у открытого окна и вышел на палубу, где столкнулся носом к носу с Лекарем, одетым в дорожный костюм и сумкой в руках.

— Карета у борта, поднимаем паруса, — сказал он Лекарю и направился к трапу, где, разговаривали Удав и Мытарь. Попрощавшись с ними, Дага сошёл на причал и оглянулся на корабль. Его сердце тревожно ёкнуло. Он опять поймал себя на мысли, что предстоящая встреча с Кольбером, а возможно и королём, внесла в сердце противную тревогу.

— Мог ли себе представить, сидя в киевской квартире, что буду общаться с могущественными вельможами средневековой Франции, — подумал Дага, — Мои сослуживцы сочли бы меня сумасшедшим, скажи я им об этом. Усмехнувшись своим мыслям, наш герой следом за Лекарем отдал сумку рослому кучеру в длинном дорожном плаще. Кучер, назвавшийся Пьером, молча открыл дверцу кареты и поставил сумки под сиденья.

— Усаживайтесь поудобнее. Дорога длинная, сорок лье до ближайшей гостиницы, — послышался голос де Пуаре, — В ней перекусим и освежимся вином.

— Вовремя подкрепиться и выпить всегда полезно, — отозвался Дага, осматриваясь в карете, драпированной внутри красной шёлковой тканью. На дверцах были маленькие окошки, закрытые кружевными занавесками.

— Конечно, она не Мерседес и даже не Рено, — подумал он, — Зато не загрязняет окружающую среду. Чёрт возьми, впервые в жизни поеду в карете вместе с настоящим шевалье. Есть от чего сойти с ума.

— Челюсть подбери, — проворчал внутренний голос. — Как ребёнок суетишься: карету увидел, вельмож. Держи себя в руках и запоминай, внукам будет что рассказать, а может, сподобишься и книжку напишешь об этом времени.

— Ты становишься невыносимым. Скрипишь и скрипишь по-любому поводу, — обозлился Дага на своего критика.

В этот момент карета качнулась, и загремела колёсами по брусчатке. Никто из команды «Мечты» и пассажиров кареты не заметил как от стены портового управления, выходящего окнами на причал, отделилась черная тень и быстро растворилась в сгустившихся сумерках.

Отодвинув занавеску, Дага выглянул в окошко, провожая взглядом огоньки вечернего города и темные очертания корвета с переплетающимися, как кружево, снастями.

— С Богом и в добрый путь, — прошептал он и, повернувшись к Мишелю, спросил:

— Как думаешь, король меня примет?

— Если понравишься Кольберу, то встретишься с королём. Его Величество высоко ценит своего министра финансов и прислушивается к нему. Кольбер до мозга костей прагматик и оказывает протекции энергичным людям, добывающим славу Франции, — отозвался де Пуаре, — О вас, капитане королевского флота, он наверняка слышал. В Версале важнейшими церемониями считаются утреннее пробуждение и вечерний отход ко сну королевских особ. В это время король принимает визитеров лежа в постели или на прогулке. Если удастся попасть к нему утром, считай, тебе неслыханно повезло, потому что обычно в эти часы у него бывают лица, пользующиеся особым доверием.

— Понравишься Кольберу!? Я же не девица, чтобы нравиться, — проворчал Дага, — Послушай, Мишель, мне довелось выполнить на Карибах одно щекотливое поручение барона Антуана де Тревиля. Ты его знаешь?

— Знаю. Влиятельный вельможа, на короткой ноге с графом де Гизем, другом короля, — удивлённо ответил де Пуаре, — Если захочешь, нанесем визит барону.

— Сначала Кольбер и письмо губернатора, — отозвался Дага, вглядываясь через окошко в звёздное небо.

Внезапно лошади шарахнулись в сторону. Карета резко накренилась и остановилась, покачиваясь на рессорах. Послышался истошный женский крик:

— Помогите, ради Бога!

Дага быстро открыл дверцу кареты и выпрыгнул в темноту. Следом за ним выбрались Лекарь и де Пуаре. Метрах в тридцати на обочине извивалась в руках трёх разбойников девушка в разорванном платье. Её молодое тело и груди белым пятном выделялись в темноте. Насильники, не обращая внимания на подъехавшую карету, пытались задрать подол своей жертве.

— Ай-ай! Свора шакалов на маленькую девочку! — спокойным голосом промолвил Дага, доставая из ножен шпагу, и шагнул к разбойникам, — Видит Бог, сукины дети, вы сами напросились на неприятность.

Хмурые, заросшие парни, оторвавшись от девушки, злобно посмотрели на Дагу.

— Шел бы ты отсюда, господин хороший. Не мешай развлекаться, — глухим басом отозвался высокий крепыш с бычьей шеей, поднимая с земли сучковатую дубину, — А то кости переломаю и не посмотрю, что при шпаге.

— Ну-ну! Ты сам выбрал свою участь, недоумок! О дерьмо я не пачкаю шпагу, — ехидно ухмыльнулся Дага и, повернувшись к Лекарю, отдал клинок.

Шевалье де Пуаре от неожиданности оцепенел, переводя недоуменный взгляд с Даги на Лекаря и с Лекаря на Дагу, как бы спрашивая:

— Зачем спасать простолюдинку, да еще и без шпаги?

Лекарь, уловив его немой вопрос, тихо засмеялся:

— Картина маслом, Мишель. Капитан и без шпаги проучит наглецов. Смотри и не вмешивайся, позволь ему размяться от долгого сидения в карете.

Насильники, увидев, что Дага остался без оружия, а спутники не собираются вмешиваться, бросили девушку и обступили его. Здоровяк с бычьей шеей, оглянувшись на подельников, зло ухмыльнулся и шагнул к Даге. Как вспышка молнии мелькнула нога. От сильного удара в голову парень, охнув, упал лицом в дорожную пыль. Мгновение — и кулак Даги отправил второго разбойника в глубокий нокаут. Третий насильник в ужасе бросился прочь. Де Пуаре широко раскрытыми глазами смотрел на Дагу и изумленно шептал:

— Бог мой! Что это было?

Лицо Лекаря озарилось довольной улыбкой, он взглянул на растерянного шевалье и сказал:

— Капитан мастерски владеет не только шпагой.

Дага тем временем помог девушке встать на ноги. Поправляя разорванное платье, она подняла на него мокрые от слёз глаза. Черные волосы рассыпались по её плечам, обрамляя симпатичное лицо.

— Как вы здесь оказались? — спросил Дага, — На дворе ночь.

— Меня зовут Патриция. Живу недалеко от дороги в деревеньке Шампань. Возвращалась из церкви, а тут воры, ограбив крайнюю хату, бежали к дороге. Увидели меня и схватили. Я кричала, но кто же придёт на помощь? Вы спасли меня, господин, я буду за вас молиться, — сквозь слёзы ответила девушка и низко поклонилась.

— Молись, красавица, молись за Алексея Гамаюна, а сейчас беги домой, и не попадайся больше разбойникам, — рассмеялся Дага, — Могу не оказаться рядом.

Патриция сделала глубокий реверанс и, шлепая деревянными башмачками, побежала в деревню, то и дело, оглядываясь на Дагу, который казался ей сказочным принцем. Так родилась ещё одна легенда о Даге как смелом красавце, голыми руками вырвавшем бедную девушку из лап разбойников.

— Капитан, я потрясен твоим поступком. Ты защитил простолюдинку. Почему? Она же не светская дама, — удивленно промолвил де Пуаре, провожая взглядом бегущую Патрицию, — А твоя техника боя меня сразила наповал.

— Мишель, я защитил слабое существо. Согласись, трое на девочку — явный перебор, не так ли? — ответил Дага, беря у Лекаря свою шпагу. Затем, повернувшись к распростертому на дороге здоровяку, сказал, бросая ему серебряную монетку:

— Выпей за мое здоровье и не хулигань на дорогах. Девочек обижать нехорошо. Попадешься еще за разбоем, убью.

Эти слова ножом ударили в сердце де Пуаре.

— Боже мой! — прошептал он, — Как расшалившегося ребенка капитан отчитал разбойника. Клянусь честью, Гамаюн явно не от мира сего, где дворяне не стесняются, спрятавшись за масками, ворваться в таверну и устроить кровавую оргию. Ну, и дела!

— На Карибах о храбрости и великодушии капитана ходят легенды. Видел бы ты, как он в Кайоне кулаком убил на дуэли одного из лучших фехтовальщиков. Тортуга по сей день гудит об этом поединке. Поверь, там драться с ним никто не осмеливается. Я поражаюсь его умению владеть шпагой, но больше меня удивляет мастерство драться руками и ногами, — вполголоса сказал Лекарь изумлённому де Пуаре, — Где этому научился, никто не знает. Каждый день тренируется. Ногами и кулаками бьёт бизань-мачту, ударом руки разбивает доску. Матросы попробовали, да бросили, поранив до крови руки.

Шевалье недоверчиво посмотрел на Лекаря и вдруг звонко рассмеялся. Смех взорвал ночную тишину, наполненную стрекотом цикад, и громким эхом унёсся вдаль. Дага, оглянувшись на товарищей, улыбнулся и, поправив шпагу, забрался в карету. Уютно разместившись внутри, он откинулся на атласную спинку сиденья. Лекарь уселся рядом, де Пуаре напротив. Послышался свист кнута, и карета, покачиваясь на ухабах, покатилась в темноту. Около часа ехали молча. Дага, погрузившись в раздумья, пытался представить предстоящую встречу с Кольбером и королем.

— Зачем оскорбил братьев меньших, назвав подонков шакалами? — неожиданно проворчал внутренний голос, — Ты видел, чтобы стая кобелей насиловала суку? Молчишь? Такого нет и в помине. Самцы дерутся за право обладать самкой, и она делает выбор, кому принадлежать.

— Тут ты прав. Страшнее существа, чем человек, на земле не отыскать. Кто садит на кол, отрубает голову, сжигает на костре, вешает и насилует? Видать, при создании Адама дьявол подтолкнул Бога под руку, — согласился Дага, вслушиваясь в скрип колес, увозивших его дальше и дальше от деревеньки Шампань. Он, разумеется, не знал, как сидевший в дорожной пыли здоровяк, потирая рукой голову, удивленно озирался по сторонам и бессвязно бормотал:

— Черт меня подери! Что это было?

— Что было? Что было? Тебя пнули в голову, а мне сунули кулак в нос, — дрожащим голосом буркнул низкорослый парень, поднимаясь с земли, — А хмырь-то не промах. Козел!

— Испортил гад всю малину. Такую девку мял! — пожаловался здоровяк, потирая ушибленную челюсть.

— Тебе, Жуль, хоть монетку кинули, — отозвался коротышка, — а мне по тыкве настучали бесплатно.

— Не ной, Фил, и так тошно! — прикрикнул здоровяк, — В харчевне¹⁵ «Золотая рыбка» залижем раны. Я угощаю. А где Бертран? Сбежал? Вот, сука, как подол бабе задирать, он рядом, а как кулаками помахать, и след простыл.

— Не ворчи, — обозлился Фил, — Дураком надо быть, чтобы на три шпаги лезть. Я бы тоже сбежал. Замешкался и получил в нюх.

— Ну, не хрена себе, дружки у меня! — воскликнул Жуль.

— А ты думал? Из-за того, что кобелю сучку захотелось, лезть на шпагу? — обиделся Фил, — Говорили тебе, брось бабу, от них одни неприятности.

— Ну, не скажи! Раздвинешь ей ноги и погружаешься в бездну, аж дух захватывает! — похотливо осклабился парень. — А девка-то хороша была, жаль с дрючка сорвалась.

Неспешно переругиваясь, Фил с Жулем потопали к «Золотой рыбке», что находилась в двух лье от деревеньки Шампань. Ее хозяином был угрюмый отставной солдат по прозвищу Сыч. В этих местах он появился три года назад и, купив за бесценок у старой вдовы полуразвалившуюся халупу, открыл харчевню, ставшую вскоре притоном для воров и разбойников всех мастей. Когда карета проезжала мимо нее, де Пуаре, сказал:

— Запомните, господа, эту забегаловку. Здесь запросто могут убить, ограбить, отравить.

— И ты хочешь сказать, что под боком у начальства процветает притон? — удивился Дага, разглядывая через окошко тусклые огоньки в ночи и тоненькую струйку дыма над покатой крышей харчевни, вросшей в землю.

— Эта земля принадлежит маркизу де Лавасьеру, одному из любимцев короля. Поговаривают, он покровительствует местным бандам, собирающим дань с проезжающих по дороге. Мою карету знают и не трогают, — ответил де Пуаре, — Другим вельможам везёт меньше. Здесь они теряют кошельки, драгоценности, иногда жизнь. И сдаётся мне, что маркиз получает с этого свою мзду.

— Да, тут как на Карибах! — изумился Дага, — Куда же смотрит королевская власть?

— Куда? Куда? Ей-богу, ты как вчера родился! — воскликнул де Пуаре, — Королю не под силу контролировать дворянские владения. В парижских предместьях правят бал преступники. Полицейские боятся туда соваться. Шеф полиции Ларейни¹⁶ бьется как рыба об лед, да толку мало.

— Ну, ты и обрадовал меня! — огорчился Дага, — После твоего рассказа горло пересохло.

— Потерпи, отдохнём в гостинице «Веселый гном» у старины Рустама, — усмехнулся де Пуаре.

— Имя не французское. Откуда он? — оживился дремавший Лекарь.

— Был мушкетером в королевской армии. Родом толи с Корсики, толи из Греции. Гостиницу держит более десяти лет. Исправно хозяйствует.

— И что разбойнички не трогают Рустама? — поинтересовался Дага.

— Кто же его тронет? Рустам и его пятеро помощников — бывшие солдаты, умеют за себя постоять. Местные банды пытались обложить его данью, но получили по зубам, и больше не суются. Молва о «Веселом гноме» достигла и Парижа. Я всегда останавливаюсь там на бокал вина, — ответил де Пуаре и откинулся на спинку сиденья. Помассировав двумя пальцами висок, выругался:

— Черт! Голова разболелась, как обручем сдавило.

— Хлебни-ка рому, Мишель. Верное средство, — предложил Дага, доставая из кармана металлическую плоскую фляжку, — Ношу с собой, выручает в трудную минуту.

Шевалье отвинтил пробку. Резкий запах спиртного ударил в нос.

— Я ром ещё не пил, — пробормотал он, отхлебывая глоток живительной влаги. Тепло быстрым ручейком побежало по телу. Прошло несколько минут и де Пуаре с удивлением заметил, что боль стала затихать.

— Ну, как? Нашему брату без него никак нельзя, — засмеялся Дага, пряча фляжку в карман, — Плеснёшь в тухлую воду, глядь и пить можно, хорошо тушит и душевный пожар в долгом плавании. Если кончился ром на корабле, жди бунта, так что заначка у меня есть всегда.

— А ведь боли то не чувствую. Голова, правда, слегка кружится. Я в море не ходил, ваших законов и обычаев не знаю. Честно говоря, меня страшит сама мысль о качке и пиратах, хотя в детстве мечтал стать адмиралом, — тихо промолвил де Пуаре, — А может попробовать? Душа рвется на волю из вельможных замков и дворцов. Возьмешь в команду?

— Считай, место юнги тебе обеспечено. Из Гавра я пойду в Амстердам, проверишь себя, — отозвался Дага, — Чем черт не шутит, вдруг станешь морским волком. Как Томас, возьмем шевалье?

— Лишняя шпага не помешает, — ответил Лекарь, подмигивая Даге, — Спать будет в матросском кубрике. К крысам и тараканам привыкнет, а там глядишь, и койку в каюте получит.

— Неблагодарный! — рассмеялся Дага, — Тебя везут в прекрасной карете на атласных сиденьях, а ты предлагаешь кубрик. Нет, шевалье поселим с тобой. Обучишь его медицинским премудростям. Смотришь, со временем начнёт отрезать лишние части тела.

— Я буду жить в матросском кубрике? — тихо спросил де Пуаре.

— А чему удивляешься, согласно морскому уставу место юнги там, — ответил Дага, — Готов ли ты к таким испытаниям? Я, например, начинал с пороховой обезьяны¹⁷, Томас прошел путь от раба до корабельного врача. Если не пугают тяготы морской службы, милости прошу в команду.

— Черт с вами! — воскликнул де Пуаре, — Я согласен хлебнуть моря и на койку в кубрике. Надеюсь ты не передумаешь?

Дага не успел ответить, в этот момент карета остановилась. Кучер, открыв дверцу, глуховатым голосом сказал:

— Ваша милость, приехали. Гостиница «Веселый гном».

— Прошу, господа, нас ждет сочная отбивная и прекрасное вино, — оживился де Пуаре и, выбирался из кареты.

Дага и Лекарь, последовав за ним, оказались в просторном дворе, обнесенном высоким частоколом. Коренастый мужик в жупане закрыл на засов массивные деревянные ворота, обитые железом.

— Настоящая крепость, — подумал Дага, окинув взором каменный двухэтажный дом с остроконечной черепичной крышей, тоненькую струйку дыма, уходящую в посветлевшее небо, коновязь под раскидистым дубом.

Кучер Пьер учтиво распахнул тяжелую дверь. Запах свечей, жареного мяса и потрескивание дров в очаге встретили наших героев. В полумраке зала Дага увидел шесть добротных столов. За одним, что стоял у окна, сидели трое парней и оживлённо разговаривали. Рядом с очагом стояла конторка, над которой склонился седовласый мужчина. Это был Рустам. Подняв голову, он взглянул в сторону де Пуаре и воскликнул:

— Боже мой! Какие гости! Милости прошу, милорд, к столу. Лучшие вина, салаты, фрукты и вкусная отбивная из телятины к вашим услугам.

— Здравствуй, Рустам. Накормишь уставших путников? — поприветствовал хозяина де Пуаре, усаживаясь за стол у очага, и, обратившись к Даге, добавил:

— С детства люблю треск горящих поленьев, отчий дом напоминает.

Миловидная служанка в кружевном белом передничке проворно подала блюда и налила вино в бокалы. Наблюдая за ней, Дага кивнул Лекарю и усмехнулся:

— Бесконечно могу смотреть на огонь, воду и красивых женщин,

Шевалье, перехватив взгляд Даги, с иронией в голосе сказал:

— В Париже любовь и ненависть вызывают такой взрыв страстей, что чертям в аду становится жарко, а объятия красавиц зачастую приводят на эшафот или убивают ядом.

— По–моему, ты ошибаешься, — возразил Дага, отпивая глоток терпкого вина, — Женщины созданы для любви. Есть, конечно, и пиратки, но даже они мечтают о душевном тепле и мужской ласке.

— Сразу видно, что ты плохо знаешь женскую натуру. Верить женщинам нельзя. Рядом с их любовью уживается ревность и мстительность. Попробуй отказать женщине, и получишь разъярённую фурию, спастись от которой можно только бегством, — промолвил де Пуаре, — В прошлом году Ларейни арестовал маркизу де Бренвийе, дочь парижского гражданского лейтенанта де Обрэ. А знаешь за что? Она отравила своего отца и пыталась отправить на тот свет братьев и сестру. Как выяснилось, её фанатическая страсть к зельям не знала границ. Представляешь, красавица маркиза дарила отравленное печенье больным в госпитале для бедняков. Слава Богу, на Гревской площади¹⁸ палач отрубил ей голову, а тело сжег на костре. Одному Богу известно, скольких любовников она отравила по прихоти или ревности. А вы говорите, для любви!

— Маркиза готовила яды? — изумился Лекарь.

— Поговаривают, что зелье ей продавала Катрин Дезейе, очаровательная женушка ювелира Монвуазена, снабжавшая ядами родовитые семейства, — ответил де Пуаре и посмотрел на хлопнувшую дверь. В зал вошёл посетитель в поношенном черном плаще. Читатель, наверное, догадался, что это был Жульен Гране. Он тяжело опустился на скамью у стола в глубине зала. В полумраке де Пуаре не разглядел его лица, однако появление одинокого путника в столь ранний час насторожило шевалье.

— Ночью в одиночку ездят отчаянные смельчаки, а этот господин явно не из них, да и после седла ноги едва переставляет, — подумал де Пуаре и жестом руки подозвал Рустама. Когда тот подошел, тихо спросил:

— Подскажи-ка, ты знаешь парня, что сел за стол в глубине зала?

— Несколько раз он останавливался у меня. Слышал, будто служит приказчиком у бакалейщика в Гавре, — ответил Рустам.

— Странно, что за нужда погнала его в ночь? Возьми-ка десять су за вино и закуски. Нам пора, — пробормотал де Пуаре, протягивая деньги Рустаму.

Иезуитский шпион. Засада в лесу.

Солнечное утро, наполненное щебетом птиц, мерное покачивание кареты, убаюкали Дагу. Откинувшись на спинку сиденья, он задремал, опустив голову на грудь. Лекарь осторожно, чтобы его не разбудить, шепотом спросил де Пуаре:

— Что случилось? Почему уехали, толком и не отдохнув?

— Предчувствие беды погнало в дорогу. В гостинице увидел странного типа. Он зашел следом за нами. Рустам сказал, что парень служит у бакалейщика в Гавре. Что могло его погнать ночью в дорогу? Хороший хозяин в эту пору собаку не выгонит за ворота. Я знаю, что среди торговцев иезуиты вербуют шпионов, вот и думаю, а не следят ли за нами? — прошептал де Пуаре.

— Мне ваши страхи кажутся напрасными, — возразил Лекарь, — Мало ли какие причины погнали парня в ночь.

— Согласен, могу и ошибиться, — промолвил шевалье, — Но бережёного и Бог бережёт. Моя интуиция не раз спасала от смерти и козней недругов. Сейчас будет лес. Остановимся в сторонке и понаблюдаем за дорогой. Бьюсь об заклад, что увидим того типа.

Прошло около часа, прежде чем колёса загрохотали по извилистой лесной дороге. По приказу де Пуаре кучер спрятал карету за холмом, поросшим кустарником, а шевалье, прокравшись к дороге, притаился за вековым дубом и стал наблюдать. Ждать ему пришлось недолго. Раздался конский топот и показался всадник. В нём де Пуаре узнал Жульена Гране, и тихо выругался:

— Дьявол! Шпионит-таки за нами. Торопится, сволочь, галопом скачет. Что же тебе надо-то от нас?

Лекарь тем временем разбудил Дагу и рассказал о подозрениях шевалье.

— Якорь мне в днище! Не хватало ещё во Франции попасть в лапы инквизиции. А может разбойнички за золотом охотятся? Надо бы схватить ищейку и допросить с пристрастием, — обозлился Дага, — Не дают, черти, отдохнуть от драк и абордажей, так и лезут на шпагу.

— Я не уверен, что это хорошая мысль, капитан. Схватить всегда успеем. Пусть следит, скрывать-то нам нечего, — возразил Лекарь, — Он же не знает о наших подозрениях. Вернемся в Гавр, там и прижмем хвост ищейке. В трюме ему место всегда найдется.

Их разговор был прерван появлением де Пуаре. По его быстрой походке и раскрасневшемуся лицу Дага догадался, что произошло нечто важное.

— Поздравляю, за нами шпионят. Ума не приложу, кому насолили? — сказал шевалье, отдышавшись.

— Солить-то мы не солили, а вот пищу для размышлений, по-видимому, дали не только инквизиции, но и разбойникам. Судите сами: пришел богатый корабль из Нового Света, где папские ищейки разыскивают дерзких пиратов, нападающих на испанские корабли. Понятно, что инквизиция будет выяснять, кто мы? Да и разбойнички не прочь поживиться золотом. В Гавре же знают, сколько денег спустили мои матросы в тавернах, — задумчиво промолвил Дага, — Вернемся в Гавр и выясним, кто за нами охотится. Если других соображений не имеется, предлагаю ехать дальше. Париж ждёт своих героев!

— Пожалуй, ты прав, — согласился де Пуаре, — Поживём, увидим.

Тем временем Жульен Гране, пришпоривая лошадь, торопился догнать карету, которую потерял из виду, когда она въехала в лес. Проскакав около двух лье, он остановился и прислушался. Стрекот насекомых, шелест листьев, щебет птиц и тяжёлое дыхание коня, казалось, заполнили лесную чащу.

— Куда пропала карета? — тоскливо подумал Гране и выругал себя за нерасторопность. Внезапно, как пистолетный выстрел, хрустнул сучок. Гране вздрогнул и испуганно закрутил головой, смахивая дрожащей рукой капельки пота со лба. Шестеро оборванцев, словно призраки, выросли на дороге, отрезая путь к бегству.

— Сам слезешь или помочь? — хриплым голосом спросил бородатый крепыш, хватая узду.

— Адам, чего ты спрашиваешь? Тащи дичь с коня и дело с концом, — обозлился черноусый парень в длинной рваной куртке.

— Какой же ты, Карл, нетерпеливый! А поговорить? — ехидно ухмыльнулся Адам.

Страх парализовал Гране. Он издавал нечленораздельные звуки и беспомощно озирался по сторонам, проклиная в душе монаха Гизера.

— Ты оглох или язык проглотил? Думаешь, в сказку попал? За проезд надо платить, — осклабился щербатыми зубами Адам и дернул узду. Конь резко встряхнул головой и попятился. Гране, не удержавшись в седле, упал на землю. К нему тут же подскочили разбойники и ловко раздели, оставив бедолагу в нижнем белье и босиком.

— Бог велел делиться с ближними, не правда ли? — рассмеялся Карл, извлекая из нательного пояса Гране кошель с золотыми дублонами, — Коня забираем, а ты сиди тихо и не нарушай лесную тишину. Она мне ухо ласкает.

Обобрав до нитки Гране, повеселевшие разбойники исчезли в лесу, а их жертва бессильно опустилась на землю и, обхватив голову руками, громко запричитала:

— Господи! И за что же несчастья сыплются на мою голову? Чем я тебя прогневил? Торговал бы спокойно в лавке. Черт дернул связаться с иезуитами! Гране так был поглощен своим несчастьем и причитаниями, что не заметил, как в двух шагах остановилась карета, как из нее вышли Дага и де Пуаре, как они ухмылялись, слушая его вопли. Внезапно ухнул филин, Гране встрепенулся и испуганно посмотрел по сторонам. Увидев карету, быстро вскочил на ноги и, не сводя глаз с Даги, попятился к кустарнику.

— Ты посмотри, от страха совсем голову потерял, — засмеялся де Пуаре, показывая пальцем на Гране, — Ты куда собрался, мил человек? И почему в одних портках? Кто ты и что здесь делаешь? Грибы собираешь? Так вроде рановато.

— Какие грибы? Смеяться изволите? — взвизгнул Гране, — Я работаю приказчиком в бакалейной лавке «Меркурий» в Гавре. Ехал по делам в Париж. Напали разбойники, ограбили и бросили умирать.

— А кто хозяин «Меркурия», знаешь? — с ехидцей спросил де Пуаре.

— Вы что издеваетесь, месье? Кто в Гавре не знает моего хозяина достопочтенного Карла Бонасьера, — с обидой в голосе ответил Гране.

— Батюшки! Он еще и злится, — изумился де Пуаре, всплескивая руками.

— Дай ему монетку на пропитание, и поехали, — предложил Дага, и направился к карете. Услышав эти слова, Гране заплакал:

— Вы не можете меня бросить на съедение диким зверям.

— И почему мы должны тебе помогать? — удивился де Пуаре, — Я — дворянин, а ты — простолюдин. Знай свое место, холоп.

— Я умоляю вас, — захныкал Гране, опустив голову на грудь, — Позвольте доехать с вами до ближайшей деревни.

— В моей карете чернь не ездит, — отрезал де Пуаре, — Ступай с Богом, пока я не разозлился, а то велю кнутом высечь.

Гране упал на колени и, хватая полы камзола де Пуаре, простонал:

— Заберите меня отсюда. Умоляю! Буду верным рабом вашей милости.

— Шевалье, бросьте этого пса. Поехали, — крикнул Дага, высунувшись из кареты, — Пусть пораскинет мозгами в дремучем лесу о прелестях жизни, да и волкам будет, чем поживиться.

— Заклинаю не делайте этого, — срывающимся голосом закричал Гране, — По вашей милости я оказался здесь.

— Вот так фокус! По моей милости? Ты с ума сошел, пес шелудивый? — возмутился Дага.

— Да, по вашей милости, — буркнул Гране, чувствуя, что сболтнул лишнего. До него только сейчас дошло, что от страха он выболтал тайну монаха Гизера. Поняв это, Гране обмяк и бесцветным голосом сказал:

— Если поможете выбраться из леса, расскажу, почему оказался здесь.

— Ты посмотри, он еще и условия диктует, — изумился де Пуаре, — А ну выкладывай и не испытывай моего терпения.

— Меня послал следить за капитаном корвета «Мечта» генерал ордена иезуитов Гизер. Его интересует письмо, которое он везет королю.

— Сдается мне, ты врешь, чтобы спасти свою паршивую шкуру, — сказал Дага, — Зачем Гизеру за мной следить?

— Я говорю чистую правду. Инквизиция разыскивает пиратского капитана Дагу и его корвет «Непримиримый». Гизер говорил, что Дага захватил в Мексиканском заливе испанский галеон с золотом и сбежал в Европу. Вот он и поручил мне выяснить, кто вы, а заодно и прихватить ваше письмо? — ответил Гране, хлюпая носом, — Я все время ехал за вами, а в лесу потерял.

— Вот так фокус! — удивился де Пуаре, — Ты не просто приказчик почтенного Бонасьера, а ищейка самого брата Гизера. Он же тебя на костер отправит за предательство.

— А у меня есть выбор? В лесу я по-любому пропаду, если бросите, а костер-то еще разжечь надо, — глуховатым голосом полным душевной боли сказал Гране, — Да и помогать Гизеру я стал не своей воле. Он прознал о моих любовных свиданиях с беглой молодицей по имени Софи, что скрывалась в скалах около Гавра. Ее церковь обвиняла в колдовстве и жаждала отправить на костер. Инквизиторы схватили меня, когда возвращался от нее домой. В обмен на свою жизнь, я выдал девушку Гизеру. Через месяц Софи сожгли на костре, точнее то, что от неё осталось после пыток. Вы, шевалье де Пуаре, наверное, помните это событие? С того времени моя жизнь превратилась в ад.

— Постой-ка, я не называл тебе своего имени. Откуда знаешь? — строго спросил де Пуаре.

— Милорд, кто же в Гавре не знает помощника интенданта. Вы вызвались помочь капитану Алексею Гамаюну добраться до Парижа, — ответил Гране. Он и в страшном сне не мог себе представить, что эти слова в дальнейшем бросят его в мрачный трюм корвета «Мечта».

— Дьявол! О том, куда и зачем я еду, знали только виконт и Гамаюн. Не думаю, чтобы дворянин сообщил лавочнику о моей поездке. И, тем не менее, Гране знает об этом. Если предположить, что де Бурже как-то связан с иезуитами, то выходит, что Гране не такая уж овечка, какой хочет казаться, — размышлял де Пуаре, неприятно удивленный, что иезуиты знают о цели его поездки. С этими мыслями, он долгим пристальным взглядом посмотрел на Гране, как бы раздумывая, какое решение принять, потом переглянулся с Дагой и задумчивым голосом сказал:

— Твоя история похожа на правду, так и быть поможем тебе. Залезай на козлы.

Радостно блеснув глазами, Гране уселся рядом с кучером.

— Пьер, дай-ка что-нибудь рабу Божьему прикрыть срам, — приказал де Пуаре. Кучер порылся в своём сундучке и вытащил старенький плащ.

— Сам Бог помог мне. Теперь-то уж выполню задание Гизера. В Париже попрошусь, чтобы взяли в Гавр, — подумал Гране, кутаясь в плащ. Если бы он знал, что в эту минуту в карете решается его судьба, то отказался бы от мысли возвращаться в Гавр с Дагой. Однако, известно, что история не любит «бы» и ведёт себя, как предопределено небесами. Давайте послушаем, о чём говорили наши герои.

— Лавочника нельзя отпускать живым, — сказал де Пуаре и посмотрел в глаза Даге, как бы стараясь прочитать его мысли.

— Так в чем дело? Останови карету, убьем и дело с концом, — отозвался Дага, — Звери полакомятся и следов не оставят.

— Не всё так просто. Из рассказа Гране я понял, что виконт связан с иезуитами. Подумай сам, ведь о моей поездке в Париж знал ты и де Бурже, — задумчиво промолвил де Пуаре, — Уверен, что Гране не такая уж невинная птичка, какой хочет казаться. Иезуитам нельзя верить, у них цель оправдывает средства.

— Так давай допросим его с пристрастием, — высказался Лекарь, — Защебечет за милую душу, когда пощекочем рёбра шпагой.

— Ты хоть и доктор, но кровожадный, — съехидничал Дага, — Он же иезуит, и знает, что костёр помогает спасти душу.

— Предлагаешь его сжечь в лесу? — удивился де Пуаре.

— Я образно выразился, — ухмыльнулся Дага, — Он напросился ехать с нами, пусть едет и шпионит. В Париже за ним присмотрит Томас Грей. Держу пари, что Гране захочет и вернутся на этой карете.

— Его нельзя отпускать, — напомнил де Пуаре.

— В Гавре шпиона ждёт трюм «Мечты» и хворост для костра, не так ли, капитан? — поинтересовался Лекарь.

— Ход твоих мыслей мне нравиться, — отозвался Дага, — Родителям из Парижа отправишь весточку и успокоишь стариков. Заехать к ним, сам видишь, не сможем, зачем иезуита тащить в дом?

Лекарь облегченно вздохнул. Слова Даги пришлись ему по душе. Как мы знаем, он боялся встречи с родителями и в глубине сердца искал возможности ее избежать, а тут случай помог найти разумное решение.

— Согласен, в Париже задерживаться не резон, но попасть к королю на аудиенцию капитан обязан. Его Величество ревностно относится к делам в заморских колониях и не упускает любой возможности о них поговорить, тем более с боевыми капитанами, — вмешался де Пуаре и, наклонившись к Даге, добавил:

— Как не крути, благосклонность короля отобьёт охоту у твоих недругов пакостить.

— Что верно, то верно, — усмехнулся Лекарь.

5. Мадам Нитон. Встреча с Людовиком XIV.

Дага, слушая слова де Пуаре, почувствовал, как ёкнуло сердце. За разговором о судьбе Гране он отвлёкся от мыслей, терзавших душу перед встречей с монархом. Стараясь не показать своих переживаний друзьям, Дага закрыл глаза. Де Пуаре и Лекарь, переглянувшись, замолчали. К вечеру третьего дня, карета затряслась по булыжной мостовой. Дага отдернул занавеску. Его взор скользнул по вечернему небу, облакам, окрашенным в красноватый цвет лучами заходящего солнца, темным остроконечным крышам домов и светившимся окнам.

Конец ознакомительного фрагмента.