Что посеешь, то и пожнешь

Александр Бугаев

«Что посеешь, то и пожнешь» —захватывающая научно-фантастическаяповесть о приключениях Алекса,электромеханика, отправившегося вДжибути, чтобы защитить аквалангистов.

Глава 2

В иллюминаторе промелькнули несколько силуэтов и исчезли в темноте. Сергей быстро, не дожидаясь моей команды, почти на автомате выключил боковые прожекторы, а носовые медленно притушил, вращая ручку привода реостата, оставив небольшой — не более тридцати процентов от номинального — поток света. И почти сразу тени появились снова.

Сергей приостановил подъем аппарата, и он неподвижно повис в толще воды.

«И что это мы так рванули?..» — подумал я. Но прежде, чем мысль успела оформиться у меня в голове, Сергей заявил:

— Я уверен, что счетчик не врет и особой опасности для нас не было.

Почему к нему пришла такая убежденность, я понял позже, когда в иллюминаторе на большом расстоянии увидел большую стаю рыб. Неожиданно аппарат вздрогнул от легкого толчка, и потом боковой иллюминатор закрыла бесформенная, иссеченная морщинами и складками масса. Она все время вздрагивала, дрожь проходила под кожей волнами, как у лошади, когда она сгоняет с себя надоевшего овода. Потом в иллюминаторе показалась пара серых щупальцев с присосками и поелозила по стеклу. А затем в иллюминаторе появились глаза.

— Глаза, как у осьминога, — почему-то шепотом сказал Сергей. Я тоже подумал, что Сергей прав — осьминожьи, но тут же решил, что ошибся. Во время экспедиций на Дальний Восток я встречал много различных видов осьминогов и хорошо знал, как они выглядят и какой у них обычно умный, я бы сказал, мудрый взгляд. Но эти глаза даже для осьминожьих были необычны. Их выражение постоянно менялось, становилось слишком осмысленным, слишком пронзительным и, казалось, проницательным. А в глубине этих глаз за всей сменой выражений читались боль и какой-то невысказанный мучительный вопрос.

Но вот в иллюминаторе появились голова, клюв с беззубым ртом, большая часть туловища и воронка. Я больше не сомневался: это был осьминог. И осьминог незнакомого мне вида — не привычный дальневосточный, а осьминог вида octopus dofleini.

А эти глаза в иллюминаторе! У осьминогов они бывают довольно выразительными, часто в них можно увидеть смертельную тоску и мудрость многих поколений, усталость от груза прожитых лет и многое другое. Но такой осмысленности, как глаза этого осьминога, они никогда не выражают. А может быть, мне показалось? Подвели нервы из-за излишней настороженности и напряженности? Я издал какой-то нечленораздельный выкрик не в силах оторвать взгляда от осьминожьих глаз, и голова моментально исчезла.

Сергей напрасно ждал некоторое время, несколько раз включал и выключал свет, но осьминог больше не появился. Затем мы продолжил подъем.

«Собственно, пока ничего не удалось определить», — подумал я. Радиоактивность в бухте недостаточно высока, чтобы пролить свет на загадку гибели аквалангистов. Тем более на той глубине, куда могли добраться люди с аквалангами, заряженными сжатым воздухом. Специальных смесей для глубоководных погружений аквалангисты-любители обычно не имеют, а если имеют, то это уже не аквалангисты-любители. Может быть, такие осьминоги или другие животные напали на них? Но ни на ком из погибших аквалангистов, как у наших, так и прежде погибших в этой бухте иностранцев, не обнаружено следов укусов и вообще следов повреждений.

Тут я вспомнил о присосках на щупальцах. Обычно у осьминогов они не очень сильные: даже самые крупные человека не удержат. А легенды о громадных страшных осьминогах — выдумки чистой воды. Хотя эти животные уж очень необычны, но все равно утащить в пучину человека или убить его они не могут. В австралийских водах живет так называемый синекольчатый осьминог: несмотря на небольшие размеры, он своим ядом может убить человека, но о ядовитых осьминогах в Красном море никто никогда не слышал.

Надо будет запросить у американцев результаты исследования крови погибших аквалангистов, решил я и пошел искать врача, который занимался анализом биологического материала.

Сразу же после возвращения на корабль Сергей созвал товарищей на совещание и рассказал о наших наблюдениях. Решили, что через несколько часов аппарат начнет второе погружение. На этот раз на погружение пойдут прилетевшие сегодня утром из России профессиональные ихтиологи Нуров и Черенков. Сергей подозревал, что многие на корабле думают, мол, надо было в первый же спуск посылать ихтиолога и биохимика, а не развлекаться, отправляя гидробиолога и сотрудника комиссии по чрезвычайным ситуациям. Но что делать, если гидробиолог — руководитель экспедиции, а сотрудник комиссии — его начальник и уже почти приятель? Впрочем, может быть, никто так и не думал, и в Сергее просто взыграло чувство справедливости и ответственности за порученное дело.

Однако проведенные и второе, и третье погружение аппарата не принесли никаких новых данных. Каждый раз при погружении ихтиологи встречали осьминогов и подтвердили: осьминог, увиденный мной и Сергеем, не принадлежит ни к одному известному виду.

Пока ихтиологи ныряли, мы с Сергеем развили кипучую деятельность: старались побеседовать со всеми участниками экспедиции как с нашей, так и с американской стороны. Мы не обходили вниманием ни одно, даже самое фантастическое предположение сотрудников о тайне здешних вод.

Когда я беседовал с капитаном судна, Роберт обратил мое внимание на то, что мясо мертвой рыбы, которая в изобилии плавала на поверхности бухты, имеет странный запах.

— Не мертвой рыбы, не тухлой, а какой-то неживой, — сказал мне Роберт и в доказательство подошел к борту и выловил несколько мертвых рыб. Он выбрал пару самых свежих, которые еще не начали разлагаться, и предложил мне понюхать.

— Извините меня, Роберт, но я, к сожалению, больше знаком с пресноводными и северными рыбами, а как должны пахнуть тропические, честно говоря, не имею понятия. Можно я их возьму и передам Михайличенко для подробного исследования?

Капитан громко расхохотался, при этом его могучий бас донесся до людей на берегу, и они с беспокойством стали оглядываться по сторонам: не напали ли на экспедицию сомалийские пираты?

— Алекс, ты можешь смело отдать эту рыбу хоть в лабораторию, хоть китайцам для того, чтобы они ее потушили и потом приготовили из нее свое национальное блюдо! Алекс, ты только скажи, — продолжал буйствовать капитан, — и мои ребята притащат тебе еще пару ведер этой пакости.

Сергей никому не доверил эту процедуру и лично проверил мясо рыб сначала в бортовой лаборатории на суде, а потом и в лаборатории экспедиции. Он провел почти полсотни тестов: в конце концов и ему запах начал казаться странным. Сергей уже хотел забросить это бессмысленное занятие, когда очередной тест показал: нигде в клетках мяса мертвых рыб не сохранилось никаких аминокислот с многовалентными фосфорными связями.

Сергей многократно проверял и перепроверял не только результаты анализа, но и правильность примененной им методики. Он с яростью набрасывался на результаты, как будто от них зависел не только удачный исход экспедиции, но и жизнь самих членов команды, и был так возбужден, что почти не чувствовал усталости. Он подтвердил и повторил мой результат, и я теперь уже увереннее спорил с товарищами, и даже с ихтиологами, забыв о всякой осторожности и о том, что могу попасть впросак, если моя идея с отсутствием фосфора в мясе мертвых рыб будет опровергнута. Ихтиологи вроде бы мужики приличные, но я хорошо знал, как бывают обидчивы профессионалы, когда дилетант влезает в область их компетенций. А тем более, если дилетант — фактически руководитель российской части всей экспедиции. И когда мы с Сергеем опускались вторично в аппарате на дно бухты, в моей голове постоянно кружился хоровод новых гипотез, насколько ярких, настолько же безумных.

Кто, как и, главное, зачем извлек из мяса рыб фосфорсодержащие аминокислоты? Уже обилие и бездоказательность моих теорий должны были немного остудить мою голову и дать мне сосредоточится на поиске других фактов о состоянии местных вод.