Царь опричный

Александр Бубенников, 2022

Роман повествует о закате царства Ивана Грозного и раскрывает наиболее знаковые события из его жизни: сватовство к сестре польского короля Сигизмунда-Августа, королевне Екатерине и к дочери верховного правителя Большой Кабарды Темрюка. Впервые раскрываются тайны брака Царя с Марией Темрюковной, отравления изменниками новорожденного сына – царевича Василия Ивановича. И, в конце концов, отравления самой царицы Марии. Месть Царя за отравленную царицу Марию была ужасной, но справедливой. А последовавший затем карательный поход Грозного на мятежные Новгород и Псков, пожелавшие уйти под покровительство европейского короля, еще раз ярко и исчерпывающе подтверждает имя, данное великому русскому правителю – Грозный…

2

Брачное посольство в Польшу

Московскому послу Фёдору Сукину, отправленному Великое Литовское княжество с брачным предложением от царя Ивана Васильевича было дано следующее письменное предписание:

«Едучи дорогою до Вильны, разузнать накрепко про сестёр королевских, сколько им лет, каковы ростом, как тельны, какова которая обычаем и которая лучше? Которая из них будет лучше, о той ему именно и говорить королю. Если большая королевна будет так же хороша, как меньшая, но будет ей больше 25 лет, то о ней не говорить, а говорить о меньше».

Перед отъездом Сукина в Вильну государь вызвал к себе своего любимца, главу посольского приказа Фёдора Колычева и полюбопытствовал насчёт содержания письменного предписания послу. Колычев на память осветил это содержание.

Царь хмыкнул с лёгкой улыбкой на устах:

— Надо же, какие телячьи нежности относительно лет, стати большей и меньшей королевен. Дородность пусть оценивают.

— Что не так государь?

— Не важно, так или не так, — усмехнулся Иван Васильевич, — текст письма, приказа для посла не менять… В этом приказе есть нечто трогательное и забавное, смешное даже…

— Но ты, государь, что-то заметил в этом приказе смешное и странное, поясни, если ты считаешь это нужным.

— Я знаю, сколько лет сёстрам, и об уродстве старшей и красоте младшей сестры наслышан от моих верных людей в Литве, из иудейской и русской партий, держащих мою сторону.

— Так я прикажу Фёдору Сукину связаться с ними…

— А вот этого делать не надо, Фёдор Колычев, только засветишь моих людей, отрежешь уши и выколешь глаза моих тайных приверженцев, разведчиков своего рода…

— А-а… Понял государь… — Промямлил Фёдор. — Приказ не меняем, ориентируемся на месте и тут же все детали переговоров с королём и его сановниками тут же передаём тебе… Ведь брачное дело не терпит…

— Не терпит, Фёдор, это верно. — Царь взметнул руку, призывая к вниманию главы посольского приказа. — Вот о тебе, Фёдор Колычев, я знаю, что ты дальний родич царицы Анастасии. Просвети меня о степени родства твоего к роду Захарьиных. Я ведь любознательный и любопытный государь, вот и восполни мой пробел в знаниях…

— Слушай, государь, раз тебе это нужно, — пылко, покраснев, ответил Колычев. — Основатель нашего рода Фёдор Александрович Колыч был внуком Андрея Кобылы и двоюродным дядей Захарьина-Кошкина. Так что с твоей царицей Анастасией, нынешними Захарьиными из регентского совета и прочими из сильной боярской московской партии… я одной крови…

–…Крови Кобылы, — тонко пошутил государь. — Я понял, что княжеской крови Рюриковичей у тебя и всех членов партии Захарьиных-Романовых не течёт…

— Не течёт, государь, — согласно кивнул головой Колычев. — Через царицу Анастасию наш род, в жилах которого течёт кровь Кобылы, к трону приблизился, знатность свою увеличил…

— Ступай, Фёдор, и твоего тёзку Сукина вразуми, что он едет в Литву с государевым поручением особой важности. Многое зависит от этого брачного предложения, судьба мира и войны на наших западных границах. Выполняй царское поручение и Сукину накажи, пусть потроха живота выложит, но добьётся исполнения царского приказа в тонких политических играх государя Московского.

— Слушаюсь, государь. — Рявкнул с пьяным куражом исполнителя повеления Грозного царя Колычев и подумал тут же, трезво и мрачно: «Может, я зря огорчил государя тем, что в жилах его любимой супруги, как и во всех Захарьиных, Колычевых текла и течёт доныне «кобылья» кровь? Надо же угораздило наших предков обозначить своё место в истории нашего государства с прозвищем, а потом и фамилией Кобыла… Но ведь потомки Андрея Кобылы изменили смешное прозвище на более благозвучные фамилии Колычевых, Юрьевых, Захарьиных, Романовых…»

Прибывший в Вильну посол Сукин быстро и бесхлопотно выяснил, что младшая королевна значительно краше и образованней старшей королевны, потому панам, ведшим переговоры с ним от имени короля, было предложено Сигизмунду-Августу выдать за царя Ивана Васильевича его младшую сестру Екатерину. Как не выпытывал панов-переговорщиков о возрасте Екатерины, паны только разводили руками: «О возрасте невесты-королевны даже высокородные женихи не будут знать всё до конца».

Ещё одним «техническим» препятствием для заключения брака оказалось родство короля Сигизмунда и королевны с императорскими и королевскими домами Европы. Сукин напирал на то, что московский царь тоже не лыком, ведёт своё родство от Римских императоров через отца Василия III и деда Ивана Великого, а через мать княгиню Елену Глинскую со знатными родами великого княжества Литовского.

А в ответ паны-переговорщики от имени короля Сигизмунда Второго Августа: мол, отец короля и королевны Сигизмунд Первый, умирая, приказал всё семейство Императорам Священной Римской империи. Посему Сигизмунд Второй должен сослаться с нынешним императором Фердинандом Первым, королём Германии, а также с другими королями Европы, а также своими близкими родственниками, в первую очередь, с зятем герцогом Брауншвейгским и с племянником королевичем Венгерским. Услышал Сукин от панов, что король должен обсудить брачный вопрос с польским сеймом, радой по-московски. Сукин удивился: «А зачем усугублять брачное дело подключением лишних инстанций — сейма-рады?» А от панов услышал о пикантном положении короля Сигизмунда Второго: тот является последним королём польским и великим князем литовским, получившим корону через наследование, не будучи избран сеймом-радой.

«И что ваша рада может запретить брату-королю выдать замуж сестру-королевну за русского царя? — искренне ужаснулся Сукин. — Наша боярская дума сделает то, что её скажет царь». На что паны-переговорщики только посмеялись над московскими порядками, а потом уже серьёзно просветили посла царя пикантными обстоятельствами «приданого невесты»: поскольку королевна Екатерина родилась в Польше, то и приданое её хранится там, и распоряжаться им король без согласия сейма-рады не может.

Сукин почесал глубокомысленно затылок и грустно ответил панам-переговорщикам: «Мы видим из ваших слов нежелание вашего короля приступить к брачному делу, если он такое великое дело для наших государств откладывает в долгий ящик». Но у Сукина была последняя возможность сыграть на чувствах панов и он спросил: «И со страшненькой сестрой короля Анной будет та же долгая история?» Паны ответили: «Всё едино и долго, что с Екатериной, что с Анной, тем более у Анны старый конфликт с братом, Так что пусть русский царь остановит свой выбор на Екатерине и добивается своего, но это дело не простое…»

Сукин доложил всё, как есть, Колычеву и царю. Решено было послать новое посольство к брату-королю, поехали Кошкин и тот же Сукин. Так этим послам паны-переговорщики именем короля сказали, что брак с сестрой — королевной возможен тогда, когда этот брак доставит королю и Польше выгодный мир, а это так или иначе связано с уступками царя по Смоленску.

Московские послы поняли, что и здесь дело откладывается в долгий ящик. Но они имели приказ царя самолично рассмотреть невесту Катерину и передать свои впечатления царю Ивану Васильевичу. Но и здесь паны-переговорщики были непреклонны: «И между незнатными людьми не ведётся, чтобы, не решивши дело, сестёр своих или дочерей давать смотреть кому-либо посторонним». Послы противились: «Мы не посторонние люди, а выполняем поручение жениха-царя, — не увидев королевны Екатерины и челом ей не ударивши, что, приехав в Москву, царю своему говорить? Кажется нам, что у короля вашего нет желания выдать свою сестру за нашего царя».

Паны московским послам терпеливо объяснили, что иноверцам, исповедавшим греческую веру, не положено видеть королевну латинской веры, поскольку у неё все придворные и слуги поляки-латиняне. И они о конфузе разглядывания иноверцами королевны всё расскажут своим, и у польской рады с королём выйдет конфликт. Паны-переговорщики сжалились над сильно огорчёнными московскими послами, посоветовав тайно посмотреть на королевну Екатерина, когда та пойдёт на службу в костёл. Послам пришлось согласиться на такой способ дальнего пригляда за королевной по простой причине значимости русской поговорки — на безрыбье и рак рыба. Нечего было докладывать государю по приезде в Москву, ибо брат-король соглашался на брак с царём Иваном сестры Екатерины только в том случае, если это брак будет с выгодным перемирием для Сигизмунда.

Поскольку на этот раз перемирие при брачном договоре не было сопряжено с оговорками насчёт Смоленска и других городов, московские послы отъехали к себе с предложением Сигизмундом следующего выхода из брачного тупика. Прежде чем решать дело о сватовстве царя к королевне надо заключить короткое перемирие или даже длительный мир между двумя конфликтующими сторонами — Сигизмундом Вторым и Иваном Четвёртым — для переговоров об этом воеводы и послы должны съехаться на границе стран, а до этого съезда послов-воевод не вести никаких боевых действий в Ливонии. Предполагалось, что московские послы передадут царю устное предложение короля, а письменную государственную грамоту от Сигизмунда-Августа привезёт знатный посол-вельможа с особыми королевскими полномочиями, князь Иван Шимкович, к тому женатый на дочери Ивана Михайловича Вишневецкого, Александре.

Сразу после отъезда московских послов, король собрал у себя в замке своих доверенных приближённых: князя Шимковича и главу иудейской партии в Литве Илью, осуществлявшего тайную челночную дипломатию между Вильной и Москвой с Бахчисараем. Илья был вхож как во дворец ханов Гиреев через их старого советника Моисея, так и в московские царские палаты Грозного, через родственные связи с Глинскими. Опытный дипломат Илья выполнял роль двойного или даже тройного агента, в услугах которого нуждалась Москва Грозного царя, Вильна короля Сигизмунда-Августа и Крымское ханство хана Девлет Гирея. Именно от Ильи и его ставленников Грозный знал и о возрасте королевен Анне и Екатерине, их физических и духовных качествах, о достоинствах и недостатках воспитания и образования. К тому же Илья напрямую контактировал с магистром Кетлером, выполняя поручения заинтересованных сторон, в первую очередь короля и хана.

Король Сигизмунд в красивом меховом кафтане и мягких кожаных сапогах предложил присесть его приближенным у камина, и тут же перешел к делу. Голосом, не терпящим возражения, обратился к Шимковичу:

— Ты, Иван, завтра или послезавтра едешь с моей верительной грамотой к царю. В грамоте будет написано то, что устно было сказано московским послам. Воеводы с двух сторон собираются на границе двух стан и договариваются о подтверждение перемирия и брака царя и королевны…

— Но ведь царь Иван никогда не пойдёт на пограничные переговоры, — жёстко усмехнулся черноглазый черноволосый Илья неопределённого возраста. — Это ловушка для царя, ибо нарушаются древнерусские традиции, великокняжеские прародительские обычаи вести мирные переговоры с врагами в столице русского государства… И царь не поддастся на эту хитроумную королевскую уловку…

— Конечно не поддастся, — кивнул головой Сигизмунд, — но мы вынудим его посвятить в планы Вильны не только свою боярскую думу, но и многих князей и воевод…

— И что из этого, — мрачно спросил широкоплечий коренастый Шимкович с выразительными синими глазами, — где наш интерес? Где наша выгода, король?

— А выгода в том, что должны проснуться противники царя, князья и бояре, противники его действий на востоке и западе, ущемлённые в правах удельные князья и доморощенные феодалы. Ему ведь будут ставить в вину, что он сорвал дипломатические переговоры с мной, с Литвой, Польшей, Ливонией. Мы ведь всё равно начнём скоро военные действия против Москвы в Ливонии. Ударим по царю извне, а изнутри он получит русскую княжескую и боярскую измену как его династических противников, так и недовольных, ущемлённых царём бояр, воевод…

— Это уже по моей части… — прошипел Илья. — Есть такие силы в столице и во многих ущемлённых крупных городах, в том же Новгороде, Пскове, Твери, да и в Смоленске тоже…

— Ведь не только Москве привечать литовских князей, недовольных притеснением латинянами их греческой веры… — Сигизмунд привстал для сообщения главного пассажа. — Пора и Вильне встречать знаменитых русских изменников и предателей из царского стана, князей и бояр, греческой веры, что они именуют православной… Пусть изменники-беглецы приобщаются к латинской вере… Надо помочь Литве и Польше в разжигании заговоров против царя и измен изнутри Русского государства… Надо ломать хребет царю и его союзников изнутри… Когда война идёт на страну извне, легче огонь сопротивления тирану изнутри раздувать…

— У меня есть надёжные люди в Москве, недовольные правлением царя, — сказал с угрозой в голосе Шимкович. — Во время моего посольского визита я успею переговорить с глазу на глаз с противниками царя.

— А мне не надо давать никакие посольские поручения, — игриво хохотнул Илья, — я и так через доверенных людей во двор вхож, хоть в гости к самому Ивану Васильевичу… Он меня ценит как своего тайного агента в Вильне… Аж плачет, когда я ему о его матушке Елене Глинской напоминаю…

— Ничего не поделаешь, — заключил король, — дела марьяжные скоро уступят место делам ратным нового этапа Ливонской войны. И в это опасное тревожное время неплохо бы спровоцировать заговоры и измены изнутри Московского государства… И царя изолировать, отстранить от управления войсками, государством…

— Отстранить или устранить, — спросил Шимкович.

— Как угодно, — Сигизмунд, — русско-литовской войны не избежать. А раз так, отстраняйте, устраняйте русского царя-полководца…

— Если травить ядами, то у нас по этой линии старик Моисей Старый, его племянник Моисей Молодой и их доверенные люди поднаторели в отравлении князей и княгинь… Разумеется чужими корыстными руками, чтобы подозрение не пало на истинных исполнителей-грешников… — Илья вздохнул. — Надо снова какого-нибудь повара при царском дворе за мзду великую найти и задействовать напрямую по своему природному предназначению отравителю… С повара Поганки всё на Руси когда-то началось — и пошло-поехало…

— Помню-помню… Старый Моисей мне рассказывал… — улыбнулся король. — Ты, Илья с твоим Моисеем Старым были всегда великолепные памятливые рассказчики на исторические мистические темы… Есть чему у вас поучиться в искусстве плести политические государственные интриги с дьявольским напором…

— Завтра поеду в Москву, не послезавтра, — сказал Шимкович, — хоть на один день, да ускорю начало литовско-русской войны… Проявлю личный напор воеводы без всякой дьявольщины и мистики…