Свобода выбора фатальна

Александр Бубенников, 2022

Эта странная история началась на научной конференции в США, куда был приглашен русский физик-электронщик Брагина, и где его научными прорывными изобретениями заинтересовались ведущие американские фирмы. В один прекрасный день от Брагина в жесткой форме потребовали флэшку с записанными на ней программами и демо-версией его системного продукта. Русский ученый ответил отказом. Но охота на флэшку продолжилась уже после приземления самолета ученого в аэропорту Шереметьево… Крайне напряженный социально-психологический детектив из жизни современной научно-технической интеллигенции.

Часть III

Две флэшки

Глава 6

Через какое-то время к ним в купе постучались. То был хмурый проводник с седыми баками с какой-то лукавой искоркой в глазах.

— Что же мне делать с вами? — обратился он к Брагину. — Вы что-то говорили о четырех билетах в это купе. На руках у меня только два билета. — Он многозначительно указал на кожаную сумку с отделениями, куда он засовывал свернутые вчетверо билеты пассажиров. — Видите в вашем восьмом купе только два билета, которые вы предъявили при посадке. Два нижних места, двадцать девятое и тридцать первое. — С хитрющими глазами он нагловато и вызывающе усмехнулся. — Или что-то не срослось?..

Брагин молча протянул ему два новых билета:

— Пожалуйста…

Тот непонимающе уставился на билеты:

— Странно… Действительно, на тридцатое и тридцать второе места… Только все это билеты на имя одного пассажира… Брагина Е эМ… Это вы, выходит, Брагин Е эМ… — Он поскрёб пальцами в своей кожаной рабочей сумке, удостоверяясь, кто же едет, на двадцать девятом и тридцать первом месте. — Забавно, однако… Мадмуазель претендует только на одно нижнее, тридцать первое место… А господин…

— Профессор Брагин, — поправил его Брагин. — Выкупил еще три места в этом купе. Вас что-то смущает?..

— Но ведь не положено, — не унимался, горячась, проводник, — одному человеку, хоть профессору… хоть академику… выкупать все места в купе…

— Профессору и академику можно, — успокоил его Брагин, — я со своей аспиранткой еду на международную конференцию, где соберутся многие мировые светила. Нам с аспиранткой Лерой необходимо подготовиться за время пути к ответственным докладам. — Для убедительности он вытащил программку конференции и потряс ею около носа проводника. — Послезавтра все это, понимаете, наконец, или нет? Нам требуется полное уединение, сосредоточенная работа…

— Уединение с мадмуазель, понятно. — Проводник снова усмехнулся и подмигнул Лере. — С аспиранткой юной, значит… Понятное дело, с юными девами самое милое дело в купе уединиться… Тэт-а-тэт…

От этой наглой усмешки и подмигивания записного хитрована Лера покраснела, стушевалась. Она была готова выскочить из купе. Однако, залившись стыдливым румянцем, резко наклонила голову, якобы поправляя застежку у шлепанцев. Сдержалась. Только тихо и угрожающе фыркнула. От Брагина это не ускользнуло. В голосе его прибавилось металла, когда он испепеляющим взглядом из-за стекол очков уперся в лукавые жирные глазки проводника.

— Что вам, любезный, понятно?..

Тот попытался неуклюже ретироваться:

— Понятно, что вы из крутых академиков. Из тех, которые с привилегиями, раз одному можно три билета в купе на одну фамилию выкупать. Вот, что понятно… Человеку, тому же бизнесмену с большими деньгами такое вряд ли дозволено…

— Бизнесменам, тем более с большими деньгами сейчас все дозволено, — Брагин уже переплавил металл в голосе и говорил мягче, доверительней, чувствуя некоторое смущение поставленного на свое место проводника. — почти всё…

— Только крутые предприниматели, олигархи разного масштаба предпочитают договариваться с проводниками или на худой случай с начальником поезда… Все по понятиям должно быть… Тот крутой бизнесмен, который претендовал на место в вашем купе, по понятиям пытался со мной разговаривать… Он откуда-то узнал, что в купе на четверых едут двое… Еле-еле от его задатка отвертелся, когда он удостоверился что купе пустое… Пока пустое…

Намек был прозрачен; Брагин должен был договариваться с ним, а не делать все так, как ему вздумалось и удалось, покупая четыре билета в одно купе по российскому паспорту Леры на одно место и по своему заграничному паспорту — сразу три места. Тогда кассирша, продавшая ему билеты, не промолвила ни словечка, только улыбнулась одними глазами, мол, шикуете, ничего и никого не таясь, молодой человек на пятом десятке, судя по вашему загранпаспорту с парой дюжин служебных научных виз в Европу, Америку, Азию…

— По понятиям, говоришь, любезный, — поморщился Брагин, — а это как, по понятиям?

В вопросе Брагина проводнику что-то не понравилось, и он поскорее пошел на попятную:

— А как же быть с постельными принадлежностями, что входят в стоимость билета? — задумчиво, с трудом шевеля тяжелым языком, спросил побагровевший проводник. — Ведь уплачено за четыре места — приносить или как? Только верхние места полностью укомплектованы…

— Не надо, белье мы перетащим с верхних полок на нижнее, — спокойно произнес Брагин, давая понять, что разговор закончен.

— Я потом вам выдам четыре квитанции за белье.

— Не надо, любезный, — отрезал Брагин, — всё в порядке.

— Чаю принести?..

Ему не ответили, и проводник счел за благо вовремя перейти из предпоследнего купе в последнее. Лера почему-то подумала, что ей будет неловко подходить к нему и просить два стакана чая, поскольку была убеждена, что этот проводник и его сменщик в служебном купе будут злорадно подсмеиваться и перешептываться за ее спиной: «Эта та мадмуазель из предпоследнего купе. Ради нее, мадмуазель-аспирантки, ее папик, профессор, выкупил аж все четыре места, чтобы натешиться наедине. Что ж, голубки, тешитесь на здоровье. Только таможню с пограничниками не проспите, как натешитесь».

Лера где-то в глубине душе даже рассердилась на Брагина. Ей почему-то показалось, что естественней выглядела бы ситуация в полностью заполненном купе. Тогда не было бы никаких намеков, никаких оплошностей, уязвляющих ее утонченность, стыдливость, врожденную деликатность. И еще она с тревогой подумала о том, вот, надо же самое первое их путешествие, первое столкновение со случайными людьми — и огрехи общения. Они ведь до этого раньше, будучи только вдвоем, втайне от близких и знакомых, старались отгородиться от внешнего враждебного мира, встречаясь на квартире коллеги Брагина, выехавшего надолго за границу. А внешний мир воистину враждебен, явно не дружественен к ним, влюбленным. Тот же ухмыляющийся проводник, а до этого страшные удары кулаками по окну. И это только начало путешествия, начало их пути — что же будет дальше?»

Глава 7

Лера легко стянула заправленное постельное ложе, матрац с одеялом и подушкой с верхней полки. И тут же гибкой змейкой скользнула на одеяло.

— А как же наш вагон-ресторан, — усмехнулся Брагин, — он же рядом с нами и давно дожидается нас.

Она не ответила. Она, вообще, позабыла про ресторан, не знала, что делать и говорить, не смея даже открыть глаза и взглянуть на дорогого ей человека, как будто от поведения и такта его в этот решительный миг такого долгожданного свидания зависело интимное счастье их дальнейшей совместной жизни. Она улыбнулась ему с закрытыми глазами:

— Ресторан подождет… Все в мире подождет… Лишь ты не жди слишком долго… Это же первое наше путешествие вдвоем… Надо сделать так, чтобы дальний путь понравился путникам… То бишь законопослушным пассажирам, не желающим жить по чуждым им понятиям…

Брагин не знал, что ему делать, то ли тут же заняться устройством своего спального места, то ли… Он преклонил колени перед ее ложем и стал целовать ее нежные изящные пальчики одной руки, потом другой. Приподымаясь с колен он приблизился к лицу и тоже с закрытыми глазами нашел сухими горячими губами ее влажные сочные губы. Он одной рукой уже гладил рукой ее роскошные густые с золотым отливом волосы, другой расстегивал пуговицы на блузке. Вот одна его рука его нашла ее упругую девичью грудь, спрятанную между локтями. Другая же рука, не торопясь, прогулялась вдоль талии, живота, бедер, между бедер… Он привалился рядом с ней и все целовал и целовал ее, не торопясь и ничего на свете не боясь, словно у них в запасе были не целые сутки пути, а вечность…

Что произошло потом?.. Ясно всё и ничего не ясно… Все было, как в божественном сне утонченного наслаждения, она и он снова потеряли голову, поцелуи, объятья и любовные ласки становились все слаще и слаще. Многажды им в дверь стучались… Из-за двери мужские и женские голоса, как из туманной дали предлагали им чай, кофе, напитки, яства, а им было не до них, ни до голосов, ни до яств… Они не могли оторваться друг от друга… Потом оторвались, наконец, и замерли, застыли, как изваяния. Ей показалось, что он засыпает, ему же казалось, что все наоборот, что потеряла сознание и провалилась в сон она… Но это было не так: миг прострации каждого казался по внутреннему ощущению бездонной вечностью…

Они пришли в сознание, провалившись до этого в мгновенный любовный сон, одновременно и тут же открыли глаза и посмотрели друг на друга. Долго молчали, не зная, что говорить, чтобы не вспугнуть счастливое мгновение скорее душевной, нежели физической близости. Наконец, она не выдержала. Опершись на локоть, склонилась к нему и вытерла теплой рукой его влажный лоб. Ей показалось, что не только ей, но и ему в небольшом купе с нависшими верхними полками невероятно жарко, даже душно. Вентиляция работала с явным сбоем.

— Душно… — вздохнула она печально. — Так безумно было хорошо… А сейчас так душно… У тебя лоб мокрый, и у меня тоже… Смотри… — Она притянула его руку к своему лбу. — Кошмар какой-то…

— Я сейчас подыму кверху полку над нами, и нам моментально станет легче — вот увидишь…

С этими словами он, голый, высокий, хорошо сложенный, плотный, мускулистый, как пушинку вскинул вверх руку и приподнял верхнюю полку. Оттуда от резкого движения свалился на пол какой-то маленький предмет, словно полфишки от домино, словно маленькая шашка или фишка стукнулась о пластик и затерялась, закатилась куда-то под полку в темноте. Он включил светильник над ее изголовьем, но замешкался, не в силах был разглядеть, что же это свалилось сверху. Не очки же одевать, чтобы искать и быть похожим на голого учёного кота в очках, обученного фокусам поиска уроненных фишек.

Попробуй найти фишку от домино, крохотную дорожную шашку, если она к тому же закатилась под полку, в пустое пространство рядом с окном и столиком. Она почувствовала, что ему не хочется призывать ее, такую же голую, как и он, к поискам откуда-то взявшейся в поезде фишки при всех включенных светильниках купе, чтобы разобраться с затерявшейся фишкой, а он без ее помощи бессилен найти упавший и закатившийся черт знает куда предмет.

— Может, ну их всех к черту, что падает сверху и создает эффект неожиданности, — спросил он неуверенным голосом, — завтра при полном свете найдем…

— Постой! — Она выскользнула голой, отбросив простынки, грациозно нагнулась. Ничуть никого и ничего не стесняясь, запустила руку под полку, пошарила. Сначала ничего не нашла. Но, всмотревшись пристально в темноту своими зелеными острыми глазами грациозной кошки, торжественно выдохнула. — Вот она… Ты себе не представляешь, что это за подарок нам… Это флэшка… Зачем ты закинул ее на верхнюю полку?..

— Я?..

— А кто же еще?..

Брагин с удивлением покрутил перед глазами флэшку, устройство памяти, ничего не понимая. Покачал головой и, побледнев, выдавил из горла:

— Только надо согласиться с тем, что, во-первых, эта флэшка таинственным образом оказалась под бельем на верхней полке, а во-вторых, это, естественно, не моя флэшка. — Он внимательно посмотрел на Леру. — И не твоя, стало быть… Не проводника же… Или всё же твоя?..

— А я вообще не взяла с собой на конференцию никаких флэшек. Давай, прочитаем по твоему смартфону, что там хранится, что записано.

— Бойтесь данайцев, дары приносящих, — хмуро процитировал он античный афоризм, — вряд ли мы прочитаем, и вряд ли нам стоит читать чужие флэшки, как чужие тайны.

— А вдруг не чужие?..

— Упало и пропало… — Он поморщился и слукавил. — Конечно, я мог бы прочитать, что записано на флэшке, с помощью моего смартфона… Только у меня нет под рукой переходника на стандартный юэсби-разъем… У меня же мини-разъем, ты же знаешь…

— Как хочешь, милый, не каждый день подарки с полки падают…

— Ты сказала подарки… — Брагин уже в спортивных шортах засунул руку под матрац на другой полке. — Ты, как всегда, права… — Он с изумлением вертел в руках вторую флэшку. — Не один подарок, а сразу два… Подарочки, будь они не ладны…

— Такая же?..

— Есть разница: первая объемом памяти в один гигабита, а вторая уже в 16 гигабит… Серьезные изделия и, между прочим, дорогие были когда-то, особенно вторая флэшка…

— А почему надо бояться данайцев, — весело спросила она, запахиваясь в халатик, стоя между двух задранной вверх полок, когда он стелил себе постель на своем нижнем месте, — этих лукавцев с их дьявольскими дарами на пару долларов?..

— Ты же сама и ответила на свой вопрос — только с одной поправкой, подарками за три сотни зеленых баксов, если не под четыреста…

Брагин невольно нахмурился, вспомнив, что его заветная флэшка в спортивной сумке, которую он вез на конференцию, чтобы продемонстрировать демо-версии своих трех модифицированных программ имеет объем гигабита. Словно кто-то знал уже, что он все самое лучшее, что сотворил в жизни, забил на свою любимую флэшку, купленную им еще в тот памятный год во Фриско — на удачу! — и с которой уже не расстается, как со счастливой подковкой уже пять лет. А теперь некто неизвестный предлагает ему: поделись секретами своей заветной флэшки. Перепиши часть конфиденциальной информации на дешевую флэшку. А хочешь, и на дорогую, избыточную по памяти. Только какова цена вопроса этого действа?.. Ведь ему уже пять лет тому назад предлагали продать практически задарма его программы. Тогда они были такими несовершенными, что и вспоминать об этом не хочется. Но сейчас-то из тех голых старых идей и алгоритмов выросли удивительные программы многомерного моделирования технологий, приборов, схем и систем САПР нового поколения, ускорителей вычислений компьютеров, решаются задачи компоновки и трассировки чипов и плат, развиты приложения автоматизированного синтеза искусственных интеллектуальных систем. Несколько главных демо-версий он продемонстрирует на конференции. Но еще до демонстрации его кто-то тонко ведет и интригует. Шантажирует: перепиши свои программы на флэшки, отдай задарма или втридорога — и мы отстанем от тебя… Это понятно только ему, Брагину… Как все это было давно… Зачем ввязывать в эти тягостные воспоминания Леру… У нее своих забот предостаточно с защитой ее диссертации, а тут еще погоня за ней — мужа или бывшего бойфренда, давно домогавшегося ее?.. А тут еще их трехмесячный тайный роман, в бурном процессе которого не только аспирантка, но и профессор потерял, как мальчишка свою буйную головушку…

«Боже мой, — думал Брагин, — как часто мы считаем себя хозяевами своей жизни, своей судьбы, научной карьеры, но приходит любовь, всесильная и безумная, смешивающая все на корню, когда уже сам не понимаешь до конца, где твое счастье, а где твое несчастье… Является ли любовное счастье продолжением твоего семейного несчастья, развороченного быта и бытия, или твои бытовые несчастья являются продолжением счастья сжимать в объятьях эту чудную гибкую змейку, сомневаясь во всем — поцелует ли тебя змейка или укусит? — только все равно нет без этой змейки ни жизни, ни творческой удачи, ничего доброго и удивительного на свете… Боже мой, какой ты странный и нелепый гость на этой зеленой планете, когда сам на стыке своего личного счастья и несчастья, приносишь несчастье близким и родным, вроде бы хочешь изо всех сил сделать счастливой единственное и самое желанное в мире существо по имени Лера, — и уже сомневаешься, сделаешь ли ее счастливой, раз ее счастье будет покоиться на несчастье твоих жены и детей, на несчастье ее бывшего жениха… — он улыбнулся мысленно. — И даже на несчастье ее бойфренда… Но все мы ходим под Богом, не зная, что Он нам уготовит завтра, какие такие счастье и несчастье… И все же ради мига любви можно сказать: пусть они будут крохи несчастья, если сегодня вдруг, по сути, ни за что, выпало счастье, любить любимое дорогое, самое желанное существо в мире, обнимать его… Пусть временный гость я на планете, но ведь случилась любовь моя, но ведь влюбился, и даже назло всем обстоятельствам, всем злым мистралям тоски и разлуки влюбил в себя… Значит, ходя под Богом, зная свою временную участь, есть шанс еще что-то сотворить эдакое, чтобы Господа не разочаровать в том, что он способствовал появлению твоего, появлению ее на свет божий…»

— Лучше бы нам с тобой не просыпаться… — голосок ее журчал чистейшим ручейком и падал каждой своей живительной капелькой на сердце Брагина. — Или вовремя проснуться и очухаться — это тоже знак?..

Немного подумав, непроизвольно сжимая и разжимая кулаки, он ответил тихо и спокойно:

— Лучше вовремя проснуться и очухаться… И вообще… — Он хотел сказать «и оценить степень опасности»», но благоразумно промолчал. — И вообще, утро вечера мудренее…

Подумал про себя: «Когда она уснет, я прочитаю, какая там информация записана на флэшках… Впрочем, утро вечера мудренее… На ночь Лермонтова читают, а не зловредные случайные флэшки». Прилег на свое ложе и выключил светильник над своей головой, когда она потушила свет своей лампочки.

Глава 8

Они долго молчали, думая каждый о своем. Ушли, растворились куда-то перестуки колес, шорохи, будто все вокруг окрест на сотни и тысячи верст стало воздухом, небом, и не стало вокруг них, ни осенней теплой тверди, ни лесной или речной хляби, ни шелеста леса, ни гула набегающих встречных поездов, полустанков, платформ, ни ночных приглушенных звуков полян вблизи и издали. Наверное, сон не шел ни к кому, если в какое-то мгновение он в перестуке колес уловил ее девичий журчащий голосок.

— Я все-таки проголодалась…

Он ответил не сразу, раздумывая: в ресторан уже поздно, да и открыт ли вообще этот вагон-ресторан. Машинально посмотрел на часы. Было уже два часа ночи. И ему, как ни странно, совсем не хотелось ни спать, ни есть…

— Ты слышишь, Жень, я сильно проголодалась…

— Что?

— Ничего… — Она поняла свою оплошность. Несколько раз после их объятий она называла его «Женей». Как-то само ложилось на язык в истоме это имя. Он ее уже раз или два поправлял: «Меня уже никто так давно не зовет. Только в детстве мама. Отец всегда называл Евгением».

— Прости, пожалуйста… — нежно прошептала Лера. Ей было неловко за допущенную оплошность, опять окликнула его детским именем, которого он терпеть не может. Она же долгое время пыталась называть его Евгением Михайловичем даже в постели, когда, таясь и прячась от посторонних глаз, приходила к нему в московские гостиницы, а потом на квартиру его друга-коллеги. Он сам предложил: «Называй меня Евгением — или тебя что-то смущает в моем имени? Не самый лучший? Не самый первый Евгений? Так не волнуйся, с тобой буду и самым лучшим, и самым первым…»

— Проехали, милая… Спать не хочешь

— Я проголодалась, безумно проголодалась, Евгений…

Только сейчас до него дошло то, что обязано было дойти до сознания мужчины, растворившимся в тишине неба окрест, когда исчезли шумы и шорохи окружающих их тверди, хляби, всего-всего. В объятьях юницы он забыл обо всем на свете, а надобно кое-что и вспомнить. Хотя бы то, что в суматохе отправления он и не думал закупать вино и яства для купейного пира, поскольку были определенные планы на ресторан… Но все же, все же… «Ее ночной голод так естественен… Вряд ли ей интересно, что нет этого голода у меня, только и у меня этот голод может пробудиться…»

Снова небо окрест и полный разброд в мыслях: «Так, где же в полночь, тем более, за полночь раздобыть хоть какое пропитание для ненасытной девицы, — угрюмо подумал Брагин, — к проводнику, что ли зайти или в вагон-ресторан наведаться… Вряд ли… Там тоже, наверное, свой график обслуживания пассажиров… Кому охота кочевряжиться в ущерб своему сну и здоровью?.. Да и проводника сейчас не добудишься — какие у него под рукой продукты?.. Пиво «Оболонь» да чипсы… А бутылочку марочного четырехлетний хереса или пятилетней массандровской мадеры можно было бы раздавить с юницей… Только где они, мои любимые херес с мадерой в два-три часа ночи… А не попытать ли счастливого случая в этом чертовом вагоне-ресторане?.. К тому же после хереса с мадерой по отдельности или совместно аппетит быстро разгуливается… Решено, иду к шеф-повару клянчить херес с мадерой и все что у него съестного под рукой…»

Он решительно оторвал голову от подушки:

— Авось, повезет… Устремляюсь на поиски вина и пропитания…

— Не кажется ли тебе, что наши излишества сопутствуют возникновения чувства голода?

— Наши излишества начнутся только после таможни и пограничного «фэйс-контроля», и то, если таможня даст добро, а пограничники удостоверятся в истинности предъявляемых документов, — успокоил Брагин. — Пока то были не излишества, то был милый семейный добропорядочный, немного старомодный… Как бы это помягче выразиться на сленге?..

–…Дружеский секс… — подсказала Лера.

— Во-во… — обрадовался подсказке Брагин. — Я всегда поражался твоему умению находить вовремя нужное слово… Хотя мне это словцо всегда было не по сердцу… Уж больно банально и заезжено… Даже прагматичные американцы осатанели от словесного поноса, извини за грубость, — «от занятия сексом», «занятия любовью».

— Подскажи что-нибудь более романтическое, — улыбнулась она и игриво добавила, — после обещанного продолжения «излишеств».

— Непременно, милая, если получится наш ночной ужин… Он ведь проблематичен, честно сказать… Мне страшно неловко: я ведь не подумал о том, что ты можешь проголодаться… Это свинство с моей стороны… Прими извинения с просьбой снисхождения… — Он щелкнул пальцами. — Сейчас я больше озабочен тем, как выцыганить у шеф-повара вагона-ресторана съестное с парой бутылок крымского хереса и мадеры… Знаешь, как хочется расшибиться в мокрую лепешку перед красивой обожаемой девушкой…

— Можешь не утруждать себя…

— В смысле?..

— Я имела в виду прежде всего твои херес и мадеру… Вот если только красное сухое вино…

Брагин моментально развил тему:

— Несколько лет тому назад… Давно это было, еще при развитом социализме с перестройкой в таком же поезде я пил с одним московским другом удивительное крымское сухое красное вино… Самое лучшее из красных вин, что я пробовал в Крыму, на юге, вообще… «Алушта» марочное называется. Думай обо мне и об «Алуште» хорошо и целеустремленно — и все у нас будет, мы победим… Под доброе красное винцо так хорошо пойдет шашлык, на худой конец, любое холодное мясо… Даже цыпленок табака под «Алушту» пойдет — пальчики оближешь от удовольствия…

— От твоих рассказов про «Алушту» у меня желудок взыграл своими разбуженными соками…

— Намек понял, бегу в ресторан… Жди со щитом, то есть с подносом, полным яств… На щите не жди…

— Как это — не ждать?

— Если не накормлю и не напою любимую девушку, — Брагин все же подложил соломки под эпопею с добычей напитков и пропитания, — хотя бы пивом «Оболонь» с чипсами, то повешусь, как записной неудачник, в ватерклозете…

— Хочу «Алушту», — смешливым капризным тоном промолвила Лера. — Нет, просто требую «Алушту». Могу я хоть раз в жизни что-то потребовать от любимого мужчины, раз он шантажирует меня уже полчаса продолжением излишеств… Даже если таможня не даст добро на пересечение границы — излишествам быть… — Она бросилась к Брагину на шею, обвилась вокруг него гибким телом с мягкой стоячей грудью и горячо зашептала. — Хочу тебя…. Люблю тебя только одного… И буду любить… Слышишь, люблю и буду любить… Вопреки всем обстоятельствам, что пока против нас… Но любовь преодолевает и преодолеет все…