Погоня за мечтой

Дарья Макарова, 2020

Арина заблуждалась, когда решила, что брак с влиятельным адвокатом спасет ее от прошлого. Она была наивна, когда поверила, что связь с нелюбимым мужчиной убережет сердце от новой боли. Те, кто выбрал ее в качестве жертвы, ошибались не меньше. Начинается охота за дневниками великого ученого стоимостью в миллионы. В этой схватке пленных не берут, и конкуренты на заветное наследие гибнут один за другим. Убит ее муж, недавний соратник стал злейшим врагом. Но даже смерть не страшит ее так, как собственная тайна. Однако выбора нет – она принимает бой. Погоня за мечтой начинается. Лонг-лист премии "Русский детектив" 2022 в номинации "Открытие года".

— Узнал что-нибудь?

— Доброе утро.

— Доброе. Итак?

Мой собеседник, мужчина совершенно непримечательной внешности, оглядел зал кофейни, за столиком которой ждал меня. Зал был пуст по причине драконовских цен заведения и разгара рабочего дня. За время нашего знакомства ни одна встреча без театральных эффектов не обошлась, посему я спокойно дождалась окончания паузы, призванной подчеркнуть значимость момента.

— Здесь все. Явки, пароли, квартиры, — протянув мне широкий желтый конверт, сказал он и довольно улыбнулся. Он был убежден в непревзойденности своего чувства юмора и любил рассказывать анекдоты, известные даже первоклашке, искренне веря, что в его устах они обретают новую жизнь.

Я взяла конверт. Казалось, от него исходит странное тепло. Хотелось открыть его немедля, ведь в нем было то, что я так долго искала. Несмотря на это я поспешила убрать его в сумку нераспечатанным. Один лишь бог знает, скольких усилий стоило мне сохраненное самообладание.

Слава, именно так звали моего собеседника, жадно следил за моими действиями и мое хладнокровие явно его огорчило. Он ожидал спектакля, достойного сцены Большого театра. Но заметив в моей руке скрученные в толстую трубочку купюры, перевязанные банковской резинкой посередине, забыл о жажде зрелищ — в его глазах горела лишь алчность.

— Это тебе. Как договаривались.

— С тобой приятно иметь дело, — заявил он, как только деньги исчезли во внутреннем кармане кожаной куртки.

— С тобой тоже, — машинально ответила я, намереваясь уйти, но он ухватил меня за запястье.

— Хочешь совет?

— Не особо, — хмыкнула я.

— И все же. Не лезь ты в это дело. В прошлом правды нет, одни проблемы. Ты ведь хорошо устроилась, чего ради рисковать?

— Надеюсь, совет входит в стоимость услуг?

— Бесплатно, — развел он руками и, лучезарно улыбаясь, добавил. — Для красивой девушки ничего не жалко.

На этой оптимистичной ноте мы расстались, и я поспешила к своей машине. К несчастью, в будний день найти свободное парковочное место в центре города довольно проблематично, и машину я бросила за три улицы до кафе. Посему пришлось потратить некоторое время, чтобы добраться до нее. Весь путь мысли о конверте, что лежал в сумке, прожигали разум.

Когда же я добралась до своей «Тойоты» и достала конверт, реальность словно замерла. Казалось, в мире есть только я, он и мой страх перед его содержимым. Пальцы нервно подрагивали, и не хватало решимости вскрыть его.

Как странно, я столько времени мечтала получить ответы на мучившие вопросы. Теперь они в моих руках, но сил узнать их я не нахожу.

Разозлившись на себя за слабость, резким движением я разорвала бумагу. И отрезая пути к отступлению, вытряхнула содержимое на колени.

Отбивая ритм рок-н-ролла, зазвонил мобильный. Я вздрогнула от неожиданности и недоуменно посмотрела на телефон.

Я по-прежнему в своей машине. Если верить часам, прошло больше трех часов после встречи в кафе. Но для меня они всего лишь мгновение. Мысли словно в тумане, невероятная усталость разлилась по телу.

Отвечать на звонок не хотелось, но это был муж, а значит придется. И максимально бодро, втайне радуясь, что он не может видеть моего лица, я пропела:

— Привет.

— Где тебя черти носят? — рявкнул Лев. За все время нашего знакомства мне не приходилось слышать его столь раздраженным. Казалось, его душит ярость, во что я не могла поверить, ведь трудно найти более уравновешенного и степенного человека. Непонятная перемена в муже подействовала отрезвляюще.

— Маникюр делала и…

— Давай домой, быстро.

— У нас проблемы?

— Еще какие, — прорычал он и бросил трубку.

Если бы в этот день в жизни моей появился провидец, рассказавший, что случится в грядущем, я убежала бы прочь из города, а желательно из страны в тот же миг. Но провидец, видимо, ходил другими улицами, и я помчалась домой, к мужу.

Мужчины, мнящие себя знатоками женщин, любят утверждать, что наша логика ни на что не годна. Она абсурдна, запутана и не понятна нам самим. Что ж, возможно, это и так. Но мне неизвестна ни одна женщина, способная согласиться с кристальной ясностью и очевидной полезностью логики мужчин. Вывод сего заумного рассуждения прост: женщинам мужчин понять бывает трудно.

Мне совершенно непонятно, отчего муж еще полчаса назад, грозно рыча, велел возвращаться домой, а сам куда-то запропастился.

Я мчалась, нарушая правила и рискуя правами, подрезая ни в чем неповинных автомобилистов, дабы побыстрее предстать пред ясны очи Льва, он же ушел и не счел нужным предупредить. Даже обидно как-то.

Пару раз я набрала его номер. Безрезультатно — мобильный отключен. Прошлась по квартире и поплелась на кухню, решив скрасить ожидание горячим чаем.

В чайнике из прозрачного стекла медленно закипала вода. Один за другим появлялись все новые пузырьки, стремясь вверх, разрезая водную гладь. Я наблюдала за ними с непонятной меланхолией. Казалось, и во мне точно так же, медленно, но верно начинает просыпаться тревога. Непонятное беспокойство, смутное ощущение чего-то опасного, непоправимого закралось в душу и не спешило уходить.

Выключатель тихо щелкнул, выпустив напоследок пару облачков пара, чайник затих, пузырьки исчезли. Я тряхнула головой, стараясь прогнать незваную тревогу. Она же не спешила уходить.

Обхватив озябшими ладонями чашку, я побрела в гостиную. Забравшись с ногами в кресло, наблюдала, как колышутся под теплым летним ветром едва распустившиеся листья старой липы, что росла во дворе. Яркое майское солнце, запутавшись лучами в ветках дерева, отражалось от стекол домов, игриво прыгало зайчиками по стене комнаты и, преломившись в хрустальной вазе, разукрасило всеми цветами радуги окружающий мир.

Улыбаясь, я наблюдала за игрой солнечных лучиков и за радужными узорами, раскинувшимися по ковру. Легкость и тихая радость окутали меня, заставив поверить, что все тревоги лишь выдумка. И я уже почти поверила в это, как вдруг…

Маленькое багровое пятнышко. Совсем крохотное, практически незаметное. Я бы вряд ли обнаружила его, если бы так внимательно не следила за солнечными бликами.

Я смотрела на него очень внимательно и довольно долго. Я придумала как минимум четыре повода плохого настроения Льва и целых семь причин его отсутствия и странного молчания. Я практически смогла убедить себя, что пятнышко — это варенье. Брусничное варенье, которое Лев так любит и иногда ест вместе с тостами и крепким кофе на завтрак.

Я очень старалась убедить себя, заставить поверить в собственные доводы. Но интуиция, мой внутренний компас, не подводивший ни разу, на уговоры не поддавалась. Спокойным холодным голосом она будто шептала: «Теперь все изменится. Это только начало, ты ведь знаешь. Три года ты прожила в сказке, пора возвращаться в реальный мир. Ты всегда знала, что этот день настанет. Разве не так?».

Паника внезапно охватила меня, я бросилась в ванну, схватив чистящее средство, стала оттирать пятно. Я терла его с непонятной яростью, казалось, если не будет его, то все вернется на свои места, снова все будет хорошо.

Но это был последний день мирной жизни, и не существовало на свете средства, чтобы исправить это.

Проведя остаток дня и большую часть ночи в пустых ожиданиях и нескончаемых попытках дозвониться до Льва, я незаметно уснула, свернувшись в клубок на диване.

Пробуждение было звонким и жестким. Жестким в прямом смысле слова, ибо стоило прозвучать дверному звонку, как я подскочила с дивана с такой удивительной резвостью и неуклюжестью, что рухнула на пол, ударившись лодыжкой о журнальный столик.

Возможно, для некоторых жен бессонные ночи и шляющиеся за пределами действия мобильников супруги вполне привычны и бурных эмоций не вызывают. Или, во всяком случае, появление мужа на родном пороге искупает неудобства. Но я к подобным дамочкам не относилась и, дохромав до двери, точно знала, что милому сейчас не поздоровится. Не в том плане, что супруг будет бит скалкой (я, кстати, даже не знала, есть ли она в нашем доме), но уж сдерживать накопившееся точно не стану — все выскажу.

Переполняемая мстительными мыслями, я распахнула настежь дверь, но изобилующая колкостями тирада так и осталась на языке.

За порогом стоял огромный мужик с трехдневной щетиной на усталом лице. Одет он был в поношенные джинсы и несвежую футболку. Во взгляде маета, на губах неловкая полуулыбка. А огромные лапищи бережно придерживали за плечи мою лучшую подругу.

Ее ангельские кудри разметались по плечам, в голубых глазах горели бесшабашные огни, сумасбродная улыбка озаряла лицо. Облегающее платье и шпильки дополняли образ.

Тонкими длинными пальцами она крепко держала за горлышко бутылку шампанского. И одного взгляда достаточно, чтобы понять — она безнадежно пьяна и стоит на ногах лишь благодаря неизвестному здоровяку.

Пристроив голову на плечо незнакомца, она с трепетом прошептала:

— Моя сестренка настоящая красавица, правда?

Здоровяк кивнул и с явно несвойственным ему смущением сказал:

— Я таксист, она назвала ваш адрес…

— К черту формальности, сегодня праздник, — заголосила Ленка и, стихнув на полуслове, зашептала. — Арина, муж-то твой дома?

— Нет, в командировке.

— Так ведь это же замечательно! Гуляем!

Совмещая слово с делом, Ленка ринулась ко мне, раскрыв объятия, но не рассчитала сил. Благо, что таксист успел вовремя ее подхватить. Она повисла на нем и залепетала что-то о вымирании мужчин на всех пяти континентах одновременно.

Не обращая внимания на подружку, я посторонилась, давая возможность таксисту пройти. Вздохнув, попросила:

— Заносите.

Он бережно усадил ее в кресло и, повернувшись ко мне, сказал:

— Я ее в центре подобрал. Она машину ловила, плакала…

— Бывает, — пожала я плечами и, достав кошелек из сумки, спросила. — Сколько я вам должна?

— Девятьсот, — отчего-то смутился он. Я заплатила две тысячи и, искренне поблагодарив, закрыла дверь.

Замерев в кресле, Ленка из последних сил боролась со сном, от того часто-часто моргала. Но сдаваться не собиралась и тихо улыбалась.

Только сейчас я заметила на ее щеках следы недавних слез, искусанные губы. Я присела на корточки рядом с ней, провела рукой по волосам. В детстве, когда она плакала, я всегда гладила ее по голове и придумывала сказки о том, как счастливы мы будем в будущем. Она не верила мне, но начинала улыбаться, обиды таяли, слезы высыхали.

Она поймала мою руку и, заглядывая в глаза, спросила:

— Лев не будет ругаться, что я здесь?

— Переживет.

— Не хочу, чтобы из-за меня…

— Ты мне сестра. Идешь со мной в комплекте, — хмыкнула я, Ленка тихо засмеялась. — До комнаты дойдешь?

— Ни единого шанса.

Следующие несколько минут прошли довольно комично. Я обхватила Ленку за талию, она вцепилась мне в плечо, и мы потопали в спальню. Ее штормило, я старалась удержать баланс. Ленка была легка, как перышко, что должно было облегчить задачу. Так бы оно и было, если бы мы не хохотали над собой, теряя равновесие. И все же до кровати мы добрались, и, едва повстречавшись с подушкой, она уснула. Я переодела ее в свою пижаму, накрыла одеялом и ушла в гостиную.

Прекрасно понимая, что не усну, забралась на подоконник и, подтянув колени к подбородку, задумалась. Я была рада за Ленку, ведь ее тревоги и печали спят вместе с ней, а значит, она пробудет до утра в счастливом забвении.

Я вглядывалась в спящую улицу через оконное стекло. Она была пустынна, окутана полумраком белых ночей. На ее просторах царили тени, они танцевали причудливый танец на стенах домов, тротуарах.

Сколько же сотен ночей я провела так же, на подоконнике, разглядывая спящий город и мечтая? Да, тогда была другая улица, другая жизнь, другая я. Неизменным оставалась лишь одно: Ленка всегда была где-то рядом, тихо спала или шепотом рассказывала что-то важное, сокровенное. Мы могли болтать ночи напролет, говорить друг другу то, о чем и думать боялись днем, такими важными казались наши секреты и мечтания.

Мы всегда с ней были очень разными. Белокурый ангелочек, откровенная, импульсивная Ленка. И я, смуглокожая, с черными, как крепкий арабский кофе, волосами, без единого завиточка. Ленка говорила, что мои глаза так темны, что в них и черти тонут. В противоположность ей, я всегда была замкнута, не слишком любила людей и уж вовсе не спешила доверять кому-либо. Жизнь учила, что доверие может стоить слишком дорого.

Но ей, единственной, я верила, как себе. В этой жизни нет для меня человека ближе, чем она. Она не просто подруга, не сестра, она — моя семья.

Мы росли в детском доме и всю сознательную жизнь провели в одной комнате, на соседних кроватях. Мы все и всегда делали вместе: взрослели, влюблялись, дрались, сбегали, выживали. Пожалуй, то, что мы есть друг у друга — самый большой подарок судьбы.

После наступления совершеннолетия мы разъехались каждая по своим углам — комнатам, что получили от государства. Однако новый уклад жизни, как и мое последующее замужество, не сильно повлиял на нашу дружбу. Мы реже виделись, но это был лишь повод чаще встречаться.

Ленка довольно прохладно относилась ко Льву, как, впрочем, и к моему замужеству в целом. Она считала его блажью. Надо признать, что у нее была на то веская причина.

Лев, будучи благоразумным человеком, прекрасно понимал, что Ленка неотъемлемая часть моей жизни, посему всегда был вежлив и обходителен по отношению к ней, ни разу не позволив себе критического замечания. В целом, они друг с другом ладили, хоть и старались не встречаться, а большего мне и не требовалось.

Со Львом мы познакомились три года назад, два из них как поженились. Наш мезальянс вызвал бурную реакцию у его окружения. Злые языки вовсю трудились, обсуждая нас, что вполне объяснимо и ожидаемо.

Один из ведущих адвокатов города женится на детдомовке, да еще подцепил ее в сомнительном баре, где она работала ни то барменшей, ни то официанткой. Разве не повод посудачить? Особенно, если это правда.

Поначалу Лев боялся, что неиссякаемый поток сплетен и извечные шептания и взгляды будут ранить меня. После каждого выхода в свет он подолгу всматривался в мое лицо, пытаясь угадать настроение, увидеть, не обидел ли кто.

Мне же было безразлично чужое мнение. И тот факт, что злословили люди с большими деньгами, роли не играл. Я прошла хорошую школу и научилась быть толстокожей. Я знала, чего стою и чего хочу. Более того, вполне могла определить, что из себя представляют люди предо мной, а пухлые кошельки и разномастные ксивы не создавали ореола вокруг их персон.

Со временем разговоры стихли, появились новые объекты для обсуждения и наш брак перестал вызывать интерес. Лев любил говорить, что с моей красотой у меня не было ни единого шанса не вписаться в его круг.

Он лукавил. Если бы Лев не стал адвокатом, из него вышел бы отличный пиарщик. Перед нашей свадьбой, перед тем, как знакомить меня со своим окружением, он неустанно работал над моим образом. Над тем, какой он хотел видеть свою идеальную жену.

Он нанял лучших преподавателей, и почти полгода прошли в учениях. Риторика, история, английский, этикет, философия и многие другие науки шесть дней в неделю должны были изучаться мной. И, конечно же, личный тренер по танцам (Лев искренне верит, что все женщины должны уметь танцевать танго и носить исключительно юбки), а также стилист.

Проведя изрядное количество времени в условиях, близких к боевым, я стала миссис Коган. Я устраивала званые вечера для друзей и партнеров Льва, сопровождала его на всех светских раутах и городских мероприятиях, которые он считал нужным посетить. Моей единственной обязанностью в нашем браке было хорошо выглядеть и вызывать восхищение, а в идеале жгучую зависть, у всего его окружения.

Первое время все это меня забавляло. Льва распирало от гордости. Его «друзья» и «соратники» зеленели, истекали слюнями и забрасывали меня визитками вкупе с обещаниями райского блаженства и неиссякаемого злата, для получения которых требовалось всего лишь ублажить развратников. Всех страждущих я деликатно посылала по известному адресу, радуясь, что преподаватели не зря трудились и литературный русский я освоила.

Вскоре жизнь блистательной домохозяйки мне наскучила, я стала задумываться как бы ее разнообразить. Лев с большой охотой к моим раздумьям подключился. И я поступила в университет на экономический факультет, параллельно устроившись на полставки в небольшую фирму его друга.

Жизнь обрела некий баланс между тем, что нравилось мне и тем, что нужно Льву. Мы были довольны друг другом и жили в нерушимом комфорте.

Свободного времени практически не оставалось, не оставалось и сил на глупые, режущие душу мысли.

Так было до сегодняшнего дня.

— Доброе утро, — показавшись в дверях, смущенно произнесла Ленка и зябко поежилась.

— Уверена, что доброе? — окинув подружку взглядом, усмехнулась я.

Ленка надула губки и плюхнулась на стул рядом. Я закрыла ноутбук, отодвинув его в сторону, и принялась готовить кофе. За окном полуденный зной, на кухне приятный полумрак из-за приспущенных штор и прохлада.

Ленка ерзала на стуле, ожидая вопросов и зная, что я не задам их. Буду ждать пока она сама захочет рассказать, что же приключилось. Я старательно прятала непроходящую тревогу, бессонная ночь, лишив сил, заметно помогла в этом. От Льва так и не было вестей.

— Можно я у тебя поживу? — спрятав взгляд в чашке, спросила подружка.

— Конечно, — пожала я плечами. — Тебя отвезти?

— Поехали прямо сейчас? — в надежде спросила она.

— Поехали, — кивнула я и, едва заметно улыбнувшись, добавила. — Так поедешь?

Ленка моргнула и, тихо ойкнув, выбежала в коридор, к большому зеркалу. Поглощенная хмурыми мыслями, она прошла мимо него (что абсолютно ей не свойственно) и оценить свой утренний облик не имела возможности, а уделить ему внимание явно стоило — нужно заботиться о ближних и не пугать прохожих понапрасну.

Последующий час она провела между ванной, гардеробной и туалетным столиком. Время потрачено было не зря, и подружка вновь обрела способность сражать лишь взглядом одним любого из мужчин.

Белокурые локоны заплетены в сложную косу, изящно лежащую на левом плече. Привезенное мною из Милана платье подчеркивает каждый изгиб безупречной фигуры. Бирюзовый шелк как нельзя лучше подходит к глазам, оттеняет слегка загорелую кожу.

–Я готова, — пропела довольная собой Ленка.

–Молодец, — похвалила я и направилась к выходу, даже не подумав поменять джинсовые шорты и футболку на что-нибудь изысканно-элегантное.

Пару минут спустя мы покинули двор, загрузившись в мою «Тойоту». Путь наш был близок, поскольку квартира, в которой намеревалась пожить Ленка, находилась в соседнем районе.

Вряд ли смогу кого-то удивить, сказав, что собственная жилплощадь являлась предметом особой гордости для меня и вполне осязаемым символом независимости от кого-либо. Полгода назад, когда дом, где располагалась моя однушка достроили, и она перешла в мое полное ведение, счастью не было предела.

Получив заветные ключи, я осталась в ней совершенно одна и, замерев посреди комнаты, словно зачарованная, смотрела на кроны деревьев и крыши домов, что виднелись с четырнадцатого этажа. А потом, хмельная от счастья, начала танцевать и хохотать, не веря собственной радости.

Надо, конечно, признать, что без Льва получить ее было бы гораздо труднее. Ведь покупая квартиру в доме, который еще даже не начали строить, я продала полученную от государства комнату, так что в случае чего, жить бы мне стало негде. Так что, роскошные апартаменты мужа в центре города стали еще одним плюсом моего замужества.

Как бы то ни было, все сложилось наилучшим образом, и я стала счастливой обладательницей собственного угла. Не найти слов, как много это значит, ведь впервые за всю жизнь я обрела свой дом. Дом, где нет чужих, и только я решаю, кому заходить за порог.

Сидя подле меня, Ленка улыбалась, глядя в окно, ветер играл с ее волосами. Веселая музыка и шутки ди-джея скрашивали наш путь. Только мне было абсолютно не до шуток.

Я заметила его еще во дворе дома. Черный «Мерседес» с наглухо затонированными окнами. Он держался от нас на некотором расстоянии, машины за две-три, но не отставал. И, конечно, можно списать это на разыгравшуюся паранойю, а его присутствие объяснить совпадением маршрутов, только слабо верилось, что это так.

— Ты куда? — удивленно спросила Ленка, стоило сменить направление.

— Решила купить платье, ты ведь составишь компанию?

— Всегда готова, — заулыбалась она. — К нему можно и кружавчики на крючочках и завязочках, чтобы мужа жарче встретить…

Через двадцать минут мы припарковались в подземной стоянке торгового центра. Машин, как и посетителей, в этот час мало, жаркий день тому виной. И въехавший следом «Мерседес» заметить труда не составило.

Покидая машину, я целенаправленно уронила открытую сумочку, и ее содержимое рассыпалось по полу. Охнув, я принялась собирать вещи, Ленка активно помогала, закрывая меня от «Мерседеса», но оставляя возможность наблюдать за ним поверх ее плеча. Только пользы от этого совершенно никакой, поскольку кто бы в машине не прятался, показаться не пожелал. Что ж, я не спешу.

За последующие полтора часа мы успели обойти лишь первый из четырех этажей торгового центра. Ленка, словно гончая, взявшая след, крутилась между рядов и полок сменяющих друг друга магазинов. С невероятным азартом она отбирала понравившиеся вещи, примеряла их по несколько раз и, отобрав лучшие, мчалась к кассе. Количество пакетов росло в ее руках с каждым магазином, а энтузиазм не утихал.

Меня же куда больше интересовали посетители торгового центра, чем предлагаемые товары. Я постоянно вглядывалась в проходящих мимо людей, ловила их отражение в витринах, подглядывала из-за стеллажей с одеждой, стараясь делать это как можно более незаметно. В предпоследнем магазине первого этажа мне улыбнулась удача.

Мой преследователь подустал от покупочной вакханалии и стал терять бдительность — я смогла заметить его. Широкоплечий парень в синих джинсах и футболке цвета хаки. Он явно частенько навещал тренажерный зал и использовал любую возможность для демонстрации достижений. Казалось, футболка вот-вот затрещит по швам на бесчисленных бугорках его туловища.

К середине второго этажа он вымотался еще больше, теперь не стоило труда обнаружить его. Да и вид у него разнесчастный, пожалуй, по доброй воле он не скоро теперь навестит магазины.

— Кофейку попьем? — предложила Ленка. Теперь уже и она притомилась. Впрочем, зная ее, после небольшого перерыва она вполне сможет одолеть еще пару таких же торговых центров.

— Лучше чего-нибудь со льдом, жарко, — кивнула я и, загруженная Ленкиными пакетами (их стало так много, что ей одной не унести), поплелась следом.

Уютно расположившись в ближайшей кофейне, мы сделали заказ. Выбрав столик под кондиционером, я наслаждалась прохладой, и даже глазки на пару секунд прикрыла от удовольствия. Радовалась я не долго, ведь стоило официантке отойти на почтительное расстояние, как подружка трагически зашептала:

— Мне кажется, что за нами следят…

— Да ну? — лениво отозвалась я.

— Да! Ты только не подумай, что я спятила.

— Не подумаю.

— Тот качок за столиком у входа преследует нас.

— Может ты ему понравилась? — завороженно смотря на мороженое, что официантка ставила на стол, предположила я. Девушка едва заметно улыбнулась и покинула нас.

— Думаешь? — отпив кофе, задумчиво протянула Ленка.

— Нет.

— Что нет? — не поняла она.

— Не думаю, что дело в твоей неотразимости.

— Почему это? — возмутилась подруга, уже позабыв о том, чего пару минут назад так боялась.

— Потому что «хвост» за нами от самого дома.

Ленка нахмурилась, поерзала на стуле, подергала мочку уха и матерно выругалась, высказав наболевшее. Метаморфозы, произошедшие с подружкой, я наблюдала с интересом, тихо радуясь, что она сиюминутно не стала выяснять отношения с нашим преследователем.

— Как ты думаешь, кто это?

— Понятия не имею, — искренне ответила я.

— Что же делать?

— Ничего, — пожала я плечами. — Ему вовсе не обязательно знать, что он замечен.

— Я должна тебе кое-что рассказать… — заливаясь краской, начала она.

— Дома. Все дома, — перебила я. — В мою квартиру ехать нет смысла. О ней, скорее всего, уже знают. В доме Льва спокойнее.

— Да, там камеры везде и охранники внизу, — согласно закивала подружка, прекрасно понимая, что от больших бед это не спасет.

В этом мы смогли убедиться уже очень скоро.

— Обещай, что не будешь ругаться, — вжавшись в кресло, храбрилась Ленка.

Я закатила глаза к потолку и сжала зубы. Сказанного вполне достаточно, чтобы понять — подруга натворила что-то серьезное. Фраза эта была ее излюбленной и звучала всегда перед великим покаянием. Память услужливо подбросила несколько примеров:

«Обещай, что не будешь ругаться. Все дело в туфлях. Тех самых черненьких на шпильке, за которые ты отдала половину зарплаты, впервые влюбившись в обувь. Я совершенно ничего не хотела с ними делать. Это получилось совершенно случайно, понимаешь? Максим пригласил на свидание, а мне совершенно не в чем было пойти. Совершенно, понимаешь? И я их надела… И как-то так все нелепо получилось… Каблук сломался… Совсем… Его не починить, я спрашивала…»

Тоже неплохо: «Обещай, что не будешь ругаться. Даже не знаю, как такое могло приключиться. Я совершенно в этом не виновата. Совершенно! Соседская кошка выскочила так внезапно и прямо под колеса. Я резко свернула, а там этот столб. И бах… Я ведь спасала эту гадину! Не могла же я кошку раздавить, у нее ведь котята, я видела… А машину еще можно починить, там только фара разбита… и крыло помято… зеркало оторвалось… и обе двери поцарапаны… Ты ведь не злишься на меня, правда?».

Или из последнего: «Обещай, что не будешь ругаться. Я ничего такого не хотела. Только быстренько зайти в Интернет, проверить почту. И как-то так получилось, даже не знаю, как именно… Твоя курсовая работа совершенно случайно удалилась… Я знаю, ты работала над ней несколько месяцев, а сдавать уже на следующей неделе… Ты на меня очень-очень злишься?»

— Обещаешь? — интонацией заблудившегося барашка, проблеяла подружка. Я вздохнула и обреченно сказала:

— Рассказывай.

— Тебе не понравится.

— Даже не сомневаюсь.

— Кажется, я серьезно влипла…

— Кажется?

— Нет. Точно влипла. Очень.

— Замечательно.

— Ты обещала не ругаться.

— Я еще и не начинала.

— Но уже злишься?

— Еще пару вопросов, и я тебя придушу, — сцепив пальцы в замок и напомнив себе, что самообладание — великая вещь, заверила я подругу. Ленка тяжко вздохнула и выпалила:

— У меня был роман с Сократом.

— Сократом? — переспросила я. Шестеренки быстренько завертелись в голове, подружка тщательно следила за изменениями на моем лице, застыв в кресле.

Мне доводилось знать лишь одного Сократа из ныне живущих. К счастью, удовольствия познакомиться лично я не имела, но и тех слухов, что до меня доходили вполне достаточно, чтобы встреч не искать. Я с подозрением посмотрела на Ленку. Она сложила ладошки на коленках, выпрямила спину и выглядела как отличница в кабинете директора. Если мои подозрения верны, и Сократ тот самый, то дела плохи, ох как плохи…

— Только не говори, что это он, — взмолилась я.

— Нет, что ты, не древнегреческий философ, конечно, — решила сострить она. Я тотчас запустила в нее диванной подушкой. Подушку она поймала, определила себе за спину и, опустив глаза, сказала. — Если ты о Сократе Приходько, то он самый.

Я зажмурилась и настоятельно посоветовала себе помолчать, дабы не наговорить подруге лишнего. Нет, ну это же надо! Из всех мужчин города выбрать именно этого! Трудно найти более мстительного, болезненно-самолюбивого и опасного человека!

Неведомый ухажер появился у Ленки месяца три назад. Он задаривал ее дорогими подарками и цветами. Подарки она демонстрировала охотно, а знакомить с воздыхателем не спешила, даже имя не называла, что абсолютно ей не свойственно. Обычно обо всех появлявшихся на Ленкином любовном фронте мужчин я узнавала сразу, стоило им только нарисоваться. В этот раз все было иначе. Подружка секретничала и таилась. Любопытство, должна признать, меня мучило, но я решила не одолевать ее расспросами. В конце концов, требовать откровения от нее ив то же время обладать собственными тайнами нечестно.

И все же связь с ним — верх идиотизма. Сократ Приходько не видел в себе любимом ни единого недостатка и был свято убежден, что и все остальные обязаны относиться к нему точно так же. Тех же, кто осмеливался этого не делать, он ненавидел люто и мстил при любом удобном случае. Если же учесть, что сфера деятельности Приходько не предполагала большого количества почитателей, то врагов у него было предостаточно.

Сократ — владелец крупной сети ночных клубов. Сеть и сама по себе приносит неплохую прибыль — клубы пользуются широкой популярностью. Однако это слишком мелко для его великих замыслов, и он активно распространяет наркоту и сексуальные услуги всех мастей среди посетителей заведений.

Бизнес его успешно процветает и развивается, но, учитывая характер владельца, вряд ли долго просуществовал бы, если не одно обстоятельство.

Сократ — любимый, хоть и внебрачный, сынок одного из приближенных губернатора. Приходько-старший о самолюбии знать не знает и любит исключительно деньги, но к сыну относится доброжелательно, посему частенько из всевозможных передряг вытаскивает. Поговаривают к бизнесу сынка, в особенности теневому, он тоже относится с большой симпатией.

— И что между вами случилось? — сев рядом с Ленкой, спросила я.

— Случился Лёнька, — едва слышно ответила она.

Что ж, Лёнька — это всегда тот тонкий лед, на котором рушатся все Ленкины попытки начать новую жизнь. Впрочем, здесь они квиты.

Когда-то они были друзьями. Когда-то все мы были просто друзьями. Четверка сорванцов, всю свою жизнь противостоящая жестокости внешнего мира. Сколько себя помню, мы всегда были вместе. Эдакие мушкетеры на рубеже веков. Один за всех, и все за одного. Мы выросли, взрослая жизнь переменила нас, но связанными друг с другом останемся навсегда. Дар это или проклятье — не различить.

История Ленки и Лёньки полна трагических падений и фееричных взлетов. Будучи первой и, без сомнения, единственной любовью друг у друга, они умудряются создавать рай земной из своих отношений и обращать все в прах, не задумываясь. Я сбилась со счета, сколько раз они расставались навсегда.

И каждый раз уходя, оба верили, что не увидятся более, что все решено, кончено безвозвратно. Но проходило время, месяц, полгода, и…случайная встреча, и снова пылает пожар. Все с чистого листа, прежние обиды забыты. Все, что казалось важным в те дни, что они были не вместе, перечеркнуто.

После каждого их разрыва я старательно вытаскивала Ленку из поглощавшей ее тоски. И спустя какое-то время она непременно появлялась передо мной и заявляла, что сегодня начинается ее новая жизнь. Верила она в это совершенно искренне, как малыш в Деда Мороза и живущих в кладовке домовых.

Обязательным элементом новой жизни являлся новый мужчина. Который, конечно же, совершенно не такой плохой как Лёнька. Он заботливый, добрый и положительный во всех отношениях.

На протяжении последних четырех лет в роли положительного во всех отношениях мужчины выступал Петр Темкин или попросту Петечка. Неуклюжий, похожий на большого медведя, он был добродушен и до крайности влюблен в Ленку. Она беззастенчиво плела из него веревки и принимала его обожание как должное.

Немаловажным бонусом к всепоглощающему обожанию Ленки служило и финансовое положение Петечки. Он занимал руководящую должность в крупном банке и готов был, не задумываясь, спустить все свое состояние на подружку, лишь бы она улыбнулась ему теплее.

Познакомились они совершенно случайно. Он спешил на очередную встречу, а у машины, в которой он ехал, прокололо колесо. И пока его водитель ставил запасное, Петечка поспешил найти телефон, дабы совершить важный для него звонок. Видимо, звезды решили во что бы то ни стало свести их вместе, посему в этот день ни один из его мобильных не работал. Перед его носом неоновым огнем сверкала вывеска салона красоты, где в то время трудилась Ленка. Он пропал, лишь увидел ее.

На протяжении нескольких месяцев он еженедельно приходил к ней постричься, каждый раз сжимал в руке букет и робко бормотал комплименты. Ленка принимала его реакцию на ее неземную красоту как нечто обыденно-приевшееся и больше, чем дежурной улыбкой, беднягу не удостаивала. Но однажды Петечке повезло. Ленка и Лёнька поссорились, и ему довелось стать тем самым положительным мужчиной, с которого начнется новая Ленкина жизнь.

В этом амплуа Петечка выступал уже трижды, и каждый раз все шло по одному и тому же сценарию. Ленка уходила от Лёньки. Петечка млел от свалившегося на него счастья, и стоило им обоим поверить, что их союз нерушим, как появлялся Лёнька. И Петечка оставался один, надеясь, что его красавица одумается и вернется.

— Почему к Петечке не вернулась? — задала я мучивший вопрос.

— Жалко его, — вздохнула она. — Хороший он. Добрый. Взрослый вроде бы мужик, а в некоторых вопросах сущее дитя. В последний раз, как уходила, он плакал… Не могу я с ним так…

— Как тебя с Сократом связаться угораздило?

— Он давно клеился, вот и обломилось ему.

— Ты ведь знаешь, что у них с Лёнькой контры?

— Конечно, кто об этом не знает? Даже ты, хоть и живешь послушной женой, в курсе, — хмыкнула она и с надрывом в голосе продолжила. — Именно поэтому его к себе и подпустила. Думала, так все мосты сожгу! Лёнька после такого меня не примет, не простит. Кончится все, наконец. Разойдемся!

— Что вчера произошло? — предчувствуя большую беду, спросила я.

— Вчера у Приходько-старшего был день рождения, — начала рассказывать она, и в глазах ее загорелся шальной блеск. — Собралась куча народа, все при чинах да званиях. Однопартийцы, сослуживцы, партнеры — весь цвет, в общем. Сократ потащил меня с собой в качестве официальной подружки. Этот придурок всерьез стал подумывать о свадьбе. Нет, ты представляешь, чтобы я такому женой стала?! Нужен он мне, как прошлогодний снег. Я Лёньку отвадить хотела, а он, дурак, даже этого понять не мог, верил, что увел меня. Победитель хренов.

— Лёнька тоже на дне рождении Приходько был?

— Да. Татарина, шефа его, пригласили. С ним и пару ребят пришло, включая Лёньку, — часто-часто заморгав, она замолчала. А справившись со слезами, продолжила. — Он только подошел, и я пропала, понимаешь? Все как в тумане. Голова кружится, поделать с собой ничего не могу, только и молюсь, лишь бы остался рядом. И мы уже в какой-то комнате. Он целует меня, платье стаскивает…

— Сократ вас увидел? — догадалась я.

— Хуже, — горько усмехнулась подруга. — Приходько-старший вместе с Сократом показывали дом всем своим московским друзьям и начальникам. В самый интересный момент они в комнату и вошли…

Я потерла нос и задумалась. Если есть в мире вещи, которые люди не склонны прощать друг другу — так это одна из них. Публичный позор пережить может не каждый, забыть — практически никто. Без сомнения, у Ленки с Лёнькой появился кровный враг.

— Как вам удалось выбраться из дома?

— Почему Сократ нас прямо в саду не закопал? — хмыкнула она. — Лёнька ведь с Татарином пришел, его трогать не каждый решится. Ушли с миром.

— Что потом?

— Татарин к ситуации отнесся с юмором. То, что его парень насолил семейству Приходько — повод для радости. Лёнька хотел отвезти меня к себе, но я не позволила. И вот — я тут.

Я прошлась по комнате. История, в которой оказалась Ленка, откровенно пугала. Да и за Лёньку страшно. Он, конечно, на многое способен, но на каждого шустряка пуля найдется. А то, что Сократ захочет отомстить и на тропе войны ни перед чем не остановится, — сомнению не подвергалось. Впрочем, Лёнькины тылы есть кому прикрывать.

Моя забота — Ленка. Ей нужно уехать из города, причем срочно. Думать о том, что Сократ обиду не забудет, и, сколько бы времени не прошло, отыграться захочет, не хотелось совершенно. Далекоидущие планы строить будем после.

Сейчас главное вывести ее из-под удара. Но спрятать надо так, чтобы не нашли. И в этом проблема: во-первых, укромное место еще найти надо, а во-вторых, до него добраться бы не мешало, что осложняет привязавшийся к нам «хвост».

— Злишься? — прерывая ход моих мыслей, тихо спросила она.

— Нет никакого смысла злиться, Лен, — пожала плечами я. — Надо придумать, как тебя вытащить из этого.

— Мне страшно, — прошептала она. — Я так за него боюсь.

— Прорвемся.

В своих словах я не сомневалась ни минуты. Только никакого плана действий даже в проекте пока не придумалось. Утешало одно, в дом Льва Ленкины преследователи заходить не рискнут. Он обладает достаточно сильным влиянием, чтобы мы могли спрятаться под его покровительством. Вопрос в том, надолго ли.

— Стоит, вражина…

— Что? — не поняла я. Ленка выглядывала в окно, едва приподняв краешек шторы.

— «Мерс», тот самый, во дворе стоит.

— Пусть. Нужно же мальчикам хлеб отрабатывать.

— Лев не позволит мне остаться.

— Ты будешь здесь столько, сколько потребуется.

— Я не нравлюсь ему.

— Ему нравлюсь я, этого вполне достаточно.

— Он считает, что я дурно на тебя влияю, — гнула свое Ленка.

— Он никогда этого не говорил.

— Говорить не обязательно.

— Он знал все обо мне еще до брака. Какую взял, ту пусть и терпит, — улыбнулась я, стараясь отвлечь подругу. Ленка шутку не оценила, вскользь обронила:

— Все о тебе не знает никто. Даже я.

Остаток дня мы провели в мире и спокойствии. Ленка перемерила все обновки, придумала по каким случаям их наденет, и кто сойдет с ума от зависти или желания, завидев ее в них.

Закончив с примеркой, приготовили ужин, устроив небольшой кулинарный пир. И, выбрав плаксивую мелодраму с Джулией Робертс в главной роли, искренне сострадали и радовались жизненным перипетиям ее героини. Фильм кончился, побежали титры, мы вздохнули с облегчением, убедившись в том, что главная героиня победила всех врагов и нашла любовь. Тогда-то и зазвонил телефон.

Солгу, сказав, что меня посетило некое предчувствие или, что стоило телефону зазвонить, как я сразу поняла — вот она, беда. Нет, ничего подобного. Переключив внимание на проблемы Ленки, я позабыла о своих. Больше не пыталась связаться со Львом, решив, что он занят и сам перезвонит, когда появится возможность. По той же причине не искала его. За время, проведенное рядом с ним, я научилась спокойно относиться к неотвеченным звонкам, странным встречам и командировкам, о которых не знала абсолютно ничего. В конце концов, у каждого свои недостатки. Мой муж, к примеру, скрытен, а разговоры о его работе — строжайшее табу.

Посему, стоило телефону зазвонить, я легко сняла трубку и весло пропела: «Алло». Голос собеседника не был мне знаком, тембр довольно приятный.

— Добрый вечер, Арина. Извините за поздний звонок. Я могу услышать Льва?

— К сожалению, нет. Он в командировке, — заподозрив неладное, осторожно ответила я.

— Разве он не должен был вернуться вчера?

— Простите, с кем имею честь… — заподозрив подвох, спросила я.

— Я позабыл представиться, — ответил мой собеседник и, могу поклясться, широко улыбнулся. — Павел Заречный. Возможно, вы помните…

В этом мире каждый, без исключения, делит людей по какому-то принципу. Кто-то, как я, на своих и чужих. Кто-то на хороших и плохих, на богатых и бедных, на умных и глупых…. В общем, кто на что горазд. Лев в этом плане отличался оригинальностью.

Всех знакомых (до обывателей ему дела не было) он поделил на несколько кругов. Принадлежность к кругу определялась очень просто. Приветствуя того или иного визитера в доме, он потчевал его коньяком. И то, какой коньяк он подносил гостю, указывало на его значимость.

Павлу Заречному всегда предлагался самый лучший коньяк. Тот, что хранился в Левиных запасниках и являлся предметом его гордости, ибо добывал он его на закрытых аукционах, тратя баснословные деньги и абсолютно не жалея о них.

Чем Заречный заслужил такое расположение мужа неизвестно. Я не особо интересовалась гостями, посещавшими наш дом. Мне было важно лишь одно — встреча должна проходить на высшем уровне, дабы гости еще долго с восхищением вспоминали о ней, теша самолюбие Льва. А стоило им переступить порог, как я забывала о них, будто не они мгновение назад забирали все мое внимание.

— Я помню вас, Павел, — поспешила заверить я.

— Не скрою, приятно, — усмехнулся он и сразу перешел к делу. — Сегодня у меня была назначена встреча с вашим мужем, он на нее не пришел. Телефон не отвечает. Случилось что-то, о чем я не знаю?

— Он часто задерживается в командировках, видимо, и в этот раз пришлось, — чувствуя, как по спине забегали мурашки, поспешно ответила я.

— Вам не кажется странным, что он не отвечает на звонки?

— Кажется. Но я уверена, Лев все объяснит, как только вернется домой.

— Он связывался с вами? — не отступал Павел.

— Да, вчера.

— А сегодня?

— Нет, — была вынуждена признать я. — Я тоже не смогла дозвониться. Телефон отключен со вчерашнего вечера.

— В ваш последний разговор что он сказал?

При слове «последний» я вздрогнула, будто от удара. Кровь по венам побежала быстрее, голова закружилась. Едва справляясь с собой, я сказала:

— Павел, вы пугаете меня. К чему этот допрос? Со Львом все в порядке?

— Мне не нравится его молчание, — тщательно подбирая слова, говорил Заречный. — Мы не первый год работаем вместе и раньше такого не бывало.

— Вы считаете, нужно обратиться в полицию? — голосом ангела небесного спросила я, точно зная, что и шагу к данному ведомству не сделаю.

— С этим спешить не стоит, — заверил Заречный. Идея явно ему не приглянулась. — Давайте договоримся о следующем: как только Лев выходит на связь, вы сообщаете мне. Если до понедельника он не появится, начнем поиски. Хорошо?

— Да, конечно, — поспешила я продемонстрировать Павлу свою лояльность. Он, в свою очередь, продиктовал свои контакты. На том и простились.

Я устало потерла лицо ладонями. Слишком много эмоций, слишком явно волнуюсь. Прикрыла глаза и посидела так некоторое время. Ленка молчала, наблюдая за мной.

— Со Львом беда.

— Есть причины так считать? — вглядываясь в мое лицо, спросила подруга.

— Интуиция, — пожала я плечами. — Маловато?

— Вполне достаточно, если речь о твоем шестом чувстве, — ответила она и нахмурилась. — А помимо нее?

— Он должен был вернуться из Цюриха вчера. Ближе к вечеру он позвонил. Толком ничего не сказал, велел срочно ехать домой, явно был на взводе.

— То есть он вернулся в Питер?

— Скорее всего. Но не похоже, чтобы заходил домой, — не решившись сказать о пятнышке, ответила я.

— Из командировки вернулся, но на встречу не пошел. А кто этот Заречный?

— Клиент.

— Крутой?

— У Льва других и не бывает, все как один: влиятельны, богаты, опасны.

— Н-да, с таким встреч не пропускают… Куда же он мог деться?

— Знала бы, не волновалась.

— А если так: на встречу с этим Заречным он пришел, но тот нам врет?

Стоило Ленке закончить фразу, как она тут же испугалась. Не нужно особого труда понять — такой вариант возможен. Но только в одном случае — если Лев со встречи живым уйти не смог, и Павел затеял некую игру.

— Давай не будем сочинять, — передернула я плечами. — Лев даже не по уголовным делам работает.

— Может и не по уголовным, да по денежным, а деньги, как известно…

— Прекрати, — перебила я и более мягко добавила. — Ждем до понедельника, там посмотрим.

Весь последующий день мы старательно избегали двух животрепещущих тем: о Сократе и Льве. И на зло собственным тревогам отправились в пригород, решив позагорать на заливе. План мы в жизнь воплотили, но с изрядными трудностями в лице многокилометровых пробок.

В течение дня на глаза то и дело попадались «Мерседес» и два его пассажира, только мы их старались не замечать и наслаждаться жизнью. Периодически я набирала номер Льва, но результата это не принесло.

И все же, день вполне можно считать удавшимся, ибо я изрядно устала и проспала без снов до самого утра.

— Хлеб, молоко, черный перец…, — проводя ревизию кухонных шкафов, бормотала Ленка. Я пила утренний чай, наблюдая за ней.

— Тебе небезопасно рядом со мной.

— И тебе со мной, — кивнула она. — Зелень, сахар…

— От Льва так и нет вестей. Его дружки, то есть, партнеры, конечно, скоро появятся. Тебе нет нужды светиться.

— Угу, только я никуда не уйду, — упрямилась она, аккуратно записывая нужные продукты в список. — Яйца, овсяные хлопья…

— Вчера я созвонилась с Нинкой, помнишь ее, мы вместе работали в баре? У нее дача в Кирилловском. Сегодня передаст ключи. Поживешь там, пока здесь не прояснится.

— Нет, никуда я не поеду. Ветчина, сыр… Или колбаска вместо ветчины?

Я подошла к Ленке, выдернула блокнот из ее рук. Она фыркнула и опустила глаза в пол, скрестила руки, склонив голову. В детстве, когда ее ругали воспитатели, она слушала их упреки в точно такой же позе. Они воспринимали это как покаяние и отпускали с миром, а она уходила и делала только то, что считала нужным.

— Ну, чего ты упрямишься?

— Арин, я уеду куда скажешь, но только вместе. Одна я в этом Кирилловском сидеть не буду.

— Есть еще вариант…

— Нет, — отрезала она. — Если уходить, то вдвоем, далеко и надолго. И потом, неужели ты думаешь, что в области меня не найдут. Да на счет раз.

— Будешь сидеть тихо, не найдут.

— Мы обе знаем, тихо я не умею. Пару дней максимум, а потом тебе позвоню или еще кому. Вот и накроется секретность.

— А ты…

— Я перееду к себе, — игнорируя мои попытки ее вразумить, перебила она. — Будем держать связь постоянно. Нас пасут уже третий день. За это время уже сто раз укокошить или косточки переломать можно было. Они же не то что не лезут — все еще шифроваться пытаются, думают, мы их не заметили. Придурки самоуверенные.

— Не каркай. И вообще…

Признавать не хотелось, но здравый смысл в Ленкиных словах был. Очевидно, если наши преследователи от наблюдения хотели перейти к нападению, они давно бы сделали это. Причина столь дружелюбного поведения оставалась тайной, и очень хотелось верить, что ничто не подтолкнет их к боевым действиям.

Однако смирное поведение преследователей совершенно не могло убедить меня в том, что Ленке безопасно в городе. Впрочем, и у меня достаточных аргументов для отъезда не нашлось. В бесплодных попытках переубедить друг друга мы потратили два с лишним часа и остались каждый при своем мнении.

Итогом нашей баталии стало возвращение Ленки в родную квартиру. Подбросив ее домой, я не спеша выпила чаю и отправилась к себе. Напоследок, условились созваниваться каждый час, дабы не терять друг друга из виду.

По дороге домой я старательно всматривалась в зеркало дальнего вида, не желая терять из поля зрения «Мерседес». Однако его нигде не было видно. За сегодняшний день я ни разу не смогла его обнаружить. Тогда я заподозрила: преследователи догадались, что успели засветиться и поменяли машины. Мысль эта не понравилась мне абсолютно. Решив во что бы то ни стало обнаружить «хвост», я колесила по городу около часа, выбирая безлюдные улочки и переулки. Однако усилия мои оказались тщетными.

Раздосадованная я шла к подъезду, злясь на весь мир и людей его населяющих. Занятие сие настолько поглотило меня, что я умудрилась проворонить незваных гостей. Оттого, когда некто подошел с боку и пропел «Привет», я не удосужилась и глаз на него поднять, ограничившись лаконичным:

— Отвали.

— Оригинальное приветствие, — засмеялся Павел. К моему сожалению, это был именно он.

Что ж, что сделано, то сделано. Маска святой простоты мне явно сегодня не к лицу. Да и он, хоть и смеялся, но шутить был явно не расположен. Может оно и к лучшему, оставим интриги профессионалам. Я в них не сильна. А игра на чужом поле грозит поражением.

Отсмеявшись, Заречный сфокусировал на мне все свое внимание. Одним взглядом он решил не ограничиваться и рассматривал, словно модельку на странице глянцевого журнала. Время шло, и с каждой долей секунды я становилась все злее. В конце концов, терпение иссякло, и я поинтересовалась:

— Закончил?

— Что? — не понял он.

— Осмотр. Или стоит в анфас и профиль повернуться?

— Ты умеешь быть милой.

— Да, этого не отнять. Зачем ты здесь?

— Так ведь вроде муж твой потерялся, пора и поискать.

— Классная идея. Найдешь, передавай привет, — кивнула я и сделала шаг в сторону, намереваясь уйти. Но Павлу тоже надоело играть. Он взял меня за плечо, принуждая остановиться. Пальцы его едва касались кожи, я вскинула подбородок, с вызовом посмотрев на него. Но стоило заглянуть в его глаза, как спеси во мне поубавилось.

Глаза у него странные, никогда не приходилось видеть подобных. Карие, с золотыми искорками. Когда он смеется, они пляшут и греют, словно озаряя его изнутри. Сейчас же они замерли, и отчего-то стало холодно и, может совсем чуть-чуть, страшно.

— Мы неправильно начали диалог, — тихо сказал он. — Начнем сначала.

— Давай попробуем, — высвободившись, кивнула я.

— Дивно, — хмыкнул он. — Пожалуй, начнем с кофе. Пригласишь в гости?

Поскольку это предложение из тех, от которых невозможно отказаться, ничего не оставалось, как впустить его в свой дом. С удобствами разместившись на моем любимом стуле, он заявил:

— Сделай кофе и бутерброд какой-нибудь. Лучше с сыром…

— Могу предложить булку с плесенью, пойдет? — любезно предложила я дорогому гостю, изучив содержимое холодильника, и уселась напротив него.

— Ты отличная хозяйка, — хохотнул он, а я с горестью вздохнула:

— Да, от отличных мужья и сбегают, вечно всяким стервам везет.

— А ты значит белая и пушистая?

— Нет, я влюбленная и покладистая, потому и сижу рядом с тобой, бутерброды готовлю, а муж непонятно где и с кем гуляет… Вот она, женская доля.

— И сильно влюбленная? — хмыкнул он. Я же выдала лучшую из своих улыбок и на одном дыхании пропела:

— До кончиков ушей.

— И что же в нем такого особенного, в твоем Лёве?

— О! У него бездна талантов, а самый прекрасный в том, что он никогда не задает дурацких вопросов.

— С этими вопросами всегда так, — вздохнул Павел. — То они неуместны, то неприличны. Например, о чем был ваш последний разговор?

— Уже рассказывала, — поняв, что шутки кончились, хмуро ответила я.

— Я запамятовал, повтори еще раз, — с улыбкой сказал он, только отчего-то стало зябко.

— Лев позвонил. Велел ехать домой. Когда я пришла, его уже не было. Телефон не отвечал. И вся история. Рассказывать больше не о чем.

— Уже не было? Значит, домой он все же заходил.

— Мне так показалось.

— Почему?

— Просто показалось.

— Что-то указывало на то, что он был в квартире?

— Нет, — подумав, ответила я.

— То есть, он вполне мог не возвращаться?

— Я ведь сказала, что не уверена.

— Консьерж его не видел, — то ли думал вслух, то ли ставил меня перед фактом Павел. — Однако в Питер он прилетел, как и планировалось, аэропорт я проверил.

— Значит, он в городе?

— Необходимо понять, — игнорируя мой вопрос, продолжал Павел. — Когда именно он пропал, где успел побывать и с кем встретиться перед тем как исчезнуть.

— С чего ты хочешь начать?

— С тебя.

— Прости? — искренне изумилась я. — Мне не слишком понятен твой юмор.

— А я не шучу, — отпив кофе, хмыкнул Заречный. — Вот скажи, с чего вдруг он первым делом позвонил тебе? Да еще и домой велел ехать.

— Вообще-то, я его жена.

— Ага, — кивнул он. — И он так соскучился, что поспешил в твою постель, позабыв о встрече?

–Ух ты, неужели я слышу ревность? Всеми уважаемого Павла Заречного продинамили ради бабы?

— В целом, я его понимаю, на тебя и я бы поторопился. И все же не похоже это на моего дорогого друга.

— Вынуждена разочаровать, если он куда и торопился, то не ко мне. Во всяком случае, доехать не удосужился.

— Знаешь, мне надоело гадать, — кивнул Павел и поднялся. — Идем.

— Куда? — запоздало спросила я. Павел уже открывал входную дверь.

— В офис Льва. Пообщаемся с коллегами.

— Не поеду, — замотала я головой.

— Почему это? — удивился Павел.

— Я не одета.

На мой взгляд, причина весьма веская. Муж терпеть не мог женщин в брюках, искренне веря, что они должны носить исключительно платья и юбки, а макияж и прическа (укладка на худой конец) шли по умолчанию. Появись я в своих шортах и футболке, не накрашенная, с убранными в хвост волосами, пред ясны очи коллег, нотаций не избежать.

— Детка, ты шикарно выглядишь, все изойдут слюнями. Поехали.

Распахнув перед моим носом дверь, Павел лучезарно улыбался, и искорки в его глазах плясали и смеялись надомной. Мысленно пожелав ему провалиться сквозь землю, я покинула квартиру, не забыв прихватить сумочку.

Офис, в котором располагалась фирма Льва, находился в центре города, в небольшом особняке, некогда принадлежавшем именитому купцу, а теперь ставшем штаб-квартирой адвокатской конторы, где трудился Лев.

Первые три этажа здания были поделены между сотрудниками в зависимости от области, на которой они специализировались. Так, например, юристы, работающие в сфере гражданского права, разместились на первом этаже, специалисты по уголовному на втором, а знатоки корпоративной практики на третьем. Помимо этих трех направлений, существовало еще несколько специализаций, на фронтах которых трудились коллеги Льва, но перечислить все я не берусь, поскольку никогда особо этим не интересовалась.

Партнеры, они же владельцы фирмы, занимали последний, четвертый этаж здания. На обширной площади располагались, по числу партнеров, три роскошных кабинета. К каждому кабинету примыкала просторная приемная, где восседали личные помощники. Помимо этого, на этаже находились два конференц-зала и несколько комнат, значение которых мне не ведомо.

Посетители на четвертом этаже были редкостью, и, как правило, об их визите было известно заранее. Возможно поэтому, стоило нам выйти из лифта, как откуда-то справа выпорхнула миловидная девушка в строгом костюме и с тревогой во взгляде, но безупречной улыбкой на губах, спросила:

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Лев Яковлевич у себя? — на полпути к кабинету Льва поинтересовался Павел.

— Вы договаривались о встрече? Как я могу вас представить?

— Не беспокойтесь, Анна, — услышали мы и обернулись. За нашими спинами стоял Илья Нечаев — однокурсник и нынешний партнер моего мужа. — Лучше сделайте нашим гостям кофе и принесите в мой кабинет.

На этой фразе с широкой улыбкой на губах он протянул Павлу руку. Тот в долгу не остался, и после дежурного приветствия и рукопожатия мы расположились в шикарном кабинете Нечаева, из окна которого открывался вид на Смольный собор.

Говорят, рабочее место может многое сказать о человеке. Что ж, в случае с Нечаевым, это действительно так. Хозяин кабинета франт, ценитель комфорта и роскоши. За широким столом ручной работы из редкой породы дерева, в окружении коллекционных книг и сделанной по индивидуальному заказу мебели Нечаев смотрелся как нельзя лучше. Высокий холеный брюнет, он любил деньги и власть и никогда не стеснялся показывать, что они у него есть.

Мне было неуютно во всем этом показном великолепии, предстоящий разговор угнетал. Но я старалась не показывать виду. С благодарностью приняв зеленый чай, расположилась в кресле и потупила глазки.

— Павел Константинович, Арина, чем обязан внезапному визиту? — едва мы остались втроем, спросил Илья.

— Лев пропал, — выдохнула я, надеясь, что на лице моем достаточно скорби.

— В каком смысле пропал? — нахмурился Нечаев.

— В прямом, — отрезал Павел. — Не явился на встречу. Нигде с пятницы не появлялся.

— Возможно, он был вынужден задержаться в Цюрихе. Я попрошу Анну…

— Не утруждайтесь, — усмехнулся Павел. — В Питер он прилетел.

— Павел, я знаю, в пятницу Лев должен был передать вам все материалы по делу Хворовского, — стоило Нечаеву упомянуть эту фамилию, как в глазах Павла вспыхнули и сразу погасли тысячи огоньков. Внешне он оставался спокоен, а Илья все больше и больше хмурился. — И мне не найти абсолютно никакого повода, чтобы он пропустил встречу, тем более не предупредил об этом.

— Илья, — набравшись мужества и посмотрев ему в глаза, заговорила я. — Могла ли у Льва случиться связь, о которой я не знаю? И он настолько увлекся, что не выходит на связь?

— Нет, — твердо сказал Нечаев, не отводя глаз, продолжил. — Этот вариант исключаем. У Льва никого нет, кроме тебя.

— Тогда случилось что-то страшное, — тихо сказала я.

В комнате повисла тягучая тишина. Она стала невыносимой, хотелось орать, но я не проронила и звука. Оглушенный страшным и внезапным предположением, Нечаев принялся за активную деятельность. Он куда-то звонил, вызывал помощницу Льва, долго ее допрашивал, доведя до слез. Ходил по комнате, как загнанный в клетку зверь.

Я мало обращала на него внимания. Павел внимательно следил и за ним, и за мной, прислушивался к разговорам, но, казалось, не верил в успех. Все пытались отрицать очевидное — пришла беда.

В памяти ярким воспоминанием проявилось маленькое алое пятнышко на ковре в гостиной. Казалось, еще тогда я поняла, что не увижу больше мужа, теперь же я была уверена в этом. И вместе с этим пришли непонятное спокойствие и усталость.

Потратив на бесплодные звонки больше часа, мужчины решили обратиться в полицию, дабы оповестить органы о произошедшем и подключить их к поиску. Перед этим мы долго и тщательно обсуждали что и как говорить следователю и как себя вести при встрече с ним. Вернее, обсуждали Илья и Павел, мне же отводилась роль послушной марионетки, в точности исполняющей отведенную роль. И я не слишком противилась этому, желая лишь одного — как можно скорее оказаться подальше от этого места и этих людей.

Наконец, вызвали полицию, и двое мужчин прибыли в рекордно коротки сроки. Они вошли в кабинет и сели в роскошные кресла, разложив документы на столе. Не нужно быть следователем, чтобы понять, им не по себе в этом логове адвокатов, в окружении лоска и роскоши. И тот факт, что, вызывая их, Нечаев пообщался с высшим руководством, уверенности им явно не прибавил.

Старшинство в этом дуэте принадлежало Молохову Николаю Сергеевичу, коренастому майору лет сорока. Непосредственная близость маленькой армии адвокатов благотворно на него влияла, в том плане, что безукоризненная вежливость и обходительность не покидали его на протяжении всей нашей встречи.

Аккуратно записав неровным почерком все сказанное нами, он оставил каждому свою визитку и удалился, пообещав во что бы то ни стало мужа мне вернуть. Живым или мертвым не уточнил.

Весь следующий день я провела в нескончаемой агонии. Не решаясь покинуть квартиру, ходила из угла в угол и сотни раз проверяла телефон. Все казалось, что я упустила тот самый важный звонок. Но телефон молчал. Лишь Ленка периодически звонила, следуя нашей договоренности.

И каждый раз я заверяла ее, что со мной все хорошо, беспокоиться не стоит. Но это было не так. Ожидание измучило меня. И доведя себя до точки, я решилась на поступок, о котором еще совсем недавно даже мысли не допускала. Отчаяние толкает на крайние меры.

Я долго колесила по городу, желая убедиться, что «хвоста» нет. Обнаружить его не удалось. Впрочем, я прекрасно понимала, что с современным техническим развитием для того, чтобы узнать о моих передвижениях, вовсе не обязательно приставлять ко мне накаченных мальчиков, достаточно прикрепить крохотный маячок, и я как на ладони. Но даже это не смогло меня остановить.

Удивительно, сколь значимым может быть один человек для другого, даже не зная этого… Боль, обида, ликование, радость, надежда, страх — все эти чувства могут порождается им в сердце кого-то без всякого желания и даже ведома…

Размышляя над превратностями судьбы, я кусала губы, нервно теребила ключи от машины и часто вздыхала, желая запереть покрепче терзающие мыслишки в подкорках сознания. Только место для философствования я выбрала не лучшее — подоконник лестничной клетки.

Если уж быть до конца честной, пребывание на этом подоконнике (с него хорошо видна дверь квартиры номер шестнадцать) стало неким достижением, едва ли не подвигом.

Дверь была совершенно не примечательная: обтянутая кожей цвета горького шоколада с небольшими золотыми цифрами, обозначающими номер квартиры. Дом, где находилась квартира, тоже не выделялся: серая сталинка с просторным внутренним двором и огромной аркой. Таких домов десятки в московском районе — построенных для элиты прошлого, постепенно ставших собственностью элиты настоящего.

Единственно важным, удерживающим меня здесь все это время была хозяйка квартиры. Именно мысли о ней прожигали душу и разум.

Но тревога и боль, появлявшиеся при одной мысли о ней, ставшие неотъемлемой частью ее образа, вполне привычны. Сегодня я, наконец, решилась встретиться с ней и, усмиряя собственные трусость и гордыню, терпеливо ждала ее появления.

Распорядок ее дня был мне хорошо известен, и, если верить часам, она сейчас вернется из фитнес-клуба, куда ходит три дня в неделю на занятия с личным тренером.

Внезапно послышался звонкий писк домофона, а вслед за ним хлопок закрывшейся двери. Сердце екнуло и забилось с такой невероятной скоростью, что в глазах неожиданно потемнело, стало трудно дышать. Но у меня было несколько спасительных минут, пока лифт поднимался на третий этаж, чтобы взять себя в руки.

И двери лифта распахнулись, хозяйка шестнадцатой квартиры изящной походкой, подошла к двери. Стройная, с великолепной осанкой, густыми светло-русыми волосами, заплетенными в тугой узел, в свои сорок с лишним она выглядела на поздние тридцать. В ней чувствовалась внутренняя сила, а немного вздернутый кончик носа, намекал на присущее упрямство.

Она уже достала наманикюренной ручкой связку ключей. Я же, будто окаменела, смотрела на нее, забывая дышать и моргать, не в силах пошевелиться, промолвить хотя бы слово.

Неожиданно она повернулась в мою сторону, сердце екнуло и замерло, тогда казалось, навсегда.

Не помню, как покинула подъезд, улицу, город… Развивая максимальную скорость, нарушая всевозможные правила, я мчалась прочь.

Я убегала от нее, от себя, от рвущих на куски мыслей, слов, отчаянья, что охватило меня, стало править мной.

Боль стучала барабанной дробью в висках, застилала белой пеленой глаза. Ничего больше не существовало в мире, лишь боль и отчаянье…

Внезапно стало трудно дышать, легкие словно пожирал огнь. Каждый вдох, будто острое лезвие, пронзал грудь, в ушах зазвенело.

Ударив по тормозам, я чуть не вылетела в кювет. Вывернув руль, едва ли не в полуметре от ствола огромной ели, остановилась. Как выброшенная на берег рыба, я жадно хватала губами воздух, но дышать не получалось. Казалось, весь кислород кончился. Зато воды было в избытке, ведь слезы градом сыпались из глаз, огромными солеными каплями падали на щеки, колени, ладони, и не было им конца.

Тут я поймала свое отражение в зеркале, и мне вдруг стало так смешно, как не было никогда в жизни.

И я побежала. Оставив машину, ринулась в лес. Я мчалась, задевая руками ветки деревьев, спотыкаясь о кочки и пни. Падая, вновь поднималась и снова бежала. Видимо, это был единственный способ не сойти с ума.

Не знаю, как долго это продолжалось, но внезапно силы покинули меня. Сбившись с шага, я остановилась.

Вокруг не было ни души. Кроны деревьев склонились надо мной, окружив. Над ними солнце, оно было таким ослепительно-ярким и светлым… Я протянула вперед руку, так сильно захотелось, чтобы его лучик упал на ладонь.

Я села на землю, покрытую пушистым серым мхом и обхватив руками коленки, долго сидела так, не шевелясь, слушая лес. Меня не смущали капавшие на джинсы слезы, я не замечала их.

Что ж, так бывает, когда мечты сбываются. Так бывает, когда мечты ломаются.

Я вернулась домой ближе к рассвету. Ночной город мирно спал. Пустые дороги, безлюдные улицы, разве может быть что-то прекраснее?

Переступив порог квартиры, я прошла в гостиную не разуваясь, уселась в кресло. Свет белой ночи достаточно освещал комнату, но казался каким-то странным, будто в нем оживали тени. Откинув голову на спинку кресла, я наблюдала за ними, но что-то, будто назойливая муха, мешало мне.

Я оглядела комнату и обратила внимание на мигающую красным огоньком лампочку автоответчика. Мне было совершенно безразлично кто и какое сообщение мог оставить, но этот красный огонек действовал на нервы. Посему, протянув руку, я нажала на «play».

–Арина Аркадьевна, — позвал мужской голос из динамика. — Это Молохов Николай Сергеевич, мы общались по поводу вашего мужа. Он нашелся, то есть, возможно, это он… Нужно будет опознать… тело… Свяжитесь со мной сразу как прослушаете сообщение.

Утро началось довольно паршиво. Попеременно, сменяя друг друга, звенели домашний и мобильный телефоны, и, словно подпевая им, гремел дверной звонок.

Завернувшись в одеяло, я слушала эту какофонию и со злостью наблюдала за солнечными лучиками, прокравшимися в комнату сквозь занавеску. Они плясали на мебели, кружились в воздухе, ложились на щеки и совершенно не вписывались в мою сегодняшнюю картину мира: в ней было место только черным краскам.

Я не торопилась открывать дверь и не пыталась угадать кто за ней, мне было не интересно, да и лень, если честно. Под дуэт дверного звонка и рок-н-ролл мобильника я не спеша направилась в ванную, приняла душ. Затем оделась и, подойдя к зеркалу, стала тщательно, прядь за прядью расчесывать волосы. Мне не нравилось мое отражение, а мысли еще меньше.

Сварив крепкий кофе, я маленьким глотками выпила две чашки. Прошлась по квартире, заправила кровать, отправила вещи в стирку. Моя фантазия иссякла, придумать хотя бы еще одно занятие не удалось, и, вздохнув, я пошла встречать непрошенных гостей.

— Какого дьявола ты не открываешь и трубку не берешь, я тебе обзвонился, — прорычал стоявший за дверью Павел.

— Я заметила, — равнодушно пожала плечами. Он явно хотел высказать наболевшее, но от чего-то передумал, долго всматривался в мое лицо. Я поплелась на кухню, он за мной, оседлал стул и буркнул:

— Нормальные люди на телефонные звонки отвечают.

— Так-то нормальные, — пожала я плечами и поставила перед его носом чашку.

Он пил свой кофе, попеременно посматривая то на меня, то в чашку, и молчал. Очевидно, что он хотел о чем-то спросить или поведать, но сдерживался. Я же ничем помогать ему не спешила. Наконец, он заговорил.

— Ты уже знаешь?

— О чем? — спросила я довольно холодно и пожала плечами. — О том, что сегодня четверг, что на улице июнь, или о том, что мой муж в морге, и мне придется опознать его?

— Тебе Молохов сообщил?

— Не мне, автоответчику.

Павел чертыхнулся. Прошелся по кухне, замер у окна, повернувшись ко мне спиной. Его плечи напряжены, лучики солнца путались в волосах. Я разглядывала его профиль, он же, помолчав, сказал:

— Я еду с тобой.

— Без надобности. Если хочешь убедиться, что это Лев, вполне можешь навестить морг самостоятельно.

— Нужно решить, что будешь говорить следователю, — проигнорировав мои слова, продолжил он. — Излишнее внимание ментов нам без надобности.

— Не думаю, что они будут сильно стараться.

— Не будут, — кивнул он. — Но общение надо свести к минимуму.

— Кому надо? — хмыкнула я.

В одно мгновение он преодолел разделявшее нас расстояние и, ухватив меня за плечи, поднял со стула. В глазах его сталь, голос же спокоен до дрожи.

— Льва больше нет, и под ударом теперь ты, его жена. Он исчез при очень странных обстоятельствах, и у многих людей остались к нему вопросы. А задать их больше некому, и ты единственный человек, который, по мнению многих, может знать что-то полезное. Так что бояться нужно вовсе не ментов.

— Может тебя? — спокойно спросила я.

— Может.

— Считай, боюсь. Что дальше?

Ответить Павел не пожелал. Отпустил меня, сел на свое место и долго сверлил меня взглядом. Мне было некуда спешить, эмоции Павла трогали мало, посему я спокойно допивала кофе и старалась не провоцировать его излишними движениями. Наконец, молчать ему надоело, и он сказал:

— Во сколько ты должна встретиться с Молоховым?

— Ни во сколько.

— Ты ему звонила?

— Нет.

— И когда собираешься?

— Не собираюсь. Льву спешить некуда.

— Я договорюсь с Молоховым, — скрипнув зубами, сказал Павел. — И позвоню Нечаеву. Адвокат тебе понадобится.

— Без надобности. Я никого не убивала.

— Да? — спросил Павел и издевку спрятать не сумел. Я подняла на него глаза и спокойно ответила:

— Да.

Что бы я не сказала ему, он не поверит в любом случае. Но и доказывать ему или кому-либо еще свою невиновность я не стану. У полиции не найдется против меня улик, а подозрения они могут оставить себе.

Павел взялся за телефон и в считанные минуты условился о встрече. Через два часа нас ждали в морге Молохов и Нечаев. Этого времени как раз должно хватить, чтобы по нынешним пробкам добраться до места.

В путь мы отправились на «Эскалейде» Павла, за рулем которого сидел его водитель, Кирилл. Парень лет тридцати-пяти смотрел на меня с большой печалью, а стоило нашим взглядам встретиться, опускал глаза. Видимо, горе мое принял слишком близко к сердцу, но будучи от природы любопытным, устоять не мог и рассматривал меня, будто птицу дивную. Павел всю дорогу молчал и мне чертовски это нравилось.

Нечаев и Молохов уже были на месте. Тихо переговариваясь, они терпеливо ждали, пока мы припаркуемся и подойдем. А стоило мне приблизиться, разговор оборвался, и никто не решался заговорить вновь.

Молохов устал и небрит. В том, что происходило, он не видел ничего нового, подобные обязательные процедуры давно вошли в привычку. Если чего он и опасался, так это слишком юркого адвоката да еще сцены, которую может закатить новоиспеченная вдова. Все это явственно читалось на его лице, но не вызывало удивления.

Нечаев хорошо держался, лишь непривычная бледность намекала на нелегкое бремя, что легло на его плечи. Они со Львом старые друзья. Вместе учились в университете, вместе строили свой бизнес. И гибель Льва должна сильно ранить его.

— Ну что ж, приступим, — нарушил молчание Молохов. — Арина Аркадьевна, задача ваша в следующем: мы сейчас пройдем в кабинет, вам покажут вещи, найденные при покойном. Вы уж определите — вашему мужу они принадлежали или нет.

— Вещи? — не поняла я.

— Видите ли в чем дело, — замялся Молохов и, кашлянув, продолжил. — Супруга вашего нашли случайно и не его даже, а машину. Все это время она стояла на пустыре в новостройках. Погода сейчас жаркая, машина несколько дней на открытом солнце простояла. Тело, как бы это сказать… попортилось… Опознавать будем по вещам.

— Как это произошло? — сжав пальцы в кулаки, но стараясь удержать голос ровным, спросила я.

— Убили его в пятницу, в этом сомнений нет. Неизвестный подошел сзади, накинул удавку… Тело спрятали в багажник и вывезли на пустырь, где его и обнаружили.

Все трое внимательно следили за моей реакцией на сказанное. Не знаю, чего они ждали: сцены, истерики, внезапного раскаяния и признания в преступлении, но порадовать их я ничем не смогла. Кивнула и сухо спросила:

— Куда идти?

Гулкими длинными коридорами мы долго куда-то шли. Один коридор сменял другой, их меняли лестницы, этажи, и повсюду преследовал отвратительный удушающий запах. Он забил легкие и горло, и невозможно стало дышать, и в какой-то момент даже стены стали пошатываться. Но вдруг кто-то взял меня за руку и, склонившись к щеке, тихо сказал:

— Держись.

Я вздрогнула и непонимающе посмотрела на Илью. Я не смогла ответить ему, лишь слабо кивнула головой. Сжав мою ладонь, он больше не отпускал ее, пока мы не пришли.

Все происходило в неприютной комнате с казенной мебелью. Незнакомый человек, чье имя я не смогла запомнить, разложил передо мной вещи и велел сказать, видела ли я их раньше.

Портмоне из тонкой кожи цвета молочного шоколада мы выбирали вместе прошедшей зимой, а к нему купили перчатки из той же кожи, чтобы руки его не мерзли в мороз.

Связка ключей с брелком в виде улыбающегося льва. Я привезла его из Лиссабона, и он так нравился ему. Муж говорил, такая улыбка поднимет настроение в любую бурю.

Обручальное кольцо из белого золота. Я надевала его ему на палец, и руки Льва едва заметно дрожали…

Я прикрыла глаза. Видела ли я эти вещи? Да, видела. Все они принадлежали моему мужу. Человеку, которого убили, подкравшись со спины, бросили в багажник и оставили гнить на солнцепеке.

Не знаю, сколько времени я провела в той комнате, сколько бумаг подписала, сколько людей со мной говорили. Я хотела вырваться из этих стен, но сидела смирно, отвечая на вопросы, стараясь запомнить то, что говорили мне.

Вот все кончилось. Мне разрешили уйти, и я ушла, а Лев остался там. Ему теперь все равно.

Его больше нет.

Павел вызвался провожать меня до двери. У меня не было абсолютно никакого желания разговаривать с ним. Общения со следователем и наставлений адвоката более чем достаточно для одного дня, еще один разговор по душам явно лишний.

Но оказавшись в квартире, к допросу с пристрастием Заречный приступать не спешил, более того, выражал некую обеспокоенность моим душевным и телесным самочувствием. И забота эта, если и не злила, то вызывала трудно скрываемое подозрение.

— Тебе нельзя оставаться здесь одной, — выдал гениальную идею Павел.

— Почему это? — с подозрением посмотрев на него, спросила я.

— Тебе есть у кого пожить?

— Никуда я не пойду, это мой дом.

— Ты можешь побыть у меня некоторое время…

— Павел, — решила я поставить точки над i. — Скажи прямо, чего ты от меня хочешь?

— Знаешь, — усмехнулся он в ответ. — С тобой очень трудно общаться.

— Есть шикарный способ избежать трудностей.

— Догадываюсь какой. Но это не мой вариант.

— Жаль.

— Не соглашусь.

— Нравятся трудности?

— Не они.

— Сегодня был паршивый день, — сказала я, игнорируя последнюю фразу. — Я очень устала и…

— Хочешь остаться одна, — закончил он за меня. — Понял. Ухожу.

Он и в самом деле направился к выходу, я поплелась за ним и уже даже поверила, что обойдется без глупых разговоров, но нет, обманулась.

— Не думал, что ты будешь переживать по нему так сильно.

— Я бы станцевала канкан, но соблюдаю приличия. Придется подождать до похорон.

— Наверное, тебе это часто помогает, — задумчиво произнес он.

— Что? — не поняла я.

— Твой острый язык. Эффективное должно быть средство обороны.

— Не очень, раз ты все еще здесь.

Он искренне улыбнулся в ответ на мою реплику и сделал то, что повергло меня в шок. Ухватив за затылок, быстро притянул к себе и поцеловал в макушку. И, будто этого мало, прошептал:

— Не вздумай сбегать. Я не обижу тебя. Но терпения моего надолго не хватит. Посажу под замок и будешь там сидеть, пока во всем не разберусь.

Я хлопала глазами, пытаясь переварить услышанное. Он же пожелал мне спокойной ночи и покинул квартиру. Когда его уже и след простыл, я закрыла дверь и, стараясь хоть как-то реабилитироваться в собственных глазах, громко произнесла:

— Придурок. Форменный придурок. Вот ты кто!

Вечером приехала Ленка. Она готовила сырники и щебетала всякие глупости. Я не слишком внимательно ее слушала, но на душе стало светлее от того, что в этом мире я не одна.

На следующий день, ближе к полудню, Ленка отправилась в «Куртизанку» — салон красоты, хозяйкой которого она стала не так давно, получив его в подарок от Петечки. Отдавая подруге должное, с гордостью скажу, дела ее шли успешно. От клиентов не было отбоя, выручка радовала карман в любое время года, и это при массовой конкуренции в данной сфере.

Объяснить успех не так уж трудно, детище свое Ленка любила, тратила на него массу сил и времени и, что немаловажно, делала все со вкусом и фантазией. Видимо, именно это и привлекало клиентов, превращая даже случайного визитера в постоянного ценителя услуг ее салона.

Так и сегодня, убедившись в том, что экстренная психологическая помощь мне не требуется, она помчалась воспитывать персонал и очаровывать клиентов.

Стоило закрыть за ней дверь, как позвонил Нечаев, и час спустя он восседал напротив меня. Его появление было вполне предсказуемо, и я рада, что он не заставил себя ждать.

Всего сутки прошли с нашей последней встречи, но что-то изменилось в нем безвозвратно. И дело вовсе не в усталости и горьких складках, залегших в уголках губ. Внешне он привычно сдержан, движения спокойны, речь нетороплива. В облике практически невозможно угадать терзающие его мысли. И все же меня не покидало ощущение, что передо мной уже не тот человек, что раньше. В нем появилось что-то темное, мутное, тревожившее.

— Не могу поверить, что Льва больше нет…

— Илья, когда мне позволят его забрать?

— С этим все решено, проблем не будет. У меня есть один знакомый, он все организует.

— Не надо, — перебила я. — Лучше меня никто не сделает. Прощание должно быть безупречным. Чужие так не смогут.

— Его ведь будут хоронить в закрытом гробу… — надтреснутым голосом вдруг сказал Нечаев.

Я отвернулась. Есть вещи, о которых я не могу говорить вслух, и эта одна из них. Однако Илья быстро взял себя в руки и, войдя в привычные деловые рамки, больше не позволял себе лишних эмоций.

— Как скажешь, Арина, так и будет. И все же я тебе оставлю пару визиток, помощь специалистов лишней не бывает.

— Кто мог это сделать, Илья? — решилась перейти к главному я.

— Я не смог узнать ничего нового, — нахмурился он. — Следствие топчется на месте. Явных врагов у Льва не было.

— А тайных?

— Тайные есть у всех, — усмехнулся он. — Но на то они и тайные, чтобы о них не все знали.

— И все же…

— Не могу назвать имен, да и значения это не имеет. Расследованием пусть занимается полиция. Тебе о другом сейчас думать нужно.

— О чем же?

— Я хочу, чтобы ты отнеслась ко мне, прежде всего, как к другу, — не спеша с ответом, начал Илья. — Лев дорожил тобой, и я сделаю все, чтобы защитить тебя. Но для этого мне необходима полная откровенность с твоей стороны. Полная, слышишь, Арина?

— Мне нечего скрывать.

— Хорошо. Тогда и я позволю себе изложить все как есть, без лишней деликатности.

— Меня подозревают?

— Безусловно, — как само собой разумеющееся сказал он.

— Это не я, — смотря ему в глаза, сказала я. Отчего-то стало очень важным, чтобы именно он не сомневался во мне. Я искала в его взгляде поддержку, но увидела лишь пустоту. — Ты мне веришь?

— Тебе верил Лев. Этого более чем достаточно.

— Но не для следователей.

— Да, не для них, — кивнул он. — Пойми, тебе абсолютно ничего не нужно делать для того, чтобы стать подозреваемой. Возможно, даже главной подозреваемой. Твой брак сделает все сам, в нем лишком много того, к чему можно придраться: твоя финансовая зависимость от мужа, ваша с ним разница в возрасте — четырнадцать лет, все же срок. Но самое главное, ты единственная наследница всего его состояния.

— С твоих слов выходит, я виновна, и суд да следствие не нужны, — горько усмехнулась я. — Но что с того? Да, мы разные. Да, мы не равны. Но так живут многие. Разве это повод обвинять жену в убийстве мужа?

— Вполне веская причина.

— Может и так, только я к этому не причастна, — упрямо твердила я. — Возможное наследство — это, безусловно, аргумент. Но у Льва есть семья, и пусть они живут в Израиле, ради денег могут вернуться на малую родину. Очевидно, мне с ними не тягаться и рисковать свободой ради нескончаемой судебной тяжбы глупо.

— Не скажи. Лев не поддерживает отношения со своей семьей много лет. Мы оба знаем по какой причине. Боюсь, даже его смерть и оставленное состояние их не примирит.

— Деньги творят чудеса. Да и мириться с мертвыми куда как проще, чем с живыми.

— Время покажет, — пожал плечами Нечаев и добавил. — Есть кое-что еще.

— Что же? — чувствуя, как холодок пробежал по спине, спросила я.

— Твое прошлое.

Нечаев сказал об этом спокойно. Ни взглядом, ни словом не показав свое отношение ко мне и моей биографии. Он все же не зря ел свой хлеб и адвокатом был от бога. Рано или поздно эта тема должна была всплыть, я все ждала, когда же. И дождалась. Только не понятно, отчего так тошно стало на душе.

— Мне нечего стыдиться.

— Верю. Проблема не в этом. Некоторые твои знакомые…

— Все мои знакомые честные граждане, в противном случае, они сидели бы в тюрьме.

— Арина, — поморщился Илья. — Не забывай, я тебе не враг. Я ни в чем тебя не обвиняю. Сейчас мы ищем способ отвадить от тебя следаков.

— Ты прав, Илья. Я погорячилась.

— Постарайся обуздать свой темперамент. Хотя бы пока дело не закроют.

— Я буду паинькой, — сама себе не веря, кивнула я.

— Лев погиб в пятницу около пяти вечера, — спокойно продолжил Нечаев. — Нам необходимо найти тебе алиби на это время. Оно у тебя есть?

— Нет, — не задумываясь, ответила я. — Я гуляла по городу. Одна.

— Не годится, — спокойно сказал Илья и, как само собой разумеющееся, добавил. — Придумаем другое.

— Прости? — изумилась я.

— Если алиби нет, его надо создать. У тебя есть надежный человек, способный подтвердить, что в это время вы были вместе?

— Мне кажется, или ты предлагаешь обмануть полицейских?

— Я предлагаю направить их по нужному следу.

— Нужный — это какой? — решила уточнить я.

— Тот, что приведет к убийце.

— А без моего липового алиби они его не найдут?

— Без него они пойдут по самому легкому пути, ты же поедешь по этапу. Привлекает такой маршрут?

— Как-то не очень.

— В таком случае, спрошу еще раз. У тебя есть человек, способный подтвердить твое алиби? Или мне его найти?

— Есть. Ленка.

— Звони ей, — придвинув телефон, сказал он.

Подружка взяла трубку с первого гудка, а уже через полчаса сидела между нами. Нечаев коротко изложил ей план. Она приняла его на ура и с боевым задором принялась репетировать свою роль на допросе у следователя.

Выходило у нас следующее: всю пятницу я провела в обществе лучшей подруги. Я приехала к ней, дабы помочь нарядиться к званому вечеру в доме господина Приходько. Мы потратили весь день на ее подготовку к сему торжественному мероприятию, и около восьми вечера я вернулась домой. Так и получается, что мужа я убить не могла при всем желании, ведь все время рядом была подруга. То, что вернулась я в вечернее время, подтвердил консьерж. Но точное время он не помнил — на мое счастье. Ведь, скорее всего, с убийцей я едва не столкнулась нос к носу. И, что примечательно, в тот день не работало видеонаблюдение, а значит, нет ни только изображения убийцы и подтверждения того, что Лев был в квартире, но и доказательства того, что я вернулась раньше заявленного. Вот и верь после этого в совпадения…

Нечаев потратил два часа, пока не решил, что к свиданию с полицией мы готовы. Убедившись, что история выглядит правдоподобно, и в деталях никто не путается, он снабдил нас последними указаниями:

— Завтра к девяти я заеду за вами, проговорим все еще раз. Со следаком я договорился на одиннадцать, как раз все должны успеть.

— Хорошо, — синхронно отозвались мы, и я отправилась провожать гостя. У самого порога он сказал:

— Не забывай одно простое правило, Арина. Любой контакт со следствием тебе сейчас вреден. Никакой дружбы или порядочности с их стороны и быть не может, не ведись на эту ерунду. Ни о чем с ментами не говори, а тем более не подписывай без меня. Поняла?

— Да.

— Умница. До завтра.

Я закрыла за Нечаевым дверь и замерла подле нее. Его уже не было рядом, а мурашки по спине так и бегали.

— Ты ему веришь? — перебравшись в гостиную, спросила подруга.

— Нет. Веру заслужить надо.

— Кажется мне, мутит наш адвокат что-то. Уж не решил ли он тебя подставить?

— Отмазав от ментов?

— Брось. Алиби — это, конечно, здорово. Но и ежу понятно, чтобы убить, вовсе не обязательно самой ручки пачкать.

— В этом ты права. Вполне могу перейти из исполнителя в заказчики, так и оставаясь подозреваемой.

— Но попробовать все же стоит, — задумчиво говорила она. — Если менты на кого-нибудь другого внимание переключат, нам только польза. А с чего этот Нечаев так старается?

— У него свой интерес.

— Увидел в тебе богатую клиентку?

— Он видит во мне наследницу Льва. То есть потенциальную владелицу трети его фирмы. Чем не повод подружиться?

— Дела… Сегодня он тебя отмазывает, а завтра ты под его дудочку пляшешь и фирму ему отписываешь.

— Или продаю за бесценок, или все его начинания поддерживаю, не споря… Вариантов много.

— У них со Львом на двоих бизнес?

— Нет, в фирме три партнера: Лев, Нечаев и Пантелеев. Всех троих равные доли, решения принимаются большинством голосов. Но, по факту, заправляли всем Нечаев и Лев, поскольку Пантелеев уже пару лет мотается по морям и океанам в обществе пышногрудых див, а делами фирмы абсолютно не интересуется, получая свой процент от прибыли.

— Уморили его адвокатские делишки?

— Ага, ему как шестьдесят пять стукнуло, так и ушел в вольное плаванье. Заявил, что остаток жизни хочет провести незабываемо. Судя по тому, что я о нем и его приключениях слышала, намеченного курса держится верно.

— Значит, фирма тебе и Нечаеву остается, — подвела итог Ленка. — Неплохой повод поддержать тебя в трудную минуту. Из твоих рук ее не слишком сложно получить будет. Если ты на свободе, конечно.

— Проблемы будем решать по мере их поступления. Сейчас со следствием, потом с Нечаевым.

— Ты еще про Заречного не забудь.

— Про него забудешь, — поморщилась я.

— Поласковее бы ты с ним, Арина, — елейно заговорила Ленка. — Союзники нам сейчас нужны очень-очень.

— С такими союзниками и врагов не надо, — буркнула я.

— Постарайся его хотя бы не злить, может и обойдется.

Трудно сказать, чем руководствовался Нечаев, решив помогать мне. Несомненно одно, задуманное им избавило меня от назойливого внимания сотрудников полиции. Я и Ленка дважды посетили кабинет следователя, каждый раз Илья нас сопровождал. Его присутствие оказывало чудодейственное влияние на борцов с преступностью. Они робели и скучнели, мы же, наоборот, чувствовали себя увереннее и все то время, что провели в казенных кабинетах верили в свою ложь, как в святую правду.

Наши показания аккуратно записывались, складывались в папочку и запирались в сейф. Меня не покидало чувство, что все следствие по делу Льва так и останется в нем. Убийцу не найдут да и не будут искать, папочка же подрастет в размерах, пропылится положенный срок и уйдет в архив.

Но свое мнение я предпочитала держать при себе и всячески старалась демонстрировать лояльность как полицейским, так и Нечаеву. Может они и по разную сторону баррикад, но я-то уж точно ни к одной стороне не принадлежу. Мне «посчастливилось» оказаться между ними, а посему, как неустанно твердила Ленка, дружить надо со всеми.

В свободное от лицедейства время я занималась приготовлениями к похоронам. В перерывах между полицией, визитами Нечаева и Заречного я кружилась по городу, организовывая прощание с мужем. Десятки незнакомых людей абсолютно безразличных к моему горю выражали соболезнования лично и по телефону, я принимала их, дежурно благодарила за участие. Отвечала на звонки, получала цветы, позволяла целовать свои руки, щеки и все слушала эти нескончаемые скорбные, формальные речи…

И, казалось, ничто из происходящего не трогает меня. Будто бы неведомый добряк вколол мне изрядную дозу обезболивающего. Я осознавала все, но перестала что-либо чувствовать. Мне нравилось это состояние полнейшего эмоционального отупения. И пусть где-то на окраине сознания билась мысль о том, что рано или поздно горе, обида, раскаянье накроют с головой. Я лишь смела надеяться, что случится это не скоро.

Так прошло несколько дней, и настал момент прощания. Я помню этот день очень плохо, лишь урывками. Иногда казалось, что меня там и не было вовсе. Словно кто-то другой рассказал о том, как все было, и чужой рассказ врезался в память, оставив смазанное впечатление.

Проститься со Львом пришли многие. «Лучшие» люди города читали по бумажкам или на память скорбные речи, жонглировали красивыми и пустыми фразами. Среди них были и Нечаев с Заречным. Оба воздержались от прощального слова и явно старались не показываться мне на глаза, однако я постоянно ощущала прикованные на себе взгляды. Впрочем, вниманием в этот день я была награждена едва ли не больше Льва. Ведь вдова погибшего при странных обстоятельствах богача — чудный объект для сплетен.

День, наконец, подошел к концу. Илья, заметив, что мы с Ленкой собираемся уходить, вызвался подвести, и мы уехали втроем. По дороге никто не проронил и слова, но молчание не давило. Каждый настолько погрузился в свои мысли, что перестал замечать чужое присутствие. Припарковавшись во дворе дома, он заглушил мотор и, посмотрев на меня, сказал:

— Прогуляемся?

— Ариночка, я подожду тебя дома, — тут же заявила Ленка и, не дожидаясь ответа, выпорхнула из машины. Мы же с Нечаевым пошли в парк.

— Ты все очень хорошо организовала.

— Спасибо.

— Ему бы понравилось.

— Надеюсь, это так.

Повисла неловкая пауза, и мы не знали, как ее нарушить. Илья нервничал, и это было так непривычно, что я растерялась. Хотелось уйти, но все же я понимала, возможно, сейчас мой единственный шанс узнать столь необходимую информацию. Посему я кашлянула и робко начала:

— Я звонила его родителям.

— Напрасно тратила время, — горько усмехнулся Илья. — Лев умер для них много лет назад и то, что похоронили его только сегодня, не значит абсолютно ничего.

— Он был их сыном, они имеют право знать.

— Что за детские бредни, Арина? — резко вскинул голову Нечаев, и в глазах его плескалась ярость. — Примирение, воссоединение, всеобщее благоденствие… Как ты умудряешься верить в это?! Тебе ли не знать, что все это сказки?! Ничего не стоящие сказки!

Я отвернулась, не желая отвечать. Другой реакции на свой поступок я и не ждала. Я считала себя обязанной оповестить семью Коган о трагедии и сделала это. И да, пусть это иллюзия, но мне хотелось, чтобы смерть примирила разбитую семью.

— Семнадцать лет назад отец Льва вышвырнул из дома собственного сына, — спустя некоторое время заговорил Илья. — В тот день он сказал, что сын его умер и Льва он не знает. Он лишил его наследства и финансирования, запретил членам семьи даже произносить его имя. Ни его мать, ни сестра не посмели перечить. И все семнадцать лет они не нарушали запрет.

Илья рассказывал историю мужа тихим надтреснутым голосом. Присев на скамейку под цветущим каштаном, я внимательно слушала его, надеясь узнать о той части жизни Льва, что всегда была закрыта для меня.

— Все семнадцать лет Лев пытался доказать отцу и самому себе, что он достоин своей семьи. Достоин их прощения. Но все его усилия так и остались тщетными.

— Никто не заслуживает такой кары, — едва слышно произнесла я.

— Мы все заслуживаем то, что имеем. Значит и Коган-старший заслужил такого сына, как Лев.

Я прикрыла глаза, не желая соглашаться, но оставила свое мнение при себе, предпочтя выслушать Нечаева. Он же со взглядом, обращенным в пустоту, продолжал говорить:

— Знаешь, ведь Лев действительно верил, что ваш брак сможет помочь ему вернуться в семью. Он не желал признавать этого, но догадаться не стоило особого труда. И что в итоге? Он проиграл. Снова. Мертвые не воскресают.

Последняя фраза Нечаева, будто хлыстом, ударила меня. Я вздрогнула и сжала руки в замок, боясь, что они выдадут мое волнение. Какое-то время мы просидели в давящей тишине, и вдруг Нечаев посмотрел на меня и будничным тоном сказал:

— Выпьем кофе? Похолодало…

Не дожидаясь ответа, он пошел к перекрестку. Мне ничего не оставалось, как следовать за ним. Я вглядывалась в его лицо, но не было на нем и следа недавних переживаний. Даже походка его теперь казалась другой. Привычно уверенной и энергичной.

Выбрав столик у окна в маленькой кофейне, Илья сделал заказ. Он не проронил ни слова, пока его не принесли, а стоило официантке отойти, заговорил:

— Тебе нужно быть осторожной с Заречным.

— Вот как? — вскинула я брови. Внезапная смена темы настораживала.

— Он давний клиент Льва, — помешивая изящной ложечкой кофе, говорил адвокат. — Один из самых денежных. Пусть тебя не обманывает его вид. Парень не прост. Цели своей всегда добивается, будто из стали слит.

— Под внешностью благородного шевалье скрывается плут и мокрушник?

— Нет, — усмехнулся Нечаев. — И он, и его методы чисты. Насколько это возможно, разумеется…

— Разумеется, — хмыкнула я. — Чистые руки, горячее сердце, только погон да ордена за благородство не хватает.

— Он вложил целое состояние в одно дело, — не обращая внимания на мою язвительность, говорил Илья. Я же, поняв, что мы перешли к главному, обратилась в слух. — Лев курировал юридический аспект сделки. Это обычная практика, он вел все дела компании Павла. Иногда один, чаще совместно с одной вашингтонской юридической фирмой.

— Вашингтон? — удивленно ахнула я.

— Ты знаешь, чем занимается Павел? — по-доброму улыбнулся Нечаев.

— Понятия не имею, — искренне ответила я.

— Его компания ищет по всему миру наиболее перспективные разработки в сфере программного обеспечения и вычислительной техники.

— Как заумно…

— Павел финансирует потенциально перспективных ученых и их проекты. Взамен он становится правообладателем всех изобретений. Как правило, когда проект доведен до определенного уровня, цена его становится колоссальной, и на этой стадии Павел перепродает все транснациональным компаниям, снимая максимум сливок, не рискуя при этом потерпеть крах при распространении продукта в массы.

— Мне кажется, или ты назвал Заречного Биллом Гейтсом? — с трудом переваривая информацию, уточнила я.

— Уровень пока не тот, — засмеялся Илья. — Но нечто общее намечается.

— Все эти технические штучки… Ничего в них не понимаю… Но все же они не ассоциируются у меня с чем-то таким, из-за чего могут хладнокровно убить…

— Дело Павла похоже на добычу алмазов. Любая технология может оказаться блестящей пустышкой, а может принести состояние. А уж на большие деньги всегда желающие найдутся.

— Лев ездил в Цюрих не за пустышкой?

— О-о-о, — протянул Илья. — Последний проект Павла алмаз из алмазов. Ему удалось добраться до исследований самого Хворовского!

Незнакомое имя Илья произнес с таким восхищением, что мне разом стало стыдно за свою беспросветную серость. Вероятно, каждый образованный человек должен знать кто же этот Хворовский, а также чем он прославился. Я сим знанием похвастаться не могла и робко спросила:

— Этот Хворовский, он кто?

— Максим Алексеевич Хворовский — один из величайших умов нашего времени, — охотно начал рассказывать Илья, и через некоторое время я узнала краткую биографию гения.

Большую часть жизни Хворовский проработал на оборонку в сверхзасекреченных НИИ. Его идеи до сих пор активно применяются и приносят баснословную прибыль. Ученый, разумеется, не получал абсолютно никаких дивидендов, зато государство всячески благодарно ему за труды и аж дважды вручало именные часы с дарственной надписью.

После краха СССР он подался на запад. Менял одну страну на другую и, в конце концов, осел в пригороде Цюриха, где и прожил последнее десятилетие вместе со своей супругой.

Супруга, по совместительству лаборантка, более сорока лет была ему другом и помощником. Хворовские вели замкнутый образ жизни, с большим трудом сближались с людьми и категорически игнорировали все предложения крупных корпораций, сколь заманчивыми бы они не были. Они жили на зарплату школьного учителя математики, коим трудился Максим Алексеевич и не желали ничего менять. Однако ценители различного рода технических новинок из виду супругов не выпускали и всячески старались заглянуть в лабораторию ученого.

А несколько лет назад Максим Алексеевич заболел. Потребовались деньги на лечение, и его супруга продала патент на одно из множества изобретений Хворовского. Небольшая вещица, придуманная ученым на скорую руку, озолотила покупателя и укрепила интерес к исследованиям старика, но оправившись от болезни, он своим принципам не изменил.

Чуть больше полугода назад Хворовский скончался. Новость эта буквально взорвала научный мир, а акулы бизнеса закружились вокруг вдовы. Ее засыпали предложениями о покупке научного наследия Хворовского, но никому не удалось убедить ее продать дело мужа. Никому, кроме Павла.

— И как же ему это удалось? — воскликнула я. — Столько лет они держались от соблазнов и тут сдались?

— История умалчивает, чем Павел покорил вдову. Вряд ли деньгами, были и более выгодные предложения. Лев говорил, Павел смог убедить ее, что память мужа нужно увековечить в истории…

— О, и это, конечно же, никто лучше него не сделает!

— Как бы там ни было, — продолжал Илья. — Павел стал хозяином всех разработок Хворовского. А за два дня до гибели Льва вдова связалась с Павлом и сообщила, что в вещах мужа нашла небольшую коробку с чертежами и дневниками. Коробку эту супруги берегли и прятали особенно тщательно. Однако за всеми волнениями, связанными со смертью супруга, вдова о ней позабыла и Павлу не передала. И это, по ее словам, едва ли не жемчужина всей деятельности ученого.

— Лев поехал за ней в Цюрих?

— Да. Павел застрял на переговорах в Гонконге и не мог приехать так быстро, как хотел. Они условились, что Лев заберет коробку и приедет с ней в Петербург, где и передаст ее Павлу.

— Это и есть та встреча, на которую Лев не явился?

— Согласно отчету судмедэксперта, на нее он не мог прийти при всем желании, — горько ответил Илья.

— Но при нем не нашли никаких дневников, да и документов никаких не было.

— Вот мы и подошли к главному, — кивнул Илья. — Лев перевозил документы, которые можно продать на «черном» рынке за колоссальные деньги. Однако о том, что они у него, знали не многие. О их реальной стоимости не знал практически никто.

— Но ведь поездка Льва в Цюрих не была секретом…

— В том же, что Лев навестил вдову, действительно, нет ничего тайного. В последнее время он спортзал посещал реже, чем ее кухню. Да только о находке знали единицы. И убили его именно тогда, когда он получил бумаги.

— И кто знал о дневниках?

— Полагаю, это я, Павел и…ты.

— Я?! — возмущению моему не было предела. Оно было искреннем и излишне громким — бармен посмотрел на нас с подозрением. Перейдя на шепот, я гневно заговорила. — Знаешь, обвинить меня, конечно, можно во многом. Даже в убийстве мужа, ведь при желании не трудно найти повод для преступления. Но в краже дневников — это уже слишком. Я о вашем Хворовском минуту назад узнала, а уж в вычислительной технике не больше жирафа мыслю.

— Так-то оно так, — не стал спорить Илья. — Но именно ты жила со Львом под одной крышей, имела неограниченный доступ к его кабинету, бумагам, компьютеру…

— И могла слить информацию заинтересованным лицам, — зло продолжила я.

— Именно, — как само собой разумеющееся сказал Нечаев. Он был спокоен до дрожи, мне же хотелось швырнуть в него чем-нибудь потяжелее. — Ты можешь сколько угодно доказывать, что к краже документов и убийству мужа отношения не имеешь, но захочет ли Павел тебе поверить, вот вопрос.

— И что ты предлагаешь? Найти эти чертовы бумаги самой и принести их ему на блюдечке?

— Неплохой вариант, но уж точно тебе не по зубам. Хотя, если знаешь, где искать…

— Не знаю, — отрезала я.

— Тогда вариантов не слишком много, — «обрадовал» Илья и перешел к поучению. — Постарайся Павлу не перечить, помогай во всем. Чем меньше он будет подозревать тебя, тем больше времени у нас будет.

— Времени на что? — нахмурилась я.

— На поиск документов.

— А где документы, там и убийца Льва, — заподозрив неладное, медленно произнесла я. — Не ты ли недавно говорил, что ловить преступников должна полиция?

— Я не собираюсь никого ловить и уж точно не стану творить самосуд, — поморщился Илья. — Все куда проще. Бумаги — гарант безопасности. Разве плохо, что я хочу выручить из беды жену своего друга?

— И самого себя, — не сдержала я усмешку. — Ведь ты о них абсолютно точно знал.

— У тебя усталый вид, — игнорируя последнюю реплику, сказал Нечаев. — Не пора ли домой?

Не ожидая ответа на свой вопрос, Илья расплатился по счету и пошел к выходу. Подозреваю, он с удовольствием оставил бы меня прямо в кофейне, но припарковав машину во дворе моего дома, сам себя загнал в ловушку. Я же не собиралась отступать и, стараясь не отставать от Нечаева, быстрым шагом идущего по улице засыпала его вопросами:

— Если наследие Хворовского хотят получить многие, почему все подозрения сводятся к нам троим? Даже двоим, я бы сказала, ведь Павлу нет смысла воровать у самого себя. К тому же убивать своего адвоката ради этого. Только, если это не он сам, а кто-то из его людей.

— Вполне мог быть кто-то еще, — не стал спорить Илья. — Как и среди людей Павла, так и на нашей стороне.

— Например?

— Арина, я ведь просил тебя не лезть в это дело?! — резко остановился и в гневе повернулся ко мне Нечаев.

— Да я уже по уши в нем! — возмутилась я. — Ты просишь меня помогать Заречному и одновременно никуда не лезть? Как ты представляешь себе это?

— У Павла тоже был повод, — посверлив меня взглядом, заговорил Илья и, сбавив шаг, медленно пошел по тротуару. — Он увлекся идеями Хворовского слишком сильно, вложил практически все свои деньги. Но их разработка требует времени, и компания переживает не лучшие времена.

— Почему бы не продать одно из изобретений Хворовского, дабы развить все остальные?

— Он не может, — усмехнулся Илья. — У вдовы было всего одно условие: Павел не должен перепродавать наследие старика, он должен заниматься им сам. В случае, если он нарушит это требование, все вновь вернется к вдове или ее наследникам, не будь ее на этом свете.

— Но никто не мешает ему продать что-нибудь на «черном» рынке. Там имени вора не спросят и вдову о нарушении договора в известность не поставят. Тем временем, полученных денег хватит, чтобы поправить дела фирмы и жить ни в чем себе не отказывая, — додумала я услышанное.

— Неплохая версия, — кивнул Илья. — Одна из многих. Я бы посочинял с тобой еще с десяток, но мы уже пришли. Пора прощаться.

На сей высокой ноте наше рандеву окончилось. Илья простился и растворился в вечерней улице. Я оглядела двор, по привычке ища «Мерседес» и не найдя ни его, ни кого-нибудь еще, способного вызвать подозрение, отправилась домой.

Ленка и свежеприготовленный ужин ждали на кухне. Едва уловив аромат очередного кулинарного шедевра подруги, я сразу вспомнила, что не ела со вчерашнего дня, и в ответ на мои мысли живот запел тихую песню.

Уплетая ужин, я подробно пересказала Ленке разговор с Нечаевым. Она слушала внимательно, задавала уйму вопросов. Распивая красное вино, мы с энтузиазмом строили различные версии и нисколько не приблизились к истине. Видимо, она была в бутылке другого вина.

Утро началось паршиво, оно и понятно, раз явился Заречный. Забыв предварительно позвонить, он объявился на моем пороге в компании рослого мужчины с теплой улыбкой и завидной способностью обаять кого угодно. Спутника Павла мне приходилась видеть и раньше, был он и на похоронах, но вспомнить, кто он такой никак не получалось.

Впоследствии выяснилось, что незнакомец — друг детства Заречного. Зовут его Юрой, и он возглавляет службу безопасности в компании Павла. С болью в голосе Юра выразил мне соболезнования, пожелал крепиться и не сдаваться (кому именно не уточнил). При этом, хоть и лежала в уголках его губ печаль, глаза откровенно смеялись и будто бы знали обо мне все-все, включая цвет нижнего белья.

Стараясь не начинать утро с ссоры, я с максимальным гостеприимством разместила гостей на кухне. Мою хмурость и молчаливость с лихвой компенсировала Ленка. Лучезарно улыбаясь, она готовила для незваных гостей французские тосты, попутно пытаясь выяснить, каким ветром их занесло и как скоро они избавят нас от своего присутствия.

От Ленкиных вопросов гости умело уходили. При этом разговор был легок и непринужден, правда, участвовали в нем в основном Юра да Ленка. Я прятала глаза в кружке чая, мысленно желая гостям провалиться сквозь землю. Павел, не стесняясь, меня рассматривал. Когда же тосты были съедены, Павел буднично сказал:

— Я бы хотел осмотреть кабинет Льва.

— Осмотреть или обыскать? — ощетинилась я.

— Осмотреть, — усмехнулся он. — Ты можешь присутствовать.

— Спасибо, — фыркнула я. — Больше ничего не хочешь?

— Пока нет. Может быть еще кофе, чуть позже, — одарив меня улыбкой, ответил Павел.

Я уже всерьез собралась объяснить мерзавцу, каким маршрутом лучше всего отправиться в пеший эротический тур для лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, но тут Юра положил свою большую теплую ладонь на мою руку и мягко сказал:

–Арина, не воспринимай наше появление как нападение. Мы гости в твоем доме. Но ты окажешь нам неоценимую услугу, если позволишь ознакомиться с бумагами мужа. Сейчас тяжелое время для всех нас, оно требует неприятных мер.

Я была бы рада увидеть в больших карих глазах Юры хотя бы что-то, выдающее его двуличие. Это позволило бы мне распрощаться с сомнениями и выгнать их прочь. Но вспыхнувшая ярость отчего-то утихла. Я высвободила руку и, глядя куда-то в сторону, бросила:

— Ищите.

Мужчины, как по команде, поднялись из-за стола. Я не смогла скрыть презрительной усмешки, что не ускользнуло от Павла. В его глазах холодных блеском переливались искорки.

— Не составишь компанию? — поинтересовался Заречный.

— Сами справитесь, — отрезала я.

Сделав перерыв в словесной баталии, мы разделились. Павел с Юрой отправились потрошить квартиру, я и Ленка замерли в ожидании на кухне. Придвинувшись как можно ближе, она едва слышно спросила:

— Что они могут найти?

— Без понятия, — искренне ответила я, сожалея, что действительно не знала о том, чем могут закончиться поиски.

— Они ведь не думают, что бумаги Хворовского могут быть здесь?

— Судя по всему, думают.

— Он ведь не мог…

— Вполне, — переглянувшись с подругой, задумчиво пробормотала я. — Если Лев перед смертью заехал домой, а я в этом не сомневаюсь, он мог оставить дневники здесь. Кабинет я не осматривала, только взяла необходимые для похорон и следствия бумаги.

Увлеченные этой мыслью мы замерли, прислушиваясь к происходящему в соседней комнате. Трудно описать, как мне хотелось, чтобы чертовы бумаги нашлись, и все кончилось прямо здесь и сейчас. Но мои желания капризны и не любят сбываться.

Очень скоро Павел позвал меня. Вздохнув, я отправилась на его голос, Ленка предпочла остаться на кухне. Павел с Юрой оккупировали кабинет мужа. Встав посреди комнаты, они гипнотизировали стену. Интерес их вполне понятен, ведь в стену был вмонтировал сейф. В обычное время его скрывала картина, сейчас же она скромно стояла в углу.

— Какой шифр? — спросил Юра.

— Не знаю, — ответила я.

О существовании сейфа я успела забыть и теперь тревожилась. Помимо бумаг, которые искал Заречный, там могли быть и документы, касающиеся лично меня и желания их кому бы то ни было демонстрировать не было никакого. Но вот беда, я действительно не знала шифр, и даже позаботься я об этой проблеме заранее, ничем бы не смогла себе помочь.

— Я действительно его не знаю, — предупреждая гневные речи мужчин, поспешила заверить я. — В квартире два сейфа: этот и еще один, в гардеробной. В одном Лев хранил документы, в другом — деньги и украшения. Я пользовалась только одним. В гардеробной.

— И что, нет никаких версий, какой код твой муж использовал? — сверлил меня взглядом Юра.

— Ни одной, — вынуждена была признать я.

— Сейф можно вскрыть и без шифра, — посматривая на меня, лукаво сказал Павел.

— Валяй, — пожала я плечами. — Можешь его даже с собой забрать, мне без надобности.

— Займись им, — обращаясь к Юре, кивнул на сейф Заречный и, одарив меня улыбкой, сказал. — Пошли, посмотрим на твой гардеробчик. Надеюсь, память не подведет?

Отвечать на его издевку я сочла ниже своего достоинства и вышла из кабинета. Павел поплелся следом, я все время чувствовала его взгляд между лопаток.

Гардеробная представляла собой просторную комнату, визуально разделенную на две части: справа одежда Льва, слева моя. Когда-то под нашу с Ленкой комнату в детдоме отводилось меньше места, чем занимали мои платья сейчас. Теперь же, пространства стало больше, но я вновь оказалась взаперти и под надзором.

Легкой рукой введя код, я открыла перед носом Павла содержимое сейфа, где в аккуратно сложенных бархатных коробочках хранились мои драгоценности и коллекция часов Льва.

Павел тщательно осмотрел содержимое сейфа и не нашел ничего путного. Подозреваю, он на это и не рассчитывал, но считал нужным проверить. Покончив с сейфом, он повернулся ко мне. В глазах его вновь заискрились искорки. Я нахмурилась, заподозрив неладное, и только тут заметила в его руке браслет.

Широкий браслет из белого золота с россыпью бриллиантов и лазурно-голубых топазов Лев подарил мне на двадцать первый день рождения. Он всегда был щедр на подарки и падок на дорогие вещи. Я с благодарностью принимала все побрякушки, которыми он баловал меня, но этот подарок был особенным, он стал по-настоящему дорог мне. И тот факт, что теперь он в руках Заречного, отчего-то расстраивал.

— «Моей Дикарке, идущей к мечте без компромиссов. Попутного ветра! С восхищением и нежностью, Лев», — с выражением прочитал гравировку на внутренней стороне браслета Павел и похабно усмехнулся. — Дикарка, значит?

— Отдай, — стараясь не замечать выражения его лица, попросила я и протянула руку.

Павел улыбнулся еще шире и протянул браслет мне, но не отдал. Вместо этого он предпочел надеть его на мое запястье, касаясь при этом горячими пальцами кожи.

— Ему нравилось дарить тебе подарки, не так ли? Видеть радость в твоих глазах, получать благодарность…

— Он был добр ко мне, — борясь с желанием выдернуть свою руку из его лап, спокойно ответила я.

— Как же иначе? Он ведь хотел, чтобы ты была рядом. Бриллианты — неплохой повод остаться, не так ли?

— Очень может быть, — не стала спорить я.

— Единственный?

— Что? — не поняла я.

— Все эти цацки, ты была с ним только из-за них?

— Мой ответ что-нибудь изменит?

— Да.

— Сомневаюсь. Да и зачем? Ты ведь пришел не психологию супружеской жизни постигать.

— Явно не за этим, — рассмеялся Павел и вдруг стал серьезным, искорки в его глазах застыли. — Хочу понять, почему ты выбрала именно его?

— Из-за денег, конечно. Разве может быть еще причина?

— Почему вы спите в разных комнатах?

— Он храпит, а я лягаюсь, пришлось разъехаться.

— Довольно странно для молодых супругов.

— Очень даже веская причина.

— Я бы тебя ни за что не отпустил.

— Ты со мной и не спишь.

— Я готов исправить это прямо сейчас.

— Не обольщайся.

— Я другому отдана и буду век ему верна…

— Именно так.

— Верна буду, а спать не будут.

— Вот пристал, а! Мы спим в разных комнатах, потому что у меня своей никогда в жизни не было. Личное пространство — что-то вроде культа. Лев это понимал, посему у меня была своя комната, он же остался в своей спальне. И, если уж тебе так интересно, в интимном плане это нисколько не мешало. Мы трахались и в моей, и в его, и во всех остальных комнатах. Доволен?

В глазах Павла вспыхнули разом все искорки, но на лице не дрогнул ни один мускул. Он сверлил меня взглядом, я очень хотела уйти, но не получалось сделать ни шагу.

— Ты любила его? Кого-нибудь вообще любила?

— Знаешь, это слишком даже для меня, — устало сказала я, не сдержавшись. — Вчера я похоронила мужа. Сегодня ты устраиваешь обыск в моем доме и считаешь себя в праве задавать такие вопросы. Кто ты такой, Паша, чтобы говорить со мной так?

— Я пытаюсь понять… — тряхнул он головой.

— Не пытайся, — отрезала я. — Я всегда буду для тебя закрытой книгой. Мы из разных миров, здесь ничего не поправишь.

— Особенно, если не пытаться.

— Если судьба решила поиграть и втравила нас в одну историю, то это повод поскорее решить общие проблемы. Но уж точно не причина тратить время на всякую ерунду, наподобие психоанализа соратников.

— А мы соратники? — усмехнулся он.

— Разве нет? Ты хочешь найти бумаги Хворовского, я тоже хочу, чтобы они нашлись, ведь только тогда ты исчезнешь из моей жизни.

Конечно, упоминать старого ученого не стоило. Павлу вовсе не обязательно было знать, что я в курсе предмета его поисков. Но ему удалось вывести меня из равновесия, я позволила себе лишнее. И Павел уже смотрит совсем другими глазами, на доверие нет и намека, лютая стужа и ничего кроме. Однако мне вдруг стало радостно, что я проговорилась. Может оно и к лучшему. Он явно этого не ожидал. Возможно ли, что удастся выудить из него что-то путное? Наверное, нет, а попробовать все же стоит.

— Откуда ты знаешь о Хворовском?

— Нечаев просветил.

— И за что только я плачу ему деньги? — зло засмеялся Павел.

— Он считает, ты хочешь причинить мне вред, — осмелела я.

— Хочу, очень. Прямо сейчас бы тебя придушил, — кивнул Заречный и выглядел вполне искренне. — Но не буду. Жалко такую красоту губить.

— Вот спасибо.

— Пожалуйста. Главное помни, я могу и передумать.

— Я на память не жалуюсь, — в тон ему ответила я.

— Дивно. Тогда поднапрягись и вспомни, куда твой муж мог деть документы?

— Я не могу вспомнить то, чего не знаю, — упрямо твердила я.

— Кто-нибудь интересовался документами? Связывался с тобой?

— Нет, — решив не упоминать преследовавший нас с Ленкой «Мерседес», ответила я. Вовсе не обязательно, что его приставил Павел, посвящать же его в свои тайны я не намерена.

— Раз уж мы с тобой союзники, — не скрывал сарказма Павел. — Будь умницей и сообщи, если кто-то проявит интерес к нашему делу.

— Разумеется.

— Славно. Теперь пошли проведаем сейф. Наш приватный разговор теряет всякий смысл.

Не дожидаясь ответа, Павел направился в кабинет. Во время нашего отсутствия Юра времени зря не терял. Он вышел на мастера, способного вскрыть сейф. Пылая энтузиазмом, он поведал Павлу о талантах неведомого Андрея. Одно омрачало радость Юры, мастер живет в другом городе, и доставить его сюда смогут только послезавтра. Откуда именно будут доставлять, Юра деликатно умолчал.

Ждать же специалиста из фирмы, установившей сейф, пришлось бы еще дольше, почти пять дней. Посему Павел друга похвалил, решил ждать Андрея и, посверлив взглядом стену, удалился.

— Ну, как? Павел очарован? Готов ради тебя свернуть горы, забыть о миллионах? — засыпала меня вопросами Ленка, едва я переступила порог кухни.

В молчании я подошла к столу и с недоумением уставилась на него. Ленка замерла в углу и притихла. В моей голове не было ни одной ценной мысли, лишь шум как от сбитой радиоволны.

И вдруг, сама от себя не ожидая, я схватила ни в чем не повинную чашку и с размаху швырнула ее в стену. Десятки осколков разлетелись по полу, звоном заполнив комнату. Я проследила их полет взглядом, и отчего-то стало легче. Напряжение стало спадать.

Понаблюдав за мной, Ленка сказала:

— Вижу, удачно пообщались. Одним врагом стало больше. Ну и ладно. Где наша не пропадала?

О чем человек мечтает в конце длинного, тяжелого дня? Напиться, посидеть в Интернете, посплетничать с близкими на кухне, посмотреть телевизор…? Пожалуй, каждый о своем. Лично я мечтала о горячей ванне с пеной, чтобы даже за край немножко выходила. Мягкая, воздушная, переливающаяся всеми цветами радуги, окутывающая ароматом розы или лаванды… М-м-м-м, что может быть лучше?!

Уже представляя себя расслабленно лежащей в горячей воде, в тишине, а может под ненавязчивую игру одного из плейлистов Лёвы с классической музыкой, распивающую вино из бокала на длинной тонкой ножке, я загрузилась в лифт.

Едва кабина поползла вверх, как зазвонил мобильный. Взглянув на дисплей, я поморщилась — Павел. Почти сутки от него не было вестей, и мне чертовски это нравилось.

Выбор был невелик: пообщаться по телефону или лично, ведь он непременно придет, если я не отвечу. Следуя поговорке, пришлось выбрать наименьшее зло.

— Ты где?

— Здравствуйте, Павел.

— Не помню, чтобы мы перешли на «вы», — хмыкнул он, но нить разговора не потерял. — Так где ты, лапонька?

— Я почти дома. И не называй меня лапонькой.

— Как скажешь, солнышко. Я тебя обыскался, где пропадала?

— Гуляла.

— Целый день?

— У меня горе. Я его выгуливаю.

— Интересный способ от него избавиться. Эффективный?

— Вполне, уже готова к новому замужеству и вдовству.

Занятая разговором с Павлом, я добралась до квартиры и открыла входную дверь. Трудно сказать, сумела бы я заметить опасность раньше или мое чутье в любом случае проспало бы все случившееся в дальнейшем. Но, так или иначе, в квартиру я вошла.

На мохнатом ковре у входа в кабинет лежал лист бумаги. Я недоуменно посмотрела на него, прослушав очередную остроту Павла. «Раньше его здесь не было», — промелькнула мысль, а вслед за ней пришел страх.

Уловив опасность, я позабыла о Павле. Он что-то говорил, но я не слышала. Все чувства были сосредоточены лишь на одном: попытке понять, есть ли тут кто-то еще. Чутко прислушиваясь, я обвела взглядом холл. Из него просматривались кухня, гостиная и приоткрытая дверь кабинета Льва. Казалось, здесь только я и мой страх.

Это была иллюзия, что подтвердили последующие события, едва не ставшие для меня роковыми.

Я уловила тихий, едва заметный шорох в кабинете. Даже не шорох, нет, скорее движение. И с запоздалой очевидностью поняла — у меня гости.

Я рванула к входной двери. Мой незваный гость, уже не скрываясь, бросился следом. До двери всего несколько метров, а за ней спасение. Вниз по лестнице и на улицу, я успею! Непременно успела бы, если бы не закрыла за собой дверь, войдя в квартиру.

Я лишь смогла достать из кармана ключи, когда он железной хваткой схватил меня за плечо и, будто тряпичную куклу, откинул в сторону. Рухнув на пол, я проехала по нему до конца холла. С размаха влетела в шкаф, проломив при этом дверь и разбив зеркало на тысячи осколков. Взвыла от боли, но лишь сильнее захотела выбраться.

Швырнув в злодея телефон, попыталась убежать в комнату, на балкон, чтобы заорать изо всех сил, надеясь, что привлеченное внимание спугнет его. Но угадав мой замысел, он в два шага настиг меня. Ухватив за шею, словно перышко, перебросил через весь холл.

Едва успев прикрыть лицо рукой, я со всей силы влетела в стену. Комната озарилась тысячью ярчайших огоньков, а по лицу полилось что-то липкое и горячее. Пару капель упало на губы, это была моя кровь.

Но мой ангел-хранитель хоть и проспал нападение, все же решил вмешаться. Я приземлилась прямехонько к тревожной кнопке, после нажатия которой в течение нескольких минут в квартиру должны прибыть добры-молодцы из фирмы, чьи счета Лев ежемесячно оплачивал, читая мне лекцию о полезности охранных систем.

Считая себя победителем, мой враг, улыбаясь, поглядывал сверху вниз. Его улыбка и тревожная кнопка — единственное, что я видела сквозь миллионы огоньков и искорок, сыпавшихся из ниоткуда.

В последней надежде на спасение я вскинула руку и со всей дури ударила по кнопке. Сей маневр не остался без внимания, но перед лицом вызванного патруля моя персона стала не столь интересной.

— Сука, — выдохнул он, и его торопливые шаги раздались на лестничной клетке, стихая с каждым пролетом.

Я победоносно улыбнулась и попыталась встать, дабы запереть дверь. Но внезапно заполнившие комнату огоньки закружились вокруг в бешеном темпе, сверкая ярче прежнего, и вдруг погасли.

— Арина, — тихо позвал знакомый голос. Но мне так хотелось спать. И веки были такими тяжелыми, что их было совершенно невозможно поднять.

Я собралась решительно проигнорировать зовущего меня человека и поспать еще хотя бы пару часиков. Но услужливая память подбросила воспоминание об улыбающемся воре, что хотел меня убить.

Резко подскочив, я попыталась оглядеться. Но вместе с сознанием ко мне вернулись и злополучные огоньки. Только теперь они светили ярче, а мерцание их сопровождалось каким-то шипением.

— Тише, тише, — призвал к порядку Павел. В том, что это именно его голос, я смогла убедиться, как только огоньки стали исчезать.

Я лежала на диване в гостиной. Склонившись надо мной, сидел Павел. Он был явно обеспокоен. За его спиной маячила толстушка в белом халате, с интересом поглядывающая в нашу сторону. В углу комнаты, ближе к холлу, о чем-то шептались двое мужчин. Из-за звона, что стоял в ушах, я не могла понять, о чем они говорят. Но то, что они были в бронежилетах и с автоматами наперевес, вызвало легкую панику.

— Паш, что происходит? — чужим голосом спросила я.

— На тебя напали. Видимо, кто-то пытался вскрыть сейф Льва, когда ты пришла.

Упоминание сейфа вызвало тревогу. Остается надеяться, что Павел этого не заметил.

— Его поймали?

— Нет, — нахмурился Павел, и от взгляда его стало зябко.

— Он успел вскрыть сейф?

— Да. Что в нем было, Арина?

— Я ведь говорила, что не знаю.

Я попыталась сесть, при помощи Павла мне это удалось. Все присутствующие в комнате с явным интересом наблюдали за моими маневрами. Не знаю уж, что увидела толстушка, но отчего-то решила подать голос и, усевшись рядом, заявила:

— Молодой человек, может быть вы позволите нам выполнить нашу работу?

— Да, конечно…

— Наговориться всегда успеете.

— Я не…

— Она сейчас опять в обморок рухнет от ваших вопросов.

— Так займитесь делом!

— Мы вообще-то пытались, но вы ведь, как очумелый, носились вокруг нее, будто лучше нас все знаете.

Павел нахмурился, а толстушка, победоносно на него взглянув, сосредоточилась на мне. Обработала рану, наложила повязку и даже с материнской заботой попыталась отереть полотенцем кровь с моего лица. Задав с десяток вопросов, вколола что-то в руку и, обернувшись к еще одному врачу, мужичку средних лет, которого я раньше не заметила, безапелляционно заявила:

— Леша, ее с собой забираем.

— Куда? — возмутился Павел.

— В больницу, разумеется.

— Она не поедет.

— Молодой человек, вы ей не родственник, решение не принимаете. Мы ее госпитализируем, навестите в часы приема. Фрукты не забудьте.

Павлу заявления толстушки явно по душе не пришлись, но она дама боевая и за словом в карман не лезла. В их словесной баталии потери нес только он. Мне же был не интересен их спор, да и куда меня отвезут и отвезут ли тоже. Вовсе не моя судьба волновала меня в данный момент.

Я обвела взглядом комнату, ища мобильный телефон, но не увидела его. Вероятно, он валялся в коридоре. Сил подняться и сходить за ним не было. Посему, игнорируя вновь появившиеся огоньки, я перегнулась через Павла к комоду и взяла с «базы» домашний телефон.

Павел замер на полуслове, потеряв всякий интерес к докторице. Наблюдал за моими действиями, комментарии же держал при себе.

Я должна была предупредить Ленку о возможном визите. Очень даже вероятно, что «доброжелатели» захотят навестить и ее. Что они могут сделать с подружкой, одному богу известно.

— Алло, — весело пропела Ленка.

— Это я, — стоило мне услышать ее голос, как все огоньки разом погасли, начинавшаяся паника прошла. — Ты где сейчас?

— Дома, где ж еще? Я шарлотку сделала, такая вкусная получилась! Приезжай скорее, фигуры портить будем.

— У тебя небезопасно. Собирайся.

— Что случилось? Ты в порядке? — уже совсем другим голосом спросила она.

— Я в норме. Были гости, могут и тебя навестить. Есть где перекантоваться пару дней?

— Да.

— Уезжай прямо сейчас. Одна. Я тебя найду.

— Но, как же ты…

— Без «но». Не трать время.

— Хорошо.

Она больше ни о чем не спрашивала, ничего не говорила. Я знала, что ей страшно, что она боится за меня. Мне же стало легче. Ленка предупреждена, значит, будет в безопасности. Хотя бы на сегодня.

Окончив разговор, я положила трубку на журнальный столик. На белом пластике телефона багровыми пятнами отпечаталась моя кровь. С некоторой брезгливостью задержав на них взгляд, я посмотрела на докторицу, потом на Павла и сказала:

— Если я должна поехать с кем-то из вас, едем. Если нет, давайте прощаться, я хочу спать.

— В больнице поспишь, ласточка, — проворковала толстушка и ухватила меня за руку.

— Не в вашей, — отрезал Павел.

Она хотела что-то возразить, но, напоровшись на его взгляд, осеклась и залепетала:

— Врачебная помощь необходима…

— Она у нее будет, — кивнул он.

Павел выпроводил врачей и охранников (как выяснилось позднее, они приехали по сигналу тревожной кнопки). Через открытую дверь я видела, как он выдал и тем и другим по внушительной пачке наличных. Судя по тому, что полиция так и не появилась, деньги были потрачены с пользой. Когда все ушли, он вернулся в комнату и сел рядом.

— Сейчас поедем в больницу. Это частная клиника с адекватными врачами и комфортными условиями. С безопасностью тоже полный порядок, чужие не ходят.

Он никак не прокомментировал ни мой звонок, ни вскрытый сейф. Я пошла собирать вещи, он поплелся за мной, словно боясь, что я рухну на пол без его помощи. Когда сумка была собрана, он повесил ее себе на плечо и сказал:

— По пути можем забрать твою подругу. Я буду рад, если она погостит у меня.

— Это лишнее.

— У меня есть квартира, там никто не живет…

— Она большая девочка, справится.

— Ты лично от меня помощь не принимаешь или в принципе от всех?

— За все приходится платить, за помощь особенно. А я банкрот: ни наличных, ни связей. Натурой же не интересно.

— Очень даже, — хмыкнул он и попытался улыбнуться. Старания я оценила и сочла тему закрытой.

На улице нас ждали ребята Павла. Они загрузились в еще один джип и неотрывно следовали за «Эскалейдом» по пути в больницу. Путь этот дался мне тяжело. В движении голова начала кружится с утроенной силой, в горле пересохло, подкатила тошнота. А с мыслями все было еще хуже, я ни на одной не могла сконцентрироваться.

Бороться с самой собой было тяжко. Очень хотелось закрыть глаза и уснуть, забыться. Когда же силы окончательно покинули меня, и сознание стало ускользать, я вдруг услышала голос Павла. Он обнял меня за плечи и едва слышно прошептал:

— Потерпи. Еще пару минут, и мы на месте. Все будет хорошо… Я с тобой…

Больница, в которую привез меня Павел, располагалась в одном из спальных районов города. В эпоху СССР здесь планировалась возвести медицинский комплекс регионального значения. Под его застройку отвели солидный участок земли и начали строительство первых двух корпусов. Однако далее фундамента дело не пошло, и грандиозные планы остались под развалинами советского режима.

В самом начале перестройки землю выкупил скромный хирург одной из многочисленных больниц города. История умалчивает, откуда простой врач взял столь значительные деньги. Несомненно одно, распорядился он ими с умом. Сегодня на месте заброшенного пустыря возвышается четырехэтажное здание клиники, окруженное от любопытных глаз высоченным забором и просторным парком.

Клиника оборудована по последнему слову техники, в ней работают истинные профессионалы своего дела. Попасть же сюда можно исключительно по рекомендации бывших пациентов и с личного одобрения владельца. Но не только профессионализмом своего персонала может похвастаться сие заведение — сохранность тайн клиентов одна из самых важных услуг, наравне с безопасностью, за которую платятся очень большие деньги.

Моя палата больше походила на номер в отеле: просторная, одноместная, с личной ванной комнатой. Каждое утро мне приносили фрукты в плетеной корзине и меняли цветы в вазе. Персонал был услужлив до приторности, но поняв, что в обществе я не нуждаюсь, сестры старались не досаждать светскими разговорами и на глаза показывались исключительно по делу. Мой досуг скрашивали огромная плазменная панель и подборка разномастных журналов, в их компании я и провела больше недели.

С Ленкой я созванивалась регулярно, по три-четыре раза на дню, благо, что в палате был телефон. Не удивлюсь, если разговоры наши прослушивались, ведь один из ребят Павла, детина с прозаичным именем Вовчик, жил в соседней комнате. Он повсюду следовал за мной, и ничто не мешало ему наушничать.

Я связалась с Ленкой на следующий день после нападения. Взвесив все за и против, решила, что лучше позвонить ей самой, чем ждать, пока богатая фантазия доведет подругу до инфаркта. К тому же, фантазия ее обычно связана с активными действиями. Вообразив себе что-нибудь несуразное, подружка вполне могла тайными тропами проникнуть в клинику или организовать мне побег, решив, что я в заточении.

В телефонном разговоре она поведала, что живет у подруги (подозреваю, что подругой был никто иной как Лёнька, никому другому она бы просто не поверила), но скоро вернется в свою квартиру. Отговаривать ее я не стала, нам обеим было очевидно, что в родном городе нет безопасных мест, а значит, можно и домой. Ведь, если враги нападут, то везде. Дома же куда приятнее, чем где бы то ни было.

Павел часто навещал меня. При этом считал долгом вытащить меня в парк и «прогуляться на свежем воздухе». Прогулки эти раздражали, но я стойко нарезала круги вокруг здания клиники и ждала, когда же он уйдет. Заречный делал вид, что настроения моего не замечает и болтал всякую чепуху, то и дело справляясь о здоровье. Мне часто казалось, что в глазах его полно лукавства, но стоило вглядеться, как ничего кроме заботы найти не удавалось. Чужая ловкость огорчала, но я мужественно терпела.

Мне не давал покоя сейф, вернее его содержимое. Покидая квартиру, я видела ворох бумаг, разлетевшихся по кабинету мужа, и стальную дверь, распахнутую настежь. Однако о содержимом сейфа, а также о том, удалось ли унести что-нибудь вору, я не смогла узнать. Павел старательно избегал этой темы, сразу оговорив, что бумаги Хворовского не нашлись. Я всерьез опасалась, что в руки Павла попал один документ, важный для меня и ничего не значащий для него. Я упорно пыталась вычислить по его лицу, так ли это, но не смогла добиться успеха.

На десятый день моего пребывания в клинике, когда я окончательно остервенела от безделья, в палату, словно весенний ветер в подземелье, ворвалась Ленка. Лишив меня возможности возмущаться, она первым делом всучила мне коробку пирожных и, одарив лучшей из улыбок, радостно пропела:

— Как же я по тебе соскучилась!

Не дожидаясь ответа, подруга заключила меня в объятья и расцеловала в обе щеки. Стараясь не рассмеяться, я пробурчала:

— Аккуратней ты, пирожные раздавишь.

Ленка весело фыркнула и принялась рассматривать мое лицо. Знакомство со стеной не прошло бесследно — весь лоб и правый висок радовали синевой, а на макушку пришлось наложить пару швов. Но десять дней спустя все выглядело не так уж и страшно, посему напугать подругу я не боялась. Потратив на созерцание моей физиономии пару минут, Ленка удовлетворенно хмыкнула и переключилась на пирожные.

Следующий час стал самым приятным за последнее время. Мы от души хохотали и уплетали сласти. Казалось, все горести остались позади. Забавно, но нам даже удалось поверить в это. Жизнь прекрасна, решили мы, и нечего тратить ее на больницу. Слова с делом не разошлись, и, не спрашивая разрешения врача, мы самовольно меня выписали.

Для Вовчика наше самоуправство осталось тайной, ибо он благополучно все прошляпил. Видимо, с этого и началось наше с ним непонимание, впоследствии едва не стоившее мне сломанных ребер. Но это будет потом, а сейчас я ушла из больницы по-английски.

Конец ознакомительного фрагмента.