Христианин. Nil inultum remanebit. Часть первая. Предприниматель

Александр Браун, 2023

Девяностые годы прошлого столетия. Россия возвращается к капитализму. Ломаются привычные формы бытия, формируется «новое» сознание, появляются иные ценности, иные приоритеты. Меняются представления о должном и возможном, чести и бесчестии, мести и прощении, преступлении и наказании. Герой романа, мелкий предприниматель, оказывается в водовороте событий, порожденных эпохой перемен. Зло, овладевающее в такие эпохи многими человеческими душами, вломилось в его жизнь, разрушило ее, привело к трагедии. И простой парень, воспитанный на прежних моральных представлениях о возможном и должном, вынужден решать для себя вопрос: кто он – жертва, законопослушный гражданин или судья происходящему вокруг него? Имеет ли он право только на прощение и законопослушание и, более того, обязан быть законопослушным и прощать зло? Или, может, жить следует, подчиняясь велению сердца и законам совести, данным человеку свыше?

Глава вторая

Бандиты

Они появились в его офисе в конце осени девяносто третьего года. Их было трое. Коротко стриженные, с бычьими загривками, в коротких кожаных куртках, спортивных штанах с разноцветными полосами. Приехали на «девятке» модного, темно-серого цвета.

Офис его фирмы состоял из двух комнат: одна — большая, общая, была предназначена для работников, вторая, значительно меньшая, служила кабинетом ему. В общей комнате, рядом с дверью в его кабинет, стоял стол секретаря.

В офисе у него работали в три молодые женщины, и два парня, а его секретарем была совсем молоденькая девушка Катя.

Они вошли по-хозяйски уверенно, словно к себе домой. Как потом сказала Катя, было сразу понятно, кто к ним пришел. Манера держаться, одежда, короткая стрижки, бычьи шеи, золотые цепи — все это говорило о том, что это они. Поздоровавшись, самый здоровенный из них спросил, где кабинет директора. Испуганная Катя показала.

Два бандита прошли в кабинет к Николаю, а третий, с тяжелым взглядом дебила, не обращая ни на кого внимания, взял первый попавшийся стул, поставил его с другой стороны от двери в кабинет, напротив Катиного стола, и сел. Закинув ногу на ногу, со скучающим видом, он огляделся, скользнул взглядом по людям и принялся смотреть в окно, за которым стоял ранний ноябрьский вечер. Потом, заметив, что люди в офисе отложили свои дела и — кто явно, кто украдкой — рассматривают его, он обвел присутствующих взглядом, от которого, как рассказывала Катя, сразу захотелось залезть под стол, и сказал: «Чо уставились? Человека не видели? Работайте».

Все сразу сделали вид, что работают.

Увидев в кабинете двух крепких парней в кожаных куртках и спортивных штанах, Николай понял, что это пришли они, потому что от вошедших, от их внешнего вида, исходили невидимые волны опасности. Странно, но он не почувствовал испуга, лишь слегка, как всегда в минуту опасности, побледнел и насторожился. Он уже давно был готов к разговору с ними.

— Вы директор? — спросил здоровяк, который вошел в кабинет первым. Это был молодой человек лет тридцати, с темно-русыми, коротко стрижеными волосами, широкоплечий, высокий, с могучими богатырскими руками. Голубые глаза смотрели пронизывающе, а легкий прищур придавал им сходство с лезвиями устремленных в пространство хорошо оточенных клинков. Говорил он густым бархатным басом.

Второй молодой человек был ростом пониже, но тоже крепкого телосложения и с такой же короткой стрижкой. Смотрел пристально, напряженно, с таким же прищуром, как и первый. Николаю показалось, что этот парень, в отличие от первого, нервничает.

— Ну, я, — спокойно ответил Николай, но почувствовал, что кровь еще сильнее отливает от лица.

Бандит придвинул стул и устроился прямо напротив Николая. Второй сел сбоку и чуть позади своего напарника.

— Не нукай — с тобой люди побазарить пришли, а не лохи, а ты «нукать». Это неуважение.

— Да я ничего не имел в виду. Просто ответил.

— Ладно, разберемся. Давай знакомиться: я — Володя, а ты — Таврогин, Николай Степанович. Так?

— Так, — подтвердил Николай.

— Вот именно, что так. А мы бандиты. Из мамонтовской бригады.

Здоровяк сообщил это Николаю спокойно и буднично, словно бы он и его приятель были вовсе не бандиты, а воспитатели из детского сада. Николай внешне никак не отреагировал на это сообщение, хотя прекрасно знал, кто такой Мамонт и что его бригада — самая многочисленная и дерзкая банда в Приокске и, по слухам, на ее счету убийства нескольких директоров предприятий и фирм. Николай молчал — пусть «гости» говорят, зачем пожаловали.

Здоровяк, очевидно, решил, что директор от испуга потерял дар речи, и сказал:

— Не бойся, директор. Мы добрые. Мы пришли просто побазарить с тобой. Говорить-то можешь? Или язык отнялся от страха? А?

— Да как-то не отнялся, — спокойно, даже со скрытым вызовом, ответил Николай.

Здоровяк внимательно посмотрел на Николая.

— Это хорошо, что не отнялся, — сказал здоровяк. — Смелый, что ли? Ладно, смелый директор, слушай меня внимательно и не перебивай. Ты уж извини, но я сразу начну с твоих проблем. Ладно?

Николай пожал плечами. Про себя, в душе, он усмехнулся: «Хорошее начало. А я и не знал, что у меня проблемы. Занятно».

Выдержав паузу и внимательно глядя Николаю в глаза, бандит Володя заговорил.

— Ну что сказать тебе, смелый директор, — произнес бандит, по-прежнему пристально глядя на Николая. — Работаешь ты уже почти год и никому не платишь за охрану. Крутой, что ли? Нет, ты так… лох. Но не платишь. Неправильно это. А? Чего молчишь? Бабки у тебя есть, доходы твои растут, мы проверяли. Делиться надо, а ты не делишься. Так можно и на штраф нарваться. Но тебя простили. Короче: работать ты умеешь, поэтому тебе и твоему бизнесу охрана нужна. Иначе могут быть неприятности и большие проблемы — со здоровьем, с бизнесом, с семьей. Все это, — бандит обвел кабинет руками и быстро окинул взглядом, — все это — пока твое, но уже почти наше. А если будешь плохо себя вести, то все это станет нашим еще раньше, чем мы захотим. Что, не знал? И не подозревал? Наивный ты. В наше время это качество не приветствуется. Но теперь, надеюсь, ты все понимаешь. Понимаешь, спрашиваю? Что, молчишь? Под дурака косишь?

— Я слушаю, — спокойно ответил Николай и подумал, что может быть ему надо изобразить испуг? Но потом решил, что лучше изображать полное понимание, вовремя поддакивать и кивать головой.

— Ты чего — глухой? Я не спрашивал тебя, слушаешь ты или нет. Я спрашиваю: ты понимаешь?

— Конечно, понимаю, — ответил Николай.

— Вот и славно, — как-то неожиданно по-доброму сказал бандит. — А то ты, как будто, под дебила хотел закосить. А мы не любим таких. Ну, теперь я вижу, что ты, вроде, нормальный.

Николай понимал, что его унижают и провоцируют. От своих коллег-предпринимателей он неоднократно слышал, что бандиты специально выводят человека из равновесия, спровоцируют на конфликт или на отказ от «охраны», чтобы потом, когда человек откажется платить и укажет им на дверь или скажет, что пойдет в милицию, назначить ему повышенную плату за неповиновение и неуважение «пацанов». Теперь он на себе испытывал, как они это делают. Конечно, они могли назначить любую ставку лишь по той причине, что он — «лох», «лошара», а они — «пацаны» из мамонтовской бригады. Но то ли у них забава была такая — унижать коммерсанта, то ли им действительно нужна была причина, чтобы назначить повышенную ставку, а может быть, они делали это еще по какой-то причине, — кто ж знает? — но начали они диалог с ним именно так.

Разговор в подобной форме мог легко мог вызвать протест даже у выдержанного человека. Но поскольку Николай знал, что они могут так разговаривать и, главное, наверняка знал одну из причин, почему они это делают, то он с усмешкой в душе выслушивал издевательские вопросы здоровенного бандита. Николай старался смотреть на него спокойно, без вызова, без ненависти. Однако про себя он тогда неожиданно решил, что если сейчас этот издевающийся над ним бандит ударит его, то жить этот скот, будет столько, сколько захочет он — Николай. Именно он, Николай, станет для него той высшей силой, которая определит срок пребывания этого животного на земле. Очевидно, решимость Николая как-то отразилась на его лице, потому что бандит неожиданно, прервав свою речь, спросил:

— А чего это ты щуришься-то? Не доволен, что ль, чем?

«Нет, все-таки надо изобразить испуг, — совершенно спокойно подумал Николай. — А то вкрутят такую ставку, что не дай Бог».

— Да нет, я слушаю. Я ничего вообще, я… вот, ничего, нет, — слегка заикаясь, сказал Николай.

На физиономии бандита появилась довольная усмешка: он увидел испуг Николая.

«Ага, съел, скотина, — злорадно подумал Николай и сказал себе: — Спокойно, спокойно. Ему надо помочь почувствовать себя всемогущим, надо подыграть ему».

— Вот так-то лучше. Похоже ты понятливый. Понимаешь, что за охрану надо платить. А то ведь придут какие — нибудь моисеевцы, и тебе будут вилы. Они же беспредельщики. Понимаешь это хотя бы, да?

— Да-да, понимаю, конечно, я все понимаю, — с подчеркнуто излишней поспешностью, подтверждая испуг, проговорил Николай.

— Приглуши мотор, не тарахти, — всего даже я не понимаю, всего, что происходит. А ты вообще — осадок… Что ты можешь вообще понимать? Ладно, проехали. Теперь — главное. Ставки за охрану у нас небольшие. Накладно не будет. Платить надо вовремя. За бабками буду приезжать я. Ты всегда должен быть готов отдать бабки с пятого по десятое число каждого месяца. Как пионер готов, понял, да? Сегодня тридцатое октября. Значит, платишь с ноября. По «лимону» в месяц. Конечно, плата будет увеличиваться — инфляция, сам большой, все понимаешь. Теперь еще. Будут приезжать архиповцы, айрапетовцы, самсоновцы и прочие. Небось, слыхал про таких?

Николай кивнул головой. Ему показалось, что бандит как будто поменял тон: с издевательского перешел на деловой и какой-то, может быть, даже доброжелательный, что ли. Во всяком случае, Николаю так показалось.

Бандит продолжал:

— Будешь говорить им, что крыша у тебя есть, что платишь нам — «мамонтам». Спросят, конкретно кому, назовешь меня: я — Володя, погоняло — «Малыш». Запомнил? Мамонта Володю не знают только лохи. Вот тебе телефон, — он протянул Николаю узкую полоску бумаги с напечатанным на принтере номером телефона и продолжил. — Если кто не знает меня, значит, это или бешеные, или новые, в общем, шелупонь. Спросишь, от кого наехали. Скажут или не скажут — не важно. Главное — ты им скажешь им, чтобы на следующий день приезжали в ресторан «Визит» и спросили там меня, а сам, когда уедут, позвонишь по этому телефону. Скажешь, зачем звонишь. Мне передадут. И не бойся с ними базарить. Только не дерзи, конечно, а то за базар в легкую можешь ответить. У них это просто, для придания солидности, ничем не брезгуют твари… Главное — не дерзи. А ты парень, мне кажется, безбашенный, я в Афгане таких насмотрелся… Ты был в Афгане?

— Нет. Не успел… У меня бронь была. Я ядерный щит для Родины ковал…

— И все равно — тебе трудно управлять собой. Скажешь — нет?

— Скажу — да!

— Мы, русские, странный народ. Это только пидары с гостелевидения представляют нас безмозглыми мокрицами… Это они — воевали, бля, они чуяли кровь, гниды… Ты знаешь, брат, что такое кровь?

— А кто ты такой, чтобы я перед тобой душу открывал?

— Ты что, забываешься? — с угрозой в голове спросил Малыш.

— Нет, брат. Я при памяти.

— Ты воевал?

— Было и такое. Но не в Афгане.

Бандит с подозрением посмотрел на Николая.

— Африка? — спросил бандит.

— Да.

— Круто. С кубинцами вместе?

Вместо ответа Николай неопределенно покачал головой и развел руками, давая понять, что не скажет.

— Понял, — сказал бандит. — И правильно. Я почти сразу понял, что в тебе страха нет. Но с нами надо мирно. Здесь тебе не Ангола и не Мозамбик — здесь Приокск. Но учти — я проверю, что ты сказал. У нас везде свои люди.

— Проверяй, — спокойно сказал Николай.

— Проверю. Теперь запомни еще, чтобы наша дружба крепче была: если тебя по любому обидят, то пожалеют об этом. Мы своих в обиду не даем. И вообще, звони, если будут любые проблемы: с чиновниками, с налоговой, с должниками. Твой бизнес должен развиваться. Понял, да? Вопросы есть? Вижу, вопросов нет. Да… и запомни: к ментам не ходи, чтобы ни о чем потом не пожалеть. Другую крышу не ищи — ты наш. Теперь все. Не дрейфь, смелый директор, все будет о`кей.

Бандиты поднялись и направились к выходу. Николай встал тоже. Уже у самой двери Малыш остановился и вернулся к Николаю. Второй бандит остался стоять у двери.

— Да, чуть не забыл, — сказал Малыш Володя и поморщился. — Вот какое дело. То чем мы занимаемся, тоже бизнес, только особый, более опасный, чем у тебя. Вот тебя мы охраняем, — здесь Малыш сделал ударение на слове «мы». — А нас… нас никто, кроме Бога, не охраняет, — бандит нахмурился и посмотрел Николаю в глаза. Николай выдержал этот цепкий, пронизывающий взгляд прищуренных глаз. — В нас иногда стреляют, а случается, что и попадают. Вчера наших двоих кто-то расстрелял. Поэтому все собирают на похороны. Ты тоже не можешь быть исключением. Можешь сегодня отдать, можешь завтра, немного, всего триста тысяч. Деньги на похороны наших — это сверх месячной платы. Когда отдашь?

— Да сейчас и отдам, — сказал Николай и, достав бумажник, отсчитал деньги.

Бандит взял деньги, повертел их в руках и как-то совсем не по — бандитски, с извинительной интонацией произнес:

— Не обижайся, у нас горе, свое горе, — тут Малыш криво усмехнулся, вздохнул, произнеся при этом что-то похожее на «хых…мля», и продолжил. — А в горе, Николай Степанович, люди должны помогать друг другу. Не так ли?

И тут он неожиданно подал Николаю руку. Николай помедлил, будто не понял, зачем бандит протянул ему руку, но потом, не дрогнув в лице ни одним мускулом, протянул свою. Их рукопожатие было крепким. Они долго смотрели друг другу в глаза. Бандит освободил руку первым.

— Ну, будь, здоров, — сказал он и вышел вместе с напарником.

Через несколько секунд хлопнула входная дверь и Николай посмотрел в окно: бандиты подошли к серой девятке и быстро погрузились в нее. Николай запомнил номер: И 62 — 15 ПР. Записывать его не стал, потому что эти цифры означали номер его дома и квартиры и теперь, вряд ли, когда-нибудь он сможет его забыть.

…Когда бандитская девятка, сверкнув фарами по окнам офиса, показала Николаю огни задних габаритов, он вышел из кабинета. Сотрудники сидели притихшие, настороженные, секретарша Катя была бледна и напугана. Мужчины были внешне спокойны, а один, показалось Николаю, усмехнулся при его появлении. «Чему же ты рад, дурень? — подумал Николай. — Это ведь и тебя касается. Хотя… ему-то как раз все по барабану. С бандитами-то имею дело я, а не он. Если что, то бандиты меня прессовать будут, — не его. Он работник». Другой молодой человек был явно озадачен этим визитом и сосредоточенно о чем-то думал. Было непонятно, какие чувства владеют им. Женщины тоже по-разному отреагировали на бандитов. Татьяна, жена его приятеля, работавшая бухгалтером, с жалостью смотрела на Николая. Она больше других была наслышана о том, что представляют собой молодые люди, только что посетившие их, чем эти люди занимаются и чего можно от них ожидать. Светлана, ее помощница и ровесница, была явно озадачена произошедшим и, пожалуй, испугана. Она как-то затравленно, показалось Николаю, смотрела на него. Оригинальнее всех, как всегда, отреагировала на визит непрошенных гостей Елена Николаевна, одинокая тридцатитрехлетняя дама, работавшая у Николая с крупными приокскими предприятиями.

— Николай Степанович, а правда это были бандиты? — спросила она у Николая, и когда он утвердительно кивнул, добавила. — Ой, как интересно! Такие бандиты симпатичные! Особенно тот, с голубыми глазами. Ну, просто чудо! Такой мальчик!

Ее восторг вызвал у одних сотрудников усмешки, у других — недоумение, но он, этот восторг, немного, совсем чуть-чуть, разрядил обстановку. Николай, однако, не удивился поступку своей сотрудницы.

Елена Николаевна была очень красивая женщина, и, видимо, поэтому она иногда задавала вопросы об очевидном и понятном даже детям и бывала так же непосредственна, как и они.

Николай оседлал поставленный перед ним офисный стул, сев к его спинке лицом и положив на нее руки. Находясь почти в центре комнаты, на равном удалении от каждого из своих сотрудников, он внимательно всматривался в их лица. Они прекратили работу и смотрели на него. Конечно, они ждали, что он им скажет, — ведь в такой ситуации они были впервые, и живых бандитов, настоящих, тоже видели в первый раз и, понятно, не знали, как надо себя вести, если вдруг они появятся снова. Николай понял, что от него ждут пояснений, и, чтобы не было кривотолков и предположений о визите и визитерах, и последствиях визита, сказал:

— Как вы уже поняли, от меня, то есть от нас, — подчеркнул интонацией Николай, — от нас только что ушли бандиты. Рэкетиры. Это те самые, о которых пишут в газетах. К нам приходили самые серьезные бандиты в Приокске — мамонтовцы. Их визит на вас никак не скажется. Ни морально, ни материально. Для вас все остается по — прежнему.

— А чего они от вас хотели? — спросила Елена Николаевна.

Николай усмехнулся.

— Они приходили дать мне крышу, за которую я теперь должен им платить, — ответил он Елене Николаевне и продолжил для всех. — Повторяю: вас всех это никак не коснется. Работайте и ни о чем не думайте. Все мои знакомые уже давно под разными крышами. И ничего — работают. И мы будем работать. Скоро они все предприятия покроют своими крышами. Все. Похоже, это процесс неизбежный.

— А что, разве на них никакой управы нет? — спросила Светлана, выразив, очевидно, общий вопрос, потому что все, в ожидании ответа, одновременно смотрели на Николая.

— Управы? Да если бы она была, то эти гоблины так бы не плодились. Я думаю, что, наверное, нет.

— А милиция? — удивленно возразила Катя.

— Да! А прокуроры там всякие? И эти… ну как их… ну, те, которые там с организованной преступностью должны бороться? Они-то тоже ничего не могут сделать? — добавила вопросов Светлана.

И сотрудники вступили друг с другом в оживленную дискуссию и наперебой высказывали предположения, почему нет управы на бандитов, когда все это кончится и кончится ли вообще и вообще — почему все так?

Немного послушав, Николай прервал разговоры и сказал:

— Мне говорили осведомленные люди, что прокурор области дал указание своим не вмешиваться в отношения предпринимателей и коммерсантов с бандитами. Я думаю, что прокурор не мог сам решиться на такое. Значит, это идет из Москвы.

— Это значит, что всех коммерсантов и предпринимателей отдали на растерзание бандитам, — мрачно сказала Катя, и наступила тишина.

Через несколько секунд она была прервана новым взрывом мнений и предположений.

До конца рабочего дня оставалось около часа. Понимая, что теперь они вместо работы могут еще долго искать ответы на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?», Николай отпустил всех домой. Быстро просмотрел последние счета и накладные, наметил план на завтра и через полчаса тоже отправился домой.

Он ехал по знакомым с детства улицам ночного Приокска, ехал не торопясь, вглядываясь в стоящих на остановках людей, ожидающих муниципальный транспорт, смотрел на дома, расцвеченные разноцветными огнями окон, магазины и гостиницы, коммерческие ларьки и газетные киоски… Это его родной город; но сегодня у него появилось чувство, что этот город уже не принадлежит ему так, как принадлежал до прихода бандитов. Это уже не его город — добрый, спокойный, понятный. В нем появилась некая злая сила, она сделала его непонятным, неспокойным и даже опасным. Сегодня вечером он это понял. На душе у него было скверно: чувство потери чего — то важного скрадывало нормальный, в общем-то, итог разговора с бандитами.

И было еще какое-то неизвестное чувство, которому он не мог дать подходящего названия. Он ехал и размышлял, пытаясь осознать последствия визита бандитов, — нет, не материальные последствия… Они-то как раз были ему понятны. Он хотел понять другие последствия, которые не имеют потребительской стоимости. Прихода бандитов он ждал давно и внутренне был давно готов к их появлению. Он понимал, что им нужно будет платить дань, то есть отдавать деньги, чтобы не иметь с ними неприятностей. Собственно, об этом сегодня и шел с ними разговор. Но только ли о деньгах шла сегодня речь? Утрата денег вызывает только сожаление, не более. А тут другое, совсем другое чувство…

И только подъезжая к дому, Николай хоть и смутно, но определил то чувство, которое довлело над ним после ухода бандитов. Он гражданин великой страны и свободный человек, осознающий свое человеческое достоинство, испытал сегодня самое унизительное чувство — чувство собственного бессилия и осознал самое страшное — безнадежность какого-либо противостояния приходившему к нему злу. Сегодня его унизили. Оскорбили. Ударили в правую щеку. Это сделали одни. А другие подставили его левую. Против его воли. И сделали это люди, отдавшие областному прокурору команду не мешать бандитам…

Припарковав свой старенький «Москвич» возле дома, почти напротив подъезда, он долго еще сидел, положив руки на руль, и размышлял.

Только в половине восьмого он подвел итог прошедшему дню. Закрыл автомобиль, поставил его на сигнализацию и пошел домой, унося из своих размышлений надежду на то, что засилье бандитов не вечно. Как и все его знакомые, он надеялся, что будут перемены в высшем руководстве страны — будет и другое отношение к организованной преступности. И когда-нибудь бандиты исчезнут, как призраки, порожденные диким капитализмом периода первоначального накопления капитала.