Череп Чёрного Колдуна

Александр Бергельсон

Приключения Ильи Муромца продолжаются.Колдуну Навиславу надоело, что ему постоянно отрубают голову те, кто думает таким образом одолеть Вселенское Зло. Он сотворил себе Запасной Череп, в котором сосредоточена Власть Над Миром. Добыть Череп может только специально собранная команда: Организатор, Вор, Солдат, Книгочей и человек, избранный Главным Богом для Подвига. Хотя, вполне может быть, предлагаемая книга вовсе не об этом. Ведь каждый всё всегда выбирает для себя сам… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2

С миру по человечку, атаману ватага

— — — — — — — — — — — — — —

В мире нет, наверное, другой такой страны, на огромном пространстве которой происходило бы столько войн, вражеских нашествий, смут, бунтов, внутренних неурядиц. И каждая возникавшая в России «нестабильность», опасная ситуация немедленно вызывали в людях желание как-нибудь подальше и понадежнее спрятать то, что могло быть отнято, сожжено или пропасть любым другим способом.

Владимир Викторович Бацалев. «Загадки древних времён»

— — — — — — — — — — — — — —

Чурляй оглядел собравшихся взглядом мрачным.

Мрачно было на душе атамана, оттого и взгляд был под стать душе.

Одно успокаивало: артель подобралась хороша.

Правильно выбрал Чурляй соратничков, план составляючи.

Хотя, без огрехов не обошлося и тут.

— А как мы… это… в смысле, попадём на Утёс-то? Ведь там злыдни огромные с клешнями в водах обретаются? — Ёжась, спросил Елька Конь.

Чурляй Ельку позвал, потому как была у Ельки профессия подходящая: вор, а к ней — дар особый: видел он в темноте, как днём светлым.

Но — трусоват был парнишка.

Трусоват.

С другой же стороны, трусостью управлять проще, нежели, скажем, удалью бесшабашной, от безголовости проистекающей.

Чурляю, как атаману ватаги собираемой, трусоватый Елька был куда сподручнее иного удальца-стервеца, на которого хрен отыщешь управу.

— А ты не дрейфь. — Хлопнул по плечу Ельку Чурляй. — На то я и главный, чтобы за всё в ответе быть. Мы водой не пойдём. Наша дорога будет совсем иная.

— Нет иной дороги. — Подал голос Нечай по прозвищу Голован.

Прозвище сие пристало к нему по причине большого ума и редкой сообразительности.

— Кабы она была, дорога другая, так, поди, до нас бы всё сработали. Нема дураков, бесценную драгоценность оставлять нетронутой, ежели известно, где она, драгоценность, схоронена, при, хоть бы малой, но возможности скрасть.

— Верно говоришь. — Чурляй одобрительно кивнул Головану. — Но только в отличие от всех прочих, до нас виды на Череп Колдуна имевших, у нас главное есть, чего ни у кого, отродясь, не бывало.

И добавил, сделав значительную и важную в данном месте разговора паузу.

— Карта, робяты! Подробная и по всем статьям точная.

— Откуда? — Голован вскинул брови. — Нет, слыхал я, конечно, что карта была. Но никто карты той не видел, и в летописях про ту карту ни словца, и ни в Новгороде, ни в Киеве, в главных хранилищах книжных, где собраны карты всех земель и всех краёв, я об ней упоминаний сыскать не смог. Ты, Чурляй, знаешь, сколько лет провёл я там во трудах особых, всё обсмотрел-излазил, и каждую подорожную грамотку, о ту пору, как князья в походы ратные сбиралися, на предмет точности пути проверял лично.

— Карта истинная. — Терпеливо объяснил Чурляй. — Мне её добыть удалось у Сыромяги.

— Это который у Волхва Сивиряти в услужении стоял? — Елька явно обрадовался. — Тогда, оно, конечно. Тогда — верить можно!

— Да-а-а. — Протянул задумчиво Голован. — Если от Сивиряти Волхва, дело другое. Сивирятя Волхв много чего хитрого знал.

Чурляй скосил глаза на сидящего молчком Лютобора.

Лютобор меланхолично водил оселком по и без того обоюдоострому клинку меча своего.

Казалось, ему и дела нет до разговора сотоварищей.

В делах ватаги Лютобору отведена была роль главного воителя, ибо в бою Лютобор стоил десятерых.

Таких, как он, мечников, на вес золота ценили в любом войске, и при найме платили в пять разов более, чем любому другому наёмнику.

— А ты что скажешь, Лютоборушка? — Чурляй знал: молчун-воитель просто так, без вопроса, слова не скажет. — Ты ж по молодости лет у Сивиряти Волхва воинскому делу учился…

— Было. — Лютобор отложил оселок. — Сивирятя из многих, младых да ранних любителей мечом помахать, настоящих бойцов соделал. Да и карту эту проклятущую составлять я тоже ходил.

Чурляй подал знак остальным.

— Сюда слушай, братва. Лютобор говорить станет.

— А чего говорить? — Лютобор вздохнул. — Один я, ежли Сивиряти самого не считать, назад возвернулся. Остальные в тех подземных ходах сгинули. Вон, на карте метки красны: кажда метка — один из походников. Мёртвый.

— Зато карта осталась. — Чурляй многозначительно поднял палец. — А, мы, значит, все опасные места знать будем. Так, Лютобор?

— Так, да не так. — Лютобор опять взялся за оселок. — Когда Волхв Сивирятя туда во второй раз походничал, там уже всё иначе было: и дорога совсем другая, и вокруг полно других врагов. — Он замолк, полностью предавшись точению клинка.

— Учтём и это. — Чурляй развернул карту.

Карта, и впрямь, вся пестрела от красных крестов.

— Значится, господа артель, смотри сюда. Хотя по воде-реке, как и по суше, к Дурнославному Утёсу не подобраться, — Чурляй погладил рисунок ладонью, — карта говорит: есть путь по Мирам Иным подземными путями. Значит, так и пойдём. Только заранее предупредить должен: страшно будет о-го-го. До нас задолго здесь народ жил, Миролюбы их звали, или же, второе имя было им — Велесы. Мертвецов своих они не в землю закапывали, как мы, а складывали в пещерах особых. Вдоль стен каменных, в ходах потайных, полати стлали, и на полатях этих усопших сажали: воскрешения ждать.

— Оживут они, что ли? — С ужасом прошептал Елька.

— Оживут. — Кивнул Чурляй. — Каждый, кто умер, вернуться в свой срок обязан, и будет ему нова жизнь, лучше прежней.

Атаман показал на карте длинные ряды полос, на которых рисованные скелетики сидели, повернув черепа в сторону выхода их подземелий; причём, выход этот, судя по направлению жаждущих и тревожно ждущих пустых глазниц черепа каждого, был как раз там, где торчал из воды скалой острозубой Дурнославный Утёс.

— Важно только, чтобы потомки твои Воскрешения твоего заслужили, о тебе памятуя, и дела творя богоугодные. Вот по тем ходам—тоннелям мы и пойдём.

— Страсть какая. Это ж представить даже боязно… — Елька весь дрожал мелко, особенно руки.

— А ты не представляй. Ты о деле думай. — Наставительно отвечал Чурляй. — Велесовы покойники так просто никого не тронут. Вот если Веры в то, зачем идёшь, в тебе нету, тогда, точно, счавают. Верой Воскрешения живы они в смерти своей, и без Веры идущих ни за что не пропустят. Так что, решайте: кто со мною, айда. Кто нет — того я тут прямо на нож поставлю. У меня выбора нет, я для себя всё решил, и никаких случайностей али там разглашения тайны похода допустить не могу.

Первым отозвался Нечай Голован.

— Я пойду. — И, помолчав, добавил. — Череп Колдуна Чёрного желания исполняет, самые сокровенные. Для меня это — единственный способ получить в жизни этой, чего хочу я, и без чего мне жить далее бессмысленно.

— И что ж ты у него попросишь? — Встрял Елька. — Мозгов, что ли, ещё да втору голову для них, потому как в одной-то и твои уже с трудом вмещаются?

— Замолкни. — Оборвал Ельку Чурляй. — О чём просить, дело личное, и других не касаемо. А вот ты…

Чурляй смотрел теперь на Ельку так, что Елька весь в комочек сжался.

— Ты здесь пока ничего, кроме душонки труслявой да языка брехливого товариществу нашему не показал ни разу. Вот оттого и спрашиваю я тебя, Елька Конь: а надобен ли ты нам в походе суровом? Чем докажешь ты своё право идти с нами на дело лютое, в подземелье страшное с целью наиважнейшей? Говори.

Елька в ответ затараторил, сбиваясь, словно его вдруг прорвало после долгого тягостного молчания.

— Так я, это… у меня к Черепу Чёрному тоже просьба есть. А пока идём, я проводник вам буду в темноте той, подземной! Кроме ж меня никто тьму не видит на сто шагов вперёд, аки свет белый. А потом, я ведь по части замков мастер: любой открыть — плёвое дело! Ты сам знаешь, Чурляй: родитель мой, вечная ему память, вор был первостатейный, а когда его купцы споймали да и забили, тому уж десятый годочек, я среди всех-прочих выбран был братвой лихой завместо его сундуки-лабазы хитрой фомкой да отмычкой открывати. Возьмите меня! А я за дело наше души не пожалею, вот!

— Не убедил. — Чурляй вынул из голенища нож и потрогал большим пальцем остриё. — Замки я и сам вскрывать горазд. А тьма — что нам тьма? Факелы зажжём. Нет, Елька. Видно, без тебя обойдёмси.

— Слово заповедное! — Закричал Елька, пятясь. — От папашки! Он его мне передал! Оно, слово-то, заговор, каковой на клады наложен, снимает! Не убивай меня, Чурляй! Я вам пригожусь!

— Про слово Сивирятя упоминал. — Лютобор даже головы не поднял, клинок полируючи. — И про то ещё баял, что слово сокровенное одни только настоящие воры знают. Не врёт он, Чурляй. Надо его с собой брать.

— Ну, надо, так надо. — Чурляй спрятал нож. — Теперича дело за малым. Умник, что карты читать умеет, у нас имеется: Нечай Голован. По воинскому делу спец — Лютобор. Вор, чтоб замки вскрыть, да заговор снять — Елька. Про себя тоже скажу: я карту добыл и вас собрал, тоже не просто так. У меня к Чёрному Колдуну Навиславу свой счётец имеется. Про брата моего, Бурляя, слыхали?

— А то. — Лютобор голову от клинка поднял, и уважительно произнёс. — Знатный был богатырь. Самого Талыбугу-хана в честном бою порубал.

— Знаем брата твоего. — Подтвердил Голован. — И про беду с ним слыхали.

— Его Колдун Чёрный, Навислав проклятый, в камень обратил! — Ляпнул, и, как всегда, невпопад, Елька. — Мстить будешь, да?

Лютобор отложил оселок и отвесил Ельке увесистый подзатыльник.

Елька с подзатыльника того полетел вверх тормашками, и лишь кряхтел теперь от боли, под куст закатясь.

— Отныне за каждо лишне говорение получать будешь от меня лично. — Пообещал Лютобор. — На первый раз при малейшей болтовне выбью передни два верхних зуба. Не поймёшь урока — остальные. А ежели и это не вразумит, уши отрежу. Уяснил? Если да, то кивни молча, и рот отныне открывать будешь, когда я разрешу.

Елька поспешно закивал, стенания свои разом прекратив.

Нечай Голован тем временем карту изучил со всей тщательностью.

— Ну? — Тихо спросил Чурляй Голована. — Что скажешь?

— А скажу я, Чурляй, — не соврал тебе Сыромяга. Семь ключей шифрованных Волхва Сивиряти, которыми он тайну карты замкнул, я разгадал. Карта настоящая, и всё в ней прописано верно. Вот только идти нам пока рановато, ибо не готовы мы покамест к походу нашему.

— Что значит — не готовы? — Вскинулся Чурляй.

— А то значит, что ещё один участничек-соратничек нужен для полной удачи и верного результату. — Отвечал атаману Нечай Голован. — Волхв бает: камень придверный, которым ход в подземны пути закрыт, только тот сдвинуть может, на ком знак особый.

— Всё псу под хвост! — Взъярился Чурляй. — Опять загадки!

— Не торопись. — Пресёк ярость Чурляеву Голован. — Тут и отгадка есть.

И показал на карте малёхонькую, почти незаметную, метку: квадрат чёрный с двумя переплетающимися вытянутыми вдоль окружностями.

Под пальцами Нечая метка стала расти, и вдруг, сама собою, вспыхнула и замерцала под квадратом сим старинными буквицами красным огнём надпись:

«Входъ отрокъ откроетъ, на чьей груди знакъ Бъга».

— Не было здесь слов сих ранее. — Тихо сказал Чурляй. — Я ж всю карту эту до мельчайших деталек выучил! Не было!

— А теперь есть. — Голован что—то ещё пошептал над картою, и рядом с первой надписью, прямо на глазах изумлённой ватаги сами собою появлялись уже буквы другие:

«Камень вратъ, что въ пещеру ходъ закрылъ, сѣй отрокъ отвалитъ, ибо Сварогъ роду его тако право далъ».

Елька забормотал молитву какому-то своему, воровскому, видимо, Богу.

Лютобор тщательно осматривал результат наточки клинковой.

— Где искать будем? — Спросил он у Чурляя. — Время дорого. Нам не позже второй седмицы травеня уже у камня быть надо. Иначе — не поспеем до того дня, когда Колдун Чёрный опять прилетит на Дурнославный Утёс заклинание ново ставить на Череп.

— Не знаю я, где искать. — Честно ответил Чурляй. — Полагаю, однако, что за ответом надось к Волхвам на поклон. Хотя, Волхвы и сами не прочь до Черепа Чёрного добраться.

Вот тут-то опять вмешался Голован.

— Ни к чему нам Волхвы, атаман. Обойдёмся! Тут, пока вы речи вели, ещё буквицы высветились. Как раз про то, где наш последний подельщик ждёт заманчива приглашения на тайное дело идти.

И вправду: поверх обозначенных на карте рек, сёл, городишек, дорог и лесов с полями, проступили, до того не видимые, слова.

Все склонились нал картой, читая:

«Отрокъ съ печатью Свароговой именемъ Илія, во селѣ Карачарове кузнеца Ивана сынъ».

Лютобор засмеялся.

— Видно, и вправду Боги-то Светлые большинством за нас нынче: вон, как всё легко складывается.

— Или сильно достал Богов Светлых Колдун Чёрный. — Заметил Голован. — И они, Боги, таким манером через дело наше хотят Колдуну окорот устроить.

Елька, косясь на Лютобора, решил смолчать.

Лишних зубов для оплаты говорения пустого у Ельки не завалялось.

— Значит, нужен нам Илья, сын кузнецов из Карачарова. — Подвёл итог Чурляй. — Решим так: всем во село соваться резону нету. Ты, Нечай Голован, мальца отыщи и ко мне доставь. А я — я уж с ним разговор проведу, как надо…