Череп Чёрного Колдуна

Александр Бергельсон

Приключения Ильи Муромца продолжаются.Колдуну Навиславу надоело, что ему постоянно отрубают голову те, кто думает таким образом одолеть Вселенское Зло. Он сотворил себе Запасной Череп, в котором сосредоточена Власть Над Миром. Добыть Череп может только специально собранная команда: Организатор, Вор, Солдат, Книгочей и человек, избранный Главным Богом для Подвига. Хотя, вполне может быть, предлагаемая книга вовсе не об этом. Ведь каждый всё всегда выбирает для себя сам… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5

Оглянись: там, за тобой Вреды движутся гурьбой

— — — — — — — — — — — — — —

Известно, что крестьяне ставят тавро на своей скотине. Почему бы и дьяволу не клеймить свои жертвы в знак вассальной зависимости? Разумеется, это клеймо может быть невидимым, но на то и существуют специалисты, чтобы найти «знак дьявола» даже под безупречно гладкой кожей. Признаки «чёртовой метины» мне известны. Например, место, по которому дьявол провёл своим когтем, становится не чувствительным к боли, и при уколе не кровоточит.

Пьер де Ланкр, судья над ведьмами

— — — — — — — — — — — — — —

Шли от села вдоль Оки лугом, не спеша переговариваясь.

— Тятя сильно ругался? — Спросил Илья Голована.

— А чего ему ругаться? — Голован добродушно улыбнулся. — Мы с тобою всё правильно делаем. Да и тятя твой человече разумный. Знал Иван Тимофеевич, что не удержит тебя в доме отчем.

— Так не хотел он, чтоб я ратному делу учился. Он мне при кузне быть велел. — Илья тяжело вздохнул. — Не любит он военны дела.

— Был и об этом у нас разговор. — Голован утёр пот с лысой головы. — Гроза идёт.

Томным жаром исходил день.

Травы клонило в сон.

— Так что ж вы ему такое сказали, что отпустил он меня?

Илья отмахнулся от приставучей мошки, упрямо целившей его, Илью, с полёту, с налёту, в щёку цапнуть.

— Правду. И про выбор волхва, и про предсказание, которое премудрый Сивирятя в древних книгах нашёл. А сказано там, Илья Иванович, вот как: тебе, — Голован показал на Илью перстом, — Дар даден и знак Сварогов не для кузнечного дела, а для ратоборства великого. Тому и доказательство имеется.

— Какое? — Илья остановился. — Вы уж мне тоже скажите. Я знать про себя должен всё до малости малой подробно. Жить-то ведь жизнь мою мне!

— Умно рассуждаешь. — Голован встал напротив. — У отца твоего, как я знаю, тоже знак Сварогов имеется?

— Да. И у деда был. — Кивнул Илья.

— Так вот: у тебя он чёрный весь. А у них?

— Красен.

Илья почесал затылок.

— Выходит, у них он огнём полон, и им в кузне Судьба определена, а мне, с чёрным, в бою? Погодите-ка. — Илья вдруг посуровел. — Что ж это? Неужто я на дела чёрные обречён, если знак мой, как есть, чёрен?

— Только вот зря не выдумывай. — Голован строго глянул на Илью. — Про огонь и кузню верно понимаешь. Но насчёт чёрного заблуждаешься.

— Так объясните. — Илья сел на землю.

— Чёрная ночь сменяет белый день. — Голован сел рядом. — Жизнь светла, Смерть темна. Настоящий Воин убивает во имя Жизни, ибо избавляет от врага тех, кто сам за себя постоять не может. Сварог дал Воинам знак именно чёрен, ибо Воин есть Сварогов посредник между Жизнью и Смертью. Понял?

— Понял. — Илья в задумчивости смотрел куда-то вдаль. — Выходит, я должен буду Смерть во имя Жизни нести?

— Выходит, что так. — Марево стало совсем нестерпимым; Илья хотел было спросить ещё о чём-то, но…

— Опаньки! — Вскочил вдруг Голован. — Новое дело!

Покойная медлительность его исчезла без следа.

По траве не спеша ползла тёмная тень.

Размеренно и целенаправленно, к Головану и Ильюхе.

Всё бы ничего, подумаешь — тень: поди, туча на небе перед грозою сил набираясь, наложила на луг внизу очертания свои…

Вот только там, где проползала тень эта, трава сразу же жухла.

А ещё — ещё гнала тень эта ползучая перед собою страх лютый и удушье.

Илья увидел, как высасывает тень жизненные соки из тех, кто попадётся ей на пути.

Всякая мелкая травяная живность, от мурашей юрких до бабочек и стрекоз летучих, превращалась в ничто, даже шкурки или там крылышки не оставив.

— Вреды. — Испуганно проговорил Голован. — Как же это? Таких огромных Вредов просто быть не может!

Илья огляделся в поисках того, что могло бы стать оружием.

— Брось, не трать зря время! — Скомандовал Голован. — Бегом к лесу. Нам с тобою Вредов не одолеть. Нет у нас таких возможностей.

— Вообще? — Уточнил Илья.

— Вообще. — Ответил Голован.

И они побежали.

Оказавшись среди дерев, Илья и Голован остановились.

Вреды доползли до опушки, и столкнулись с Лесом.

— Ты, Лес-батюшка, уж извини нас. — Голован поклонился. — Сам видишь: редкая пакость к нам пожаловала. Всем беда будет, ежели не остановить! Только Ты, Един-Велик, и можешь совладать с нею. Не откажи в деле добром, а мы — мы отслужим.

Лес ворчливо зашуршал кронами, недовольно скрипнул могучими телами дубов да сосен.

Но, всё же, встал на пути гада ползучего всем миром.

Вреды поначалу обрадовались.

Ещё бы: столько Силы сразу прибудет, если весь этот Лес счавать!..

Однако не тут-то было.

Лес умеет выживать.

Он пережил и Великие Холода, когда Земля ударилась о Небеса; а ещё раньше, когда только-только начиналась Жизнь, и Сушь Адскую, и Огонь-Пожар, после которого малыми и первыми ростками поднялся над пепелищами.

Вот и сейчас.

Вреды наползли тенью чёрной, опушку подмяв, и тут же застряли: слишком уж велика была Сила Жизни в каждой травиночке малой, в каждом стволе древесном, Лес составляющих.

Смерть столкнулась с Жизнью, как о том и говорил недавно мудрый Голован Илье.

На этот раз победила Жизнь.

Тень стала тускнеть.

И вот уже там, где ползла только что неодолимая сила Вредов, зазеленела трава.

Вреды, до того бывшие единым целым, распадались на множество мелких теней, лишь воздух колыхался, как если бы испарения от земли сырой поддавались ярким горячим солнечным лучам.

— Спасибо, Лес-государь, Отец наш. — Ещё ниже поклонился Голован. — За помощь великую, за милость истинную, за то, что принял нас, от беды спас! За то, что с нами был! За то, что от врага укрыл! Под защиту взявши, когда он, напавши, не только нас вдруг, а всё, что есть вокруг, смерти лютой предать желая, полз, убивая!

Илья тоже поклонился низко, потом, как тому маменька учила, Ефросинья Яковлевна, оторвал от рубахи вдоль подола лоскут длиной в ладонь, да и привязал к ближайшему кусту аккуратно на ветке, со словами:

— Прими, Лес, от души моей — дар для твоих ветвей, и во благодарности сердечной поклонение твоей милости вечной! Мы, дети твои, навеки, — малые человеки!

Голован очередной раз подивился тому, что делает Илья.

Давно уже не приходилось ему, Головану, встречать на пути бытия, подобных людей.

Складывалось ощущение, что на все случаи жизни заранее уже приготовлено в Илье, сыне кузнеца, правильное умение поступать так, как именно счас должно.

Не зря, видимо, именно сей отрок выбран был и указан свыше.

Выбран и указан для свершения великого деяния добычи ватагой Чёрного Черепа.

Ох, не зря…

Лес в ответ на слова Ильюхины кивнул благосклонно верхушками дерев.

Мир вокруг оживал, наполняясь пеньем птичьим, шёпотом лиственным, стрекотанием разной живности мелкой в траве.

— А ты говорил, дядька Голован, что Вредов убить нельзя. — Илья отряхнул колени, вставая. — Ан, смотри-ка: нету их! Сгинули.

— Если бы. — Голован тоже поднялся с колен, тяжело крякнув. — Лес-государь не убил их, а лишь превратил единую Силу во множество мелких. Вреды обычно каждый за себя, и собрать их вот так вот, купно, насколько я знаю, до сих пор не удавалось никому. Так что, будь наготове: Вреды за нами теперь, каждый поодиночке, охотиться станут. Ну, пора до ватаги. Всё, что с нами было, обскажем, глядишь, чего и придумаем. Ты про Лютобора-воителя что знаешь?

— Как — что? — Илья ажно воспрянул весь. — Славнее мужа в ратном деле нет!

— К нему в обучение тебя и веду. — Голован похлопал Илью по плечу. — Смекаешь?

— Вот это да! — Илья чуть ли на месте не завертелся от услышанного. — Век благодарен буду! И не мечтал…

Но сразу же себя и осадил сам, перестать вертеться заставив.

— А ещё спросить можно?

— Нужно. — Голован сделал вид, что сердится. — Или ты не понял ещё, парень, что я к тебе приставлен, как раз, вот, на все вопросы первым отвечалой?

— Тогда — вопрос мой таков: кто ещё в ватаге? Что за люди? Ведь если остальные-прочие столь же славны, как ты, мудрец великий, или Лютобор-воин, то…

Но договорить Голован Илье не дал.

Он вдруг изменился лицом, и хлопнул себя что есть силы по лбу.

— Елька! — Всплеснул руками Голован. — Как же я забыл про него? Эх, беда-судьбина, горе-злосчастье! Хоть и мелкий был человечек, а всё одно — жалко! Сгинул, поди, без следа: Вреды никого не щадят. Да простят ему Боги грехи его. Пусть ляжет ему по смерти Дорога в те места, где уготовлена для таких, как Елька Конь, лучшая потусторонняя Жизнь!

И закрыл глаза, бормоча Богам Великим поминальное моление.

Но Елька не сгинул.

Один из лучших на свете воров, Елька, Конём прозываемый, стал лучшим вовсе не по слепой воле случая.

Дело воровское требует постоянного совершенствования, а, главное, особого подхода к каждой секунде времени проживаемого.

То есть, выжить каждую секунду в постоянно изменяющихся условиях — вот это и есть главное для вора настоящего.

Кстати сказать, прозвище «Конь» Елька получил потому, что сумел некогда выкарабкаться там, где большинство обычных людишек сгинули бы безвозвратно.

Пошло прозвище это от давнего, ещё по малолетке, Елькиного воровского дела: скрал, стервец, любимого скакуна арабских кровей у купца заморского.

Скрал, перекрасил, да и продал в конюшни княжьи.

Хороший куш взял!

Вот только не оставил купец поиски, и вскоре явились к Ельке три огромных восточных мужика в халатах и тюрбанах, схватили под белы руки, приставили к горлу кинжалы острые, и потащили на суд купеческий.

— Где конь? — Спросил купец, перебирая чётки. — Жить хочешь, скажешь. А нет…

Купец подал знак своим. С Ельки сорвали портки; острый клинок упёрся острием в то место, которым мужчина отличается от всего остального мира.

В этот момент с Елькой случился первый раз прорыв через неминучую гибель.

Разум отключился.

На языке оказались сами собою слова вовсе до тех пор Ельке неизвестные, и стал он говорить, и говорил до тех пор, пока купец этот Ельке — почему-то! — поверил, после чего отпустил на все четыре стороны.

Больше того: одарил купец Ельку деньгами, ибо Елька сумел убедить купца: найду, дескать, коня вашего!

Только не просто это, — надо, понимаете, кое с кем из авторитетных людей перетереть, что к чему выяснить, в лапу дать многим, ведь за просто так никто ничего рассказывать не станет…

Когда сообщество воровское узнало про такой Елькин подвиг, смеху было — до упаду, но и уважение появилось у Ельки воровское вместе с авторитетом.

— Молодец, хитрый малец! — Сказали воры главные, «законные». — Красиво врёшь, далеко пойдёшь! — И дали Ельке погоняло «Конь», в полном соответствии с делом удачным и в память о нём, столь фартовом, что вошло дело сие во Всемирную Историю Воровских Сказов о Великой Воровской Смекалке.

Вреды настигли Ельку, когда он с Карачарова-села возвращался, в чистом поле.

Елька их почуял спиной: обернулся, зыркнул глазом, усёк некую тень чёрну, и — сразу взапуски.

Шибко бежал, со всей мочи, но гады, они на то и гады, чтобы всегда быть проворнее и сильнее, чем ты.

Набежала сзади тьма, сковал Ельку внутренний холод лютый, замер он, не в силах пошевельнуться, и понял: всё! Поминайте, кто знал, Коня-вора, — ве-е-ечная память!

Заплакал Елька от великой жалости к себе, весь преисполненный того, как уходит из него, бедолаги, жизнь, и начал весь из себя валиться на бок, глаза закатывать, кричать сильно, однако — услышал вдруг голоса, словно изнутри себя.

— Жить хочешь? — Спросил один голос.

— Оченно хочу. — Честно ответил Елька. — Имейте милость! Оставьте меня в житии! Что хотите, отдам, только бы жить!

— Тогда служить нам клянись. — Приказал голос другой.

— Клянусь! — Ельке казалось, что он кричит, а, на самом деле, даже не шептал, а лишь, опять же, внутри себя отвечал, тихоньким стоном. — Служить вам отныне и вечно, самою страшной клятвой, скрепив её кровью!

Елька только ахнуть успел, и не понял даже, отчего вдруг закровавила ладонь правая, но жижа красна уже закапала на рубаху, и тогда Елька прямо в воздухе перед собою начертал косой крест, чтобы перечеркнуть его наискось, словно разрубив напополам, кровоточащей дланью.

— Правильно решил. — Вмешался ещё один голос. — Пра-а-авильно…

И остальные голоса дружно подхватили слова эти.

— Слушай нас, смертный! Живя среди живых, станешь ты отныне посланцем нашим, а мы через тебя станем вершить то, что угодно нам. Мы, Вреды, посылаем тебя в подземны ходы, дабы в тот миг, когда достигнешь ты пещеры Чёрного Черепа, досталась нам, Вредам, и сила его, и власть! Через тебя, смертный, овладеем мы миром вашим! Быть посему!

— Быть… — Пролепетал Елька, и упал без чувств.

Да так и пролежал, пока не понял вдруг: нету с ним радом никого больше.