Союз верных. Остгренц. Из цикла «Потускневшая жемчужина»

Александр Басов

Любите ли вы читать мемуары великих людей? Не книги, написанные их биографами, где всё хорошее преувеличено, а плохое старательно отретушировано. Речь идёт о мемуарах, которые пишутся великими людьми самостоятельно, но делают они это, преследуя разные цели. Иногда просто для того, чтобы потомки знали правду, в некоторых случаях – для оправдания своих не самых благовидных поступков… Перед вами собственноручно написанная история жизни одного из самых влиятельных людей Союза верных.

Глава 2

Архиепископ так увлёкся, что не сразу заметил наступление рассвета. Только когда заглянувший в окно солнечный луч коснулся чернильницы, Берхард прекратил писать.

«Забавный способ избавления от бессонницы, — подумал он, — как это мне сразу не пришло в голову, коротать ночь до рассвета таким образом».

Перенося на бумагу свои воспоминания, он нисколько не утомился, скорее наоборот, чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Берхард с сожалением закрыл книгу и убрал письменные принадлежности. Со сменой календарной даты стали актуальными очередные проблемы, решение большинства которых требовало от архиепископа личного участия. Он не слишком надеялся на компетентность помощников и предпочитал держать все бразды правления в своих руках. Это было утомительно, временами раздражало, но он привык трудиться с утра до позднего вечера и редко делал себе поблажки.

Берхард взял колокольчик и позвонил, вызывая слуг. Для этих целей он мог бы пользоваться различными устройствами, посылавшими дистанционный сигнал на пульт дежурного, но выбрал такой старомодный способ по другой причине. Много лет назад он ввёл строго правило: «высокотехнологичное оборудование Древних не должно использоваться для создания дополнительного комфорта». Ни один из братьев Ордена Зрячих не мог нарушить это правило, в том числе и сам архиепископ. Будучи Командором созданного им Ордена, Берхард не требовал для себя никаких особенных привилегий, и в этом служил примером для остальных братьев.

Двери опочивальни отворились, пропустив троих послушников в серых рясах, которые торопливо принялись за уборку помещения. Двое занялись перестиланием постели, в задачи третьего входила замена кубка для питья, а также инспекция ночной вазы. Чтобы не мешать уборке, архиепископ отошёл к окну. Со стороны казалось, что он наблюдает за игрой солнечных бликов на крышах и куполах городских строений, но это было не так. Коснувшись рукой створки витражного окна, Берхард направил встроенное туда зеркальце так, чтобы видеть происходящее за его спиной.

Пережив за свою долгую жизнь несколько покушений, он всегда настороженно относился к людям, с которыми делил одно помещение, даже если их пребывание там было кратковременным. Степень знакомства с этими людьми играла вторичную роль. Предать могли и те, кто до этого служил верой и правдой долгие годы. Если бы самому архиепископу кто-либо задал вопрос: «А не является ли его настороженность обычной трусостью?», то получил бы ответ: «Нет, не является». Берхард не боялся смотреть в лицо опасности, но считал, что только безрассудные глупцы попадают в ситуации, требующие от них беспримерной отваги. По его глубокому убеждению, здравомыслящий и тонко чувствующий обстановку человек способен распознать ничтожные признаки грозящей ему беды и, сделав соответствующие выводы, избегнуть угрозы.

Вот и сейчас Берхард заметил, как один из послушников проявляет избыточный интерес к ящикам прикроватного столика. Пару раз он коснулся поверхности полированного дерева, вероятно, проверял, заперт ли на ключ верхний ящик. Для того чтобы просто перестелить постель, подобные действия не требовались. Архиепископ пригляделся к послушнику, запоминая приметы, по которым сможет его описать в дальнейшем, и отметил, что парень слишком уж тщательно разглаживает морщинки на простыне. На его руки мог быть нанесён токсичный состав. Такое очень легко проделать без вреда для собственного здоровья, если предварительно покрыть ладони тонким слоем воска.

«Нужно проверить простыню на предмет пятен, — подумал Берхард, — следы воска просто так не скрыть. Интересно, кто из моих недругов способен проявить подобную изобретательность?»

Послушники удалились. Архиепископ приблизился к своей кровати, прежде чем взяться за покрывало, внимательно изучил ткань, сделал несколько взмахов ладонью возле лица, принюхиваясь к доносившимся запахам. Свежие простыни благоухали мятой, которая, по мнению врачей должна была способствовать крепкому и здоровому сну. Не заметив каких-либо подозрительных оттенков в мятном аромате, Берхард двумя пальцами взялся за покрывало и рывком откинул его в сторону. На первый взгляд, простыня была идеально чистой, но архиепископ давно перестал считать беглый осмотр надёжной процедурой для выявления скрытых угроз.

Он достал из ящика стола увеличительное стекло и стал подробно изучать каждый квадратный дюйм простыни. Следы ладоней он обнаружил достаточно быстро и мысленно похвалил себя за неутраченные с годами навыки. Пятна на ткани были едва различимы, но они вполне соответствовали положению рук послушника в тот момент, когда он разглаживал складки на простыне. Следствие можно было считать закрытым, оставалось только определить, какое вещество было использовано.

«В химической лаборатории так и не могут пока отладить Универсальный хроматограф, — недовольно подумал Берхард. — Восстановить получилось, а заставить стабильно работать — никак. Жаль. Сэкономили бы кучу времени. А так придётся действовать по старинке, применяя различные реактивы. Хотя… В этом нет никакой надобности. Факт злого умысла можно считать доказанным».

Он снова позвонил в колокольчик, подавая сигнал секретарю. Рабочий кабинет архиепископа располагался над его опочивальней. Чтобы пройти туда, достаточно было подняться по отдельной лестнице, пользовался которой только сам первосвященник. Берхард подошёл к двери кабинета и, прежде чем войти, приложил палец к малозаметному выступу на стене. Дактилоскопический датчик считал папиллярный узор его пальца и разблокировал замок. На техническом оснащении комнаты, где принимались решения, от которых зависела судьба мира, архиепископ не экономил. Помимо охранной сигнализации, в кабинете был установлен монитор, ведущий видеозапись всех посетителей. Если беседа оказывалась особенно интересной, в свободное время Берхард внимательно пересматривал запись, изучая реакцию собеседника на те, или иные вопросы.

Архиепископ отдёрнул закрывавшую окно портьеру и перед ним открылась панорама утреннего Остгренца. По улицам уже спешили пешеходы, направлявшиеся в ближайшую церковь на утреннее богослужение. Торговцы открывали витрины своих магазинчиков и выносили на улицу прилавки. Между столбами уличного освещения сновали с шестами и лестницами фонарщики и проворно гасили фонари, свет которых уже не мог конкурировать с лучами восходящего солнца. Только в полосе длинной тени, отбрасываемой высокими башнями монастырского замка, масляные фонари ещё могли выполнять свою задачу по освещению улиц. Перечеркнувшая город тень делила его на две неравных половины. В меньшей из них, активность населения по утрам была выше, и за долгие годы наблюдений, Берхард так и не смог выяснить причину этого странного явления.

Он любил смотреть из окон своего кабинета на Остгренц в разное время суток, но утреннее пробуждение целого города было сродни некоему мистическому действу. Спящие в своих домах жители были подобны зародившейся внутри мёртвого камня жизни, покидая дома, они символизировали победу живой природы над мёртвой материей. Вечером люди возвращались в свои жилища, чтобы наполнить жизнью камень, и цикл преображения завершался. Прожившего долгую жизнь архиепископа интересовали циклические процессы, как в природных явлениях, так и в сложных общественно-политических объединениях людей. Сделанные в результате этих исследований выводы были интересны сами по себе, и даже иногда помогали в разрешении сложных дипломатических проблем.

Архиепископ сел за свой рабочий стол и открыл блокнот с записями, где были пометки о наиболее важных делах. С сегодняшнего дня начиналась декада, предшествовавшая празднику Заступничества Великой Матери. В это время высшее духовенство уединялось в своих молельнях, соблюдало строгий пост и на богослужениях не присутствовало. Берхард традиции чтил, поэтому никогда не назначал встречи и совещания в предпраздничную декаду. Но это не означало, что он устранялся от дел и больше не контролировал ситуацию в стране. Архиепископ зачитывал все докладные записки, решения по тем или иным вопросам принимались оперативно и передавались им через секретаря. Он даже находил время для уединения и молитвы, хотя, при подобном ритме жизни, сделать это было непросто.

Под номером один в списке стоял доклад секретаря. Обязательное мероприятие, которое можно было и не вносить в список дел, но оно всегда вписывалось туда под первым номером, чтобы подчеркнуть особую значимость. Доклад содержал самую оперативную информацию о состоянии дел в государстве, и даже плохое самочувствие архиепископа не являлось поводом для отмены доклада. Впрочем, один раз его пришлось отложить, да и то, по причине внезапной смерти человека занимавшего должность секретаря. Далее в списке следовал не слишком существенный пункт: «донесения от приоров Западного герцогства».

У Ордена Зрячих было несколько подразделений в подконтрольных Энгельбруку землях. Они никак не афишировали свою деятельность, фактически, находясь, на нелегальном положении. Это давало возможность избежать пристального внимания со стороны местной феодальной знати, не любившей вмешательства Церкви в свои дела. Самые ценные сведения, включая копии секретных документов, агенты Ордена пересылали при помощи передатчиков широкополосного цифрового сигнала. Мощность устройств была невелика, дальности не хватало, поэтому донесение проходило по цепочке сравнительно маломощных ретрансляторов. Из того, что агенты присылали в письменном виде, аналитический отдел составлял сводки, периодически попадавшие на стол первосвященника.

Донесения могли подождать, и Берхард этот пункт вычеркнул. Далее оказался вычеркнутым пункт «Разбор споров и жалоб». Архиепископ не любил этим заниматься, но был вынужден, поскольку являлся высшей инстанцией, и его решение по любому вопросу было окончательным. Стилус в руке Берхарда остановился напротив следующего пункта, но через несколько мгновений опустился на бумагу, проведя жирную черту через слова «Финансовый отчёт».

«Всё это может подождать, — подумал архиепископ. — Сразу после доклада буду писать дальше свои воспоминания. Надо было захватить их сюда».

Позвонив в колокольчик, он вызвал секретаря. Последние десять лет эту хлопотную должность занимал человек, о чьей расторопности и предусмотрительности ходили легенды среди братьев Ордена Зрячих. Брат Изидор славился тем, что за всё время своей секретарской деятельности ни разу не испытал на себе гнев архиепископа, беспощадного к людям некомпетентным, или ленивым. Такие моментально лишались должностей, и никакие протекции не могли им помочь восстановить свою репутацию в глазах Командора Ордена. Брат Изидор умел так выстроить свой доклад, что у архиепископа почти не возникало вопросов для уточнения отдельных моментов. Кроме этого, у секретаря всегда была наготове необходимая справочная информация, как по теме доклада, так и по текущим проблемам Ордена. Но, самым главным было то, что брат Изидор не претендовал на роль советника, чем окончательно завоевал доверие Берхарда, не любившего, когда ему навязывают какие-либо идеи. Завершая перечень достоинств секретаря, можно было упомянуть, что он никогда не лебезил перед своим всемогущим шефом.

Временами, у архиепископа возникали мысли о том, что один человек не может быть сосредоточением всех возможных положительных качеств. Какая-нибудь червоточина должна была отыскаться. Он даже поручил установить тайное наблюдение, в том числе с применением технических средств, но ничего подозрительного выявлено не было. Точнее, ничего особо подозрительного. Брат Изидор не был склонен соблюдать целибат, и это очень быстро выяснило наружное наблюдение. На стол Берхарда легли неопровержимые доказательства его прелюбодеяний, совершаемых с теми из жительниц Остгренца, кто не был отягощён высокими

моральными устоями.

Перед архиепископом возникла дилемма. С одной стороны, секретарь с такими профессиональными качествами служил у него впервые, а с другой стороны, брата Изидора требовалось примерно наказать. В конечном итоге Берхард собрался принять окончательное решение после того, как лично исповедует провинившегося священника. Для любого из братьев Ордена это была великая честь, и брат Изидор с радостью согласился. На исповеди он без утайки рассказал о своём грехе, покаялся и сам попросил наложить на него строгую епитимью.

Архиепископ знал, что целибат не входил в число строго соблюдаемых ограничений, и что монахи втайне бегают в город к продажным девицам. О таких похождениях было не принято говорить своему духовнику, в шкафу у которого вполне мог пылиться точно такой же скелет. Раздумывая над епитимьей, которую следовало наложить на брата Изидора, Берхард задал вопрос, готов ли он впредь избегать плотских отношений с женщинами, и был потрясён ответом. Нет, сказал ему тогда священник, я человек из плоти и крови, дух мой пока ещё слаб и не одержал верха над греховной по своей сути человеческой природой. После таких слов архиепископ велел убрать наружное наблюдение и больше не фиксировать каждый шаг своего секретаря, а компрометирующие видеоматериалы были стёрты из всех архивов.

— Монсеньор, — произнёс вошедший в кабинет брат Изидор и склонил голову в полупоклоне. — Дозволено ли мне будет начать сразу?

— Нет. Сначала решим вопрос с одним из послушников. У меня возникли серьёзные основания для подозрений. Даже, больше, чем подозрений: я уверен в его предательстве. Вы знаете, что делать, брат Изидор.

— Разумеется. — Едва заметно кивнул секретарь. — Мне нужны его приметы.

— Один из тех, что перестилал постель. — Принялся вспоминать Берхард. — Тот, который пониже ростом. Был одет в новый, по-моему, даже не стиранный ни разу балахон послушника.

— Этого достаточно. Я справлюсь у брата-кастеляна, кого сегодня отправляли к вам в услужение, и проведу собственное расследование.

— Думаю, расследование ничего не даст. — Скептически покачал головой архиепископ. — Это очень хитрый пройдоха. Он, наверняка прикинется невинной овечкой и станет всё отрицать. Сделайте так, чтобы я больше никогда его не видел.

— Как прикажете, монсеньор. Больше распоряжений не будет?

— Пока нет. Я готов заслушать доклад.

Хорошо изучивший привычки архиепископа Изидор, догадался о его намерении побыстрее закончить с текущими делами, и стал подавать информацию в предельно сжатой форме:

— В Энгельбруке обостряется противостояние между элитой дворянства и наиболее состоятельными представителями купеческого сословия. И те и другие позиционируют себя, как оппозицию его светлости, герцогу Кэссиану. Дворянские круги говорят об этом открыто, критикуя герцога за соглашательскую позицию с политикой Остгренца, которую напрямую ассоциируют с вами, монсеньор. Купечество постепенно осознаёт свою силу, основанную на значительных денежных средствах, и мечтает о передачи власти в Энгельбруке Городскому Совету. Дворянство Западного герцогства считает своей задачей смещение герцога Кэссиана и пересмотр границ сложившихся после окончания Войны Сеньоров.

Сословные противоречия не дают объединиться обеим оппозиционным партиям, и это играет нам на руку. Однако, если предположить, что представители дворянской партии начнут переговоры с купечеством о финансировании военного переворота, очень возможна ситуация, когда старые враги смогут найти друг с другом общий язык. В этом случае вероятен скоротечный, но кровопролитный конфликт, в результате которого значительная часть Западного герцогства станет нестабильным регионом в течение нескольких длинных сезонов. Прямой угрозы для Остгренца не предполагается, но на авторитете верховной власти этот конфликт, безусловно, отразится. — Изидор сделал паузу, чтобы дать архиепископу время на осмысление услышанного.

Ничего нового для себя Берхард не почерпнул. Ситуация в Энгельбруке не менялась последние полвека, с тех пор, как архиепископу удалось внедрить своих людей в ближайшее окружение герцога Сандалфа — отца нынешнего властителя Западных земель. Позже, когда пришло время обучать его наследника грамоте и придворному этикету, эти люди стали учителями и наставниками юного Кэссиана. Настойчиво и незаметно для окружающих, они привили ему отвращение к военным играм и заинтересовали поисками мирных способов решения политических проблем.

Воспитание принесло свои плоды, когда Кэссиан принял герцогскую корону отца. Для того чтобы наследник получил власть в нужный момент, агенты Берхарда аккуратно устранили Сандалфа с политической арены. Несчастный случай на охоте был смоделирован и разыгран, как по нотам. Предназначавшееся кабану копьё вошло отцу Кэссиана в шею и пробило гортань, лишив возможности вымолвить, хоть слово. Одновременно с этим была серьёзно скомпрометирована невеста наследника, происходившая из древнего рода, всегда служившего опорой трону западных герцогов ещё со времён основателя нынешней династии — Герберта.

В итоге Кэссиан получил в жёны дочь сочувствующего политике Остгренца вельможи. Не в пример придворным девицам, способным рассуждать, лишь о нарядах и сплетничать со своими подругами, она отличалась пытливым умом, что позволило ей пройти курс подготовки в Энгельбрукском отделении Ордена Зрячих. Герцогиня Белинда умело направляла политику мужа, в том числе, подав ему идею о сближении с Остгренцем. Она в совершенстве владела искусством плетения интриг и умело использовала свою показную религиозность, чтобы изменить крайне негативное отношение Энгельбрукской знати к служителям Богов. «Красива, как ангел, сладкоречива, как поэт и лжива, как торговка несвежей рыбой», — в кулуарах сказал о Белинде кто-то из придворных.

Десятилетие спустя удалось заключить союзный договор с Западным герцогством. Видимость паритета обеих частей единого государства создавалась тем, что светским главой Союза Верных становился герцог Запада, а духовным наставником объединённого государства — архиепископ Остгренцский. Не без влияния жены, Кэссиан добровольно передал часть управленческих функций администрации Церкви Двуединого, чем вызвал негодование своего дворянства. Столицей Союза Верных формально считался Энгельбрук. Со всех концов государства в город начали приезжать поэты, художники, ювелиры, кутюрье, постепенно ставшие законодателями моды среди дворянства обоих частей страны. Зато Остгренц стал пристанищем для авторитетнейших философов, учёных и богословов, которые почитали столицу Восточного герцогства в качестве духовного центра Союза Верных.

«Секретарь неспроста поднял эту тему, — подумал архиепископ, — значит, появились какие-то новые сведения. Видимо, решил сообщить их после краткого обзора ситуации».

— В последнее время, — продолжил брат Изидор, — наши агенты стали доносить о том, что герцог Кэссиан всё больше теряет контроль над ситуацией и постепенно устраняется от обязанностей по управлению государством, передавая полномочия своим приближённым. Дворянская оппозиция активизировалась и начала охоту за нашими агентами. Три человека уже погибли при загадочных обстоятельствах, поэтому глава миссии Ордена решил временно приостановить разведывательную деятельность на территории Энгельбрука. Очень скоро мы не сможем получать информацию о происходящем в городе. Если в ближайшее время не вмешаться, то события могут перейти в неуправляемую фазу.

— Для вмешательства нужен более серьёзный повод, чем смерть нескольких человек, которых мы не станем официально признавать нашими сотрудниками. — Сказал архиепископ. — Вы можете отыскать какую-нибудь вескую причину?

— Есть одно интересное донесение. Сегодня ночью в окрестностях Энгельбрука было совершено нападение демона на мирную жительницу. Женщина погибла. Власти назначили расследование, но огласки происшествие не получило.

— Демон? — Недоверчиво переспросил Берхард. — Сбежал из личного зверинца какого-нибудь эксцентричного барона?

— Больше никакой дополнительной информации. У нас будет повод предложить властям Энгельбрука помощь в расследовании данного инцидента. Мы пошлём туда подготовленных людей, они разведают обстановку и предоставят развёрнутый отчёт.

— Если они решат провести закрытое следствие, то наше предложение помощи, отправленное по официальным каналам, во-первых — запоздает, а во-вторых — будет отклонено. И это несмотря на то, что преступления с участием слуг сатаны подлежат расследованию с привлечением священников. — Недовольно заметил архиепископ. — Действовать нужно быстро, пока они ещё не успели замести все следы. Активируйте ведущую к горам ветку подземной транспортной магистрали Древних. Отправим трёх… нет, пожалуй, группы из двух человек будет достаточно. От горной станции до Энгельбрука они доберутся верхом. Агентам придётся действовать без прикрытия, самостоятельно, полностью исключив контакт с резидентской сетью Ордена. Явный интерес проявлять только к расследованию происшествия с участием демона. Очень важно знать, какие силы будут привлечены для противодействия работе наших агентов. В том, что им тайно, а возможно и в открытую, станут мешать, я не сомневаюсь. Для солидности придать группе статус личных представителей архиепископа, надеюсь, это даст им защиту и повысит авторитет в глазах городской власти. Нужно организовать утечку информации из нашего пока ещё действующего в Энгельбруке отделения Ордена по поводу приезда представителей архиепископа.

— Осмелюсь спросить, зачем?

— Внезапный приезд высокопоставленных лиц может вызвать панику и послужить поводом к необдуманным поступкам со стороны городских властей. Я собираюсь дать им небольшую фору по времени, достаточную для того, чтобы слегка успокоиться, но слишком малую для заметания следов и увода наших людей по ложному пути. Днём позже мы тем же способом отправим в Энгельбрук ещё двоих человек. Их задание будет заключаться в наблюдении за раскладом политических сил в столице Западного герцогства, который может измениться в результате действий первой группы. Я уверен, что дворянская и купеческая партии захотят воспользоваться случаем, чтобы усилиться самим, а если не выйдет, то серьёзно ослабить конкурента.

— Считаю своим долгом напомнить, монсеньор, что ресурс магистрали почти выработан ещё Древними. Если возникнет необходимость в переброске войск, то мы можем столкнуться с проблемами отказа техники.

— Для войск у нас всё равно недостаточно единиц подвижного состава. Пускай магистраль работает сейчас, пока это ещё возможно. А то получится, как с орбитальными спутниками. Они, вроде бы есть, но использовать их мы не можем по причине отсутствия кодов к системе управления.

— Этим занимается целый отдел, монсеньор. Пока результатов нет.

— И не скоро будут, — досадливо поморщился Берхард. — А спутники, тем временем, постепенно сходят с орбиты и медленно сгорают в плотных слоях атмосферы. Мне сообщили, что в Западных землях ходят легенды о летающих над вершинами гор огненных ангелах. Ересь, конечно, но это не стоит наших усилий по искоренению заблуждений.

— Прикажете подобрать кандидатуры для тайной миссии?

— Да, подготовьте расширенный список кандидатов для первой группы. Нужно дать возможность отличиться кому-нибудь из молодых братьев. Вторым отправим специалиста из технического отдела с соответствующей аппаратурой для проведения исследований в полевых условиях. Комплектованием второй группы займётся агентурный отдел.

— Как вам будет угодно, монсеньор. С вашего позволения я перейду к следующей теме. Сообщение поступило из Кифернвальда. Среди местного населения ходят слухи, что возвратилась пропавшая длинный сезон тому назад наследница баронского титула Милена. Несколько человек утверждали, что видели её своими глазами. К сожалению, репутация этих людей не позволяет сделать выводы о достоверности слухов.

— Они убийцы, или воры?

— Насколько мне известно — нет.

— Патологические лгуны?

— Нет, монсеньор. Один из них просит милостыню на церковной паперти, другой — сильно пьющий ремесленник, третий — повар в захудалой таверне.

— Не вижу повода им не верить. Непрофессиональная работа… напомните, как зовут служителя Богов в Кифернвальде?

— Дело в том, что сообщение пришло не по нашим каналам. Преподобный отец Иаков об этих слухах не упоминает вовсе. Мне почти случайно удалось обнаружить эту информацию. Согласно вашему указанию, я собираю любые сведения, касающиеся пропавшей баронессы фон Кифернвальд.

— Интересно.

По губам Берхарда скользнула едва заметная улыбка, словно по неподвижной поверхности воды промелькнула лёгкая рябь. Если бы при этом присутствовал другой человек, он мог бы удивиться реакции архиепископа, но брат Изидор слишком хорошо знал, что скрывается за такой улыбкой шефа. Глава Церкви Двуединого прекрасно владел собой и не позволял своим эмоциям неконтролируемо вырываться наружу. Улыбка свидетельствовала о том, что Берхард был близок к состоянию, которое у обычных людей называлось негодованием.

— Похоже, отцу Иакову пора на повышение. Подготовьте соответствующее распоряжение о его переводе в Остгренц вместе со списком возможных кандидатур на освободившуюся должность.

— Будет сделано, — сказал секретарь и, сделав пометку у себя в бумагах, подумал:

«Бедняга, наверняка обрадуется. Откуда ему знать, чем обернётся такое „повышение“. Наивный провинциальный священник…»

— Что у нас дальше?

— Донесение из Западного герцогства, из Мораста. Там проживает некто Витус. В прошлом — мастер Цеха красильщиков, где занимался составлением рецептур красителей для придания тканям различных оттенков. Накопил достаточно денег и отошёл от дел, чтобы всецело посвятить себя химическим экспериментам. Называет себя естествоиспытателем. Недавно закончил научный труд, где обосновал принципы изготовления, я цитирую: «смесей моментального воспламенения, способных производить значительное разрушение за счёт чрезвычайно быстрого расширения газообразных продуктов сгорания». Иными словами, он изобрёл…

— Понятно, что он изобрёл. — Архиепископ повёл бровями и шумно выдохнул. — Этого нам только не хватало. Мораст¹… Недаром говорят, что тихие воды глубоки²… Насколько близко он подошёл к созданию взрывчатого вещества?

— Фотокопию трактата я передал в научный отдел для изучения. Судя по их первым отзывам, Витус — грамотный химик, проделавший серьёзную работу по данной теме.

— Какая легенда у внедрённого в окружение Витуса агента?

— Дело в том, монсеньор, что аналитический отдел никогда не считал Витуса достойным своего внимания и по его поводу заявку в агентурный отдел не подавал.

— Ве-ли-ко-леп-но! — По слогам произнёс архиепископ. — Наши аналитики приготовили для меня очередной милый сюрприз. Давно я не беседовал с ними о высоких материях… Черкните у себя пометку и, как только в моём рабочем графике найдётся свободное время, соберём аналитический отдел, всем составом, для серьёзного разговора.

— Я уже записал, монсеньор. Вам угодно узнать, каким образом была получена копия трактата?

— Сделайте одолжение.

— Витус отдал черновик своего научного труда в мастерскую переписчика-каллиграфиста. Он является нашим агентом и всегда снимает фотокопии с наиболее значимых, по его мнению документов.

— Агента наградить. Что касается Витуса… Он уже пытался предложить кому-нибудь результаты своих исследований?

— Точной информации нет. По-видимому, ещё не пытался. Такая вероятность существует, потому, что отойдя от дел, он продолжает консультировать бывших коллег по Цеху, а также специалистов в области металлургии.

— Консультирует бесплатно? В качестве дружеской помощи?

— Да. Хотя, с его стороны были случаи продажи других своих изобретений.

— Например?

— Недавно он передал красильщикам новый закрепитель, улучшающий стойкость цвета окрашенных тканей, и получил за это неплохие деньги.

— Ясно. Не бедствует, но и от заработка не отказывается. Витус набирает учеников?

— У него есть помощники, делающие за него всю грязную работу. Теоретические основы им не преподаются, поэтому учениками их назвать нельзя.

— Нужно внедрить к нему в лабораторию нашего человека. — Сказал Берхард. — Придумайте соответствующую легенду. Пускай это будет недоучившийся студент из Остгренцского университета, желающий получить знания, которые позволят ему зарабатывать себе на жизнь.

— С факультета естественных наук?

— Нет. Тогда Витус может насторожиться и отнестись к нему с подозрением. Насколько я знаю, не все мастера-практики доброжелательно настроены к людям, имеющим университетское образование. Законченное или нет, им неважно. Агент должен представиться философом, или медиком… Пускай будет философ из богатой семьи, недавно бросивший надоевшую до смерти учёбу. Найдите ответственного неофита, основательно проинструктируйте, снабдите деньгами, которыми он сможет расплатиться за обучение. Его задача — втереться в доверие, узнать, каковы дальнейшие планы Витуса относительно изобретённой им взрывчатки. Если наши худшие опасения начнут сбываться, то учёного придётся ликвидировать, как бы прискорбно это ни звучало. Я буду лично молиться за упокой его души, умоляя Несотворённого Отца проявить милосердие к несчастному представителю рода человеческого, в своей беспечности открывшему людям ужасающее по своей силе оружие. Мы обязаны вмешаться, иначе военные Энгельбрука сразу же заинтересуются «смесями моментального воспламенения» и могут использовать их отнюдь не в мирных целях. Тогда жертвы будущих войн увеличатся в десятки, если не сотни раз.

Стоит ли это жизни одного единственного человека? Думаю, да. Благая цель всегда оправдывает средства для её достижения, не так ли?

— Вы совершенно правы, монсеньор. Я законспектировал все ваши рекомендации. Можно переходить к следующему пункту доклада?

— Надеюсь, это не про то, как один из сумасшедших учёных создал оружие на основе деления ядер тяжёлых металлов?

— К счастью, нет, монсеньор. Донесение от нашей службы безопасности. В последнее время среди младших братьев Ордена появилась группа недовольных. Они распространяют нездоровые идеи, дурно влияющие на остальных братьев.

— Нездоровые? — заинтересовался архиепископ. — Как мило. Продолжайте.

— Мне неловко об этом говорить, — смутился секретарь, — но они активно критикуют руководство Ордена, включая…

— Договаривайте, брат Изидор, договаривайте.

–…включая вас, монсеньор.

— И чего же хочет молодое поколение?

— Они обвиняют руководство Ордена в том, что проводимая по отношению к Западному герцогству политика ослабляет позиции Востока. Планы реализуются плохо, принятые меры запаздывают, инициатива безвозвратно упущена. Из всего этого они делают вывод, что… — секретарь закашлялся и не договорил.

–…Командора Ордена Зрячих нужно сменить, — закончил за него Берхард.

— Простите, я не смог произнести это вслух, монсеньор.

— Приятно узнать, что среди нас есть люди, переживающие за состояние дел в Ордене, и желающие сделать более эффективной проводимую им политику. Когда вы сказали про «нездоровые идеи», я уж было решил, что речь пойдёт о требовании отменить целибат. Не нужно краснеть, брат Изидор, мы сейчас обсуждаем не ваш случай. Пожалуй, мне следует побеседовать с этими, как вы выразились, «недовольными». Старикам не грех иногда поучиться у молодых. У вас есть соответствующий список?

— Да, монсеньор. Зачитать?

— Не сейчас. Впрочем… — Архиепископ задумался. — У меня возникла мысль. Эти юноши хотят посодействовать Ордену в борьбе с его врагами. Что ж, такую возможность я могу им предоставить. Сколько имён в вашем списке?

— Пять, монсеньор. И они не совсем юноши…

— Значит, выберем троих, самых достойных. — Сказал Берхард, не обращая внимания на последние слова секретаря. — Завтра с утра пригласите их всех ко мне на беседу. Я буду разговаривать с каждым в отдельности. Если они будут убедительны и окажутся верны своим идеалам, то кандидатов для выполнения заданий, о которых мы с вами сегодня говорили, искать больше не придётся.

— Мой завтрашний доклад отменяется? — С беспокойством в голосе проговорил брат Изидор.

— Только основные тезисы в письменном виде.

— Как прикажете, монсеньор. У вас есть ко мне вопросы по докладу?

— Нет. Можете быть свободны.

Архиепископ вернулся в свою опочивальню за книгой, в которую записывал воспоминания, потом снова поднялся в рабочий кабинет. Удобно устроившись за столом, он перечёл последнюю страницу и стал писать дальше:

Не помню от кого, мне приходилось слышать высказывание: с нами непременно случается то, чего мы изо всех сил стремимся избежать. Я не сразу понял заложенный в него смысл, а когда осознал, стало гораздо легче преодолевать трудности, в том числе те, которые сам для себя создал. Со временем стало легче контролировать свой страх, а для этого нужно признаться самому себе, что в этом чувстве нет ничего постыдного. Страх, лишь обостряет инстинкт самосохранения, и если отбросить его в сторону, заменив никчёмной бравадой, это неминуемо приведёт к катастрофе. Но, если страху поддаться, то он парализует волю, превращая человека в жертву обстоятельств.

Всё это я постиг гораздо позже, а в момент взрыва мне было так страшно, как никогда в жизни. Меня настигли страхи, сформировавшиеся в тот момент, когда я впервые увидел выбранное Клаусом место для охоты на голема. Тонкий, просвечивавший на солнце потолок казался таким ненадёжным, готовым рухнуть от малейшего сотрясения, не говоря уж о взрыве. Едва бросив цилиндр, я прикрыл голову руками, но обрушение произошло совсем в другом месте. Обвалился пол. Возможно, это было связано с тем, что прежде чем взорваться, цилиндр отлетел под ноги Стражу. Когда взрывчатка сработала, под каменным великаном разверзлась бездна, он свалился туда и, падая, пробил потолок, а также пол нижележащей каверны. Клаус стоял на самом краю пролома, но не ему было суждено туда упасть. От провала в разные стороны поползли моментально расширявшиеся трещины, а самая длинная из них разверзлась прямо подо мной.

Внезапные падения всегда неприятны, а внезапное падение в глубокую яму неприятно вдвойне. Наверное, стоит считать везением то, что поглотившая меня трещина оказалась не слишком широкой, иначе свободного падения с такой высоты я мог бы не пережить. А так моё тело швыряло из стороны в сторону по узкой расселине, и дело ограничилось переломами полудюжины рёбер и одной сломанной ногой, не считая пары десятков разного размера синяков. Свалившись на кучу мелкой щебёнки, я было решил, что пролетел, чуть ли не милю, но позже выяснилось, что высота падения составила всего около тридцати футов. На моё счастье, Страж грохнулся уровнем ниже. Было слышно, как он копошится среди крупных кусков породы, стараясь выбраться из-под обвала. — Клаус! — Громко позвал я, но запорошённое пылью горло отказалось мне повиноваться, исторгнув какой-то хриплый стон, сменившийся длительным кашлем.

В тот момент я не знал, что произошло с моим приятелем, и пребывал в полной уверенности, что и он свалился вниз. Причина, по которой Клаус не отзывался, могла быть только в том, что ему досталось гораздо сильнее, чем мне. Мрачное местечко, в которое мне посчастливилось попасть, скудно освещалось выпавшим из костра поленом, и пока я приходил в себя, оно успело догореть. Отсутствие освещения всегда производило на меня тягостное впечатление. После такого падения даже шевелиться не было никакого желания, но мысль о том, что здесь темно, как в могиле, придала сил, заставив меня начать обследование пещеры. Сам не знаю, что я тогда искал, наверное, просто хотел выбраться из ограниченного замкнутого пространства, ведь, трещина уже заполнилась обломками камня, и обратный путь был отрезан. Наиболее доступным мне способом передвижения было ползание на четвереньках, а единственным ориентиром служила куча щебёнки. Оттуда я и начал изучать место, едва не ставшее для меня последним пристанищем.

Размышляя о том случае, я проанализировал своё поведение и пришёл к выводу, что больше всего, в тот момент, боялся обнаружить на полу пещеры бездыханное тело Клауса. Наверное, поэтому из моей груди вырвался такой пронзительный вопль, когда под руку попалась неровность с характерными очертаниями человеческой руки. Ещё страшнее стало, когда выяснилось, что плоти на руке нет, а кости рассыпаются в прах даже от несильного давления на них. Понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что так быстро истлеть Клаус не мог, а значит, помимо меня в пещере находился скелет человека, умершего очень много лет назад.

Немного осмелев, я стал осторожно ощупывать находку, и первым, на что наткнулись мои пальцы, был тяжёлый широкий браслет на руке скелета. Мертвец был одет в странную, нисколько не пострадавшую от времени одежду, представлявшую собой сшитые вместе куртку и брюки. Я собирался обследовать содержимое карманов, как вдруг почувствовал сотрясение каменного пола под ногами. Судя по всему, голем смог выбраться из-под заваливших его камней и теперь прокладывал себе путь наверх. Трещина на потолке заново разошлась, и если бы я оставался на прежнем месте, то был бы неминуемо засыпан камнями. Бросив взгляд наверх, я увидел склонившегося над провалом целого и невредимого Клауса с горящей головнёй в руках.

— Берко! — Жалобно прокричал мой приятель, и по его интонациям стало ясно, что повторяет он это не в первый раз.

— Здесь! — Откликнулся я, понимая, что заметить человека на такой глубине не так-то просто.

— Живой! — Завопил Клаус и на радостях уронил пылающую деревяшку прямо мне на спину. — Оставайся на месте! Сейчас я спущу верёвку!

Кисти моих рук не пострадали, поэтому Клаус вытянул меня наверх без особого труда. При подъёме моё несчастное тело моталось из стороны в сторону и пару раз шмякнулось сломанными рёбрами об камень так, что потемнело в глазах от боли, но верёвку из рук я не выпустил.

— Уходим, Берко! А то он выберется оттуда и нам несдобровать!

С моей стороны возражений не последовало, но идти я не мог, и Клаусу пришлось тащить меня на себе до самого дома. Он был крепким парнем и мог двигаться без остановки, но мне самому приходилось просить его о передышке, чтобы хоть немного отдышаться. От боли в сломанных рёбрах я невольно задерживал дыхание, и это продолжалось до тех пор, пока нехватка воздуха не заставляла сделать глубокий вдох. Последнюю передышку Клаус сделал, не доходя полсотни ярдов, до обитаемых пещер.

— Спасибо за всё, Берко, — сказал он, укладывая мне под голову свой мешок. — Даже не представляю, чем ты приложил Стража… Спрашивать не стану, чувствую, что лучше мне этого не знать. Спасибо, друг.

Я попытался устроиться поудобнее, но содержимое мешка было твёрдым, словно камень.

— Что ты туда запихал, Клаус? Тебе здешних камней мало?

Мой приятель ухмыльнулся и, распустив горловину мешка, достал оттуда странной формы камень размером с большую сырную голову.

— Узнаёшь?

— Что-то напоминает, но точно не сердце.

— Какое там сердце! Хорошо, хоть сами ноги унесли. Когда ты кинул в Стража ту штуковину, он почти поймал её у самого пола. Потом загрохотало так, что провалился пол, а у Стража отвалилась кисть руки. Она ему уже ни к чему, а мне не хотелось возвращаться домой без добычи.

— Не очень это похоже на руку. — Засомневался я.

— Скорее, на латную рукавицу, — уточнил Клаус, — у голема нет таких пальцев, как у человека.

— И что ты собрался с ней делать?

— Покажу нашим парням, пока она не рассыпалась. А то кое-кто не верил, что я отважусь выйти против Стража. Ну и про тебя, Берко, тоже расскажу. Это будет честно.

Мне и так нужно было как-то объяснять родителям, откуда взялись многочисленные травмы. Я представил, как ужаснётся мама, когда до неё дойдут слухи о моих приключениях и произнёс:

— Будет лучше, если ты скажешь, что был один, а меня вытащил из глубокой расселины, когда возвращался домой. Не хочу волновать родителей.

— Как знаешь, Берко. — Клаус подумал немного и спросил: — А если спросят, как я справился с големом?

— Скажешь… Скажешь, что на Стража рухнул потолок, а ты потом врезал кувалдой ему по руке и отломил её.

— Годится.

Увидев, в каком состоянии находится сын, мама без лишних вопросов принялась оказывать медицинскую помощь, и мне не пришлось врать про разработку нового способа скалолазания. Отец тщательно осмотрел все повреждения, потом нахмурился, стал принюхиваться и внимательно разглядывать мою одежду. Он тоже ничего не спросил, но в тот день перетряхнул все свои запасы и устроил полную опись имущества Хранителей. Я понял, что он уловил слабый запах едкого дыма, впитавшийся в одежду после того, как произошёл взрыв. Отец ничего не знал о моих личных запасах, поэтому отбросил свои подозрения, решив, что ему просто показалось.

Подлечившись, я, первым делом достал из тайника браслет, который нашёл возле скелета. Браслет, вне всякого сомнения, был предметом, созданным Древними. На это указывало наличие плоского прямоугольного экрана, подобные которому мне приходилось видеть на других приборах. Панели управления под экраном не оказалось, возможно, он был сенсорным. Оставалось только пожалеть, что его поверхность была в очень плохом состоянии, с обилием царапин и трещинами. На внутренней стороне браслета виднелась типичная крышка аккумуляторного отсека. Застёжка браслета оказалась расплющена, и открыть её не получилось.

У моего отца не было ничего подобного, а это означало, что в мои руки попала очень редкая вещь. Помню, что я очень разочаровался, когда выяснилось, что аккумуляторов нужного размера у Хранителей нет. Строго говоря, у нас осталось ни более десятка источников питания, и почти все они очень экономно использовались в медицинских диагностических приборах. Нечего было и думать, чтобы стащить хотя бы один аккумулятор, и с его помощью запитать таинственный браслет. Мне ничего не оставалось, как поместить находку в свою сокровищницу до лучших времён.

Назначение этой вещи мне удалось узнать три года спустя. Я уже почти не вспоминал про браслет, да и про оставшийся цилиндр со взрывчаткой тоже. В то время меня занимали совсем другие мысли. Детские игры и приключения в неисследованных пещерах были заброшены, как старая рубашка, которую уже не натянуть на раздавшиеся вширь плечи. Отец подарил мне на день рождения острую бритву и научил соскабливать со щёк и подбородка редкие пока волоски. Клаус уже пару лет как брился, и его крепкая шкура легко выдерживала соприкосновение с бритвой любой степени заточки. Я же, пока осваивался с маленьким острейшим лезвием, ни дня не обходился без порезов, чем изрядно веселил своего приятеля.

— Ты, Берко, скоро будешь похож на дикаря, — засмеялся Клаус, в очередной раз, заметив кровоточащие царапины, — говорят, они специально наносят себе разнообразные порезы, да ещё втирают в них всякую дрянь, чтобы шрам потом уродливый получился.

— Зачем? — Искренне удивился я.

— Дикари, — пожал плечами Клаус. — Думают, что становятся от этого красивее.

— А ты сам, хоть одного видел?

Мой приятель воровато огляделся по сторонам и произнёс, понизив голос: — Одного видел. Издалека, правда. Да и темно было. Короче, говоря, не разглядел ничего.

У Клауса была тайна, посвящены в которую были очень немногие, и в том числе я. Он и ещё двое парней совершенно случайно узнали про не учтённый разведчиками выход из пещер на равнину. Одна из стекавших с гор речек имела подземное русло, проходившее через толщу горы. Благодаря этой речке, питавшей небольшое озеро, наше поселение не знало недостатка в чистой воде. Никого особо не интересовало, куда впадает этот горный поток, и какой путь проходит вода, прежде чем попасть на равнину. Так бы продолжалось и дальше, если бы бедолага Вольф, перебравший хмельного напитка, не свалился бы в это озеро.

Надо сказать, что пьяницам в пещерах жилось туго. Руководившие закупками провизии Хранители избегали покупать слабоалкогольные напитки, которые, хоть и стоили дёшево, но транспортировать их в пещеры было непросто. Для медицинских нужд приобретался продукт кустарной перегонки вина, отвратительно пахнувший и содержащий невероятное количество вредных примесей. Хранители прекрасно умели очищать это жуткое пойло, получая из него чистый спирт, идущий потом на приготовление лекарственных настоек. Те же, кто не мыслил свою жизнь без алкогольного дурмана, либо добывали золото, на которое и покупали вожделенную выпивку, либо готовили хмельное в домашних условиях.

Отец Вольфа прославился тем, что отказался получать за свои труды хлеб, а стал брать эквивалентное количество муки, из которой научился делать брагу. С малолетства помогавший отцу Вольф очень быстро пристрастился к выпивке, поэтому трезвым его почти не видели. В тот знаменательный день, он свалился в озеро, попал в водоворот, где чудом выжил, и проделал долгий и опасный путь до равнины по подземному водотоку. Обезумевший от ужаса парень на ночь спрятался среди высокой травы, а затем в течение всего дня метался у подножия гор, надеясь отыскать путь домой. На своё счастье, он встретил крестьян, везущих продукты для продажи жителям пещер. Крестьяне, хоть и не поняли, откуда взялся этот странный парень, взяли с собой путешественника поневоле. Клауса и нашего общего знакомого по имени Франц, в тот день отправили к подъёмнику, помогать на погрузке припасов.

Они очень удивились, когда среди свиных туш вдруг обнаружили грустного и совершенно трезвого Вольфа. Выслушав рассказ незадачливого первопроходца, парни мигом сообразили, что можно использовать этот путь для вылазки на равнину. Возвращаться было гораздо сложнее, но Франц предложил хитроумный план. За день до того, как предполагались поставки продуктов, один человек покидал пещеры через подземный водоток. На следующий день двое парней сами вызывались идти работать на подъёмник и поднимали наверх своего вернувшегося с прогулки приятеля. У меня тяги к подобным приключениям не было, а побывавшие на равнине друзья взахлёб рассказывали о том, как там всё замечательно, при этом каждый старался извлечь из похода какую-нибудь выгоду. Самый старший из нас — Франц спускался на равнину не ради новых ощущений. Он заказывал у кузнеца особые инструменты для добычи драгоценных металлов, расплачиваясь пригоршней золотых крупинок. Третьим посвящённым в тайну горного озера был Одо, которого настолько очаровало плотницкое ремесло, что он спускался в долину только ради того, чтобы поглазеть на работу мастеров по обработке дерева. Что же касается Клауса, то единственным интересовавшим его на тот момент объектом были женщины. Известный в пещерах ловелас вскружил голову нескольким девицам сразу, и они, порой, соперничали между собой за его внимание. У Клауса было большое сердце, в котором хватало места им всем, и даже тем деревенским девушкам с равнины.

— Если бы это была дикарка, то ты её и в темноте разглядел бы. — Решил подшутить я над приятелем.

— Точно! — Согласился Клаус и спросил: — Ты сегодня свободен, или папаша снова будет целый день забивать тебе голову учёными премудростями?

— Свободен.

— Отлично! Вечером у здешних девчонок намечается особенный праздник. С песнями и гаданиями. Ты со своей исцарапанной физиономией будешь главным украшением.

— Неохота быть посмешищем… — начал я, но Клаус меня прервал:

— Ладно, я пошутил. Не поверишь, Берко, но польза от этих порезов есть. Ты сам говорил, что твоя матушка мажет их каким-то пахучим лекарством, чтоб заживали быстрее. Я вчера возле тебя немного совсем постоял, так Битти вокруг меня весь вечер увивалась и спрашивала, чем это так чудесно пахнет?

— Правда? — Друзей не обманывают, Берко. Пойдём, познакомишься с хорошей девчонкой, а то, кроме учёбы ты больше ничего в жизни не видишь. Так и молодость пройдёт.

— Пойдём. — Согласился я. — А кто ещё с нами?

— Вообще-то, меня одного приглашали, — ничуть не смущаясь, произнёс Клаус, — но я сказал, что у меня есть приятель, который очень душевно поёт песни, и они сами попросили, чтобы ты пришёл.

— Песни? Ты в своём уме? Да, скорее Вольф станет трезвенником, чем я научусь пению!

— Не боись. Поют они, обычно сами. От тебя требуется немного — изредка добавлять мужское звучание к их нежным голосам. Только и всего.

— Вот сам бы и пел!

— Однажды попытался, но они сказали, что лебёдка на подъёмнике и то мелодичнее. А у тебя голос не в пример моему. Пойдём, неудобно заставлять хорошеньких девушек ждать.

— Ладно, но если что…

— Всё будет хорошо, не волнуйся.

Мой опыт общения с девушками ограничивался тем, что во время совместных посиделок, которые иногда устраивались только для Хранителей, меня усаживали рядом с кем-нибудь из дочерей наших знакомых. Мы весь вечер мило улыбались друг другу, несколько раз танцевали вместе, и на этом всё заканчивалось, потому что я большую часть времени проводил за изучением научных дисциплин. Чем больше отца разочаровывали инертность и безразличие к наследию Древних со стороны других Хранителей, тем интенсивнее он нагружал учёбой меня. Мои сверстники ограничились базовыми курсами в паре-тройке отраслей знания и не утруждали себя углублённым изучением наук. Мне же приходилось штудировать всё, в чём разбирался отец, а он среди Хранителей слыл главным интеллектуалом.

У тебя, мой преемник, может создаться превратное впечатление, что я жалуюсь, но это не так. Мне достался самый лучший преподаватель, из всех, которых я встречал за почти полторы сотни лет жизни. А желающих учить меня чему-либо, или просто поучать всегда было предостаточно. Всеми знаниями, которые отложились в моей голове, я целиком и полностью обязан своему отцу. Мне всегда нравилось учиться, это увлекательное занятие составляло большую часть тогдашней моей жизни, но я имел представление, что за пределами класса существовала и другая жизнь. Она вызывала у меня интерес ещё и потому, что олицетворением этой жизни был мой друг Клаус — весельчак и бабник. Его рассказы о своих приключениях были очень забавны и поначалу вызывали любопытство, сравнимое с интересом к художественной литературе, рассказывавшей о взаимоотношениях вымышленных персонажей. Потом наступил момент, когда я понял, что жизнь Клауса гораздо насыщеннее и разнообразнее моей собственной, кажущейся блёклой тенью на фоне написанной яркими красками картины.

Клаус долго вёл меня кружными путями, которыми я уже не пользовался несколько лет, и в конечном итоге мы оказались на дальней окраине жилых пещер, занимаемых семьями беженцев. В центре обширной каверны с высоким потолком горел костёр. Должно быть, дрова были чем-то пропитаны, потому что пламя приобрело удивительный синий цвет. Поначалу мне показалось, что сидевшие вокруг огня девушки были одеты в одинаковые голубые платья простого покроя. Но, увидев, как пламя окрашивает их лица, догадался, что и сам выгляжу схожим образом.

— Смотрите, кого я вам привёл, девчонки! — Объявил мой приятель.

— Добрый вечер. — Произнёс я, смущаясь под пристальными взглядами красавиц.

Девушки, как по команде, улыбнулись, а одна из них подбежала и водрузила на мою голову большой венок, сплетённый из цветов и трав.

— Сам на равнине собирал. — Шепнул мне Клаус. — Травинка к травинке. Полночи на это потратил.

Пока я соображал, за что мне оказана такая честь, девушки затянули протяжную песню и, взявшись за руки, стали танцевать вокруг костра. Их движения были плавными и очень гармонировали с нежными голосами, наполнявшими пещеру чарующими звуками. Выросший среди детей беженцев, я свободно говорил на их языке, но слов этой песни, как ни старался, понять не смог.

— О чём они поют? — Тихо спросил я у Клауса.

— Не знаю, — беспечно ответил он. — Слова, как будто знакомые, но смысл не слишком ясен. Это очень старая песня.

— Ну, а всё-таки? — Они обращаются к этим… как сказать… духам земли… и ещё кому-то.

— Духам?

— Не смотри на меня так, Берко. Это всё девчоночьи поверья.

— Чушь какая-то.

— Согласен. Только им не говори, а то обидятся. Заканчивая песню, девушки приблизились к костру, воздели вверх руки и низко поклонились пламени. Когда они выпрямились, Клаус подтолкнул меня в спину и сказал

— Рядом с костром круг из нескольких корзин. Иди туда и встань в центр.

«Хорошо, что отец не видит, в каких глупых обрядах приходится участвовать его сыну», — подумал я, но выполнять указание пошёл.

— Дружочек! Дружочек! — Послышались вокруг меня ласковые голоса. — Мы долго ждали тебя, дружочек!

Круг из закрытых крышками корзин был диаметром около трёх ярдов. Смеющиеся девушки окружили меня со всех сторон и приветливо махали руками, словно пытались привлечь внимание. Вдруг показалось, что одна из них смотрит на меня так, что я физически чувствую этот взгляд, будто меж нами протянулась тонкая искрящаяся нить. Трудно было оторваться от созерцания прекрасных ярко-синих, как пламя костра, глаз… Наверное, я выглядел в этот момент очень глупо, потому что все девушки разом засмеялись, захлопали в ладоши и покинули круг из корзин. Рядом со мной осталась только обладательница пленительных синих глаз. Её голос оказался таким же очаровательным, а понять текст незатейливой песенки не составило труда.

Прошло столько лет, а я всё ещё помню, как она пела:

Мой милый дружочек,

Устала я ждать,

Когда ты меня позовёшь.

В погожий денёчек,

Пойти погулять

Туда, где высокая рожь.

Нас солнце согреет,

Обнимет земля,

Колосья нам песню споют.

И ангелы в небе,

По каплям дождя

Хорошую весть понесут.

Я жду, мой любимый,

Скорей приходи,

Пусть даже дорога длинна.

Огонь негасимый,

Пылает в груди

Тебе одному я верна…

Песня закончилась, а я всё стоял с открытым от восторга ртом и не знал, что делать дальше.

— Теперь, ты наш Король! — Громко сказала одна из девушек. — Нам очень нужен твой совет. Чтобы рассудить правильно, необходимо быть беспристрастным, поэтому тебе завяжут глаза.

Чьи-то нежные руки повязали вокруг головы свёрнутый в несколько раз тонкий платок. Я успел заметить ухмылку Клауса, но по выражению его лица понял, что мне ничего не угрожает.

Несу я в корзине,

Муку и шалфей,

Горчицу, малину,

Колючий репей,

Собачью печёнку,

Скорлупки яиц,

И хвост поросёнка,

Для милых сестриц.

Я наслаждался звучанием уже знакомого мне голоса и не особо прислушивался к словам. Судя по движению воздуха, вокруг меня что-то происходило, какое-то непонятное действо. Пение внезапно оборвалось.

— Мы просим твоего совета, Король! Что нам положить в начинку праздничного пирога?

— Протяни руку, — послышался слева чей-то шёпот, — и выбери одну из двух корзинок.

Я послушно нащупал перед собой корзины и легонько хлопнул по одной из них.

— Король выбрал! — Хором воскликнули девушки. — Благодарим тебя, Король!

Вновь зазвучала песня. Я не слишком хорошо запомнил, какие ещё продукты перечислялись, но с каждым новым куплетом ингредиенты становились всё более диковинными. Несколько раз приходилось выбирать из двух корзин, и каждый раз меня благодарили за это. После упоминания козлиной крови стало как-то не по себе. По счастью, на этом всё и закончилось, а повязка с моих глаз была снята.

Я огляделся и увидел, что неподалёку от костра девушки готовят тесто для пирога. В этом не было ничего особенного, но когда я бросил взгляд на блюдо, в котором лежала начинка, то начал беспокоиться за душевное здоровье собравшихся здесь людей. Всех, включая себя.

— Ты чего тут застыл, Берко? — Спросил подошедший Клаус. — Пойдем, присядем. Для нас припасли другое угощение.

— Ты тоже это видишь, Клаус? — Спросил я, нервно, сглотнув. — Они будут класть в пирог это?

— Конечно, будут. — На полном серьёзе ответил мой приятель. — Видел бы ты, что выбрал я два длинных сезона тому назад, когда стал королём.

— Это же невозможно употреблять в пищу!

— Посмотрим, что там. Ага. Яичная скорлупа… сажа… что там ещё… подорожник, кажется…

— Там ещё отвратительные червяки!

— Где? — Клаус вытянул шею, приглядываясь. — Нет. — Успокоил он меня. — Всего лишь кишки рыбьи. Ничего особенного.

— Скажи мне честно, они здесь все сумасшедшие?

— Тише, Берко! Нет, конечно. Просто… так принято… в этот праздник.

— И как он называется? — Спросил я, подозревая какой-то подвох

— Называется он «ведьмина ночь». — Не очень охотно ответил Клаус. — Но, ты же в такую чепуху не веришь, правда?

— Не верю.

— А они верят. Вот и не порть девчонкам праздник. Пускай поиграют в ведьм. Тебя-то этот пирог никто есть не заставляет.

— Зачем им такая, — я несколько мгновений подбирал нужное слово, — вкуснятина?

— Сегодня особенная ночь, — принялся объяснять Клаус. — Если незамужняя девушка отведает такого пирога, то ей обязательно должен присниться будущий жених.

— Что? — Давясь хохотом, спросил я. — С ума сойти! Попроще способа нет?

— Способов несколько. Этот, хорош тем, что годится для всех сразу.

— Впору записать всю эту чушь и поместить в энциклопедию людских заблуждений.

— Чего?

— Неважно. Нам что теперь делать?

— Сейчас девчонки пристроят пирог на угли, и пока он не испечётся, будем веселиться. Ты, ведь, сегодня король, а значит, все должны тебя слушаться. Советую устроить танцы.

— Кстати, а почему на роль короля пригласили меня?

— Ты с девчонками когда-нибудь целовался? Клаус и так всё обо мне знал, поэтому врать не было смысла:

— Нет.

— Вот поэтому и пригласили. Не спрашивай, зачем им это нужно.

— Скажи, Клаус, а как зовут ту девушку, которая…

Мой приятель понял всё без слов. Подмигнув, он хлопнул меня по плечу и сказал:

— Её зовут Скай.

«Himmel³. — Мысленно перевёл я с языка беженцев. — Какое прекрасное имя. Ей очень подходит. Как раз небо эти глаза мне и напомнили».

Домой я пришёл только под утро, поэтому выспаться, просто не успел. Не знаю, приснился ли кому-нибудь из тех девушек предназначенный судьбой жених, а мне скоротечный утренний сон явил образ синеглазой Скай. Это было трудно объяснить при помощи рационального мышления, которое воспитывали во мне родители, и я счёл, что всему виной слишком яркие впечатления от «праздника ведьм». Когда Скай приснилась мне на следующую ночь, рациональное мышление отступило в сторону, а потом и вовсе сдалось. Я не понимал, что со мной происходит, потому что мыслями постоянно возвращался в ту пещеру, где горел ярко-синий костёр. Достаточно было просто подумать о Скай, чтобы вызвать у себя бурный эмоциональный всплеск, который можно охарактеризовать простым словом «радость». На этом фоне никакие другие идеи в мою голову не проникали, что сильно сказалось на усвоении учебного материала.

— Берхард! — Строгим голосом произнёс отец. — Ты меня совсем не слушаешь? Я только что сказал, что у тебя сегодня идиотская улыбка, а ты кивнул так, словно находился в тот момент на седьмом небе от счастья. Услышав знакомое слово, я сказал:

— На языке беженцев слово «небо» звучит гораздо красивее.

— Спорный вопрос, — хмыкнул отец. — Мы сегодня начинаем новую тему: «Взаимодействие с ментально-ориентированными устройствами», так что оставь филологию в покое. Изучай это в свободное от основной учёбы время. Итак. На чём мы остановились?

— Берхард, ты меня совсем не слушаешь… — вздохнув, ответил я, так как не запомнил, что было сказано до этого.

— Изумительно. — Отец всплеснул руками и уставился на меня с крайне недовольным выражением лица. — Я, конечно, могу предположить, что ты переутомился, но у тебя было два свободных дня, в течение которых я посоветовал не забивать себе голову посторонними мыслями, а готовиться к освоению сложнейшей темы. Чем ты занимался всё это время?

— Ничем, — сказал я, не особо покривив при этом душой.

Не рассказывать же отцу про то, как с моей лёгкой руки, в начинку для пирога попала сажа и рыбьи внутренности. Воспоминания о той ночи вызвали в памяти ряд образов, и, сам не понимая, зачем это делаю, я вдруг спросил:

— Папа, ты веришь в ведьм?

Отец нахмурился, потом его брови поползли вверх от удивления, потом он задумался, и вопреки ожиданиям, на столь странный вопрос отреагировал не совсем обычно:

— Видимо, тебе пока сложно освоить предложенный мной урок. Пожалуй, поговорим сегодня о ведьмах. Тема интересная.

— Так ты веришь в ведьм? — удивился я.

— Не совсем корректная постановка вопроса, — поправил меня отец. — Правильно было бы спросить, верю ли я в то, что женщины, именующие себя ведьмами, владеют какими-то особыми силами и могут посредством их воздействовать на других людей и животных. Мой ответ: верю.

Это было гораздо удивительнее, чем начинка для пирога. Я и предполагать не мог, что такой рьяный материалист, как мой отец способен на такое признание. Сказать подобное, всё равно, что полностью отказаться от научного мировоззрения.

Словно прочитав мои мысли, отец произнёс:

— Может показаться, что я вступил в противоречие с собственным тезисом о необходимости строгого научного подхода к любой проблеме. Думаю, что к ведьмам никто и никогда не применял методов научного анализа, отсюда громадное количество сумбурной и откровенно нелепой информации, сопровождающей их деятельность. Все эти ритуалы, заклинания, таинственные предметы и снадобья из невообразимых компонентов убеждают легко внушаемых людей в том, что ведьма обладает некой особой силой, и с её помощью может совершать недоступные другим действия.

— Разве это не так? — Спросил я.

— Нет, — улыбнулся отец. — В любом явлении нужно уметь выделять главное. Причину. Представь ситуацию: охотник стреляет из лука в кабана и убивает его. Какова причина смерти животного? Стрела? Нет. Стрела всего лишь кусок дерева с острым наконечником. Сама по себе она не способна причинить вред. Для того чтобы стрела стала опасной, её нужно разогнать до определённой скорости. Тут необходим лук. Значит ли это, что он является причиной смерти кабана? Тоже нет. Лук — кусок дерева с тетивой и сам по себе никакой опасности не представляет. А если оба этих предмета берёт в руки охотник, то создаются необходимые условия для достижения результата. Охотник выслеживает кабана, кладёт стрелу на тетиву, натягивает лук и производит выстрел. А что явилось начальным толчком, запустившим эту цепь событий?

Я внимательно слушал отца, но не отказал себе в удовольствии и сострил:

— Наверное, охотник очень хотел кушать.

— Не исключено. Так вот, начальным толчком послужило желание добыть зверя. Мысль. Понимаешь, о чём я? Можно сказать, что кабана убила мысль охотника. А лук и стрела были всего лишь орудием. Именно они помогли мысли материализоваться. Неожиданный вывод, правда?

— Выглядит всё слишком просто. Подумал и сразу же добыл кабана.

— Не стоит утрировать. Чтобы мысль охотника могла материализоваться, он должен овладеть разными навыками, включая ориентирование в лесу, выслеживание добычи, стрельбу из лука. Только тогда ему обеспечен успех. Но мысль всегда первична.

— Согласен. А как быть с ведьмами?

— Та же схема, хотя, решающее значение имеет концентрация мысли. Любая деятельность ведьм направлена на материализацию желаний, не всегда добрых, и полезных для окружающих. Вокруг ведьмовских обрядов всегда циркулирует масса эмоционально окрашенных слухов, которые превалируют над фактами, что маскирует истинную природу ведьм. Ритуалы и снадобья действуют, как это ни парадоксально, на саму ведьму, что способствует достижению наивысшей концентрации мысли, и усиливает общий эффект. Ведьму и любой объект, на который направлена её деятельность, роднит вера. Ведьма должна верит в то, что она способна осуществить задуманное, а её жертва должна верить в то, что уязвима. При отсутствии этого ключевого условия — ничего не произойдёт.

Если отставить в сторону яд и другие вещества химического происхождения, тогда у ведьм останется только один единственный способ воздействия — подавление собственной воли объекта и навязывание ему определённой программы действий. Это может быть примитивный гипноз, или более высокоуровневое внедрение в сознание на информационном уровне. У внушаемых людей, на которых влияют их собственные страхи и предрассудки, свойственные социальной группе, к которой они принадлежат, организм способен чутко реагировать на изменения психического статуса. Лабильный психоэмоциональный фон создаёт условия для резких колебаний гормонального баланса организма, выводя его из равновесия. Отсюда недалеко до проявления симптомов скрытых заболеваний, либо заболеваний, которые человек сам себе придумал под воздействием собственных страхов. Втрое случается даже чаще первого, но и то и другое одинаково опасно для здоровья. Поэтому, когда говорят, что ведьма способна навредить одним только взглядом, доля истины в этом утверждении есть. Это работает не со всеми людьми, но в народе запоминаются наиболее успешные случаи, именно на их базе и создаются легенды.

Гораздо серьёзнее, когда ведьма способна влиять не только на психику человека, но также вносить изменения на информационном уровне. Обладающие сознанием биологические объекты связаны между собой теснее, чем это может показаться несведущему человеку. Дистанционное воздействие через изменение информационных свойств объекта — это сложно, но вполне осуществимо. Каждый мыслящий человек подобен радиостанции, излучающей волны определённой частоты, но быть приёмником этих волн дано не каждому. И лишь единицам доступно декодирование мысленного сигнала другого человека. Для этого желательно обладать врождёнными способностями, хотя некоторые химические соединения, получаемые из форм жизни, которых принято называть «демонами», могут проявить скрытые таланты и значительно их усилить. Отмечено, что женщины открывают в себе новые способности гораздо чаще, чем мужчины. Подумай над тем, что я сказал, Берхард, а после небольшого перерыва продолжим.

Отец, как всегда, излагал учебный материал в доступной форме, но мне понадобилось время, чтобы осмыслить услышанное, которое я успел прозвать «теорией ведьм». Я решил применить её к Скай, а также остальным девушкам, участвовавшим в празднике. После чего пришёл к заключению, что начинка для пирога едва ли способствовала концентрации мысли. К тому же я был уверен, что подавлять мою волю, никто из них не пытался. В конечном итоге, Клаус, оказался прав: девушки, всего лишь играли в ведьм.

После перерыва отец сказал:

— В любом случае, каждая ведьма, если конечно она достойна этого звания, представляет собой мощного ментального оператора, потенциально способного взаимодействовать с ментально-ориентированными устройствами Древних.

— То есть, бывают сильные и слабые операторы?

— Точнее будет сказать, бывают ментальные операторы и сильные ментальные операторы. Чисто теоретически, не существует предела для концентрации мысленной энергии. Математические уравнения это подтверждают. Достигший наивысшей точки сосредоточения человек способен локально изменять фундаментальные законы физики. Возможно даже телепатическое общение между людьми наподобие радиосвязи. Но это в теории. На практике подобное осуществить нереально.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что концентрация мысленной энергии свыше определённого уровня начинает отрицательно сказываться на физическом здоровье оператора. Пока оператор задействует только кору головного мозга, ему почти ничего не угрожает. Если человек сумел использовать более шестидесяти процентов нейронов коры головного мозга, его можно считать сильным ментальным оператором. Предвидя твой вопрос, добавлю, что более восьмидесяти процентов нейронов использовать не получится — наступит неизбежная потеря сознания. Существует способ улучшить способности оператора. Способ опасный, доступный совсем немногим, и поэтому Древние запретили его массовое использование. Если энергию, накопленную в коре головного мозга сфокусировать через подкорковые центры, то можно получить многократное усиление. Проблема в том, что подкорковые скопления серого вещества управляют физиологическими процессами в организме. Если заставить их работать не по назначению, человек просто не сможет существовать дольше нескольких минут. Потом неизбежно наступит смерть.

— Получается, что в эти несколько минут человек становится по-настоящему всесильным?

— Может быть. Я знаю, что Древними проводились исследования с участием добровольцев. Результаты этих экспериментов до нас не дошли. Твоё любопытство удовлетворено?

— Да.

— Тогда продолжим по теме занятия. Для взаимодействия с простейшими ментально-ориентированными устройствами достаточно упорядочить работу десяти-пятнадцати процентов нейронов серого вещества коры головного мозга. Это очень просто. Нужно, всего лишь подавить спонтанное хаотическое мышление, неизбежно присутствующее в сознании у каждого. После этого мозг способен осуществлять приём и распознавание сигнала от устройства. Чтобы сгенерировать сигнал нужной силы, необходимо задействовать порядка сорока процентов нейронов. Среднестатистический человек вполне может этому научиться, для чего существует ряд развивающих упражнений. Чем мы сейчас и будем заниматься.

Отец очень ловко перекинул мостик между моими интересами и наукой, заставив на время позабыть о том, что происходит за пределами учебного помещения. Несколько дней я изучал технику мысленной фокусировки, а также методику защиты от обнаружения ментальными сканерами под названием «пустая голова». По словам отца, я делал успехи, хотя он сокрушался, что у Хранителей не осталось ни одного устройства, на котором можно было бы проверить мои способности. Плотный график занятий способствовал тому, что образ Скай отодвинулся куда-то на периферию сознания, но совсем не исчез. Видимо поэтому в день, когда отец позволил отдохнуть от учёбы, появилось острое желание снова увидеть девушку.

Оказавшийся на задворках памяти образ Скай постепенно терял яркость и детализацию, перестав подпитывать тлевший в душе огонёк радости, отчего стало совсем тоскливо. Помочь мне увидеться с ней мог только Клаус, который, как выяснилось, в тот день крутил тяжёлое колесо подъёмника. Увидев меня, он присвистнул и сказал:

— Привет, Берко! Ты выглядишь так, будто с той самой ночи ни разу не сомкнул глаз.

— Привет. Занятия были очень напряжёнными… — начал я, потом махнул рукой и сознался. — В целом, ты прав. Спал действительно плохо. — Я уж подумал, что ты по Скай так сохнешь, извёлся весь

Меня частенько удивляла проницательность Клауса, которую сам он так и не мог ничем объяснить. Тем не менее, в вопросах человеческих отношений мой приятель редко когда ошибался. Пришлось признать его правоту и на этот раз.

— Я же видел, как ты на неё смотрел. — Клаус расплылся в довольной улыбке. Такие взгляды говорят о многом. Подожди, я скоро сменюсь, и тогда пойдём навестить твою подружку.

— Не смейся, Клаус! Когда она успела стать моей подружкой?

— Может стать, если ты приложишь для этого хоть какие-нибудь усилия. Кот в перчатках не поймает ни одной мышки. Соображаешь?

— Да.

— Молодец. Не вздыхай так тяжко. Сейчас последний поддон с зерном поднимем, я переоденусь, и двинем в пекарню.

— Зачем? — Затем, что Скай трудится там. Это же ты у нас умник, которому положено учиться. А остальные своими руками добывают себе пропитание.

— Клаус! Ты же знаешь, что отец готов обучать всех желающих!

— Не злись. — Мой приятель вытер пот со лба и застопорил лебёдку. — Подначивать тебя я не собирался. У меня мозгов не хватит, чтобы понять и десятую часть того что известно тебе. Каждый должен заниматься своим делом. Кому — на подъёмнике стоять, а кому-то — думать головой. Пойдём, я ненадолго заскочу домой, чтобы переодеться.

По пути в пекарню я пытался моделировать будущий разговор со Скай, но из этого ничего не вышло, потому что мне так и не удалось представить, что она скажет в ответ. Я хотел рассказать ей о многом, но облечь все свои переживания в словесную форму не получалось. В жизни не считал себя косноязычным, но дальше банального «привет» продвинуться не смог, как ни старался.

Шедший рядом Клаус всю дорогу что-то говорил вполголоса и ободряюще похлопывал меня по плечу. Я был благодарен ему за поддержку, но внутренний диалог с самим собой занимал все мои мысли. Это была развёрнутая полемика, посвящённая моему нелепому поведению, и я постепенно убедил себя, что глупо так переживать, всё образуется само собой, как только увижу Скай. Создав, таким образом, в своём сознании точку опоры, я закрепился на ней и стал ждать дальнейшего развития событий.

В пещерном поселении, постоянно ощущался недостаток топлива для обогрева жилых помещений. Все к этому давно привыкли и не обращали особого внимания на холод и сквозняки. Всегда жарко было только в одном месте — в круглосуточно работавшей пекарне.

Я заглянул в приоткрытую дверь… вернее, это Клаус ткнул кулаком мне в бок и одним движением плеча пододвинул к двери. В озаренной красноватым светом из печей пекарне суетилось несколько женщин, одетых в простые балахоны из неплотной грубой ткани, больше напоминавшей мешковину. Видимо, только в такой одежде и можно было находиться возле пышущих жаром печей. Ткань просвечивала, нисколько не скрывая особенностей фигур работавших в пекарне женщин. Ближайшая из них стояла ко мне спиной в нескольких футах от двери и складывала в корзину свежевыпеченный хлеб.

— Эй, — несмело позвал я, — послушайте…

Голова женщины была повязана платком, и мне стало ясно, что нужно говорить громче. Пару раз кашлянув, я открыл рот, чтобы позвать работницу пекарни, но стоявший позади Клаус шлёпнул ладонью по двери. Женщина обернулась, а моя точка опоры покачнулась и медленно растворилась в её синих глазах.

— Привет…

— Привет, Король! — Скай засмеялась и поправила выбившуюся из-под платка чёлку. — До сих пор вспоминаю выбранную тобой начинку для пирога

После этих слов я совершенно растерялся и ждал, что стоявший позади Клаус придёт на помощь, но мой приятель, ещё совсем недавно теснивший меня к двери, успел незаметно улизнуть.

— Поторопись, Скай! — Крикнул кто-то из работниц пекарни.

— Уже иду! — Ответила девушка и, улыбнувшись мне, сказала: — Извини, на разговоры нет времени. Придешь сегодня вечером к дальнему водопаду?

Я кивнул, и в тот же миг понял, что именно должен ей сейчас сказать. Слова сами сложились в изысканную фразу, которая уже рвалась с моих губ…

— Я поняла, — прошептала Скай. — До встречи.

Она подхватила корзину с хлебом и поспешила вглубь пекарни.

Здесь мне нужно прервать своё повествование, чтобы рассказать о том, что произошло в пещерном поселении за полгода до описываемых мною событий. Однажды в горах произошёл особо мощный обвал, сотрясший, казалось самое основание горного хребта. Обрушилось несколько жилых пещер, но серьёзно никто не пострадал. После этого происшествия стали пропадать люди. Это случалось и раньше, но почти никогда обитатели пещер не исчезали бесследно. Жизнь в горах нельзя было назвать лёгкой, и несчастные случаи со смертельным исходом считались вполне обычным делом. Тела невнимательных и не слишком ловких поселенцев нередко доставали из глубоких трещин в скальной породе.

Внезапно исчезновения участились, и никто не мог отыскать ни самих людей, ни их тел. Среди жителей пещер поползли слухи — один нелепее другого, как обычно происходит при столкновении с необъяснимым явлением. Одни говорили о массовом самоубийстве людей, уставших жить в горах, другие заявляли о том, что люди просто сбегают на равнину в поисках лучшей доли. Кое-кто утверждал, что видел в пещерах странных незнакомцев, и после разговора с ними кто-нибудь обязательно пропадал. Никого из распространителей слухов не смущало, что большинство исчезнувших были молодыми девушками и женщинами, с хорошим здоровьем и крепкими нервами. Они не выделялись среди прочих обитателей пещер и никогда ни о чём подобном не помышляли.

Поиски в смежных пещерных лабиринтах ни к чему не привели — никто из разведчиков не смог обнаружить никаких следов пропавших людей. Встревоженные Хранители собрались на совет. Рассматривались различные варианты дальнейших действий, в том числе связанные с исходом из пещер. Но голоса разделились, и такое решение принято не было. Чтобы хоть как-то обезопасить людей, на окраинах жилых пещер постоянно дежурили патрули, в составе которых успело побывать почти всё взрослое мужское население. Эта простая мера помогла, и таинственные исчезновения прекратились, что вызвало всеобщее ликование. Радовались мы недолго. Прошло всего два месяца, и люди снова стали пропадать. Первой исчезла женщина по имени Дебра. На следующий день пропала Скай.

Я долго ждал её на условленном месте, слушал шум падавшей с потолка пещеры воды и повторял про себя слова, которые так и не успел сказать при встрече в пекарне. Ожидание не казалось слишком долгим, ведь, мне вновь предстояло увидеть девушку, у которой небесными были имя и глаза.

— О! Да это сам Берко. Привет, венценосной особе!

Пока я предавался мечтаниям, к водопаду, в сопровождении Франца пришла одна из участниц «праздника ведьм». Её кавалер протянул мне руку для рукопожатия, но моя неподвижно застыла на полпути после того, как девушка произнесла:

— Ты так быстро отпустил от себя Скай? Что-то не заладилось?

— Она ещё не приходила, — забеспокоился я. — Ты давно её видела?

— Да. Мы перекинулись всего несколькими словами. Она торопилась на свидание, и даже не остановилась со мной поболтать.

— Как бы чего не случилось, — озабоченно произнёс Франц. — Побудь здесь немного, Мелани, а мы с Берхардом пробежимся по окрестностям. Может, помощь какая-нибудь понадобится.

— Я одна не останусь. — Мелани зябко повела плечами, потом вдруг охнула и прикрыла рот ладошкой. — Вчера же Дебра пропала! Вы слышали об этом?

— Нет. — Ответил я, и Франц со мной согласился.

— Это опять началось! — Испуганно закричала Мелани. — Скай тоже исчезла!

Безысходность, звучавшая в её голосе, была просто невыносима. Я старался гнать от себя дурные мысли, предпочитая думать о том, что Скай где-то случайно задержалась по пути.

— Не кричи, — Франц обнял дрожавшую от страха девушку и, повернувшись ко мне, сказал: — первым делом найди Клауса. Пусть соберёт парней, и сразу же начинайте прочесывать соседние пещеры. Я провожу Мелани до дома и вернусь потолковать с патрульными. Может, они видели чего.

Клаусу не понадобилось долго объяснять ситуацию. Он покачал головой, витиевато выругался и отправился собирать людей. На призыв о помощи сразу же откликнулись пять человек из числа давних друзей Клауса. Добровольцев могло быть гораздо больше, но чтобы собрать их, требовалось время. К дальнему водопаду я возвратился даже быстрее, чем ожидал. Нас встретил Франц и сразу же предложил пройти к ближайшему патрулю.

— Что-то странное творится с ребятами, — сказал он. — Язык у всех троих заплетается. Думают долго, прежде чем на вопрос ответить. Вроде бы не пьяные, а ведут себя так, словно в подпитии.

— Они сказали, кто проходил мимо них в ближайшее время? — Спросил Клаус.

— Если бы… — с горечью ответил Франц. — Никто из них не помнит, когда они на пост заступили.

— Скай должна была мимо них пройти, если направлялась сюда. Пойдём, спросим.

— Бесполезная затея, Клаус. Они свои имена с трудом вспомнили.

— Хватит терять время! — Сказал я. — Всё это пустые разговоры. Нас здесь восемь человек. Разделимся на четыре группы и обследуем все окрестные каверны.

Возражений не последовало. Кто-то догадался захватить с собой факелы, и это сослужило нам хорошую службу. Пещерная сеть в районе дальнего водопада не отличалась большой разветвлённостью. Узкие, в основном закольцованные каверны были не намного шире обычных скальных проходов. Обыскать их особого труда не составило, что мы и сделали за рекордно короткое время. Ничего не нашли. С одной стороны, это было плохо, а с другой, ещё сохранялась надежда, что Скай по каким-то причинам задержалась в тех местах, где её встретила Мелани.

Позже всех к месту общего сбора подошёл Клаус. Дождавшись, когда выскажутся остальные, он отозвал меня в сторону и негромко произнёс:

— Есть там одно странное место, Берко. Будет лучше, если ты взглянешь сам.

— Где именно?

— Развилка неподалёку от патрульных.

— И что там необычного? — Я уже был готов перенести поиски ближе к жилым пещерам и не совсем понимал, что же хочет показать мой приятель. — Какие-нибудь следы?

— Нет. — Клаус нервно дёрнул плечом и сплюнул себе под ноги. — Я пока не ходил в тот коридор. Лучше, сам посмотри

Честно говоря, меня это здорово разозлило. Захотелось сказать Клаусу что-нибудь резкое, напомнить о том, что мы здесь все с ног сбились, ищем Скай, а он не может осмотреть один единственный проход. Ещё мгновение и я произнёс бы всё это, но вовремя остановился, сообразив, что мой приятель ведёт себя очень подозрительно и чего-то не договаривает.

— Что случилось, Клаус?

— Я думал, ты сейчас наорёшь на меня, Берко. Не сдерживайся. Я этого заслуживаю.

К нам подошёл Франц.

— Пора расширить зону поисков. — Сказал он. — Здесь больше делать нечего.

— Погоди немного. — Ответил я. — Мы с Клаусом кое-что проверим и вернёмся.

— Только недолго, — предупредил Франц. Я кивнул в ответ и двинулся в указанном Клаусом направлении. Мой приятель шёл следом, но по мере приближения к развилке, стал отставать. На первый взгляд, ничего особенного в этом проходе не было. В дрожащем свете факела стены и пол стали казаться ещё более неровными. Потолок выглядел совершенно ненадёжным, и при одном взгляде на него, стало понятно, что он готов рухнуть от малейшего толчка. Заставив себя сделать пару шагов вперёд, я убедился, что проход настолько узкий, что в нём не хватает воздуха для дыхания, стены стискивают со всех сторон, наваливаются каменными глыбами…

Я немедленно выскочил оттуда и облегчённо вздохнул, оказавшись рядом с Клаусом. Он сочувственно на меня посмотрел и спросил:

— Ты тоже их видел? Мерзкие, правда?

— Душно там, воздуха не хватает.

— И они ещё ползают.

— Кто ползает? — Не понял я.

— А то ты не видел? — Скривился Клаус. — Там их несколько десятков, не меньше. Я снова заглянул в проход, но заходить туда не стал

— Там, конечно, отвратительно. С этим не поспоришь. Но я никого не вижу.

Примечания

1

* Morast (нем.) — болото, топь, трясина.

2

** тихие воды глубоки — немецкий аналог русской пословицы: в тихом омуте черти водятся

3

*небо (нем.)