Под ударом

Александр Афанасьев, 2023

Действие этого крутого шпионского детектива разворачивается в Восточной и в Западной Европе, в США и на территории СССР, в альтернативной истории. В этой истории Горбачёву не удалось развалить СССР, поскольку его вовремя застрелили враги перестройки. Именно поэтому ЦРУ совместно с британской разведкой затеяли опасную многоходовую комбинацию по нейтрализации советского влияния на страны Восточной Европы.

Истамбул, Турция. 20 ноября 1987 года

Каждой разведке, даже враждующей — нужно бывает время от времени поговорить с теми, с кем она враждует. Желательно в нейтральном месте и без свидетелей. Американцы для таких дел с русскими обычно используют Вену или Хельсинки. С англичанами — почему-то так получилось, что городом для встреч стал Стамбул. Город ветров…

Стамбул — город на Босфоре, столица четырех империй, город с непростой судьбой. Русские сюда шли — да не дошли, надорвались. А вот англичане дошли — годы 1919, 1920 — турки вспоминают как годы лютого, беспросветного национального унижения. А англичан в городе не любят до сих пор.

Тем не менее, Турция давно была членом НАТО и должна была в будущем стать членом Европейского объединения. Кемаль Ататюрк, родившийся в Салониках сын мелкого чиновника — поставил бывшую империю на дыбы, разом отказавшись от всего прошлого ради европейского будущего. Ататюрк — это запоздалый турецкий Петр Первый. А на его памятнике — внизу расположены меньшие по размеру статуи его соратников и тех, кто помогал ему поднимать Турцию из руин. Среди них — фигуры Климента Ворошилова и Семена Аралова, первого советского военного представителя в Турции. Англичан на памятнике основателю современной Турции — нет ни одного…

Британец прибыл в город первым. А может и не первым — он не знал, каким путем будет добираться русский визави и ему было в общем-то плевать. Он сам летел обычным гражданским рейсом через Франкфурт. Самолет был полон — бизнесмены, разбогатевшие турецкие гастарбайтеры, желающие похвастаться своим успехом перед родными. На него никто не обращал внимания, хотя все его считали своим.

В нем не было ни капли турецкой крови — хотя он был похож на любого обитателя Средиземноморья. Черные глаза немного навыкате, черные чуть вьющиеся волосы, кожа темнее, чем у обычного англичанина — скорее, как у индуса. Внешность он унаследовал от бабки, гречанки. И город был ему не чужим — потому что именно здесь в 1920 год прогуливающийся по набережной — тогда она еще не звалась «авеню Кеннеди» британский морской офицер вдруг увидел потрясающе красивую турчанку, одетую на европейский фасон. Он попытался заговорить с ней на своем жалком турецком, и услышал в ответ на превосходном английском с произношением Челтенхем Ледиз Колледж: «Можете не стараться, мистер, у вас все равно ничего не выйдет». Это и была его бабушка, дочь богатого греческого купца, учившаяся в Великобритании…

На выходе из аэропорта он не стал заказывать такси — а вместе со всеми бедняками сел в долмуш, на нем и доехал до Стамбула. Там он пересел еще несколько раз, пока не оказался на площади Таксим — довольно убогом подражании европейским площадям. Она была известна лишь тем, что несколько лет назад снайперы-националисты открыли здесь огонь по митингу оппозиции.

Еще тут разворачивался трамвай, идущий по историческому центру.

Англичанин сделал вид, что рассматривает архитектуру — хотя и рассматривать тут особо нечего было, а через несколько минут его окликнули:

— Ахмади! Дружище, ты ли это?!

«Ахмади» был его оперативный позывной в Омане.

Они обнялись, поцеловались по-турецки — то есть просто соприкоснулись щеками. Встречавший его офицер был высокопоставленным сотрудником турецкой военной разведки. Одновременно он сообщал британцам новости из мрачного мира правофашистской диктатуры Эврена в обмен на паспорта и деньги на начало новой жизни в Англии, когда дела пойдут совсем плохо…

— Я. Кто же еще…

— А ты не изменился.

— Зато ты…

Турок хлопнул его по животу.

— Кто плохо кушает, тому доверять нельзя!

— Даже так…

— Пойдем, прогуляемся…

Они пошли вниз по проспекту Истикляль к Галатскому лицею. Тогда на этой улице еще не было так людно, и магазинов столько не было. Это была одна их визитных карточек бывшей турецкой столицы — самая европейская улица города. Турецкое выдавали только типичные для турков выдающиеся деревянные закрытые балкончики — они назывались киоски, турки в них любили отдыхать.

— Я встречаюсь с русскими. У тебя всё готово?

— Конечно, друг.

— Можешь проследить, только ради Бога не трогай.

— Сделаем…

— Что нового здесь?

— Ничего, — вздохнул турок, — знаешь, Турция — это страна, в которой за десять лет меняется всё, а за сто — ничего.

— Как твой сын?

— Хочет стать футболистом… вах… позор на мою голову…

— Пусть приезжает к нам. У нас есть футбольные академии.

— О чем ты говоришь, друг?! Я хочу чтобы мой сын пошел по моим стопам — а не пинал мяч.

— Аллаху виднее.

— Аллаху виднее, только чем я его так прогневал…

Они прошли мимо Галатского лицея — лучшей светской школы в Турции. Тут улица делала резкий поворот — и шла к Тунелю.

— Послушай, дружище. Ты помнишь, Кямрана?

— Да, разумеется.

— Как закончишь, загляни к нему. Я тебе покажу кое-что.

— Что именно?

— Допросы русских. Точнее, грузин. У нас сейчас каждый день: что ни день, так переход границы. Один к себе столько золота примотал, чуть не утонул.

— Что говорят?

— Говорят, плохо все, русские грузин больше не любят, расстреливают. Этот Георгадзе никому дыхнуть не дает, воровал — смерть. Вах…

— Хорошо, загляну.

…

Вещей у англичанина не было. Он зашел на верхнюю станцию Тунеля — или закрытого фуникулера, ведущего вниз, к самому Босфору. Дождался вагона, попытался понять, кто его провожатые. Турки работают топорно, двоих он спалил. Под его пристальным взглядом они смутились.

Диктатура, однако. Профессионализму не способствует.

Выйдя внизу, он медленно пошел к пристани. Тут ловили рыбу, тут же ее жарили и продавали в разрезанной пополам булке. Народ ждал паром, чтобы перебраться в азиатскую часть Босфора. Моста через Босфор так пока и не было…

— Эфенди, вкусная рыба. Эфенди…

Англичанин остановился. Наглец держал его за рукав

— Сколько хочешь за свою рыбу?

— Всего три миллиона лир, эфенди⁴.

— Что-то дорого, маленький разбойник

Мальчишка вдруг сунул англичанину булку с рыбой.

— Тогда бери бесплатно, эфенди… — негромко сказал он. — А вон на том пароме тебе и чая бесплатно нальют.

Англичанин пристально посмотрел на маленького зазывалу, потом пошел в направлении паромной пристани.

…

Турецкие паромы — неотъемлемая часть стамбульской жизни и мало в каком городе движение по воде такое же интенсивное, как здесь. Стамбул расположен на двух берегах Босфора, западный — это еще Европа, восточный — уже Азия. Город как бы расползался вдоль берегов на многие мили, карабкался на склоны босфорских холмов — и потому речные паромы были одним из самых быстрых и удобных способов добраться из одного конца города в другой, особенно с учетом того, что в городе не было метро. Сами турки пользовались паромами повседневно, набивались на маленькие старые кораблики до отказа, нижняя палуба была закрытой, верхняя — открытой. Пока едешь, можно поразмышлять, полюбоваться игрой солнца в волнах, посмотреть на чаек и дельфинов…

Англичанин заплатил за проезд полмиллиона лир, не спеша протиснулся к лестнице, поднялся на вторую палубу — там были длинные, деревянные скамьи, отполированные до блеска за многие годы. На той, что опоясывала палубу — сидел неприметный человек, похожий на итальянского актера Витторио Меццоджорно⁵ из «Трех братьев». Глядя на этого человека, сложно было назвать его национальность и даже возраст — он был средним, а потому — почти безликим. Одет он был по-европейски, из турецкого на нем была только плотная кожаная куртка поверх пиджака.

— Чая, эфенди? — рядом возник официант, с подносом, на нем были парящие, маняще теплые грушевидной формы стаканчики с чаем.

Англичанин взял себе чая, подошел ближе.

— Я присяду?

— Ради Аллаха. Это место для всех.

Англичанин присел, держа в руке турецкий грушевидной формы стаканчик с яблочным чаем. Чай был горячий, он хорошо согревал на холодной верхней палубе. Дул ветер, над пароходиком вились назойливые чайки

— Хорошо согревает. А вы почему не пьете чай?

— Мне не холодно.

— Ну, да… русский медведь из Сибири.

— Я родился в Севастополе.

Англичанин допил чай. Сделал знак чтобы принесли еще два.

— Закажу и на вас. А пока мы бы хотели получить объяснения.

— По какому поводу?

Англичанин достал из просторного кармана фотографию и передал ее русскому.

— Это изъяли в Белфасте. Из нее были застрелены два британских солдата.

— Как жаль…

— Это не ответ.

— Почему же, ответ.

Англичанин никак не мог нащупать нить разговора.

— Вы начинаете войну против нас?

— Нет.

…

— Вы ее начали первыми. И ведете.

— То есть?

— Афганистан. Вы же поставляли туда снайперские винтовки. И ракетные установки «Милан», которые вы поставили, чтобы не связываться с американскими образцами. Но «Стингеры» вы поставили американские, потому что ничего подобного у вас не было.

— Это американские поставки.

— И ваши тоже. Какого черта? — взорвался англичанин — я не поверю, что вы не знаете. У нас нет денег на то, чтобы спонсировать такие акции. Мы — не вы! Нам не дают столько, сколько мы попросим.

Русский сделал примирительный жест рукой.

— Мы понимаем. И тем не менее, Дэвид, реальность такова — в Афганистане гибнут наши солдаты. Это происходит потому, что оппозиция получает помощь деньгами и оружием. Мы так же будем оказывать помощь деньгами и оружием всем, кто попросит.

…

— Если хотите, чтобы этого не было — пусть ваша миссис Ти надавит на Рейгана. Иначе это будет продолжаться.

Англичанин помолчал, пережидая гнев. Потом сказал:

— Ты понимаешь последствия, Юрий. Я думал, вы умнее.

— Последствия…

Русский потянулся в карман, англичанин напрягся. Но русский достал только кусок булки, и начал крошить его для чаек. Чайки ловили хлеб, который русский им бросал на лету.

— Знаешь, в чем разница между вами и нами, Дэвид? Долгое время мы пытались доказать, что мы — цивилизованная страна, что с нами можно иметь дело. А вы ничего не пытались и не пытаетесь доказать, поскольку ваша цивилизованность предполагается, так?

…

— Потому мы, пользуясь футбольной терминологией, играли по правилам. В то время как вы — нет. От того мы пропускали мячи. Но это закончилось. Мы больше не пытаемся выглядеть цивилизованной страной. И нам плевать, что о нас подумают. Нам больше нечего терять. Детанта больше нет. Доверия больше нет. Есть только Черный тюльпан. И пока он есть — вы тоже будете терять своих сыновей. Как мы теряем своих.

— А ты уверен, что вам нечего терять? — зло сказал англичанин

— Намекаешь на то что организуешь теракт у нас?

— Я этого не говорил.

— Но намекнул. Что ж, попробуй. Скорее всего, у тебя ничего не получится. Но если даже и получится…

…

— Знаешь, у меня есть сын. Он живет с матерью в Ленинграде. Он комсомолец, но покупает на черном рынке пластинки Битлс и слушает их.

— Я мог бы привезти, если бы ты сказал.

— Знаю. Но не в этом дело. Поколение моего сына не видит в вас врага. Оно видит только джинсы и Битлс. Может, хорошо если увидит?

Примечания

4

До 2005 года в ходу были неденоминированные лиры, сейчас это всего три лиры

5

Итальянская экранизация романа А. Платонова «Третий сын», перенесенная на итальянские реалии, в ней снимался и Микеле Плачидо. В 1981 году фильм получил четыре высшие награды итальянского кино.