На изломе

Александр Афанасьев, 2023

Роман "На изломе" – книга родившаяся из допущения, что 19 августа 1991 года было обычным днем, не произошло путча, и стороны подписали новый союзный договор. Но при этом – остались все горячие точки, по-прежнему плохо с экономикой, придуманные Горбачевым институты не работают, республики тянут одеяло на себя.В этих условиях – Москва обращает внимание на странную гибель украинского замминистра МВД Щекуна. Якобы его и всю семью расстреляла дочь, которую отец лишил наркотиков. На самом деле Щекун отправлял в Москву компромат, из которого следовало, что в Киеве процветает бандеровщина и готовится антисоветское восстание. Москва отправляет в Киев группу РУБОПовцев во главе с полковником Дедковым. Им быстро удается выяснить, что убийство было инсценировкой. Но и бандеровцы решают действовать – одна группа захватывает Верховный совет и всех депутатов в заложники, другая – устраивает покушение на президента Кравчука…

Днепропетровск, Украина. 03 июня 1992 года. Дедков

До Днепропетровска — можно было добраться разными путями — машиной, поездом, автобусом, самолетом. Я предпочел самый экзотический путь — сел на идущую в Днепропетровск скоростную «Ракету»³⁹.

Пока «Ракета» шла по Днепру — я мрачно думал об услышанном на ночном рандеву. Это не укладывалось в голове… ползучий государственный переворот, измена всего руководства украинской компартии.

Украина — всегда была Россией — по крайней мере, в головах. Точно так же, как курица не птица, Болгария не заграница. Никто не считал украинцев отдельным народом. Среднеазиаты, прибалты, грузины, армяне, азербайджанцы, казахи — да, это отдельные народы. А украинцы — это тот же самый народ. Украинцы служили и работали там же где и русские, в отношении них не существовало никаких ограничений. Да, были у них свои особенности, например — сало, над чем беззлобно подтрунивали. Но никто и никогда не отделял украинцев от русских. Тот же грузин мог несколько поколений жить в Москве и не знать даже грузинского языка — но он все равно оставался грузином. Украинец, переехавший в Москву, автоматически воспринимался как русский, даже, несмотря на его фамилию.

И как же будет теперь?

На чем вообще базируется этот национализм? Прибалты — они чего-то там говорили про геноцид — хотя какой геноцид, достаточно сравнить Ригу или Вильнюс и любой другой город подобных размеров в центральной части России — и все вопросы сразу отпадают. В Средней Азии — восстания бывают или инспирированы местным руководством, или из-за наркотиков. Печально известные ошские события — вызваны переделом наркорынка, и только на публике говорится, что это из-за недостаточности земли. Что происходит между Арменией и Азербайджаном — это всем известно, они там охренели вконец. Грузия… там сложный случай, фактически там советской власти больше нет и идет война. Казахстан и Узбекистан явно недовольны тем положением, которое они занимают в Союзе и метят на роль своего рода выразителя интересов всей Азии в Москве. Молдова — там мутят воду румыны, а молдаване решили, что они на шару в рай въедут, хотя Румыния беднее их. Таджикистан — все, что там происходит, вызвано влиянием Афганистана… А как радовались, когда выводили войска — вот, теперь пошла война на нашу территорию, и то ли еще будет. А Украина…

Ей-то чего не хватает?

Откуда вообще это слово — москаль? И почему они решили, что я их объем? В конце концов, я разве не за деньги покупаю?

И вообще… а это нормально, что когда случилась беда в Чернобыле, весь Союз помогал Украине⁴⁰ — а они теперь такое говорят что мы их объели?

Бред… бред какой.

И все-таки… Как здесь красиво…

Ракета шла по Днепру, оставляя за собой расходящийся пенный след — и оставалось только наслаждаться красотой и мощью реки, ее зелеными берегами. Корабль был полон, на верхних палубах местные красавицы… да, тиха украинская ночь…

И во что же все это может превратиться, если и сюда придет весь ад межнациональной вражды. Один раз я это уже видел в Карабахе… обстрелы… взорванный автобус… дикую ненависть в глазах. Может, удастся здесь остановить все это?

…

У пристани в Днепропетровске я поймал такси. Водитель отлично знал, куда ехать — видимо, местная психушка была своего рода достопримечательностью. Такси, кстати, было частное, но проезд недорогой.

Днепропетровск впечатлял не меньше, чем Киев. Это очень похожие города, Днепропетровск стоит на том же Днепре, что и Киев — только ниже по течению, и тут и там есть право — и левобережная часть города. И тут и там — два берега скрепляют громадные мосты, в Днепропетровске они мне показались даже больше, чем в Киеве. Но вот застройка разная. Если в Киеве к реке в основном подступает зеленая зона, а современная многоэтажная застройка сосредоточена на левом берегу, на правом же — в основном застройка историческая — то в Днепропетровске высотная застройка подступает прямо к воде, и она тут в основном на правом берегу. И высотки тут — ничуть не уступают московским, вот что значит родина Брежнева. А вот асфальт разбитый…

…

Днепропетровская психушка — представляла собой комплекс мрачного вида зданий разных лет постройки, посреди буйно разросшегося парка. Я подошел к трехэтажному зданию, времен первых лет советской власти, про себя подумав — а почему так? Это была не первая психушка на моей памяти — и почему-то очень часто они находились как раз в зданиях постройки первых советских лет. Это что-то значит или нет?

Тяжелая рука повелительно легла ко мне на плечо — я чуть присел, не противодействуя силе и одновременно принимая более устойчивую позу — а потом вывел неосторожного из равновесия, используя его же силу против него самого и подножкой — повалил на землю с вывернутой рукой.

— Милиция.

К нам уже бежали.

— Извините… — только сейчас я понял, какого гиганта завалил — обознался…

Я ослабил захват…

…

— Простите… можно ваше удостоверение?

Профессор, невысокий, в очках, при виде его у меня почему-то возникала упорная ассоциация со скворцом — переписал данные в перекидной календарь перед собой. Удостоверение я ему, конечно же, в руки не дал.

— Извините. Просто сейчас много всяких… пытаются водку, курево, наркотики передать… а то и освободить. А вы… не похожи на милиционера, извините.

— Извиняю.

— Вон… даже санитар наш обознался.

— Много кто обознавался.

— Понятно. Москва…

— Да. Главк МВД.

— И что от нас надо Москве?

— Не догадываетесь?

— Простите, нет.

— У вас много подследственных сидит? — спросил я, меняя тему.

— Да, достаточно, — со вздохом признался доктор, — уже девать некуда. Сейчас все на невменяемость косят.

— Простите, вы не представились.

— Извините. Главный врач, Даниил Розен.

— Профессор Розен?

— Увы, нет. Только кандидат.

— Значит, экспертизу по Ксении Щекун вы подписывали?

И по тому, как метнулись глаза профессора, я понял — виновен. Однозначно — виновен.

Мы ведь опера. Волки. Кормят нас ноги, а живы мы только благодаря оперскому чутью — не будь его, давно бы похоронили нас под троекратный залп. И оперское чутье — это то, что помогает нам раскрывать преступления. Ведь раскрывает не следователь, следователь по факту только оформляет. А мы.

В какой-то момент, когда ты расследуешь преступление, ты понимаешь — вот кто виновен. И дальше уже — вопрос улик. Конечно, это далеко не всегда получается именно так… по большинству преступлений и раскрывать то ничего не надо — вот труп, вот орудие преступления, вот похмельный преступник — следователю только допросить да обвиниловку составить, всего-то. Есть преступления, которые раскрываются экспертными методами, тут тоже многое от следователя зависит, правильно экспертизы назначить — это тоже искусство, понимать, какую именно назначить и какие вопросы эксперту поставить. Есть преступления, которые раскрываются случайно — проговорился преступник, задержали его случайно или случайно его кто-то видел. На такие преступления — а их минимум 95 процентов — особо и мастеров то не надо, нудная, тупая работа.

Но есть неочевидные случаи — не меньше трети из них, кстати, так и остаются нераскрытыми, так что у преступника хорошие шансы, надо сказать — и при таких неочевидных случаях — нужны мастера своего дела, с хорошим чутьем. Таких не готовят в милицейских учебках — в учебке готовят кадры для 95 процентов преступлений. Для оставшихся пяти — кадры готовят сами опера, кропотливо отбирая учеников и передавая им свой опыт — как им в свое время передали. Меня готовил Герасимов. И подготовил. Поэтому, я точно знаю — лжет профессор. И боится. Что-то намудрил он в заключении.

— Мне надо увидеть Ксению Щекун. И прямо сейчас.

— Но вы не можете…

— Могу. Доктор, я даже могу вызвать сюда «Альфу», в течение шести часов она будет здесь. Вам это надо?

Вообще-то «Альфа» подчинялась теперь российскому КГБ и никакого права вызывать сюда «Альфу» я не имел. Но репутация у группы была зловещей, быль и небылицы передавались из уст в уста и припугнуть профессора, промышляющего карательной психиатрией — было не лишним.

…

— Ксения?

Я присел на койку в палате. Палата была на двоих, но Ксения была в ней одна. Она тупо смотрела в зарешеченное окно и ничего не говорила.

У меня не было ее фотографии — и только сейчас я увидел, какой красивой она была. Даже тупое выражение лица и потухшие глаза — не могли ее испортить, с ее пепельными волосами и тонким, почти иконописным абрисом лица.

— Ксения… можно я возьму твою руку?

Она никак не прореагировала… я сделал то, что сказал. Медбрат дернулся, но не прореагировал. Может, потому что репутацию в этом отстойнике человеческих душ — я уже заработал.

Следы от уколов. Сказать, колют ее здесь или это с тех времен — невозможно.

Я опустил взгляд ниже… на ней был халат. Заметил следы уколов на ногах, поднял взгляд на медбрата. Тот не выдержал, сделал шаг назад.

— Что, крест-накрест? Думаешь, на суде поймут?

— Мне-то что? — буркнул медбрат. Доктора прописывают, их судите. Нашли виноватого…

— Осудим. Не переживай, осудим. Не заметил, что времена сейчас другие стали? Демократия… Головой думай, дуболом. Ты ведь крайним будешь — сечешь?

Ксению пытали. Подробности я знал от правозащитников, с которыми приходилось сталкиваться — речь шла о подкожных инъекциях серы. Фашисты применяли инъекции серы в качестве пыток, затем — фашистские методы переняла советская психиатрия. Инъекции серы делали в ноги, в самых тяжелых случаях — крест на крест, то есть в ноги и под лопатки. После даже одной инъекции серы — температура поднимается до сорока, начинается бред, человек не может ходить, падает — и все это продолжается несколько дней. Никакого лечебного эффекта эти уколы не оказывают, это просто издевательство. Хотя официально это разрешено, и даже рекомендуется при лечении наркомании. Психиатрия — это одна из тех сфер советского общества, где до сих пор нет ни раскаяния, ни покаяния.

— Ксения. Ты хочешь домой?

Она посмотрела на меня.

— Домой…

Она вдруг дико заорала — так что даже я, много чего повидав до этого — отшатнулся

…

— И чего вы добились?! — раздраженно сказал Розен. — У пациентки снова обострение.

— Сера, доктор?!

— А в чем дело?

— Да ни в чем. На себе пробовали? Каков эффект?

— Это рекомендованная процедура для пациентов с заболеванием наркоманией.

— Где ее карта, доктор? Я ее забираю.

— Не имеете права.

— Имею. И ее я тоже заберу.

— Она осуждена к принудительному лечению. Есть приговор суда.

— Заместитель генерального прокурора СССР принес протест по этому делу, приговор будет пересматриваться. Верховным судом — в Москве, а не в Киеве. Пока что мы этапируем ее. Вы уверены в том, что написали в своем заключении?

— Конечно!

— А мне кажется, вы его подмахнули, не читая, доктор. Иначе бы не спихнули в одно заключение шизофрению и белую горячку. В курсе, кстати, что Прокуратурой Союза проводится работа по расследованию нарушений законности при процессах, обусловленных политическими причинами?

— Вы бред какой-то говорите.

— Бред — это по вашей части, доктор. Этот телефон на межгород работает?

— Да…

— Пока готовьте пациентку. Я сейчас позвоню в Киев. Необходимые документы перешлют по фототелеграфу…

…

А дальше — произошло то, за что я себя никогда не прощу.

Я не имел права спать в одной палате с пациенткой — хотя должен был встать там с пистолетом и не пускать никого. Вместо этого — я позвонил в Киев, нашел Дамира, попросил организовать бумаги и выслать фототелеграфом на адрес УВД Днепропетровска. Счел, что достаточно перепугал доктора, и он не осмелится. А ночью раздались крики.

Когда я подбежал, все было уже кончено. Я оттолкнул дежурного медбрата, прорвался в палату. Пульса нет, море крови. Мои руки были в крови… все было в крови.

Так плохо не было со времен Афгана.

В луже крови лежал осколок стекла — им она вскрыла бедренную артерию. Не знаю, как она вообще сумела дотянуться.

Судя по температуре тела — два-три часа.

Я посмотрел на стекло — оно было целым. Судя по толщине и цвету — осколок от оконного стекла.

Сохраняя остатки рассудка, я осмотрел ее пальцы. Ни на одном — нет порезов.

— Когда сменилось дежурство?

— Два часа назад.

— Обход делали? Правду!

— Нет.

— Сменщика как звали? Знаете, где живет? Поехали.

…

— Здесь?

Я не знал город. Я не имел вообще никакого права делать то, что я делаю. Я не имел ни постановления об обыске, ни ордера на арест, ни вообще ничего подобного. Я не был ни комиссаром Каттани, ни следователем Гдляном. Но я — должен был это сделать.

Чтобы потом все это не являлось ко мне во сне каждый день.

— Здесь.

— Который дом?

— Вон тот.

— Этаж? Этаж!? — рявкнул я.

— Второй. Дверь слева.

Мы были на психушечной «буханке», вместе со мной были водитель из психушки и медбрат. Я протянул руку — и выдернул ключ из замка зажигания.

— Попробуйте только просигналить…

Дослал патрон в патронник, перебежал к дому. Тихо. Прислушался… ничего, присмотрелся… света, по-моему, нет, хотя не уверен. Тиха украинская ночь… все спят. Тут есть балкон, но идти через него… нет, лучше все-таки через дверь…

На лестнице — пахло почему-то квашеной капустой, через закуренные окна — лился мутноватый лунный свет.

Вот и дверь. Я порылся по карманам… набора для того, чтобы взламывать замки — не было. Да и какое право я имею взламывать?

Прямо перед носом, на приколоченной к косяку дощечке был звонок. Если по закону, я должен позвонить в дверь, и сказать — откройте, милиция. Возможен вариант — Але, Леха, ну ты идешь? Или что-то в этом роде.

Спрятав руку с пистолетом за спину и встав так, чтобы меня не было видно в глазок, я нажал на кнопку звонка. И тут — все взорвалось…

Примечания

39

Ракета — скоростное судно на подводных крыльях. После падения СССР — движение Ракет по Днепру прекратилось. Его планировали восстановить в 2015-м, были пробные рейсы — но восстановили или нет, автору неизвестно.

40

Напомню, что пришлось переселить целый город, стоял вопрос об эвакуации Киева и переносу столицы в Харьков. Мало кто знал, что только героическими усилиями ликвидаторов удалось не допустить разрушения еще трех реакторов — а возможность такого была, и тогда могла бы вымереть Белоруссия и весь север Украины. Стоимость спасательной операции не поддается подсчету — и понятно, каким камнем она легла на проблемный бюджет. А ведь через два года после Чернобыля — произошло землетрясение в Спитаке, и снова полреспублики в руинах, и снова нужны деньги. Так что крушение СССР вызвано не только ошибками и преступными действиями — но и уникальным стечением неблагоприятных обстоятельств