Время нашей беды

Александр Афанасьев, 2016

Эта книга – о нашем ближайшем будущем. О будущем, которое, хочется надеяться, никогда не наступит, но выглядит до ужаса реальным. О России, в которой случился свой Майдан и под аплодисменты «общечеловеков» к власти пришли настоящие демократы, для которых слово «патриотизм» – пустой звук. А против них поднялись те, для кого этот звук вовсе не пустой. Итак, Россия, год 2017…

Уральск, Россия

13 мая 2017 года

Приняли меня, в общем-то, буднично. Как только вышел из подъезда — так и приняли. Без маски-шоу…

Вот тебе и Сергей Васильевич Горин…

Привезли меня не в республиканское МВД, в центре, а в одно из районных, на окраине. Окраина, в общем, это еще поискать надо такую окраину. Тут лет двадцать назад граница города проходила — больница, несколько общаг, заводские корпуса, глубокий овраг. Это все по одну сторону дороги, по другую — пяти и девятиэтажки, частью — хрущевки, частью — более свежие «ленинградки», кирпич. А теперь тут несколько торговых центров и застройка — свежая, несколько жилых комплексов возвели — по шестнадцать, по двадцать этажей. И следом — провели улицу и начали ее застраивать. Так что это еще вопрос — окраина или…

Провели через дежурку, там, в коридоре, старая такая скамья стоит — массивная, советских еще времен, крашенная столько раз, что краска составляет значительную часть веса этой скамьи. Посадили, пристегнули наручником. Бить не били — сейчас везде камеры стоят, все записывается, за избиение задержанного можно реально из органов вылететь — это я знаю, у меня однокашник в органах работает…

Сижу. Жду. Пару алкоголиков мимо провели — этих сразу в обезьянник, на ногах не стоят. Даже отсюда слышится нудный и резкий фальцет какой-то старушки, которая, как я понял, жаловалась на соседа.

Жесть…

Что касается меня… то я чел хитрый, ломом подпоясанный, и вменить мне что-то вряд ли возможно. Дело в том, что и бронежилеты, и форма — совершенно законный товар, который я могу хранить совершенно свободно и в любом количестве. И у меня нет никакого оружия, кроме легального и официально зарегистрированного. И патроны, которые я покупаю, — они все законные, покупаются на законно хранимое мной оружие. И прицелы, если их найдут, никто не мешает мне хранить хоть сколько прицелов. И патроны — законом не лимитировано, какое количество патронов я могу хранить.

А самое главное — есть у меня козырь. Я вполне официально зарегистрировал на себя юридическое лицо, с кодами по ОКВЭД на оптовую и розничную торговлю, сдаю нулевую отчетность и даже заказал делать интернет-сайт. Так что весь мой запас бронежилетов и формы имеет и другое объяснение: создаю интернет-магазин и собираюсь торговать всем этим. Все, чем я располагаю, еще раз подчеркиваю, — полностью законно. Почему до сих пор не открыл? Ну, там, не урегулировал кое-какие вопросы. С логистикой, например. В любом случае есть правдоподобное объяснение, и дальше — я как бы могу и не объяснять. Как я люблю повторять — быть дураком не противозаконно…

Сидим… ждем…

Есть ли у меня претензии к Горину? Да нет, никаких нет. Каждый крутится как может. Только вот… противно все это. Даже не противно — а противненько. Вот — точное слово. Противненько. Человек кажется таким пузырем… мыльным… красивым, большим, разноцветным, переливающимся. А потом — ткнешь пальцем, и нет ничего, только руки в чем-то липком и противном. Вот так и тут.

Не верь. Не бойся. Не проси.

В дежурку прошли менты — несколько человек, с дежурства, прошли тяжело, шумно. Один недоуменно покосился на меня — на обычного клиента полиции я не был похож, трезвый и прилично одет. Таких можно было увидеть в ОБЭПе, как у нас говорят — в «бизнес-центре „Байкал“», потому что именно там квартирует ныне ОБЭП — но не здесь.

Наконец, спустились и по мою душу.

— Поднимайся, пошли.

В этом РОВД я был двадцать шесть лет назад…

Тогда произошла совершенно идиотская история. У нас был гараж… тогда у многих были гаражи за городом, никто не понимал самого идиотизма ситуации — держать машину в нескольких километрах от дома. И когда убирали снег, то снегом выдавило воротину. Получилось так, что можно просунуть руку и открыть гараж изнутри. Так кто-то и сделал — внутри стоял новенький, даже без номеров мотоцикл. Был и сплыл. Тогда-то я и побывал здесь. Пытались меня раскрутить на то, что это я угнал мотоцикл, разбил и где-то бросил. Ну, чтобы уголовное дело не возбуждать, сами понимаете. Висяки никому не нужны.

С тех пор, конечно, многое изменилось — и я поумнел, и милиция стала полицией, и вон — вместо печатных машинок — «Крафтвеи»^[5], вместо ситчика на окнах — жалюзи. Суть только не изменилась.

— Фамилия, имя, отчество…

Привычно заполняем протокол допроса — не раз делал это на Ленина. Или объяснения… наверное, объяснения, раз у меня нет ни адвоката, ни постановления о признании меня подозреваемым. Интересно, а дело есть?

— Работаете?

— Частный предприниматель.

— С какого года?

— С две тысячи четвертого.

Частный предприниматель — удобная конструкция, поскольку позволяет заниматься всем чем угодно. Насколько я знаю, во многих странах Запада такого понятия — «частный предприниматель» — нет, надо открывать юридическое лицо. А еще говорят, что у нас препятствия для бизнеса…

— Чем занимаетесь?

— В смысле?

— Что предпринимаете?

— Консультации.

Тоже очень общее понятие. Понимай как хочешь.

— На протяжении длительного времени вы заказываете военное оборудование и снаряжение. Вы это подтверждаете?

— Я заказываю военную форму, бронежилеты и разгрузки. Обувь.

— То есть подтверждаете?

— Я дал ответ.

— Хорошо. С какой целью вы заказываете военную форму, бронежилеты и разгрузки?

— С целью перепродажи.

— Перепродажи кому?

— Покупателям. По Интернету.

— Поясните.

— Я собираюсь открыть электронный магазин и торговать амуницией.

— Уже открыли?

— Нет, готовлюсь.

— Но закупаете уже сейчас.

— Да.

— Почему?

— Цены растут. Деньги обесцениваются. Инфляция.

Дознаватель нервно колотил по клавишам.

— Вы являетесь владельцем гражданского оружия?

— Да.

— Какого именно?

— Три гладкого, шесть нарезного, один по коллекционной лицензии. Три газовых пистолета, два — ограниченного поражения.

— Зачем вам столько оружия?

— Имею право.

— Это не ответ.

— Почему? Ответ.

Дознаватель вбил ответ.

— Вы покупаете патроны?

— Да.

— С какими целями?

— Чтобы стрелять.

Следователь посмотрел что-то в своем планшете.

— За этот год вы закупили почти две тысячи только винтовочных патронов.

— У меня две винтовки.

— И вы из них стреляете?

— Да.

— То есть вы сделали две тысячи выстрелов из своих винтовок?

— Я член Конфедерации практической стрельбы. Если хочешь побеждать в матчах, надо много стрелять. Две тысячи — столько можно расстрелять за день интенсивной тренировки.

— Я вам не верю.

— Ну… возможно, я немного приукрасил. Но семьсот-восемьсот за день — реально.

— А автоматные боеприпасы. Вы их тоже покупаете?

— Да.

— И тоже стреляете?

— Да. Это запрещено?

Дознаватель повертел ручку в пальцах. Это один из тех вопросов, которые больше всего не любят менты. «Это запрещено?»

— В отношении вас есть информация.

— Какая?

— Я не могу раскрывать. Но вы должны понимать какая.

— Я ничего не должен.

Молчание. Молчаливая дуэль взглядов. Он понимает, что меня не так-то просто расколоть — наверное, ознакомился с моим делом. И понимает, что если что-то пойдет не так — руководство его не прикроет, сделает крайним. Вот, кстати, в этом — а не в каких-то мифических законах, которые надо принять и все будет зашибись, — и заключается одна из проблем полиции и корень ее беззубости. Ни один сотрудник не сомневается в том, что руководство, случись чего, не только не будет его прикрывать, но и сделает его крайним, обвинит во всех грехах. А должно быть совсем не так — за сотрудников отвечает руководство.

— У нас есть данные, что вы входите в группу, которая создана с целью поддержки незаконных вооруженных формирований.

— Каких именно?

— Новороссии.

Это с каких это пор ополченцы Новороссии стали незаконным вооруженным формированием? Постыдился бы. С тех пор как Бельский у власти? Уже успели зафиксировать прогиб?

Козлы.

— Это не так.

— В таком случае зачем вы покупаете столько патронов?

— Для тренировок.

Следователь достал несколько фотокарточек.

— Вам знакомы эти люди?

Я посмотрел. Ну, в общем…

— Да.

— При каких обстоятельствах вы познакомились?

— На стрельбище.

— То есть они тоже стрелки?

— Члены IPSC, — поправил я.

Ох, и корежит же нашу родную российскую полицию сам тот факт, что есть люди с оружием и что они — простые граждане, им неподконтрольные. Просто крышу срывает. Если бы наше общество было безоружным, если бы по примеру той же Великобритании запретили все и вся — был бы тут праздник. И это при том, что инцидентов с гражданским оружием у нас намного меньше, чем в тех же США.

Вспоминается высказывание одного деятеля. Обычный человек не может владеть оружием, потому что владение им не отвечает интересам государства. Как-то так… по памяти привожу. Знаете, чьи слова? Генрих Гиммлер!

Они бы запретили. Пролоббировали бы все и вся… как они еще в начале девяностых вернули со второго на первое чтение законопроект, предусматривавший гражданский короткоствол. Это было тогда, когда Дума отнюдь не была послушной — и все-таки вернули, доказали, пролоббировали. Вот только они же держат оружейную торговлю, там полно отставных ментов. И потому им приходится извиваться… придумали ОООП — огнестрельное оружие ограниченного поражения, резиноплюи. И продают его нам — по цене неплохого ствола в Штатах. Балансируют между жадностью и страхом.

Козлы.

— Члены IPSC…

— Они стреляют с вами…

— На том же стрельбище.

— Вы можете называть их друзьями?

— В какой-то мере.

— То есть?

— Детей я с ними крестить не буду.

— Они также помогают Новороссии?

Придурок.

— Я ничего не знаю о Новороссии.

— Вы встречались с ними за пределами стрельбища?

— Да.

— С какими целями?

— Попить пиво. Половить рыбу.

— Что вас с ними связывает? — дознаватель явно злился.

— Пиво. И рыба. Еще стрельбище.

В дверь постучали.

— Не сейчас!

Придурки… вот же придурки. Надо было меня в прокуратуру везти. Игра на уровне провинциального театра.

Без стука зашел Горин. Огляделся…

— Догадался?

Я пожал плечами.

— А чего ж нет? Дознаватель — а вопросы задает как прокурорский следак. Я все-таки ментовские порядки знаю.

— Ну, извини. Это — Сергей. Сергей — Александр.

Криво усмехнулись друг другу.

— Обнимитесь, — потребовал Горин, — так у нас принято…

Обнялись. От мента пахло дешевым одеколоном… честный, видно, взяток не берет. Никогда не забуду, как сидел в кабинете подполковника, замначальника ОБЭПа. И чем от него пахло.

— Дальше что? — спросил я.

— Я отзвоню.

Примечания

5

Законом запрещалось для спецслужб покупать компьютеры с импортными комплектующими, а «Крафтвей» единственный производил технику на российских же процессорах.