Предтеча. Роман

Александр Анатольевич Бабчинецкий

Русь, середина десятого века. Набеги кочевников. В русском народе пока нет объединяющей силы. Её может дать только общая религия. Прекрасно понимая это, киевская княгиня Ольга принимает христианство по греческому обряду и ищет поддержки в Византийской империи. Но интрига, затеянная родным сыном, не даёт завершить всё начатое. Вторая линия романа – история о подростке, который ищет уведённую в рабство родную сестру. У него свой путь к христианству. Лексика романа историческая и архаическая.

Мгновеньями он виден, чаще —

скрыт. За нашей жизнью при-

стально следит. Бог — нашей

дрёмой коротает вечность —

Сам сочиняет, ставит и —

глядит

Омар Хайям. Рубаи.

© Александр Анатольевич Бабчинецкий, 2017

ISBN 978-5-4485-5855-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая. Полон

1

Огромный раскалённый диск появился над степью и разлил по ней кровавый свет. На вершины высоких холмов, протянувшиеся извилистой цепью и на росшие рядом высокие, но чахлые деревца, легли первые красноватые тени, а следом всё в округе переменило серо-жёлтый оттенок на розово-алый. И вскоре уже ничто не сумело укрыться от обильного окрашивания.

Малинка подняла голову, но, увидев над собою плеть кочевника, в страхе распростёрлась на высохшей траве. Так она пролежала некое время, однако услышала гортанные крики, которые призывали вставать. Весь полон зашевелился, поднимая к безоблачному небу столбцы пыли. Погонщики бегали от одной людской связки к другой и ударами палок и ногами заставляли пленников идти. Наконец человеческий ручей ожил, задвигался, но на земле то тут, то там остались лежать неподвижные люди. Трупы. Пленники умирали от голода, мора и побоев. Сколько их осталось на рабских дорогах из сердца Руси к Понту Эвксинскому? Тысячи? Десятки тысяч?

Малинку связали в паре с Даркой, северянкой из-под Чернигова. Раньше с нею шла из дреговичей¹, но седмицу назад померла от какой-то хвори: кашляла часто. Соседка несла на руках младенца, он уже держал головку, но всё время плакал от постоянного недоедания из-за хилой груди матери. А Дарка сохла день ото дня, ей тоже не хватало еды.

И как-то раз мать стала просить поесть себе и ребёнку. Кое-как, печенежскими словами и просто знаками, дала понять степняку, что от него требуется. Поганый хитро ухмыльнулся и начал щупать немытыми руками под платьем Дарки. Она стояла в напряжении от бессилия и злобы. Отвязав её от Малинки, затащил молодую женщину в свою кибитку. Долго не приходила Дарка, уж солнце перевалило за полдень, наконец появилась. Взяла у Малинки ребёнка, что-то сунула ему в ротик, малыш начал сосать, после немного покашлял и заснул.

Людей остановили на отдых. Дарке удалось сесть в тени чьей-то телеги. Женщина задремала. Малинка вопреки предубеждению беззастенчиво разглядывала её измученное лицо. И только тут обратила внимание на седые пряди, появившиеся совсем недавно. Девушка поняла, куда и зачем таскал погонщик женщину. И не отвращение к ней, но жалость и некоторую брезгливость ощутила вдруг в себе, однако ни словом, ни чем другим не выразила это.

Через час или два нестройная колонна поднялась, зашевелилась и двинулась дальше под гортанные выкрики степняков. На следующий день всё повторилось. Так продолжалось почти неделю. Дарка даже несколько поправилась, её ребёнок перестал кашлять и почти не плакал.

И вот однажды… Всё началось также с утра. Малинка держала на руках малыша, ожидая возвращения его матери. Но не вышла она, а выскочила из кибитки, а за нею с рёвом дикого зверя бежал кочевник, который стегал её плёткой по спине и голове. Ребёнок проснулся то ли от шума, то ли от голода и закричал.

— Ах ты, погань немытая! — возмущённо простонала Дарка. — Я те покажу, как грязь свою мне в лицо тыкать. Да лучше сдохну, чем возьму.

Погонщик ещё несколько раз вытянул женщину вдоль спины, она вскрикнула, опустившись на землю. Платье сзади было словно разрезано, из ран сочилась кровь.

Ближе к ночи пленников подвели к неведомой речушке, а рядом чёткий отблеск луны купался в маленьком озере. Некоторые кинулись к нему, но тут же с криками отвращения и предупреждения остальным пошли дальше, к реке: вода в озерце была солёная. Никто не обратил внимание, как Дарке удалось освободиться от пут и воспользоваться беспечностью охраны.

Она сунула ребёнка растерявшейся Малинке и куда-то исчезла. Можно было бы предположить, будто женщина решилась даже бросить дитя и бежать, но нет. Она отлично понимала, что в её положении думать об одиночном побеге равносильно самоубийству. Случайно увидела, что кибитка её обидчика пуста. Забравшись туда, начала обшаривать все укромные уголки, не ведая страха и не боясь наказания за самовольное вторжение. Настойчивость была вознаграждена: в руках оказался клинок дамасской стали. Восхищение преклонилось пред собой, губы коснулись холодного металла. Дарка змеёй выскользнула из кибитки. Она дождалась возвращения кочевника и, прыгнув на него сзади, словно разъярённый хищник, всадила в его спину орудие мести. Сама же, как ни в чём не бывало, забрала у Малинки ребёнка и чем-то его накормила и даже угостила девушку вкусными лепёшками, от которых пахло кизячным дымом и конским потом. Малинка не придала особого значения долгому отсутствию Дарки

— Его нет, и уже никогда не будет, — глухо сообщила северянка. — Он никогда и никого больше не станет мучить и хватать немытыми лапами. Как же они мне все противны!

И только теперь девушка увидела покрывшуюся, словно хлопьями снега, голову подруги.

Следующим утром кочевники хватились погонщика, стали искать и обнаружили в кибитке его остывший труп, почти сразу же забрали с собой Дарку. Больше Малинка её не видела. Позже кто-то говорил,,что печенеги изрубили её, но некоторые отрицали это и уверяли, будто ей удалось бежать с группой пленников, которых она сумела подбить на отчаянный шаг.

Так или иначе, но после этого случая степняки уже лучше обращались с людьми, смертельные случаи прекратились. Теперь девушка осталась без пары и брела позади всех. Она стала чаще вспоминать прошлое, когда жила в городище. Весьма живо представила всю родню, припомнился даже раненый воевода, но от этого стало ещё горше и тоскливее. Что-то вдруг затуманило взгляд. Перед глазами всё расплылось в белесой мгле, а после, будто всё во сне…

— Экой дрёма, а ну подымайся, всю Купалу проспишь! Девки, поди уж, хороводы подле речки водят, песни играют, аль не любо тебе?

Малинка перестала тормошить брата. Теперь стояла, подбоченившись, в ситцевом летнике² и теребила тонким пальцем цветастое вплетение в косе.

Вокша повернулся на другой бок и открыл глаза. Он вместе с соседскими подростками был в ночном, а после него так хочется спать. Страсть! Уже вечерело. Красный диск светила краем лучей кровавил головы зелёным великанам, которые разбрелись вдоль серебристого извива Безымянки. Лёгкий ветерок шаловливо шелестел их листвой.

— Отец велел тебе Белку искупать. Колдун сказал, будто поправится лошадка, а Некраска поведёт Буланку.

— Не лукавь, Малинка, — пожурил сестру.

— Ей, ей, правда, чтоб блиставица (молния) меня шарахнула.

— Ладно, сестрица, айда на луга.

Вокша и Малинка вывели Белку и пошли к реке. По дороге их нагнал Некрас. Подростки бежали по высокой траве, путаясь в её шелковистых прядях. И с разбегу бросились с визгом и громкими криками в тёплую влагу, ныряли в ней и по — озорному плескались.

— А вода хороша, что парное молоко, да, Некрас?

— Правда, хороша. Сейчас ещё лучше, чем днём.

Они купались у излучины, за большой плакучей ивой и кустами орешника. Рядом с ними полумрак скрывал чьё-то присутствие.

— Ты кто? — спросил Некрас и шагнул в сторону услышанного звука.

— Это я со своим хворобой, — громко ответил лёгким баском юношеский голос.

— А вы что тут?

— А что и ты, животину водой смываем.

— Голос Пешка, — тихо сообщил Вокша, стреноживая Белку и выводя её на луг.

— Пешок и есть, — подтвердил Некрас. — А ты разве его не видел?

Вокша хорошо знал этого пятнадцатилетнего подростка с затаённой грустью в бесцветных глазах. Он был сыном небогатого купца, который водил дружбу с почитателями греческой веры. От них Пешок узнавал много интересного и поучительного. Они научили его говорить с кожаных свитков загадочные значки. Ах, как хотелось Вокше тоже изведать секреты таинственных письмен, понимать их смысл и прочитывать! Но родители и селяне осудили бы его так же, как избегали отца этого юноши.

2

Малинка, её родители и братья жили в небольшом окраинном городище, каких в те поры было множество, стоявших заплотами³ на пути постоянных набегов печенежских племён. Когда становилось совсем голодно, последние переплывали Безымянку на своих тощих низкорослых лошадёнках и дико орущими ордами набрасывались на многочисленные поселения славян…

Дни пролетали незаметно и исчезали в прошлом. День менял ночь, но однообразным оставался унылый лик степи. И только позже начался лес да такой, о котором Малинка даже никогда и не слышала. Огромные деревья, словно гигантские копья, пронзали ярко-синюю крышу небосвода. Дорога то резко взлетала до небес, то извилисто мчалась вниз. В лесу слышалось пение птиц, журчали ручьи. Обилие тени нежно захватывало в прохладные объятья, приглашая вздремнуть под сенью лесных великанов.

А полон двигался дальше, на полдень. Наконец долгий путь завершился у самого моря. Такое обилие воды Малинка видела первый раз в жизни. Как ни пыталась, так и не смогла определить водную границу и начало неба — всё слилось воедино, словно подтверждая кристалльную чистоту среды обитания птиц и рыб.

В довольно грязном городище, но с каменными серыми домами, весь полон раскупили разные купцы. Каких пленников погрузили сразу на судно, а некоторых погнали далее, к заходу.

Малинка с полусотней мучеников попала на ромейский корабль. Множество мук и страданий выпало на долю девушки во время плавания на старой скрипучей посудине, полной крыс и воды в трюме. От жажды, голода и болезней умерли двенадцать человек. Жара и невыносимая духота обессилили и так вконец измученных людей.

Лишь через много дней, как показалось Малинке, судно остановилось и бросило якорь в византийском порту Месемврии. Это девушка услышала из разговора двух матросов, тмутараканских славян. Один, совсем ещё молодой, сказал, что теперь уже недалеко до столицы Ромейской державы.

3

Купальская ночь исполнена чудесного и таинственного значения: в эти часы источники и реки мгновенно превращаются в чистое серебро и золото. Папоротник расцветает огненным цветом, подземные сокровища выходят наружу и загораются пламенем. Это время полно чародейных явлений. Рыбаки утверждают, будто поверхность реки тогда бывает подёрнута серебристым блеском. Деревья переходят с места на место и шумом ветвей переговариваются между собой. Говорят, что имеющие при себе папоротник, понимают язык каждого творения Господня, видят, как расходятся дубы, составляют свою беседу, рассказывают про свои богатырские подвиги.

Вокша увидел изваянного по образу человека истукана Перуна, который держал в руке камень, сделанный наподобие молнии. Край глаза мельком схватил отблеск постоянно пылавшего огня.

Высокие языки купальского костра шаловливо касались ступней девиц в праздничных нарядах, опоясанных чернобыльником и душистыми травами, с цветочными венками на головах, и холостых парней, которые схватывались попарно за руки и прыгали через разведённое пламя. Судя по удачному или неудачному прыжку, им предсказывали счастье или беды, раннее или позднее супружество.

Вокша сразу заметил в толпе свою родню. Матушка стояла близко к костру, бросала в него травы и причитала: «Да сгорят с этим зельем все мои беды!»

Она дотронулась до огня веткой орешника, та сначала вспыхнула, после обуглено погасла. Малинка получила в руки ветку с наказом немедленно воткнуть её у коровника. Возле священного костра продолжал толпиться народ: молодёжь украшала себя венками, пела, танцевала. Старые и молодые прыгали через пламя, переносили на руках детишек. Мальчики тоже не преминули показать свою удаль.

Вокша видел, каким взволнованным взглядом провожала его прыжок мать, наблюдал довольную улыбку отца и завистливые глазёнки братишек. Он запыхался от многочисленных прыжков и высматривал ушедших друзей, стал искать их. И не только не нашёл, но не знал теперь, где родители, сестра и братья. Отчаиваться не стал, не реветь же, словно девка! Внезапно увидел двух парней с ветками папоротника, на одном был дивный цветок. Чей-то голос в полумраке едва слышно сообщал:

–…он в эту ночь и расцветает. Иди в лес, где папоротник растёт во множестве, очерти ножом круг около себя и смотри недреманным глазом.

— А если сморит сном? — недоверчиво поразился парень.

— Уснёшь — гибель тебе, — продолжал Брусила — бортник. — Но ровно в полночь, перед тем, как петухи пропоют, появится огненное цветение. Надо сорвать его цветок и тотчас спасаться. Бесовская нечисть погонится за тобою, и если ты оглянешься, конец всему!

— Страхи какие, — поёжился другой парень.

— С таким цветком можно искать зарытые сокровища. Однако и тут заклятья охраняют клад. Пойдёшь с лопатой, она метлой покажется. Сова на дереве закричит младенцем, а то и чудище привидится с хвостом да рогами.

— Неужто правда то? — теперь уже спросили несколькими голосами.

— Истину глаголю, сам испытал. Порой владелец этих богатств появится летающим нетопырем, чтобы кровь твою пить. Обует тебя страх, позабудешь обо всём и прибежишь домой, как безумный, и будешь у бабы искать убежища в постели. Рассказывают, что иногда на месте клада вдруг появится сверкающий золотом петух или свинья с серебряной щетиной, и если убить их, рассыпаются златниками и сребрениками.

Уже почти отчаявшись, Вокша нашёл наконец своих приятелей. Некрас первым увидел растерянное лицо друга.

— Вот она, пропажа, Пешок! — громко сообщил он. — Айда к реке, скоро божий прозор⁴, да и Купале конец.

Ребята спустились к воде. Лошади всё так же мирно паслись на лугу. Буланка вдруг поднял голову, настороженно повёл ушами, заржал.

— Мерин чужаков почуял, — испуганно прошептал Некрас, — так завсегда быват, знамо, не впервой.

— Откуда они здесь? Ежели степняки, криков было бы много, а так некому.

Вокша задумчиво смотрел на реку. Внезапно из белесой мглы тумана появилось нечто бесформенное и отвратительное. Мокрое и осклизлое бревно. Нет! Лицо с остекленелыми глазами, незримо отражавшими угасающие звёзды.

— Мертвяк, — тихо сообщил Вокша.

— Утопленник.

— А может, водяник? Братец раз так завидел в реке тело, Взял его в лодку, а оно вдруг ожило, захохотало, вскочило и бросилось в омут.

Подростки ещё некоторое время разговаривали, но постепенно усталость давала себя знать. После всего кони были взнузданы и готовы к обратному пути. А наверху уже никого не было видно, но пока тлели уголья затухавшего костра. Гулкое эхо от конского топота разносилось по лесу и отражалось от стройной стены сосен да елей.

И почти сразу после отъезда ребят на другом берегу, густо заросшем осинником да ивняком, появились патлатые головы. Раскосые злобные глазки зорко взирали на плавно двигавшуюся гладь воды. Раздался гортанный вскрик. И тотчас же рядом и чуть далее, за мыском, появились такие же полу-люди, полу-звери на приземистых гривастых лошадках. Степняки! Их ушастые малахаи скрывали, словно смазанные салом, потные и скуластые лица. Кочевники жадно вглядывались в противоположный берег. Там ими ожидалась богатая добыча.

Какой-то поселянин, запоздавший после обильного празднества, спустился к реке и, подойдя к воде, нагнулся, зачерпнул в ладони живительной влаги. После несколько раз брызнул себе на лицо и грудь.

— Славята! — громко крикнул человек. — Здесь я! Зачем туда переплыл? Возвращайся, домой пора. Не прячься, вижу тебя.

Но что-то необычное смутило его. Понял, что обознался: к реке неторопливо спускался человек на лошади. За спиной виднелся ощетинившийся стрелами колчан, в руках — тугой скифский лук со вставленной в него стрелой. Вот уже натянута тетива, она легонько звенькнула и простилась с оперённым жалом. Человек увидел нечто, хотел крикнуть кому-то предупреждение, но его горло оказалось насквозь проткнуто вражьей стрелой. Он упал почти без стона и разбросал разлаписто руки. Из горла и рта хлынула кровь, окрашивая по течению воду красноватым ручьём.

Поднявшееся солнце озарило радужным многоцветьем лета праздник Купалы.

Примечания

1

Северяне и дреговичи — восточнославянские племена.

2

Вид лёгкого сарафана.

3

Заплот (древнедиалект.) — забор, бревенчатая стена; здесь, защита, пограничная крепость.

4

Божий прозор (древнерус.) — заря, рассвет.