Ералаш. Elisir d’amore. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 6

Александр Амурчик

Кажется, что это незатейливые истории сексуальной самореализации юноши в псевдопуританском социалистическом обществе. Но вчитайтесь – и вы обнаружите, что это острые горькие книги о сочувствии ближнему и естественных радостях бытия. В стране, где высшим достоинством представляется сила, высшей добродетелью – деньги, а высшим духовным взлётом – половой акт, дети родятся от случайного зачатия и, вырастая, продолжают унылый порочный круг. Автор нашёл в себе силы выйти за пределы этого круга.

Новелла вторая. Конкурс ресторанов

Коктейль «Марионетка»

Светлый ром 20 мл.

Ликер абрикосовый 15 мл.

Херес сухой 15 мл.

Ликер вишневый 15 мл.

Слегка взбить со льдом, подать в бокале для коктейлей.

Я не стыжусь и не таюсь,

когда палюсь в огне,

я сразу даме признаюсь

в ее любви ко мне

Игорь Губерман

На часах, установленных в барной стойке, ровно пять пополудни. Пора, пожалуй, отправляться на обеденный перерыв, подумал я, и в эту самую минуту дверь, что ведет в фойе ресторана, приоткрывается, и я неожиданно для себя слышу голос директора общепита:

— Савва, можно к тебе?

Весьма удивившись столь необычному визиту, — Наина Васильевна редко появляется в баре, — я подошел к двери и распахнул ее настежь; «Мамочка» — так все работники общепита называют нашего директора, шагнула внутрь, быстро огляделась по сторонам, словно желая убедиться в том, что кроме нас двоих здесь никого нет, затем уставилась на меня глубоким и пронзительным взглядом своих темно-синих глаз, выдержать который было весьма непросто.

Высокая, полноватая, одетая в строгий серый костюм, всегда весьма уверенная в себе дама в самом рассвете бальзаковского возраста, на этот раз она казалась расстроенной и даже, по-моему, растерянной.

— Скажи мне, Савва, ты доволен своей работой? — спросила она.

Через силу улыбнувшись, я кивнул, но все же сердце от какого-то неприятного предчувствия сжалось.

— Конечно, — наконец выдавил я из себя.

— А мной?

— Еще бы, ведь вы нам всем здесь вместо мамы — всегда поможете, поддержите, защитите. А что — я в чем-то провинился, что-нибудь не так сделал?

— Нет, просто недавно я узнала, что на меня…, — Наина Васильевна вновь огляделась по сторонам, словно кто-то невидимый мог нас здесь подслушивать, — …наш районный прокурор собирает компромат. — Она грустно улыбнулась. — Получается, что на этот раз я провинилась.

— А кто, вы думаете, заказчик компромата, кому это нужно? — спросил я, и сам испугался своего вопроса.

— Скорее всего, Первый, — ответила она спокойно, будто мой вопрос был чем-то само собой разумеющимся. — Он в последнее время стал на меня неровно дышать. Так что, думаю, его работа. Кстати, он ведь твой друг — наш первый секретарь райкома — не так ли?

Я подавленно молчал. Потом сказал:

— Какой я ему друг? Где он и где я? Вы же знаете, я — мелкая сошка, пешка на доске, ветерок дунет — пешку снесет, никто и не заметит…

— Скажи мне, если тебя прокурор к себе вызовет, что скажешь ему обо мне? Что я взятки беру?

— Бог с вами, Мамочка, — сглотнул я слюну. — Меня можете не бояться, я руку, протягивающую мне кусок хлеба, кусать не стану.

— Ну, смотри. — Мамочка тяжело вздохнула, затем бросила взгляд на свои наручные часы. — Пошли, я здесь для того, чтобы провести собрание. Люди уже собрались наверху, ждут.

Вместе мы поднялись на второй этаж. Там уже находились практически все работники ресторана, насколько я смог охватить их взглядом: повара, официанты и кондитеры. Составив стулья в несколько рядов, они расположились кучно, полукругом; в первом ряду сидели шеф-повар, заведующая кондитерским цехом, администратор. Напротив них, за столиком, держа корпус неестественно прямо, из-за чего в человеке сразу угадывалась военная выправка, одиноко сидел директор ресторана — худощавый седой полковник в отставке Николай Степанович Безбородов — он был в серо-голубом цивильном костюме, но с весьма внушительной колодкой орденов и медалей.

Скользнув между рядов, я присел на свободное место, тем самым влившись в ряды младшего персонала. Тем временем Наина Васильевна тяжелым шагом подошла к столу, за которым сидел Николай Степанович, оперлась на стол рукой и заговорила:

— Здравствуйте все. Я пришла сюда для того, чтобы сообщить вам приятную новость. Вот мы трудимся-стараемся, а результатов нашей работы не видим… зарплату получаем, и всё. Короче, через неделю мы выезжаем на три дня в Кишинев — там сейчас проводится республиканский конкурс ресторанов. На время проведения конкурса мы получили в свое пользование ресторан высшей категории «Пловдив», который находится на Рышкановке. Один из лучших, заметьте, ресторанов в Кишиневе, да, пожалуй, и во всей республике. Так вот, на этом конкурсе мы должны себя показать во всей красе.

Действительно, очень неплохой ресторан, подумал я. Мне, во всяком случае, он нравился, и я имел с чем сравнивать, так как у меня была возможность изучить все столичные рестораны. «Пловдив» нравился мне своим расположением — он несколько удален от центра города, что удобно сразу по нескольким причинам, а также интерьером, кухней и обслуживанием.

— Мы повезем с собой все — продукты, форму, музыкальные инструменты. Но самое главное в конкурсе, конечно же — кадры, которые, как известно, решают все, — вымученно улыбнувшись, продолжала Мамочка. — А кадры — это вы. На вас, дорогие товарищи, вся надежда и всего одна просьба — не подведите. — И, сразу, без паузы, продолжила: — Распорядок таков: один состав, работающий в ресторане, выезжает на конкурс, другой — остается и работает с двойной нагрузкой, то есть не через день, а каждый день. — Волна недовольного шепота в зале. — И двойной зарплатой, — повысила голос Мамочка. — Наиболее достойные получат премии. Но для нас, как вы понимаете, главное — престиж. Все заведующие производствами оставляют на местах своих заместителей и выезжают для работы на время конкурса простыми поварами. Это всё. Остальные вопросы — в рабочем порядке. Да, бармены Молдавии в этом году, заметьте, впервые, тоже будут соревноваться, — вновь улыбнулась она. — Так что и здесь мы собираемся претендовать на призовое место. Ты как, Савва, готов, настроен побороться?

Я мгновенно представил себе ситуацию — необходимо будет принять чужое оборудование, затем две ревизии: вначале получить, а затем сдать продукцию, и под конец — инвентаризация: пересчет ложечек, вилочек и стаканчиков. И все это в течение двух-трех дней. То есть, другими словами, буду привязан к бару — головы не поднять, на девочек не поглядеть. А девочки-то в Кишиневе — известное дело — все столичные, и почти все поголовно красавицы! Не зря ведь по всей стране и даже в Москве говорят: Кишинев — город невест.

— А знаете что, Наина Васильевна, у меня есть встречное предложение: давайте молодежь выдвигать, — отозвался я. — Вот, например, Жорик — молодой, подающий надежды бармен — честолюбивый и толковый. Пусть он и поедет в качестве конкурсанта.

В зале повисла гробовая тишина; мало кто из здесь присутствующих слышал, чтобы Мамочке так нахально противоречили.

— Означает ли это, что тебе теперь дано решать, кто поедет на конкурс, а кто нет? — произнесла, наконец, Мамочка. Голос ее был грозен и ничего хорошего мне не предвещал. — Мы рассчитываем на призовое, если не на первое место в республике, да будет тебе известно. Сорвать нам мероприятие хочешь? — Она помолчала, потом неожиданно согласилась: — Ладно, пусть будет так, но ты все равно поедешь — будешь моим личным посыльным, ты ведь в Кишиневе все и всех, вплоть до министров знаешь, так что тебе предстоит оперативные вопросы решать. Как-никак ты у нас значимая личность — золотой фонд общепита.

Последнее было сказано весомо, но в то же время с легкой иронией, хорошо хоть без издевки. Никогда у нашей Мамочки не поймешь, как она к тебе на самом деле относится.

— Конечно, вот это — по мне, — с фальшивой радостью в голосе воскликнул я.

— На этом, считаю, можно и закончить, — сказала Мамочка, — остальные вопросы, повторюсь, будем решать в рабочем порядке.

В пять утра назначенного дня мы — сборный коллектив ресторана — выехали в Кишинев: грузовик-будка вез в мешках, ящиках и контейнерах продукты и напитки — все необходимое, кроме разве что хлеба, а также музыкальную аппаратуру; автобус «Лаз», заказанный в автопарке, принял людей. Перед отправлением Мамочка, построив нас около автобуса, обратилась к нам с напутственным словом и еще раз напомнила всем о чести и долге.

— Я приеду завтра, — пообещала она, грозно подняв вверх указательный палец. — А может быть, еще и сегодня вечером. Без призового места не возвращайтесь — поувольняю тогда всех к чертовой матери.

Попрощавшись, Мамочка укатила куда-то на своем служебном «жигуленке», а наш автобус тронулся.

Уже спустя несколько минут после отъезда официанты, повара, музыканты и бармены, переглянувшись между собой, стали доставать из сумок бутылки и закуски. «Передайте стакан», — послышался чей-то хриплый голос; «Я водку с утра пить не могу, только вино, ну, в крайнем случае, коньяк», — вторил ему другой, женский; «Колбасу могли бы и дома нарезать, что же ее теперь, откусывать?» — «Ножа-то нет», — послышалось в ответ. — «А бутылку чем открывали?» — «Зубами, естественно».

Мы с Кондратом, — он, так же, как и я, ехал на конкурс, и тоже непонятно в каком амплуа, а пока просил меня считать его своим ассистентом, — сидели, удобно расположившись на заднем сиденье. После приличного возлияния с основательным перекусом мужики, повеселев, сгруппировались вокруг нас и уселись играть в триньку — самый любимый и распространенный в нашем городе вид мужского времяпровождения; а женщины, чтобы и нам не мешать, да время с пользой употребить, перешли в переднюю часть автобуса, где они могли спокойно посплетничать.

Кондрат занимался тем, что глядел в окно, — в карты он не играл. Стали раздавать карты и вскоре я, взяв инициативу в свои руки, почти все время банковал. Сдавая в очередной раз карты, я фальшиво вздыхал:

— Ой, и откуда вы на мою голову взялись, такие везучие. Ох, знал бы, с кем связываюсь, с самого начала играть бы отказался.

Партнеры — музыканты и официанты — напряженно следили за моими руками, а я, ничуть не махлюя, продолжал выигрывать. Когда в моем кармане скопилось сотни три лишних рублей, оппоненты зашевелились, заговорили возмущенно: «Да ну его к черту, этого Савву», «связались на свою голову», «хватит ему деньги дарить, Савва и так не страдает от их отсутствия».

— Столица, братцы, требует больших расходов, — говорил я, распихивая очередной выигрыш по карманам. — Вот вы, например, едете зарабатывать, а я лично — тратить.

Болтал впустую, а ведь как в воду глядел — так оно впоследствии и вышло, денег в Кишиневе я поистратил изрядно, почти ничего при этом не заработав.

Отложив карты в сторону, стали травить анекдоты, кое-кто от скуки вновь потянулся к бутылкам. Когда въезжали в Кишинев, некоторых из ребят пришлось тормошить и будить — тех, кто накануне выпил лишнего.

«Пловдив» — ресторан высшей категории. Уровень — соответствующий, цены приличные, и спрос с нас, конкурсантов, тоже немалый. Среди отправившихся на конкурс специалистов было четверо барменов: Слава Карась, работавший буфетчиком в кафе «Спутник», что при автовокзале, а также действующие бармены обоих баров: Кондрат, его напарник Жора и я. Кстати, кафе, в котором работал Слава, кроме основного, имело сразу два дополнительных народных названия. Первое: «Школа мужества», — так как располагалось оно всего в нескольких десятках шагов от воинской части, и второе — «Женские слезы». (Без комментариев). Славе во время конкурса предстояло работать на самом ответственном участке — высокое начальство обслуживать, ведь он у нас универсал-бармен и официант экстра-класса, могу лишь с гордостью за товарища повторить, что мы с ним одноклассники. Жоре, как мы помним, предстояло в конкурсе барменов участвовать, ну а нам с Кондратом, похоже, предназначалась роль мальчиков на побегушках.

Едва приехали мы на место — и сразу для всех нашлось дело. Я отправился на кухню мясо рубить — профессионального рубщика мяса по халатности с собой не захватили. С непривычки я конечно умаялся, — пришлось помахать топором с восьми утра чуть ли не до полудня практически без отдыха, но зато я за это время целую говяжью тушу искромсал. Затем, наскоро сполоснувшись в душевой, я отправился к входу — поглазеть, как все будет происходить; весь город накануне оклеили объявлениями о конкурсе, и теперь целое скопище народу собралось у дверей в ожидании открытия.

В ресторане в этот день все блестело и сверкало: и новая, с иголочки, форма швейцара, стоявшего у входа, и накрахмаленные шапочки у поваров и белоснежные фартуки у официанток; цветы в вазах украсили каждый столик; на каждом из них лежали огромные красочные меню в несколько страниц.

Итак, ровно в полдень половинки парадной двери распахнулись и залы ресторана мгновенно заполнились посетителями.

— А ты почему без дела слоняешься, Савва? — придержала меня за рукав замдиректора нашего общепита Марья Ивановна. — Ты разве не знаешь, что у нас каждый человек на счету. Немедленно хватай меню, бери себе три, нет, четыре столика и помогай девочкам-официанткам, видишь — они не справляются.

— Я — официантом? — удивился я.

— Ну конечно, — подтвердила Марья Ивановна. — Почему бы и нет? Покажи класс. — И, развернувшись на высоких каблучках, ушла своей грациозной походкой.

Она надо мной насмехается, решил я про себя, однако делать было нечего. И я, наскоро облачившись в костюм и рубашку с бабочкой, которые на всякий случай все же захватил, поплелся в общий зал. Схватил первое попавшееся в руки меню, открыл его и чуть не ошалел, глаза мои при этом полезли на лоб: наименований там было около сотни, и размещались они на целом десятке страниц — некоторые мне были совсем незнакомы и непонятны: то ли это первое, то ли закуска, то ли и вовсе десерт. В растерянности я огляделся по сторонам: всем официантам досталось по пять столиков, я же благоразумно выбрал себе три еще не охваченных коллегами, правда, расположенных в самом дальнем конце зала, решив, что для дебюта этого будет вполне достаточно. На моем участке работали еще две девушки — Светлана Антипкина и Нина Бобош, работницы вполне профессиональные и хорошо ко мне относившиеся, и я знал, что в случае чего всегда могу рассчитывать на их помощь и уж тем более подсказку. Тем временем работа в зале закипела: клиенты валом валили, нередко приходили сразу целыми компаниями, одни едва успевали покинуть ресторан, как тут же их места занимали другие. За время обеда — в течение четырех часов — я успел обслужить 13 компаний общим количеством почти в полсотни человек, другим же официантам работы досталось вдвое, а то и втрое больше. Подходя к столику, я первым делом с улыбкой здоровался, затем подавал даме, если таковая имелась в компании, меню, если же нет, старшему по возрасту мужчине. После чего, принимая заказ, тщательно записывал все в блокнот, так как на свою память, в отличие от профессионалов, не надеялся. Если клиент, что-либо заказывая, указывал пальцем в меню, я с улыбкой заглядывал туда же вместе с ним, потому что видел меню, также как и он, впервые. Совместными усилиями мы, наконец, составляли заказ, после чего я спешил на раздачу. А там царила суета и анархия: если в любом другом, уже слаженном коллективе, будь то кафе, столовая или ресторан, существует какая-то иерархия, дисциплина и определенный, наработанный годами порядок, то в нашем случае каждая повариха была, по сути, заведующей производством — поэтому все, естественно, пытались командовать, и очень скоро кухня начала давать сбои. Для примера: официантка Светлана Антипкина, которую, несмотря на длинный язык и скандальный характер, тоже взяли на конкурс — за приличную внешность и умение хорошо работать, влетала на раздачу, где я смиренно дожидался выполнения своего заказа, и кричала поварихам:

— А ну вы, сучки толстозадые, пошевеливайтесь, клиент ждет.

«Сучки» — почтенные 30—45-летние раздобревшие от хорошей и спокойной жизни руководительницы производств, злобно поглядывали на нее, но ругались втихомолку — не заводить же склоку прямо на раздаче.

Рассчитывая первую компанию, состоявшую из четырех мужчин, я написал им в счете итоговую сумму — 37 рублей.

— Ты что, бесплатно решил сегодня поработать? — сверившись с меню, удивленно спросил меня один из них, бывший в компании за старшего, затем протянул мне пять червончиков: — Спасибо за хорошее обслуживание, сдачи не надо.

Приняв деньги, я тут же подал им огромную, в полстола величиной красную книгу отзывов:

— Будьте добры, не откажите в любезности, оставьте нам свой автограф, пожалуйста.

Товарищ, испросив ручку, стал писать в книге благодарность.

— Как давно вы работаете официантом? — спросил он, возвращая мне книгу и ручку.

— Первый день в жизни, а что?

— Да так, ничего, — удивленно переглянулся он со своими товарищами, решив, наверное, что я шучу. Теперь каждому клиенту я вместе со счетом приносил книгу отзывов и предложений, и она стала быстро заполняться записями; писать люди не отказывались, некоторые с увлечением фантазируя, заносили в книгу витиеватые благодарности и отзывы. Когда закончился обед, и нам разрешили покинуть зал, я отправился в комнату отдыха, где без сил повалился на диван.

— Ну вас к чертям, ребята, — сказал я коллегам-официантам, уже там находившимся. — Ноги совсем отказываются ходить. Вы что, и в самом деле каждый день так работаете?

Коллеги сочувственно заулыбались.

Спустя какое-то время к нам присоединился Кондрат.

— Где мы сегодня будем ночевать, коллега? — поинтересовался я у него.

— Говорят, в каком-то общежитии, — пожал он плечами.

— Что? — Я даже привстал с диванчика. — Мы — и в каком-то сраном общежитии? Да ни за что. Давай готовить запасной вариант.

Уже через несколько минут мы с Кондратом, покинув ресторан и поймав такси, отправились по хорошо знакомому нам адресу — к гостинице «Турист». Без труда, но, естественно, с доплатой, сняв два номера на втором этаже, мы приняли душ и, спустившись в вестибюль, собрались уже уходить, когда я обратил внимание на элегантную молодую женщину в длинной шерстяной юбке в клетку и легкой кожаной курточке, стоявшую у стойки администратора. Она разговаривала с работницей гостиницы, и из их разговора я услышал лишь несколько слов: «Вы мне дали номер 712, — говорила женщина, — но там ужасно накурено, могу я вас попросить поменять его на другой?». Работница отрицательно покачала головой, после чего, потеряв к собеседнице всякий интерес, занялась своими делами. Я, разглядывая женщину, успел заметить, что та обладала изящной фигурой и приятным лицом, обрамленным светло-каштановыми слегка вьющимися волосами. «Господи, это же мой любимый женский тип!» — только и успел подумать я, как мое тело абсолютно безосновательно отозвалось сладостным томлением. Тем временем заинтересовавшая меня женщина отошла от стойки администратора, но, сделав пару шагов, остановилась в нерешительности. Это и дало мне шанс к ней подойти.

— Извините, вам, как я случайно услышал, требуется помощь в устройстве? — улыбнувшись, спросил я. — У меня тут заместитель директора хороший друг, скажите, что надо сделать, он все, что вы пожелаете, исполнит.

— Нет, спасибо. Не стоит беспокоиться, молодой человек, — ответила женщина, мило улыбнувшись в ответ. — У меня все в порядке. — Сказав это, она еще раз улыбнулась и ушла. Я проводил ее взглядом, походка ее от бедра с легким покачиванием таза была фантастически соблазнительной. Я, выразительно поглядев ей вслед, указал на нее Кондрату, который, согласно прикрыв глаза, мне утвердительно кивнул.

— Ну что ты мне киваешь? — сварливо спросил я своего товарища, расстроенный из-за того, что дамочка не пожелала воспользоваться моей помощью и, тем самым, не дала мне шанса с ней поближе познакомиться. — Если бы она мне вот так же кивала, вот это было бы да.

— Ты бы, конечно, был бы не против, если бы вся женская половина человечества тебе согласно кивала, — пробормотал он, и я уже открыл, было, рот, собираясь ответить ему какой-нибудь колкостью, как вдруг понял, что он, пожалуй, прав, и смолчал, а несколькими секундами позже рассмеялся и сказал:

— Ты как всегда, прав, брат мой.

Больше нам в гостинице делать было нечего, и мы поспешили назад в ресторан. А вечером, в районе 19 часов, в ресторане появилась Мамочка, которая сообщила нам, что в банкетном зале в самое ближайшее время ожидается банкет для министерских и управленческих работников с халявным, то есть бесплатным угощением, на котором, собственно говоря, и решалось, кто какое место в конкурсе займет. И тут вдруг выяснилось, что фраже — вилки, ложки и ножи, приготовленные к обслуживанию высокого начальства, не соответствуют: на столе, оказывается, должно быть исключительно серебро. Вместе с Кондратом мы были экстренно командированы за серебром в другой ресторан, — Мамочка по телефону предварительно договорилась с его заведующим. Так как времени было в обрез, мы поймали такси и вскоре были на месте, но по приезду туда выяснилось, что необходимого количества фраже в этом ресторане нет, к тому же на вид оно показалось мне каким-то малосимпатичным. Пришлось на свой страх и риск вновь отправляться на поиски — благо, мы с Кондратом знаем в Кишиневе все без исключения рестораны. Потратив час с лишним, мы объехали пять точек, но успеха это нам не принесло. Наконец, в одном из банкетных залов мы нашли, что нам требовалось, и в достаточном количестве, однако, кроме специальной расписки осторожная администратор взяла с меня еще и денежный залог в пятьсот рублей; хорошо хоть, что требуемая сумма у меня была с собой — наскребли вместе с Кондратом. Минуту спустя мы уже неслись на такси восвояси, на коленях я держал тяжелый ящик с приборами, и все же мы едва успели к сроку.

И вновь по приезду мне пришлось включиться в работу и обслуживать свои три столика, только теперь, вечером, компании посетителей, к моему удовольствию, уже не менялись столь часто. Это дало мне возможность подсовывать книгу отзывов практически всем своим клиентам без исключения, и она быстро заполнилась всевозможными хвалебными записями.

Тем временем в банкетном зале уже вовсю гуляла солидная министерская публика — еще бы, ведь банкет был наперед оплачен нашим общепитом. Из обслуги там «блистал» наш лучший официант Славка — настоящий ас своего дела, несколько лет до этого ходивший на кораблях по Дунаю за границу. Он обслуживал высокое начальство в «обнос» — все остальные официанты с трудом представляли себе, как это делается. У нас же, в общем зале, все шло своим чередом: пока я приобретал «бесценный» опыт работы официантом, Кондрат тоже времени зря не терял, а «снял» на первом этаже в баре двух длинноногих местных «козочек» и теперь методично накачивал их шампанским, развлекая анекдотами и байками. Я же для бодрости духа хватанул в буфете 150 граммов коньяка, после чего напряжение сразу спало, и работать стало легче. Я даже вспомнил ту хорошенькую женщину, что встретил в фойе гостиницы, и на душе от этого стало совсем хорошо, мне почему-то показалось, что, возможно, мне посчастливится вновь увидеть ее.

К одиннадцати вечера я рассчитал всех своих клиентов и уже собрался было на этом завершить работу, когда в зал вошли три девицы в сопровождении одного парня, и эта компания с ходу заняла один из моих столиков. Едва я успел подойти к ним, как парень заказал бутылку шампанского. Я принес, откупорил бутылку и стал наливать шампанское в фужеры, заодно разглядывая девушек, и лишь теперь заметил, что одна из них мне знакома — девушку звали Ирина, еще недавно она была жительницей нашего города.

— А что вы, Савва, здесь делаете? — тоже узнав меня, спросила Ирина, улыбаясь. — Вы что, перебрались в Кишинев?

— Временно, — ответил я, останавливаясь напротив и глядя ей прямо в глаза. — Только для того, чтобы навестить старых друзей… и подруг.

Мой ответ девушку несколько сконфузил, и она смолкла. А дело было в том, что мы с Ириной были хорошо знакомы и даже, если можно так сказать, дружны — но не близки, нет: за время нашего знакомства, который охватывал период сроком примерно в полгода, эта девушка, одаривая меня надеждами и обещаниями, несколько раз весьма изобретательно упорхнула из моих рук, что в итоге очень больно ранило мое самолюбие. Любой, увидев ее, мог бы меня понять: Ирина была высокая, стройная, привлекательная шатенка, и улыбка ее, кокетливая и озорная одновременно, словно звала: «Ну, иди же за мной, не пожалеешь». Появляясь в моем баре с периодичностью примерно два раза в неделю, эта девушка почти всегда была одета в один и тот же желтый обтягивающий батник при черной юбке, который, надо признать, был ей весьма к лицу, за что и получила у нас с Кондратом прозвище «Желтый цыпленок». Общаясь со мной, она откровенно кокетничала и призывно улыбалась, при этом охотно угощалась, выпивая бокал-два шампанского, после чего, когда я уже раскатывал губу в предчувствии интимного продолжения, исчезала, и это повторялось неоднократно. О том, как у нас с ней развивались отношения, можно написать отдельный рассказ, но эти самые отношения, увы, ничем не завершились — Ирина так и не попала в мои любвеобильные объятия, а потом, месяца два или три тому назад девушка и вовсе исчезла из нашего города, и, как теперь выяснилось, жила постоянно в Кишиневе.

Но… я все же не могу удержаться и займу внимание читателя всего лишь одним, последним эпизодом из наших с ней отношений.

Время было позднее, немногим за полночь. Я провожаю Ирину домой — она, как я знал, снимала комнату в трехкомнатной квартире в одной из 4-этажек в районе Липованки, где вместе с ней жила бездетная семейная пара среднего возраста. Выбив из меня честное слово, что я не буду настаивать на том, чтобы войти вместе с ней в квартиру, Ирина стала ключом открывать дверь — я уже получил от нее прощальный поцелуй в щечку. Внезапно я решил: или сейчас, или никогда. Сделав шаг по лестнице вниз, я стал медленно опадать на ступеньки, хватаясь рукой за грудь в области сердца, пока не замер в неудобной позе навзничь. Ирина, вскрикнув, возвращается, подходит, берет меня за руку и с тревогой спрашивает: «Что, Савва, что с тобой, тебе плохо?» Голос у девушки испуганный и это меня радует. «Да, — шепчу я, оттягивая ворот рубашки. — Сердце. Дай таблетку, валидол, что-нибудь, воды. Ну же, скорее». — «Да-да, сейчас», — произносит она, затем бежит к двери и исчезает за ней. Я тут же вскакиваю и ныряю следом. Врываюсь в незнакомый мне коридор, как говорят военные, на плечах противника. Тут мы и столкнулись с Ириной — она как раз спешила ко мне со стаканом воды в руке. Я беру из ее рук стакан и ставлю его на трюмо, после чего хватаю девушку в охапку и волоку ее в зал. Глаза ее округляются от ужаса.

— Я буду кричать, — шепчет она мне в самое ухо. — Отпусти меня сейчас же, Савва.

Но, ощутив в своих руках ее стройное гибкое тело, я мгновенно загораясь желанием, втаскиваю девушку в зал, где с восторгом убеждаюсь, что в комнате кроме нас, никого нет.

— Тут кричи, иль не кричи, не услышат нас в ночи, — шепчу я ей на ухо, и пытаюсь повалить девушку на диван. Она сопротивляется изо всех сил.

— Как ты не понимаешь, что сейчас сюда заявится хозяйка квартиры, — чуть не плача шепчет Ирина, отбиваясь от моих рук. — Она даже днем в гости не разрешает никого приводить, а тут ты, ночью, да еще на моем диване.

— Кричи и зови, делай что хочешь, — говорю я, начиная ее раздевать, от близости ее тела кровь ударяет мне в голову и в другие, нижние части тела. Через несколько минут я, изрядно вспотев, раздел девушку до белья и, теряя остатки терпения, бросаюсь на нее. И как раз в эту минуту в комнате загорается яркий свет.

Мы с Ириной в растерянности садимся в постели, и, ослепленные, с удивлением озираемся по сторонам. И тут она вдруг произносит:

— Мама? А ты откуда здесь?..

«Мама?!» Меня молнией пронзает ужас, затем волной набегает первобытный страх и еще почему-то дикий восторг. К нам, раздетым почти догола — я в трусах, Ирина тоже в трусиках и уже без лифчика, — направляются двое — мама, а за ней мужчина — должно быть папа Ирины; при этом, следует отметить, на них тоже немного одежды — мама в ночнушке, а папа, как и я, в одних трусах.

— Вот ты здесь чем занимаешься, дочечка, — подходя, замахивается на Ирину мама — женщина, надо признать, довольно высокая ростом и крупно скроенная. — А я ведь тебя учиться сюда посылала, специально квартиру сняла, а ты… Сучка!

Ирина прикусывает губу, затем, всхлипнув, прикрывается покрывалом и отворачивается к стене, однако я успеваю заметить, что у нее небольшие, но прелестные, в форме яблочек, груди.

— А это кто? — указывая на меня пальцем, спрашивает папа — невысокий, худощавый мужик лет 45, он явно в растерянности и не знает как себя в этой ситуации вести.

— Я, что ли? — переспрашиваю я. — Как кто? Жених.

Папа и мама, а вслед с ними и Ирина втроем удивленно вытаращивают на меня глаза.

— Какой жених? — восклицает мать.

— Как какой? — отвечаю я. — Самый обыкновенный. И, как видите, вполне солидный.

— Он что, твой жених? — поворачивается мать лицом к дочери, в ее голосе звучит пренебрежение, и я, слегка обидевшись, спрашиваю ее:

— А что, мамочка, чем это я вам не нравлюсь?

— Женихи у матери с отцом руку девушки просят, а не по чужим квартирам шастают с целью попользоваться ею, — громовым голосом заявляет мать.

— Во-первых, мамочка, ваша дочь не сучка, а приличная девушка, просто я вошел в квартиру обманным путем, — признался я. — К тому же, заметьте, в первый раз за полгода нашего с ней знакомства вошел. А во-вторых, я не собирался ее насиловать, у нас с Ириной, можно сказать, чувства, а в-третьих, чего это вы о будущем зяте так пренебрежительно; нельзя так, уважаемая, зятьями бросаться, неизвестно еще, кем я стану завтра.

— Ага, как же, — начинает понемногу успокаиваться мама, — знамое дело, профессором ты завтра станешь. — Она, тем не менее, начинает всматриваться в меня уже с некоторым интересом. — Так вы что же, не живете, значит, вместе не спите? — с грубоватой прямолинейностью спрашивает она, внимательно оглядев нас обоих.

— Пока нет, — неохотно отвечаю я, подмигнув вконец уже ошарашенной Ирине.

Тут наш разговор прерывается появлением в комнате еще двух персонажей — это была вновь пара: мужчина и женщина. По сравнению с нами эти были хоть частично одеты — мужчина в брюках, женщина в халате.

Хозяева квартиры, понял я. Теперь все в сборе. Представляю себе собственный вид: в одних трусах, лицо красное, перекошенное — вначале от возбуждения, а теперь вот от стыда.

— Вот каков он, Сережа, наш будущий зятек, — с каким-то даже, как мне показалось, восторгом в голосе говорит мама Ирины, обращаясь к мужу.

— Дай-ка я ему по шее накостыляю, — не разделяя ее восторга, запоздало рвется «в бой» мой «будущий тесть», но она одним лишь едва заметным взмахом руки тут же его легко останавливает.

Хозяева квартиры с интересом на нас с Ириной посматривают, перешептываясь между собой, а она, всхлипывая, под покрывалом натягивает на себя блузку и юбку. Я же, отодвинувшись вглубь дивана, прикрываюсь краешком покрывала, — до своих вещей, валяющихся на полу, мне не дотянуться.

— Этого парня я что-то никогда раньше не видела, — говорит хозяйка дома, невысокая полная крашеная блондинка лет сорока.

— Нет, и я не видел, — близоруко вглядываясь в меня, подтверждает ее муж, мужчина ростом чуть повыше ее, с заметным брюшком. — В нашем районе я его не встречал.

Хозяева и родители Ирины начинают спорить, что делать дальше: то ли милицию вызывать, то ли просто выгнать меня на улицу, но прежде надавать тумаков.

— Давайте-ка лучше ложиться спать, дорогие мама, папа и уважаемые хозяева, — фальшиво зевая, заявляю я. — Утро вечера мудренее, и на часах, между прочим, уже второй час ночи. А завтра мы с вами во всем разберемся.

Все в растерянности смотрят друг на друга, потом на меня, затем мама с оскорбленным видом говорит:

— Это что же получается, я собственными руками должна свою дочь в постель с тобой уложить?

— Нет, зачем же, — отвечаю я. — Я могу до утра и с папой поспать, а там видно будет.

В легком замешательстве проходит минута-другая, затем все соглашаются что это — наилучший вариант. Мне предложено остаться все на том же диване, только хозяйка достает из него и стелет свежее постельное белье. Ко мне вместо Ирины напарником отправляется папа, сама она идет спать к маме; хозяева уходят к себе в спальню.

Когда все разошлись и выключили свет, папа, поворчав немного, и поворочавшись с боку на бок, начинает рассказывать:

— Мы приехали накануне вечером из Кишинева, а туда добирались из Бричан. Прямиком сюда заявились, гостинцы там, и все прочее — полные руки. Так и шли пешком от самого автовокзала, автобус же сюда не ходит. А Ириши дома нет — она с тобой, оказывается, болталась.

— Я на работе был, — перебил его я, — а она — таки да, где-то болталась.

— Ну, так вот, — продолжил папа. — Познакомились с хозяевами, перекусили, выпили по паре стаканов вина, потом прошлись немного по городу, но не представляли себе, где дочку искать, города ведь не знаем, поэтому назад вернулись, думали, Ирина к этому времени тоже вернется. Хозяева — добрые, я бы сказал чудесные люди, сказали, чтобы мы не беспокоились, дело, мол, молодое, и она придет попозже, затем опять за стол посадили. Еще выпили. И в половине первого спать пошли, хотя и волновались очень за дочь. Только уснули — тут вы явились.

— Давайте спать, папаша, — сказал я, усердно подтыкая между нами одеяло. — У нас много времени впереди, например, завтра, и я с удовольствием вас послушаю.

— Что ж, давай спать, зятек, — согласился он.

Он уже похрапывал на своей половине дивана, а ко мне сон все не шел, и я все глубже вжимался в щель между стеной и диваном. Уснул я, кажется, перед самым рассветом.

Я открыл глаза, когда все обитатели квартиры уже были на ногах. Одетые, они бродили по комнатам, стараясь не шуметь, лишь перешептывались между собой и на меня опасливо поглядывали.

Выбрав момент, когда в комнате никого не оказалось, я торопливо оделся.

— Доброе утро, — послышались голоса, и все мои ночные собеседники одновременно вошли в зал, последней заявилась Ирина. Опустив вниз свои слегка припухшие, очевидно после бессонной ночи, глаза, она все время молчала и держалась за маминой спиной.

Из кармана своего фирменного красного замшевого пиджака, висевшего на стуле, я достал пачку денег, от которой «отстегнул» и небрежным жестом протянул хозяину квартиры четыре десятки.

— Будьте добры, любезный, — сказал я. — Сходите в магазин, возьмите две бутылочки и чего-нибудь на ваше усмотрение закусить.

— Водочки? — с готовностью спросил хозяин, принимая деньги.

— Лучше коньячку, если он не вреден вашему желудку, — сказал я.

— А жених-то действительно солидный, — сказала, ни к кому не обращаясь, хозяйка квартиры и отправилась на кухню хлопотать о закуске.

Когда хозяин вернулся с покупками, мы вшестером уселись за стол переговоров, уже накрытый к раннему обеду. Посидели, выпили, поговорили о том, о сем, а без четверти двенадцать я встал и сказал:

— Прошу у всех извинения за беспокойство, причиненное вам ночью, а сейчас я должен идти работать.

— А где ты работаешь, дорогой зятек? — спросил уже заметно повеселевший к этому времени «папа» Сережа.

Супруга поглядела на него с неудовольствием и даже дернула за локоть.

— Ирина вам все про меня расскажет, а я пойду. Рад был со всеми вами познакомиться. — С этими словами я надел пиджак и откланялся.

Впоследствии никого из присутствовавших при том разговоре я больше не встречал, а Ирину вот, по прошествии нескольких месяцев после той истории увидел здесь, в ресторане.

Спустившись на первый этаж в бар, я обнаружил Кондрата веселым и уже прилично пьяненьким. Длинноногие девушки по-прежнему были при нем, их румяные щечки, веселые глазки и возбужденные голоса красноречиво говорили об их готовности к продолжению общения. Разглядев обеих девушек получше, я не мог сказать, что остался от них в восторге, решив, что они излишне вульгарны, из-за чего заказал у бармена Жоры и выпил еще сотку коньяку. «Я скоро буду», — шепнул я Кондрату на ухо, он кивнул, а я отправился назад, в зал. За время моего отсутствия Ирина уже успела, видимо, кое-что рассказать своим друзьям о наших с ней отношениях, потому что они встретили мое появление улыбками и добродушными смешками. Тогда я, обидевшись и не желая быть объектом насмешек, решил больше не подходить к ним, а присел за столик официантов, а вскоре парень из их компании встал и подошел, чтобы рассчитаться, после чего они ушли.

В банкетном зале, где гуляли торговые хозяева, то есть руководители республики, еще слышны были долгие прочувственные тосты, перемежающиеся музыкой и взрывами хохота, а мы, официанты, рассчитав и проводив последних клиентов, свою работу на сегодня закончили. Напоследок девушки — официантки с поварихами — позвали меня в маленький закуток рядом с кухней, где мы выпили каждый почти по полному стакану кто водки, кто коньяка (из представительского фонда, как объяснили мне они), после чего все заторопились на ночлег, предоставленный нам в одном из общежитий городского торга.

Мы покидали здание ресторана целой группой, Кондрат вывел из бара на улицу своих девушек, поймал такси, и теперь, сажая их в машину, призывно махал мне рукой; неподалеку от нас ловила такси компания Ирины.

Тем временем подоспели еще две машины с шашечками, а следом за ними еще две, теперь такси должно было хватить на всех.

— Савва, я могу поехать с тобой? — спросила неожиданно откуда появившаяся рядом Ирина, когда я уже садился в одну из машин.

— Это еще зачем? — не слишком вежливо спросил я.

— Ну, может, вместе время проведем, — растерялась она от моей грубости.

— Ага, милочка, ты что же, будешь теперь везде, где только можно, мне кайф портить — и там, дома, а теперь еще и здесь, в Кишиневе, — недовольно пробормотал я, после чего Ирина с весьма огорошенным видом отошла от машины.

В эту же секунду рядом с моим такси остановилось другое, из окна которого высунулся Кондрат. Он делал мне какие-то знаки, но я махнул ему рукой, показывая, чтобы он отправлялся.

— Шеф, в «Турист», — сказал я своему водителю. — Постарайся, пожалуйста, при первой же возможности оторваться от всех остальных.

— Будет сделано, — весело отозвался водитель, молодой парень, и машина, взвизгнув скатами, сорвалась с места. На ближайшем светофоре мы вновь поравнялись с такси Кондрата.

— Встречаемся на нашем месте, — крикнул я ему в открытое окно.

Добравшись до места первым, я дождался Кондрата с его девицами у входа в гостиницу. Сунув швейцару десятку, мы вчетвером вошли внутрь и отправились на второй этаж пешком — лифт ввиду позднего часа уже не работал. Расположившись в номере Кондрата, мы продолжили выпивать — он достал из своей сумки коньяк и шоколадки, я сходил в свой номер и принес оттуда два стакана.

Одна из девиц, Лидия, фигуристая сексапильная девица, толкнула меня игриво коленом в бок:

— Пойдем к тебе в номер, — сказала она. — Посмотрим, какая там обстановка. А то мы здесь, — она кивнула на Кондрата и Катю, о чем-то шепчущихся, — кажется, мешаем.

Мне не очень хотелось с ней уходить — девица эта, честно говоря, мне не особенно нравилась, но выбора не было; Кондрат на прощание со слабой улыбкой произнес:

— Приходите еще, ребятки. — И пьяно засмеялся.

— Савва, ты мне подаришь пятьдесят рублей? — едва мы вошли в комнату, спросила Лидия.

— Я не плачу девкам, — грубо ответил я. — Ты что, проститутка?

— Фи, как некрасиво, — ответила та. — Тебе что, жалко для меня полтинника?

— Нет, не жалко, но с проститутками я финансовых отношений не имею.

— Жлоб, — Лидия демонстративно принялась обувать только что снятые туфли.

— Послушай, ты можешь катиться отсюда сама, только молча, но еще одно кривое слово, и я тебя вниз по лестнице спущу.

— Я и сама дойду, — заявила та. — Только вот сейчас Катьку, свою подружку, с собой заберу.

— Катьку не трогай, а то я тебе… — угрожающе сказал я вставая и запирая двери на ключ.

В спорах и взаимных упреках прошло не менее получаса, мы за это время успели обменяться столькими колкостями и оскорблениями, что теперь при любом раскладе я даже дотронуться до своей оппонентки уже не смог бы. «Времени прошло достаточно, — взглянув на часы, решил я про себя, устав от словесной перепалки. — Кондрат, думаю, со своей подружкой уже намиловался». Минуту спустя я уже шел по коридору, Лидия, посмеиваясь, шагала сзади.

Постучал, Кондрат почти сразу нам открыл.

— Тут брат, накладочка вышла, — сказал я товарищу, пропуская впереди себя Лидию. — Девочки, оказывается, трахаются за деньги.

— А я и не знал, — пролепетал Кондрат, выходя следом за мной в коридор и прикрывая двери. — Я свою разок в попу жахнул. Но денег она не просила.

— Тогда, если у вас всё, пусть эти телки уматывают домой, — сказал я. — Не жалко.

Лидия, а вслед за ней и Катерина вышли в коридор.

— До свиданья, мальчики, — пропела Катерина, послав мне воздушный поцелуй.

Я отвернулся, шагнул в комнату и прикрыл за собой дверь.

— Проверь, на месте ли твои документы и деньги, — буркнул я, плюхаясь на стул, Кондрат на мои слова только отмахнулся.

— Ну вот, брат, ты получил удовольствие, а я — нет, — сказал я, не очень, впрочем, огорченный. И вдруг меня осенило, что я даже чуть не подпрыгнул на месте. Ведь несколькими этажами выше, в 712 номере, это я хорошо запомнил, живет такая дамочка… «Та, если и пятьсот рублей попросит, дам», — вдруг решил я.

— Пойдешь со мной? — спросил я товарища.

— Куда? — пьяно улыбнулся тот, удивленно уставившись на меня.

— К одной женщине. Я ее здесь в обед присмотрел. Ты же еще ее сам похвалил, помнишь? Фигура, мол, красивая, и все такое…

Кондрат охотно кивнул, хотя было видно, что он не помнил. Минуту спустя мы уже стояли у лифта.

— Лампочки горят, а он не фурычит, — пробормотал Кондрат, несколько раз нажимая кнопку вызова. — Лифты же, блин, после двенадцати отключают, — вспомнил я, и мы потопали вверх по ступенькам.

— Ирку — «желтого цыпленка» — отпустил, — жаловался я вслух, поддерживая товарища, преодолевавшего ступеньки с затруднением. — А эти проститутки могли бы и раньше о деньгах заикнуться, я и так с трудом настроился эту Лидку трахнуть, а она к тому же профессионалкой оказалась.

— А ты уверен, что та, к которой мы сейчас идем, тебе даст? — спросил Кондрат.

— Пусть только дверь откроет, а там даст, конечно, куда денется, — хорохорился я. А сам подумал: «А ведь действительно, девиц легкого поведения я выгнал, а та мадам, меня, дурачка наивного, точно как пить дать выгонит, вот и все приключения на сегодня».

— Шестой, — пробормотал Кондрат, вглядываясь в цифру на двери.

В это время одна половинка коридорной двери открылась, и из-за нее навстречу нам вышел молоденький милиционер.

— А вы почему в такое позднее время по зданию болтаетесь? — с ходу сделав стойку и напустив на себя строгий вид, спросил он.

— А ты что так поздно здесь делаешь, старший лейтенант? — вкрадчивым голосом спросил я, бросив взгляд на его погоны.

— Я здесь по долгу службы, — немного сбавил он тон, продолжая нас разглядывать. — А вы кто такие?

— Слышал, небось: наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд и на фиг не нужна, — пропел я, затем солидно добавил: — Комитет госбезопасности, капитан Гвоздиков. (Я назвал фамилию своего одноклассника, в действительности работавшего комитетчиком). — Вольно, лейтенант, вы можете отправляться по своим делам. А мы пойдем дальше, так, коллега? — спросил я Кондрата.

Кондрат, все это время стоявший опершись спиной на стену, и часто кивавший, подтверждая тем самым каждое мое слово, оттолкнулся от стены и, шагнув к лестнице, остановился покачиваясь.

— Успехов тебе, старший лейтенант, — пожал я руку милиционеру, так как он, подозрительно нас оглядывая, все не уходил. — Поделим обязанности: вам туда, — указал я вниз, — ну а нам — наверх. — Я плотно взял Кондрата под руку, и мы пошагали по ступенькам.

Милиционер все стоял, провожая нас взглядом, пока мы не скрылись за поворотом лестницы. «Сомневается, а может, просто не захотел связываться, — подумал я. — Возможно также, он от женщины сейчас возвращается, или она его еще только ждет. В любом случае нам с Кондратом повезло, что он не потребовал наши документы, так как скандал нам ни к чему».

Добравшись до седьмого этажа, мы пошли по слабо освещенному коридору, тычась в каждую дверь, и вскоре нашли нужный нам номер.

— Семьсот двенадцатый, — прошептал я. Ты, брат, здесь подожди, я сейчас…

— А если она откроет? — растерянно спросил Кондрат. — Мне куда деваться?

Действительно, подумал я, этот вопрос у нас как-то не обсуждался. Затем сказал:

— Тогда пойдешь обратно, если она там одна, без подружки. Сам дойдешь?

— Доберусь, — ответил он просто. — Спускаться-то легче.

— А если она окажется с подружкой, — решил я приободрить товарища, — то ты ею и займешься.

Я поглядел на часы. Два часа ночи, не самое подходящее время для визитов. Да еще к незнакомой женщине. Постучал. Вначале за дверью было тихо, потом послышался сонный женский голос: «Кто там?». — «Проверка документов, — проговорил я, приникнув губами к замочной скважине, чтобы меня было лучше слышно внутри, и поменьше снаружи. — Откройте на минутку».

Дверь открылась на ширину ладони.

— Ну, чего вам, молодые люди? — зыркнув на нас глазами, спросила меня растрепанная блондинка, рукой прикрывая распахнувшуюся на груди ночнушку.

— Ой, а где?.. — растерялся я. Это была явно не та девушка, которую я встретил сегодня в вестибюле гостиницы. Блондинка собралась было закрыть дверь, но я успел вставить в щель носок туфля.

–…Секундочку, мне только спросить.

— В такое время? — тон дамочки был соответствующий.

— Поймите, мы договорились с э… одной дамой. — Имени интересующей меня женщины, шатенки, я, конечно же, не знал.

— Ну? — поторопила меня девушка. — С кем договорились? Или мне позвонить, пригласить милиционера?

— Да я и сам… при погонах, — усмехнулся я, вспомнив нашу встречу с милиционером всего несколько минут тому назад. — Скажите, а в каком номере живет та девушка, что была здесь до вас? — чуть ли не слезно попросил я.

— Ладно, — сжалилась та. — Скажу. 607-ой. А теперь отпустите дверь, пожалуйста, несчастный полночный влюбленный.

— Спасибо, огромное вам спасибо, — сказал я закрывшейся перед моим носом двери, после чего вернулся к Кондрату. — Пошли, брат, нам сегодня пока не везет, но шансы все еще есть.

Двумя минутами позже, спустившись на этаж ниже, я осторожно постучал в нужный мне номер, и спустя минуту женский голос из-за двери спросил:

— Кто там?

— Откройте, пожалуйста, на секунду, — взмолился я, и дверь, к моей неописуемой радости, после минутного ожидания, показавшимся мне часовым, открылась. И я увидел ЕЕ.

— Вы, а я вас ищу, — сказал я, уверенный, что нашел, наконец, ту самую женщину, хотя увидел лишь по локоть оголенную женскую руку и локон каштановых волос. — Мы встречались с вами сегодня днем там, внизу, возле стойки администратора, помните? Вы тогда еще не пожелали воспользоваться моей помощью. — Не зная, что еще сказать этой незнакомой, но так понравившейся мне женщине, я говорил все подряд, боясь лишь одного, что дверь вот-вот закроется и я ее, мою симпатию, никогда больше не увижу.

— С той минуты, как я вас увидел, я, признаюсь вам, сам не свой, и должен, просто обязан был вас увидеть хотя бы еще раз.

— Сумасшедший, вы просто сумасшедший, — прошептала женщина из-за двери. — Подождите минуту, я сейчас выйду.

Я отошел от двери, почему-то сразу ей поверив, да и выбора у меня, собственно говоря, не было.

— Ну что? — спросил шепотом Кондрат из своего угла.

— Иди к себе в номер, брат, — также шепотом ответил я. — Доберешься сам?

— Обижаешь, — пробормотал тот и пошел, покачиваясь, по направлению к лестнице.

Проводив его взглядом, я переместил свое внимание на вожделенную дверь. Ждать почти не пришлось, дверь отворилась и вышла ОНА. Я сделал шаг навстречу и остановился.

— Я… простите меня за столь поздний визит. — Говоря это, я жадно разглядывал женщину. Поверх длинной ночной рубашки на ней был теперь надет бирюзового цвета халат с широкими рукавами. — Умоляю вас выслушать меня. Я как только увидел вас тогда, днем, и все… Не смейтесь — вам это, конечно, не внове — мужское внимание, а я, разыскивая вас, чуть с ума не сошел. Особенно после того, как вас не оказалось в 712 номере.

— Вы что, уже и там побывали? — ужаснулась женщина.

— Да, но только… я не сказал о цели своего визита.

— И какова же цель, — терпеливо спросила она, поправив спустившийся на лицо локон. — Мне вы это смело можете сказать, так как время уже достаточно позднее и мы здесь беседуем вдвоем. — Женщина ободряюще кивнула. — Я вас узнала, вы друг заместителя директора гостиницы.

— А — это, — махнул я рукой. — Пустяки. Вы, быть может, не поверите, но когда я вас увидел впервые, сразу понял, что вы — дама моего сердца, вы пленили меня с первого взгляда.

— Ну, и что из этого, по-вашему, следует?..

— Я хотел бы… раз уж мы встретились, не расставаться с вами, — пролепетал я. — Вы понимаете мои чувства?

— Вы, быть может, сексуальный маньяк? — Женщина, сменив позу, отодвинулась от меня на полшага.

— О. это было бы слишком просто. — Я обезоруживающе улыбнулся. — Знаете, в течение последнего часа я убежал от двух женщин и только теперь сообразил, что это все из-за того, что вы были где-то рядом — я просто чувствовал это.

Женщина вздохнула.

— Ну, а от меня вы чего хотите? Чтобы я вас пригласила к себе? Так я не могу, я не одна в номере.

«Но и не с мужчиной!» — мелькнула у меня надежда, мгновенно переросшая в сумасшедшую уверенность.

— Тогда я приглашаю вас к себе, у меня на втором этаже свободный номер, хотя это, может, не совсем прилично звучит. Простите меня.

— Я… я даже не знаю. Вы же не уйдете по-хорошему?

Я отрицательно покачал головой.

— Нет, не уйду. Я от вас без ума и готов ради вас на все. — И тут же поправился: — Хотя, смею заверить, вам лично это ничем не угрожает.

— Пойдемте со мной, — пригласила она меня в номер. И мы вошли внутрь. Я быстро огляделся; номер оказался двухкомнатным. В комнате, в которую мы вошли, была кушетка, стол и телевизор на тумбочке. Женщина, сделав приглашающий жест рукой, сказала:

— Садитесь. К сожалению, мне нечем вас угостить.

— У меня… там… в номере есть коньяк, — сломленным голосом прошептал я, скромно опускаясь на край кушетки. — Мне искренне жаль, что я потревожил ваш сон.

— Ну, и чем мы с вами будем заниматься, нежданный ночной визитер? — с легким оттенком кокетства спросила она, останавливаясь прямо передо мной.

— Всем, чем вы мне позволите, — несколько нахально ответил я, при этом с ужасом замечая, что храбрость меня покидает — сейчас, когда цель была близка, я был почти в растерянности.

— Минутку, — прошептала она, затем встала и вышла в другую комнату. Вскоре она вернулась, неся подушку и одеяло.

— Ложитесь сюда, — сказала она, снимая с себя халат и присаживаясь на кушетку. От этого ее такого простого и естественного движения мне в одно мгновение стало жарко. Я мигом освободился от своих вещей и юркнул под одеяло, секундой позже она последовала за мной. Нащупав под одеялом ее теплую руку, я прижался к ней щекой.

— Как зовут тебя, прекрасная незнакомка?

— Если тебе это важно, то Регина, — ответила она.

— А меня зовут Савва, заметь, у нас обоих редкие имена.

Мы повозились с минуту под одеялом, при этом я с удовольствием вдыхал ее запахи — тела, волос, духов, мои руки обнимали ее пьяняще желанное тело, и вдруг Регина стала опускаться, скользить вниз, вот она пробралась к моему паху и горячими губами захватила «удальца» в рот. Я стал гладить ее волосы и плечи. Регина увлеченно двигалась, мне вскоре стало очень приятно, это продолжалось до тех пор, пока я не кончил. Затем она выбралась из-под одеяла и, глубоко дыша, припала к моей груди.

— Милая Региночка, — шептал я. — Я просто хочу тебя, без всего этого, простой естественной любви, хочу обычного секса, прелесть моя.

Минут через пять я вновь возбудился и стал гладить ее тело, бедра и ноги — кожа ее была нежной и бархатистой на ощупь. Я целовал ее плечи и грудь, когда Регина вновь стала опускаться вниз, к моему естеству.

— Ну не надо, пожалуйста, я вовсе не жажду этого, — прошептал я, привставая, но было уже поздно. Властные руки уложили меня обратно, а губы вновь завладели моим «удальцом». Хотя теперь ей пришлось заниматься этим значительно дольше, Регина вновь довела дело до финиша.

— Регина, — шептал я, секундами позже припадая к ее груди. — Я хочу тебя как женщину. Слышишь. Я умоляю тебя, позволь мне любить тебя.

— Нет, Савва, и не надо просить, потому что я не могу.

— Да, я прошу тебя, милая. — Я застонал от желания, у меня было такое ощущение, словно меня лишают чего-то очень сокровенного. — Ты удивишься — за одиннадцать лет моей взрослости я в первые прошу женщину мне отдаться. Позволь мне просто любить тебя и все.

— Я не могу. Пойми меня. Теперь давай просто поспим, скоро настанет утро.

Еще через минуты две:

— Если ты будешь копошиться, я уйду к подружке, в соседнюю комнату.

— Мне кажется, что я и сам уже готов уйти к подружке.

— А как же быть с этим: «… я от вас без ума…».

— Это правда, Регина. Хорошо. Прости. Спи.

Несмотря на, казалось бы, полное удовлетворение, мне по-прежнему хотелось быть с этой женщиной, и прелести своей для меня она ничуть не потеряла. Наверное, у нее имелась веская причина заниматься со мной сексом именно таким вот способом, подумал я. А жаль. Вскоре приятная слабость, разлившаяся по всему моему телу, сделала свое дело, и сон овладел мною.

Я проснулся, когда мои часы показывали половину десятого. Повернул голову и понял что я о дин на кушетке. Я встал, огляделся, натянул брюки, затем заглянул в соседнюю комнату — спальню. Никого. Двуспальная кровать аккуратно застелена. Я был один. Один в чужом номере. А где же та необыкновенная женщина — Регина? И была ли она вообще? Опустошающая легкость в теле подсказала: да, несомненно, была. А сейчас в комнате оставался лишь запах от недавнего присутствия здесь женщины. Или женщин. Я направился в душ. Вода была едва теплой, но мне и такой было достаточно. Искупался с огромным удовольствием. Вытерся за неимением сухих полотенец простынёй. Вернувшись, я оглядел все в поисках хотя бы записки. Ничего! Ни Регины, ни записки, лишь влажные полотенца разбросанные тут и там и вчерашние газеты на стуле. На столе, в шкафу и в тумбочках тоже не было никаких вещей. С ума сойти. Она уехала. Вместе с подружкой, ведь она сказала мне, что в соседней комнате спит ее подружка. А я даже не почувствовал, когда она уходила, не проснулся. Какая жалость!

По-воровски, оглядываясь по сторонам, я покинул чужой номер и спустился лифтом на свой этаж. Кондрат оказался на месте, он лежал в постели в своем в номере.

— Привет, брат, — улыбнулся я ему кисло.

— Ну как, где твоя женщина? — подняв на меня мутные глаза, спросил он вялым голосом.

— Если бы я знал, — ответил я. — Так горько, брат, не поверишь. Нет, поначалу все было хорошо. А затем… В общем, наутро она ушла. Ускользнула. Сбежала. Улетела. И я проснулся один в пустом номере.

— Не терзайся, брат, ей, видимо, надо было уезжать. Или, может ты и прав, лететь, — предположил Кондрат, с трудом выбираясь из постели. — Не расстраивайся, сейчас спустимся к Диме, он даст нам на нее полный расклад — фамилию, адрес и все прочее.

— Действительно, — повеселел я, — и чего это я сам не догадался.

— Потому что любовь не только ослепляет, но и оглупляет, — Кондрат наставительно поднял палец.

Десятью минутами позже мы, захватив с собой по дороге заместителя директора гостиницы Диму, который явно маялся в своем кабинете от безделья, отправились в ресторан при гостинице — завтракать.

— Меня начальник нашего районного БХСС прессует, — со смехом жаловался Дима дорогой. — Я купил недавно новый «жигуль», так он все пристает ко мне: «Ты такой молодой, Дмитрий, а у тебя уже шестая по счету машина, так нельзя, потому что это бросается людям в глаза». А что я ему могу ответить? «Красиво жить не запретишь». Но он же мент, ме-ент, он не поймет. Вот вы, бармены, работники торговли, свои люди, вы меня прекрасно понимаете.

У входа в зал ресторана нас встретила женщина-администратор и провела к столику, расположенному в центре зала. Клиентов сегодня кормили на одной половине зала, другая половина была отгорожена стульями, там велись какие-то занятия — десятка полтора молоденьких девушек с разносами в руках, в малосимпатичной коричневой, похожей на школьную, форме, учились подавать на стол.

— Как вас зовут? — спросил я администратора, когда она нас усадила за столик.

— Нина Ивановна, а что?

— А кто командует этими девушками?

— В данный момент я.

— Могу я попросить вас, Ниниванна, чтобы именно эти девушки нас обслужили? — я изобразил на своем лице улыбку.

— Конечно, которая именно из них? — деловито спросила та.

— Они все выглядят, словно сестрички, — ответил я. — Одинаковые. Вот все пусть и придут, хоть по одной вилочке-салфеточке принесут, но обязательно все. Договорились?

— Ну… хорошо, — сказала та, вопросительно поглядев на Диму.

— Сделайте, — поддержал меня он. — Клиент просит. Хороший, заметьте, клиент.

Кондрат с восторгом разглядывал девушек, минутой позднее окруживших наш столик, любая из которых — 15—16-летних, годилась ему, совсем еще молоденькому бармену, в невесты. Была лишь огромная разница в жизненном опыте. Девушки, стесняясь и краснея, ходили вокруг нашего стола и по очереди что-нибудь приносили, вскоре он был полностью заставлен разнообразной снедью, которую я заказывал без всякой на то нужды.

— Красота, — сказал я, наливая себе в стакан минералки, и тут одна из девушек шагнула ко мне, взяла из моих рук бутылку и, долив, спросила:

— Кому-нибудь еще воды, пожалуйста?

— Спасибо, мне тоже, — Кондрат подставил свой стакан. — Налейте и еще холодненькой принесите. Вы знаете, девушка, что такое сушняк? Нет? Поверьте мне, лучше вам этого не знать. — Он залпом выпил свой стакан, затем повернулся к Дмитрию: — У нас к тебе вопрос. Дамочка из номера пропала. Савва теперь места себе не находит.

— Унесла с собой что-нибудь? — живо спросил он.

— Ага, — усмехнулся я. — Частичку меня в себе. Нет-нет, ничего криминального, просто, когда я проснулся, ее уже не было. А жаль. Я ее не успел даже как следует рассмотреть, но уже влюбился без памяти.

— С вами все понятно, ребята, — рассмеялся Дима. — Проверим по журналу и по листочкам прибытия, номер, фамилия, домашний адрес, прописка, найдем, не сомневайтесь.

— Ну, чего уж там, — сказал я, накалывая на вилку ломтик селедки. — Никто и не сомневается. Фирма у вас серьезная. А пока давайте обедать.

Обед прошел весело, непринужденно, но нам с Кондратом необходимо было спешить — работа ждала.

— Давай на свою дамочку данные, в смысле номер, который она снимала, — деловито сказал Дима, когда мы, завершив обеденную трапезуи щедро расплатившись с Ниной Ивановной, проводили его до кабинета, — ну и имя, конечно.

— А знаешь что, Дмитрий? — поразмыслив, сказал я, — пожалуй, ничего не надо: исчезла, ну и бог с ней — может это и к лучшему, значит — не судьба.

— Возможно, ты и прав, — согласился Дмитрий, пожимая нам руки на прощание. — Но если что, я всегда к вашим услугам.

Приехали мы в ресторан «Пловдив» с небольшим опозданием, и я, схватив меню, отправился к своим столикам.

— А мы уже тут переживали за тебя, — шепнула мне Светка Антипкина, — с вечера каких-то девок с собой увез, ночью в общагу спать не заявился, пропал, думаем, парень.

— Я действительно пропал, Светик, — пожаловался я. — Влюбился безответно. Пожалеешь меня, горемыку, при случае?

Светлана, засмеявшись, убежала по делам.

Вчера, абсолютно честно работая, я получил около 70 рублей чаевых, что было неожиданно и весьма приятно. Сегодня пошел уже второй день моей работы официантом, и я своих клиентов вовсю веселил шутками-прибаутками, не забывая подавать им после десерта книгу предложений.

На этот раз мой «улов» составил «всего» 60 рублей, но и работал я заметно меньше вчерашнего; наши официантки вошли во вкус, стараясь сами всех обслужить, и вовсю перехватывали клиентов, надеясь на щедрые чаевые.

Время близилось к закрытию, было что-то около одиннадцати, и я заскучал; Кондрат пропадал на сцене у музыкантов, планов на вечер никаких не было, и я уже стал было подумывать о том, чтобы эту ночь провести в общежитии; все же там наши дамочки-коллеги для меня были свои, и можно было без проблем с кем-нибудь из них на ночь уединиться — с официанткой или поварихой какой-нибудь. И тут я вспомнил почему-то Ирину — «Желтого цыпленка»; куда она вчера девалась, после того как я ее не очень красиво отвадил, я себе не представлял. Чтобы не расстраиваться, я постарался не думать о женщинах, но в голову то и дело лезли мысли то о Регине, а то почему-то об Ирине.

Рассчитав своих последних клиентов, я стал спускаться по лестнице и вдруг заметил в вестибюле в углу у зеркала… Ирину. Я поначалу не поверил и потряс головой. Нет, видение не исчезло, а даже зашевелилось и стало что-то напевать вслух. Девушка была одна. На ней был строгий коричневый костюм, на голове новая прическа.

«Чего это ради она так причипурилась? — подумал я. — Неужели ради меня?»

— Здравствуй, свет мой, солнышко, Ириша, — незаметно подкравшись сзади, весело прошептал я, обнимая девушку за талию. — Здравствуй, моя сбежавшая невеста.

— Убирайся вон, Савва, — вырвалась из моих рук Ирина и вновь шагнула к зеркалу. Я — следом.

— Не обижайся, радость моя, — проговорил я. — Вернись ко мне, и я все тебе прощу.

— Да? — Ирина, резко повернувшись, посмотрела мне прямо в глаза. — А сам?.. Вот куда ты вчера пропал?

Я не мог поверить своим глазам: девушка меня упрекала, и, казалось, готова была заплакать.

— Я уехал к себе в общежитие, — растерянно сказал я. — Думал, твое вчерашнее предложение это — очередная и не очень удачная шутка, поэтому и смылся. А девушки, что были с Кондратом, оказались проститутками и мы с ними сразу, прямо у общежития расстались. Слово даю. Честное комсомольское.

— А я… я ведь вполне серьезно вчера сказала, что хочу этот вечер провести с тобой.

— Прости, я тебя не понял, — сказал я. — Мне стыдно. — Я склонил голову. — Я сожалею. — И тут же, сменив тему: — Ты тут одна?

Девушка машинально кивнула.

— Что ж, тогда пойдем? — спросил я еле слышно.

— Пойдем, — с готовностью согласилась она.

— Дядя Сеня, — сказал я швейцару, вкладывая ему в ладонь металлический рублик, когда мы, миновав входные двери, стали выходить на улицу, — скажешь Кондрату, — а он к тебе сам подойдет, представится, — что я, Савва, уехал, пусть меня не ждет и не ищет, хорошо?

— Передам, — ответил тот и весело мне подмигнул, после чего мы вышли на улицу. Воздух был влажный, холодало. На такси мы в считанные минуты добрались до гостиницы.

— Это и есть твое общежитие? — с улыбкой спросила Ирина.

— Ну да, тут все живут сообща, ты разве не знала? — весело ответил я, открывая перед ней входную дверь. Мы без труда миновали швейцара, премировав его трояком, и пробрались в мой номер.

— Налей мне чего-нибудь согревающего, — попросила Ирина, усаживаясь на кровать. Я откупорил коньяк, но стаканов рядом с кувшином с водой не оказалось, и тогда я вспомнил, что они после вчерашнего вечера остались в номере Кондрата.

— Ты давно из горлышка пила? — спросил я Ирину.

— Коньяк — никогда, — ответила она улыбаясь. — Не смогу, наверное.

— Давай тренироваться, — сказал я. — Я набираю коньяк в рот, потом целую тебя, и делюсь с тобой, попробуем?

— Ага, попробуем, — согласилась она, снимая куртку, затем коричневый пиджак.

— Снимай уже все, чтобы если проливать, так хоть вещи не попортишь, — предложил я.

Помедлив секунду, Ирина разделась догола и, присев на постель, прикрылась одеялом. Я отхлебнул коньяку, пахучая жидкость опалила рот, и я припав к губам Ирины, понемногу, вместе с поцелуем стал вливать ей в рот коньяк.

— Очень пьяный был поцелуй, — сказала она, смеясь, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.

В эту первую нашу с Ириной ночь было все — и поцелуи и упреки, затем страстные стоны и под конец ее легкий, журчащий смех.

— Какая же я была дура, — произнесла Ирина, обнимая меня и подбородком устраиваясь у меня на плече, — что не отдалась тебе еще в прошлом году. Тогда бы все у нас с тобой пошло по-другому.

Я обнял ее и поцеловал в висок.

— А мне лично не о чем сожалеть, ведь сейчас мы вместе.

— Нет, я сожалею, потому что теперь я несвободна в своих поступках, я учусь в универе, а тогда, сразу после техникума, захомутала бы тебя и все время могла быть с тобой рядом.

— Это каким же это образом? — спросил я, смеясь. — Ведь мы с тобой даже не переспали.

— Я тогда еще девушкой была, а ты меня только трахнуть хотел, других намерений в отношении меня у тебя не было, — слегка нахмурившись и надув губки, пожурила она меня.

— И трахнул бы, если бы мама с папой тогда к нам в комнату не ворвались, — напомнил я.

— Я из-за тебя тогда, — Ира легко ударила меня по щеке, затем сразу же в это место поцеловала, — на обследование ходила.

— Какое такое обследование? — удивился я.

— На проверку девственности. Мама заставила. Помню, она сказала еще: «Отнеси эту справку своему жениху Савве, он тебя крепче любить будет».

— Так чего же ты, дуреха, ее не принесла, я такую еще никогда не видел.

— Потеряла.

— Справку?

— Нет. Девственность потеряла, дурачок. Злая на тебя была, вот и…

— Ах ты моя дурочка. — Я прижал девушку к себе. — А помнишь, в ресторане я из-за тебя как-то раз чуть было не подрался. Музыкант-гитарист из кишинёвского ансамбля «Контемпоранул» Андрюша тебя танцевать пригласил, а я приревновал и хотел ему по тыкве дать.

— Помню. А потом еще оказалось, что вы в этом…

— В Оргееве, — подсказал я.

–…ага, в городе Оргееве вы с ним в одном классе учились. Да как-то все глупо с этой девственностью получилось, — обиженно, по-детски добавила она.

— Чего уж теперь, забудь. Эта штучка одноразовая, хлоп и все! Теперь в универе вокруг тебя сотни ребят симпатичных крутятся, многие неглупые, с перспективой, с приличными родителями, жильём и с уверенностью в завтрашнем дне, знай себе выбирай, да пореже ошибайся.

— Они все какие-то… — прошептала Ирина. — Не такие, как ты.

— И слава богу, — вздохнув, сказал я. — Таких как я, поверь, летом надо на осине вешать, а оставшихся зимой в проруби топить, да-да, я себя немного знаю, поэтому и говорю так.

— Нет, неправда, мне с тобой хорошо. — Она затаенно улыбнулась.

— Чего же ты все время бегала от меня?

— Это игра такая — «догони меня» называется. Тебе не понять, ты же мужик. Может, у меня к тебе была такая странная любовь.

— Была? — шутливо отодвинул я ее от себя.

— И есть, — она вновь припала головой к моей груди и мы, поцеловавшись, вновь открыли друг другу свои объятия.

Утром Ирина укатила в университет, а я, поспав еще пару часов, разбудил Кондрата, и мы поехали в ресторан.

— Ну что, Ирка — «Желтый цыпленок» таки сцапала тебя вчера? — спросил он, когда мы садились в такси.

— А как ты?..

— Догадался? — усмехнувшись, спросил он. — Ты даже слова не сказал, свинюка, втихаря смылся, пришлось чуть ли не расследование проводить, чтобы узнать, куда ты делся. Хорошо, швейцар в конце концов сказал.

— Упрек справедливый, принимается к сведению.

В этот день я помогал своим коллегам укладываться — для нашего коллектива конкурс закончился.

Половина наших работников тем же вечером заказным автобусом отправилась домой, другая половина, их тех, что не очень торопились — на следующий день рейсовым.

А через несколько дней на общем собрании, проведенном в ресторане, объявили результаты республиканского конкурса.

Коллектив нашего ресторана занял второе место в республике из почти трех десятков претендентов. «Первое было определено заранее, так что я не в обиде», — с кривой ухмылочкой сказала на это Мамочка.

Славик, работавший официантом на банкете, завоевал первый приз в республике среди официантов по спецобслуживанию. Жора, наш бармен, оказался третьим среди барменов. «Ты подумай, брат, как интересно получается, — сказал я на это Кондрату, — если бы проводился городской конкурс, Жорка тоже бы выше третьего не поднялся — после тебя и меня». — «Или, вернее, тебя и меня, — согласился Кондрат».

«Второе место среди официантов республики в обычном разряде присвоено Савве А-ву», — услышали мы далее. Все стали удивленно на меня оглядываться, а я чуть не заржал. «Он, скажу я вам, очень старался, а также грамотно работал с книгой отзывов и предложений, — заметила Мамочка, оторвав глаза от листка, — так что, коллеги, возьмите себе этот факт на вооружение. Думать надо не только о левых заработках, но также и о престиже. В этом плане Савва — работник новой формации. У таких надо учиться».

P.S. Кстати, сразу же по приезду в родной город я обнаружил в своем почтовом ящике невзрачный квадратик тонкой серой бумаги — повестку в прокуратуру. Следующим же утром я отправился туда — благо все равно было по пути на работу.

Наша районная прокуратура размещалась в отдельно стоящем на перекрестке улиц в одноэтажном неприметном здании, сразу за которым начинался городской парк. Заместитель прокурора Марченко, старый мой знакомый, чья фамилия значилась в повестке, принял меня необычайно любезно и ласково.

— Давай, Савва, заходи и присаживайся, вот тебе ручка, вот тебе листочки. Тут, понимаешь, какое дело… Напиши нам, как у тебя все эти годы складывались отношения с твоим директором общепита — Наиной Васильевной. Все подробно: как и на каких условиях она тебя на работу принимала, сколько, когда и где ты давал ей денег, сколько раз и с кем она выпивала за твой счет, в смысле не рассчитывалась — все в свободной, повествовательной форме. Не помнишь дат, пиши примерно. Замечу тебе, что это все так, для проформы, ваши работники уже все основное написали, а ты нам нужен просто для количества, директор ваша хоть так, хоть этак в ближайшем будущем с работы слетит и отправится под суд. В общем, ты напиши все, что тебе подсказывает твоя гражданская совесть. — Он замолчал и, тогда я поднял глаза и посмотрел на него в упор.

Марченко отвел свой взгляд, а после паузы продолжил:

— Давай-давай, ничего и никого не бойся, она в любом случае начальником больше работать не будет. Потому что взяточница. Высказывайся честно и откровенно. Ты ведь ни в чем не виноват, тебя использовали, ты простой работник.

— Да, — кивнув, подтвердил я, — я простой труженик бутылки и мензурки.

— Ну вот, видишь, как ты меня хорошо понимаешь, — сказал он, задумчиво пожевав губами. — Ну, не буду тебе мешать, пойду, у меня есть и другие дела. Через полчаса вернусь, надеюсь, справишься.

Когда Марченко вернулся, передо мной на столе по-прежнему лежал девственно чистый лист бумаги.

— Ну, что же ты, Савва? Гражданин ты, надо признать, несознательный. — Голос его из тихого стал громовым. — Советую написать все, как было, не раздражай меня, мы тут в бирюльки не играем. Я даю тебе еще час. Подойди к этому делу со всей серьезностью! Кстати, твое будущее тоже в какой-то мере зависит от того, что ты сейчас напишешь.

— В смысле? — откинулся я в кресле.

— В смысле, если ты не напишешь то, что я тебе сказал, я припомню тебе все: и драки в ресторане с твоим участием, и совращение малолетних, и изнасилования… Да-да, изнасилования, может, ты хочешь мне сказать, что их не было? Имя Вячеслава Елдакова о чем-нибудь тебе говорит? То-то же. Мы тебя жалели, прикрывали, потому что прежний прокурор говорил нам, чтобы мы смотрели на ваше баловство сквозь пальцы. Видать, выпивал там, у вас, вот и говорил так. Мы и смотрели сквозь пальцы — но теперь, если ты надумал умничать, то уже очень скоро будешь смотреть на меня сквозь решетку, понял. Я — с этой стороны, где честные люди, а ты с той, где преступники. Потому что то, что вы делали и сейчас делаете, вовсе не баловство. У нас в районе теперь новый прокурор, поэтому не надейся на прежнее снисходительное отношение к себе, этот номер уже не пройдет.

— Все везде одно и то же, — пробормотал я еле слышно, так как от его слов неприятно стеснило грудь.

— Что ты говоришь? — не расслышал Марченко.

— Я должен еще подумать, — сказал я уже громче.

Марченко поглядел на часы.

— Ну, еще час я тебе обещал. Хочешь, закрою тебя здесь, в кабинете, чтобы лучше думалось? Или, может, сразу в камеру, а? Шучу-шучу.

— Я не убегу. А чего бежать, здесь у вас хорошо: прохладно, кресло мягкое, посторонние здесь не крутятся, по пустякам не беспокоят; и вообще, наверное, обходят этот домик стороной. Часок, пожалуй, выдержу.

— Вот-вот, ты подумай, а я пошел.

Прошло еще около двух часов, я успел за это время перебрать у него на столе и в шкафчиках все бумаги, даже подергал ручку сейфа, но он был закрыт.

В коридоре послышались шаги, вошел Марченко, следом за ним в кабинет шагнул еще один мужчина, мне незнакомый, тоже, судя по форме, работник прокуратуры. На столе передо мной лежал все тот же листок бумаги, только теперь на нем были написаны четыре строчки.

— Раз другие вам, гражданин Марченко, все уже написали, — сказал я, поднимаясь со своего места и протягивая ему листок, — то мне в свое оправдание осталось написать лишь это.

Марченко взял листок и прочел вслух:

Уважаемый товарищ Марченко,

довожу до вашего сведения,

что я никого не насиловал,

а лишь проводил половые исследования.

Лицо заместителя прокурора побагровело.

— А? Что? Так ты еще, мля, и поэт, оказывается?! Вон из моего кабинета! Мерзавец! И помни — теперь-то я уж до тебя обязательно доберусь.