Экспансия

Александр Авраменко, 2017

Трепещут и дрожат племена, населяющие Америку, – с гор за добычей спустились племена людоедов-майя. Никогда ещё города-государства не посылали за добычей столько воинов! Словно безжалостная саранча, сотни тысяч воинов со всех концов страны ворвались на просторы Североамериканского континента. Казалось, спасения не будет никому… Но на пути людоедов встаёт держава славов. Тех, кто свыше пятисот лет назад прибыл на эти земли по велению пророчества Прокши-ясновидца, дабы спасти веру отцов и дедов своих… И пали в прах гордые майя. Но славы не успокаиваются на достигнутом. Пора наконец задуматься о том, как вернуть на прародину истинных богов…

Глава 3

Громовой удар больно ударил по ушам, а лошади нервно вздрогнули, запрядали ушами, приседая на задние ноги. Жеребец Добрыни с диким ржанием встал на дыбы, слепо молотя передними копытами в воздухе, но крепкая рука, рванувшая узду, и сжавшие рёбра животного ноги, способные удерживать камень весом в два пуда почти двенадцать часов, почти мгновенно заставили того застыть на месте. Боевой тур, на котором на стрельбище прибыл начальник тяжёлой кавалерии Буян Кузнецов, просто чуть присел и гулко, протяжно замычал… Где-то там, далеко, на расстоянии примерно в два перестрела двухпудового лука^[14], вспухло облако пыли и камня.

— Ничего себе… — прошептал кто-то, а Малх Бренданов, коренастый, в прародителя невысокий, довольно хмыкнул:

— Вообще и дальше палить можем. Но меткости нет.

Ратибор спрыгнул с коня, отдал повод возникшему перед ним отроку, приблизился к ужасному орудию войны, продемонстрированному хитроумным махинником. Тот же, возникнув рядом, пояснял:

— Две трубы стальных. Цельные вытянуть не смогли. Потому в каждой по шву, развёрнутому друг к другу навстречу. То есть за спиной каждой трубы шов. Между трубами — опять же сталь жидкая залита. Для прочности. Много попыток сделали, пока получилось прочно. Внутренняя труба, куда зелье и снаряд укладываются, на конус изготовлена. Потому ядро и садится прочно, и зелье не мимо него в щели идёт, а всё полностью уходит на работу. И летит снаряд гораздо дальше, чем если бы просто круглое дно было.

К орудию подошёл Добрыня, с ним вместе и Буян. Покосились на остро воняющий непонятно чем механизм, утверждённый на массивной колоде, потом командующий турами задал вопрос:

— А палить из него только этими шарами можно? Так толку мало. Ну, одного, при удаче двоих завалить можно…

Тут Малх просто просиял:

— Это я вам дальность стрельбы показывал. Сейчас прочие чудеса покажу!

Отбежал в сторону, замахал руками, отдавая распоряжения подмастерьям, те засуетились возле трубы, а военные внимательно наблюдали за их действиями: вот один из них чем-то вроде большого ерша, которым чистят трубы печные, орудует, так же, похоже, чистя ствол. Потом другой вкладывает внутрь трубы мешочек из хлопка. Явно с огненным зельем. Первый, что до этого орудовал мешком, длинной палкой, на конце которой деревянная шайба, проталкивает тот мешок внутрь трубы, а второй в это время стоит уже наготове с большой войлочной пробкой. Первый тем временем меняет свой прибойник на длинный шест с лезвием на конце, несколько раз втыкает его в мешок, уже оказавшийся на дне трубы. Затем ставят пробку, плотно забивают её до упора. А после этого… Ратибор не поверил своим глазам — точно такую же пробку, только из воска, аккуратно вталкивают внутрь. И подмастерья отбегают назад, а сам Малх подносит зажжённый фитиль к крошечному отверстию на конце трубы. Снова грохот, пламя из противоположного конца трубы, колода вздрагивает, и… Дикий вой. Земля вдали словно вскипает, а на лице махинника довольная донельзя улыбка. Едва князь проковырялся в ушах, как тот подскочил к нему и затараторил:

— В воске пули круглые, малые. От огня тот плавится, и пули сами летят во врага. Пять сотен мы заливаем для этого калибра. Зараз. Почитай, пять сотен стрел только что выстрелили!

— Пять сотен?! — не веря услышанному, переспросил Добрыня, тряся головой, словно пытаясь вытряхнуть невесть как попавшую в уши воду.

— Не веришь — сам посчитай, — обиделся махинник, показывая на такой же точно снаряд, стоящий на столе.

Приготовился вновь заряжать своё орудие, но князь махнул рукой, мол, не надо пока. Направился к столу:

— Это что?

— Внутри такая же смесь, какой и стреляем. Но неудобно оно. Опасно. Не рассчитал фитиль — в стволе взорвётся. Или будет гореть, когда упадёт, и враг потушить может. А так — падает и взрывается. Осколки чугунные по ворогу бьют, ранят.

— А тут?

— Огонь наш негасимый по книгам жрецов. Пояснять, что будет, не надо? — не преминул съехидничать потомок монаха, за что получил тычок в бок, и воинский князь зашагал в сторону, к накрытому столу. Только вместо еды на нём красовались диковинные устройства. Внимательно посмотрел на них: — Как я понимаю, это что-то вроде громовика твоего, только с рук палить?

— Верно, княже. Оно самое. Можешь сам испытать.

Ратибор взял в руки ручное чудовище, прикинул — тяжёлое. Но держать можно. А Малх торопливо пояснял:

— Стреляет от фитиля. Одной пулей, что в снаряде громовика пульном. Так что сразу на всё пули льём. Только, княже, будешь палить, отворачивайся. По первому разу можешь пострадать. Потом, когда освоишься…

Запалив фитиль самолично, князь приложил оружие к плечу, похоже на самострел. Отвернул лицо чуть в сторону, нажал на крючок внизу. Бахнуло… Да в плечо так въехало, что чуть не выронил малый громовик из рук. Зашипел. А Малх трещит, словно сорока:

— Плотнее прижимать нужно, княже! Тогда больно не будет!

— Так сказать сразу нужно было, дурень! — не выдержал стоящий рядом Добрыня, отвесив в сердцах подзатыльник махиннику.

Тот, впрочем, не обиделся. Росли-то все вместе, втроём, и колотушек в юности друг другу перепадало от каждого не мало.

Ратибор потряс головой, потом спросил брата:

— Что было-то? Я не смотрел.

Тот добросовестно разъяснил:

— Фитиль в бок пошёл. Оттуда как фыкнет! Потом, понятно, пуля улетела. Далеко. Я не видел куда.

Князь начал свирепеть:

— И что толку от твоей ручницы, если стрелок в белый свет палит, как в полушку?!

— Ты, княже, в первый раз стрелял. Потому и просил тебя глаза поберечь. А вот я выстрелю, позволь?

Взял второй самострел огнебойный, запалил фитиль, приложил к плечу, прищурил глаз, произнёс:

— Смотри туда, княже. Где мешок стоит с шерстью.

Ратибор перевёл глаза туда, куда было велено. Бах! Мешок дёрнулся. Однако… А ведь Малху стрельба из лука так и не далась! А тут…

— Четыреста шагов бьёт точно. На четыреста пятьдесят те, кто поопытней, тоже бить смогут уверенно. А дальше — как повезёт…

— А сколь времени ты из своего громобоя палить учился?

Тот расплылся в улыбке:

— Месяц.

— Сколько?!

— Месяц. И вот — сами видели.

— Значит, обучить стрелка за тридцать дней можно?!

— И меньше. Но лучше бы, как я сказал.

— А…

— Мастерские наши больших громобоев по десятку за седмицу льют. Снаряды к ним тоже в достатке сделаем, сколько нужно будет. А малые громобои… — На миг отвёл глаза в сторону, что-то прикидывая, потом твёрдо заявил: — Сотню в месяц сделаем. Потом быстрее пойдёт.

— А зелье?

— С ним проще. Не поверишь, княже, — забава детская! Решил один из отроков матушке картину подарить — взял кислоты в мастерской да бутыль тряпкой заткнул. Пока нёс домой, тряпка намокла. Ну, он её в сараюшке и кинул, да забыл. Тряпица высохла, пожелтела… Матушка дитяти решила у сына прибраться, и тряпку ту в печку кинула, к прочему мусору… В общем, пришлось новую печь складывать. Ну а я, узнав про то, вдруг сообразил, как эту забаву к делу пристроить. Как раз кораблик тот самый испытывали… — Он многозначительно взглянул на всех, стоящих возле него.

— Понятно. Значит, тряпка и кислота?

Махинник стал серьёзным на удивление, вздохнул:

— Знали бы вы, сколько мы всего перепробовали, пока получаться начало. Тут и сама кислота, и ткань, и много чего прочего… Каждая мелочь значима! Чуть в сторону — и всё без толку…

— Твои бы огнебои большие хоть на повозку, что ли, поставить? Колоду-то не натаскаешься…

— Уже, княже, делаем. Мастерим её основание, чтобы на быках или конях таскать можно было. И механизм для наводки на цель тоже. Это образец первый, можно сказать. И с фитилём придумаем получше! А то, не дай боги, дождик пойдёт, и не выпалишь! Да мы ими и заниматься-то начали недавно совсем. После того как большие огнебои научились делать. Тут ведь проблема не в зелье огненном. А в самом стволе. Его нужно делать и прочным, и лёгким. А трубы большого размера без швов мы делать не научились. За сварку побаиваемся — дело новое, неизученное. А вдруг порвёт? Вот и стали меж двух труб заливку делать. Тоже пока сообразили, что и заготовки калить нужно… Словом, пришлось попыхтеть. Ну а со снарядами легче было. Почитай, готовыми взяли от требучетов. Насчёт малых же огнебоев ещё думать будем. Есть у нас задумки…

Ратибор вздохнул:

— Некогда думать, Малх. Война у нас.

— Как?! С кем?! — Глаза махинника, казалось, сейчас выскочат из орбит, и князь не стал заставлять друга долго ждать, правило у славов с самого начала племени было: что плохая весть, что добрая — говори без утайки.

— Со второй половины мира неведомые племена спустились на наши равнины… Неисчислимые множества воинов лютых, безжалостных идут на нас войной.

— Погоди, погоди, княже… — Мужчина замахал перед собой руками, не в силах ещё осознать весть. — Как это — множество?

— Так. Почитай семь сотен тысяч воинов сейчас спускаются с зубчатых гор и выходят в Злую пустыню, и часть из них, около трети, — уже стала лагерем на реке Слёз, напротив Жаркого града, и готовятся к штурму.

— А как?.. Где же…

— Там сейчас все тридцать тысяч тех, кто дерётся на суше, и все оставшиеся кипчаки. Жителей вывозим в глубь страны. Начинаем призывать мужей на службу воинскую. Но сам знаешь — доброго лучника подготовить не один год нужен. Мечника — так же. Дай мы воям оружие привычное — почитай, выбросили его на помойку. А людей добровольно на стол людоедам отправили.

— Каким людоедам? Что ты за сказки страшные рассказываешь, Ратибор?! Вроде взрослые мы уже, скоро свои дети пойдут…

— Не сказки. Людоеды находники. Самые настоящие людоеды. Или ты думаешь, что кипчаки лгать станут?! — Князь начинал свирепеть, хотя глубоко внутри понимал, что оторванному от действительности махиннику принять, что где-то там идут на Славию самые настоящие людоеды, те, кто питается человечиной… Ну просто невозможно понять такое! Как подобное только может существовать на земле?

И сейчас острый ум Малха уже начинает осознавать слова старшего друга на действительном уровне, а имея столь живой ум, как бы он… И верно, махинник вдруг побледнел, его желудок внезапно вывернуло, и окружающие изобретателя военные едва успели отскочить в стороны… Рвало мужчину долго и мучительно, буквально выворачивало, пока наконец внутренности не стали извергать одну желчь. Кое-как он распрямился, с виноватым видом вытер рукавом губы, просипел:

— Простите…

Снова ощутил позыв, но удержался. Только волна словно прокатилась по его телу. Единственное, что мог сделать для друга Ратибор, — это немедля отвлечь того новой задачей:

— Хватит! Давай лучше делом займись! В общем, так: через неделю в лагере воинском под Славградом на дороге в Новый Торжок^[15] должны быть десять пушек на новых основаниях, пригодных для перевозки и боя. Да зелье к ним огненное и снарядов вволю. А в конце месяца — удобный для пешца огнебой! Можешь не спать! Можешь не есть! Но если приказ мой не выполнишь — пеняй на себя! Не помилую! И к концу же месяца первую сотню огнебоев больших с зельем огненным и припасами к ним поставишь в оружейную Славграда. Понял, махинник?! Некогда нам ждать, когда ты вокруг да около ходить будешь! Чтоб сделал всё, что велено! Приказ тебе такой от имени Совета. — Развернулся, собираясь уходить. За ним повернулись брат и командир турьих всадников, но, словно спохватившись, князь обернулся: — С первыми десятью большими огнебоями пошлёшь своих подмастерьев. Вот этих самых… — Указал на тех, что возились с заряжанием орудия. — Они народ учить будут оружием новым пользоваться. Всё понял, махинник?

Тот, бледный, кивнул. Ратибор махнул рукой, взлетел в седло, не касаясь стремян, и ещё добавил:

— Чего не хватает — взять с любых складов. Хоть с воинских, хоть с морских, хоть с купеческих. И помни: не сделаешь, что сказано, на твоей совести будут души тех, кого эти чудовища съедят…

Резко пришпорил своего Ярого, следом неспешно затрусили бык и второй конь. Ещё чуть позади, шагах в пятидесяти, тронулись гридни. Отъехав на сотни полторы шагов, Добрыня поравнялся с братом:

— Крут ты, однако…

— Нельзя сейчас сопли жевать, брат! Дай Малху волю — сам знаешь, начнёт каждую детальку по десять раз переделывать, пробовать по сто различных способов одного, другого, третьего, растянет всё на годы! А у нас времени нет! Вообще нет! Поверь! Я не знаю, сколько удержат сухопутные и кипчаки Жаркий. Хорошо, коли месяц. А если меньше?! Там все наши крепкорукие, все боевые махины, все воины! И можешь меня проклясть — я не уверен, что хотя бы десятая часть из них уцелеет… Что там десятая… хотя бы сотня выжила… — Махнул в отчаянии рукой, подняв глаза к чистому, прозрачному небу.

В этот самый час гигантский лагерь майя двинулся в дорогу — в трёх днях быстрого пути находился первый большой город нового народа, который обнаружили год назад разведчики государства. Пирамиды и Пернатый Змей требовали жертвы. Как можно больше жертв! И потому воины империи неустанно рыскали по сельве, горам и джунглям в поисках добычи.

Ровно в назначенный вождями срок первые отряды увидели вдали белеющие стены обещанного им города, где армию ждала богатая добыча. Судя по его величине, там проживало не меньше ста тысяч человек. Самые нетерпеливые уже предвкушали вечерний ритуал и обильную трапезу. Что поделать — с продуктами в империи было туго. Постоянные засухи, нехватка воды и уменьшающееся население вызывали множество войн между городами-царствами. Но когда разведчики, проникнув далеко на север, в более холодные края, принесли весть, что там живет множество живого мяса, майя воспрянули духом — близился час восстановления могучей империи! А тысячи новых жертв умилостивят свирепого бога, и он вновь сниспошлёт своим верным племенам обильные дожди, которые возродят землю.

Колыхались драгоценные перья на прочных плетёных щитах и копьях военачальников, командующих отрядами. Северные города империи отставили вражду в стороны и впервые за долгие годы объединились для завоевания. Добычи было столь много, что хватит всем, сколько бы ни пожелал каждый из майя. Южные города, ведущие войну против нового царства инков, решили на время оставить боевые действия против многочисленных врагов. К тому же полководцы инков показали себя очень искусными в военном ремесле, а их оружие несколько превосходило то, что имелось у майя. Поэтому после небольшого отдыха гигантская армия в пятьсот тысяч воинов также двинулась на север, следом за передовыми отрядами.

…Вольха, прищурив глаза, всматривался в неумолимо надвигающуюся стену захватчиков. Несметные полчища одетых, несущих в руках круглые щиты чудовищ. Хвала богам, по виду они куда ниже славов, да и хилее телом. Панцири на многих. Похоже, из ткани. Ерунда. Для булатного меча и стальная кольчуга не помеха… Поножи из дерева золотистого цвета. В свободной руке — связка дротиков. И нигде нет знакомого блеска железа, не говоря о стали. Значит, правы наши розмыслы, когда говорили, что всё оружие у зверолюдей из камня и кости, а из металлов лишь злато и серебро имеются. А то — металлы мягкие, и оружие и доспехи из них, кроме своего веса, достоинств иных не имеют.

Он вновь напряг глаза — нет, они его не обманывают. Позади линии тех, кто несёт дротики, ещё более густые и плотные ряды воинов, вооружённых немного иначе: копья, дубины с зубчатыми набалдашниками из камня и того же мягкого золота, нечто вроде длинных деревянных дубин с блестящими лезвиями из вулканического стекла… Спасибо пра-пра-прабабке Анкане, наградившей своего потомка необычайно острым зрением.

Торопливо пробормотал то, что смог увидеть, своему воеводе, находящемуся рядом с ним. Тот кивнул, тронул своего тура с места, развернул громадную тушу и двинулся назад. Вскоре раздался заунывный звук рога. По его сигналу воины начали перестраиваться, смыкая ряды. Тяжеловооружённые всадники на громадных быках. В стальных непробиваемых глухих доспехах, с длинными копьями и столь же большими щитами. Их звери — в стальной накидке, закрывающей всё тело животного, а голова тура увенчана страшной маской в виде дракона с торчащими вперёд, отточенными, словно бритва, лезвиями.

К бою! Новый сигнал. Заволновались животные, услышав запечатлённый в крови звук. Начали быстрее ходить крутые бока, усилилось сопение, вырывающееся через дыхательные отверстия головных масок. Да и воины, сидящие на спинах туров, тоже не сидят спокойными изваяниями… Их лица у кого багровеют, у кого, наоборот, бледнеют… Сжимаются окованные чешуйками металла пальцы боевых перчаток на древках копий, вторая рука оглаживает приклад стального самострела, уже заряженного и готового к молниеносному выстрелу. Второй точно такой же — с другого бока. Также готов к бою. Длинный, гораздо длиннее, чем у обычного всадника или пешего бойца, меч. И широкая боевая секира на длинной рукояти. Доспех воина на быке сделан из стальных пластин толщиной в палец взрослого мужчины, с ребром впереди, чтобы вражье оружие при лобовом ударе уходило в сторону. Глухой конический шлем, полностью закрывающий лицо с прорезями для глаз, в которые вставлены прозрачные толстые стёкла из горного хрусталя. Прочные и чистой воды, не дающие искажений. Отверстия для дыхания — внизу с боков остроконечного шлема, забраны частой кольчужной сеткой. Ноги и ступни воина прикрыты такими же стальными пластинами, как и панцирь, пришитыми к кольчужной сетке…

Дорог доспех турова всадника. Ой как дорог! Цена такого — как пять обычных доспехов для конного! А тому цена — в пятьдесят коров!

Ещё сигнал рога — но это не им. Труба пешцов. И — ливень, настоящий дождь прочных стрел, выпущенных из громадных тугих луков. Лук слава — в сажень длиной. Составной. С прочной тетивой. На пять сотен шагов летит стрела из такого лука. Что оперённая, что нет. Боевая стрела имеет острый тяжёлый наконечник, пробивающий дубовую доску в вершок толщиной со ста шагов. И далеко не каждый может натянуть тетиву на полный размах — четыре пуда. Столько силы нужно приложить, чтобы выстрелить из славянского лука! Оборотная сторона — мало таких воинов, что могут стрелять и метко, и достаточно долго. Потому и делят стрелков на отряды по силе их луков. Четыре пуда и три стрелы за один раз. Три пуда и пять стрел. Два пуда и двенадцать стрел. Нет оружия меньшей мощности у славов среди стрелков. А самые многочисленные — трёхпудовых лучников. По строению тела он наиболее удобен. Ибо славы — высоки ростом и сильны на диво.

Примечания

14

Усилие натяжения тетивы в 32 кг.

15

Порт славов на Атлантическом побережье.