Волк. Юность

Александр Авраменко, 2014

Странные дела творятся в Фиори: сначала с небес падает на землю нечто, оказывающееся кораблями, в которых Атти дель Парда отлично разбирается. Затем, прикрываясь древним договором с сопредельным государством, молодого графа посылают на верную смерть. Да ещё вдруг откуда-то появившаяся жена сразу заявляет: не вздумай погибнуть! Потому что только я имею право тебя убить! И что делать? Да просто выжить и показать чужеземным феодалам, что Волк Парда умеет больно кусаться…

Глава 3

Как же хорошо побывать в настоящей бане после долгого перерыва! Я, конечно, мылся в дороге. Особенно когда стояли лагерем возле кораблей в долине горячих источников. Но потом-то — две недели пути, когда торопились в Парду изо всех сил, и человеческих, и лошадиных.

Так что сейчас я просто блаженствую! Чистый, вымытый, в лёгком льняном костюме из просторных свободных шаровар и футболки без рукавов, я удобно расположился на диване комнаты отдыха с кружкой горячей ароматной натты в одной руке и пышной сладкой плюшкой, которая просто тает во рту, в другой. Благодать! Чувствую в себе этакую лёгкую истому. Мне это очень нравится. Так хорошо!.. А вот и мои дамы!

Открывается дверь, и на пороге появляется мама. В лёгком светлом халате до колен, с открытыми руками и вырезом на груди. Ну, не очень большим. У Мауры тот куда смелее… Она идёт второй. А это кто ещё с ними? Ооли?! Чистенькая, вкусно пахнущая цветами и чистой водой, с распущенными пепельными блестящими волосами, чуть не касающимися пола. В таком же откровенном халате, как и остальные. Да они что, с ума сошли? Мои тётеньки?! Саури — и без оков! С трудом удерживаюсь, чтобы не сорваться с места. Матушка и её наперсница устраиваются на диванчике напротив меня, так же тянутся к чайнику с наттой, а ушастенькая с любопытством осматривается вокруг, потом вдруг решительно опускает свой аккуратный задик возле меня. И мало того — поджимает ноги, натягивая на них короткие полы халатика и приваливается к моему боку. Счастливо вздыхает, потом ухватывает выпечку с блюда и аккуратно ест. Да что за…?! Я не верю своим глазам, но вот же она, рядышком. Её головка на моем плече, в руках — сладкая плюшка. И улыбка собственницы на тонком личике. Ничего не понимаю…

— Налей и мне, пожалуйста, милый…

Я узнаю этот голос. У саури что, мозги вывернулись набекрень от сидения в клетке?! Но руки помимо моей воли тянутся к начищенному чайнику, и я наполняю кружку напитком. Ооли осторожно берёт кружку, делает глоток на пробу, потом довольно вздыхает и снова принимается за плюшку. Потом бархатным голоском произносит:

— Вкусно! Спасибо…

— Что она сказала?

Матушка смотрит на меня с любопытством. Приходится перевести:

— Благодарит за угощение.

Доса Аруанн не менее счастливо, чем только что саури, улыбается в ответ девчонке:

— Не за что. Я рада, что ей понравилось.

Чисто на автомате перевожу для саури слова мамы. Та… краснеет… Да что происходит-то?! Небо упало на землю? Или солнце стало квадратным?! Матушка повернулась ко мне:

— Расскажи подробнее, как съездил.

— Нормально. Лучше, чем могло быть, но хуже, чем ожидал.

— Это как?

Мама не понимает моего юмора. Приходится пояснить:

— За один раз всё вывезти оказалось нереально. Взяли самое важное и то, что смогли погрузить. Многое из найденного настолько тяжело, что даже все вместе мы не смогли бы и пошевелить. Нужно больше людей, больше лошадей и механизмы, увеличивающие силу человека. Хотя бы блоки…

— Жаль. Очень жаль, — вздыхает матушка и задаёт новый вопрос: — А что ты вообще привёз? Я видела много одинаковых огромных сундуков…

— Контейнеров. Так они называются…

И я перечисляю, что находится в этих громадных кубах, которые мы с превеликим трудом затаскивали на сани. Неожиданно для себя я увлекаюсь, а матушка и Маура сидят, зачарованно приоткрыв рот, и с горящими глазами слушают мой рассказ. Даже о саури, привалившейся к моему боку, забыл. Машинально опускаю руку на её плечико, взъерошиваю пушистые волосы, в ответ — довольное урчание. Словно мурлычет большая кошка. Сытая и довольная…

— В общем, остальное вы видели. Сейчас сервы всё разгрузят, завтра приедет Вольха, заберёт инструменты. До своего отъезда хочу успеть сделать главные станки на мануфактуры. Ну а когда вернусь… — на моё лицо набегает зловещая ухмылка, — сочтусь с теми, кто меня так хорошо подставил…

Чувствую, как мягкая тёплая ладошка устраивается у меня на боку, скользнув под ткань моей рубашки. Какого… И тут соображаю, что это — саури. Саури?! Саури?!! Девчонка устроила свою головку у меня на коленях, сама спокойно вытянулась на диванчике, её ладошка мягко гладит мою кожу, а сам я ласкаю её шею под пушистыми, уже высохшими, удивительно приятными на ощупь волосами… Ооли ведёт себя так, словно мы очень близки друг другу, словно любовники или супруги… И тут матушка изрекает:

— Ты лучше скажи, чем провинилась твоя подруга на самом деле, Атти, что ты не можешь её простить?

— Что?!

Но тут вмешивается Маура:

— Сьере граф, я вижу, что вы… уже переспали с этой девушкой. Иначе бы она так не вела себя… По-хозяйски… С вами. У неё есть на вас права, потому что она… ваша любовница?

— Любовница?!

Эхом откликается мама, внимательно рассматривая прикрывшую от удовольствия свои громадные глазища саури рядом со мной. А та, словно почувствовав, что речь зашла о ней, вдруг вскидывает руку и… Неожиданно обнимает меня за шею, порывисто приподнимается и впивается в мои губы своими губами, и я чувствую, как её нежный язычок пробивается внутрь моего рта, и помимо своей воли отвечаю на её поцелуй… Который прерывает дружное «Ах!» со стороны дивана напротив… Этот возглас приводит меня в чувство, я отрываю ушастика от себя, но неожиданно мягко.

— Ты что делаешь?!

И — лукавая улыбка мне в ответ. Отворачиваюсь от неё к своим женщинам, чтобы оправдаться, но тут девушка просто обнимает меня, прильнув своей мягкой грудью так, что слова застревают в моём горле. И нежный голосок, шепчущий с придыханием так… многообещающе:

— Заявляю на тебя свои права.

— Что?!

— Ты будешь моим, хомо.

— Никогда!

— Посмотрим…

Саури разжимает объятия, потом вдруг снова целует, только в щёку, и опять тянется за очередной плюшкой. А я вижу, как доса Аруанн становится очень серьёзной:

— Атти, только не лги мне. Ты спал с ней, скажи честно.

Со всей мочи отрицательно мотаю головой. Саури внезапно спрашивает:

— Что спросила твоя мама?

— Спал ли я с тобой.

— Спал?!

И тут вся игра прекращается — Ооли показывает своё истинное обличье. На её личике появляется злобная гримаса, она отталкивает меня, затем выплёвывает:

— Червь! Как ты только мог подумать о том, что я, истинная…

Осекается. Но поздно. И матушка, и Маура понимают, что та их обманывала, притворяясь, и лица дам мрачнеют. Развожу руками:

— Ну, теперь убедились? Я посажу её в темницу. В подвале Башни…

Обе досы понимают, о чём идёт речь, и теперь мама смотрит на саури тоже… с отвращением. А я демонстративно-брезгливо вытираю свой рот, и Ооли бледнеет, понимая, что её трюк не удался. Дамы моментально удалились, а я звоню в колокольчик. Появляется слуга.

— Пусть принесут одежду для слуг. Для неё, — показываю на неподвижно застывшую в углу дивана самку. — И пусть охрана ждёт за дверью.

Служанка исчезает. Спустя пару минут молчания, воцарившегося в комнате, слышу шаги. Затем голос из-за деревянных створок:

— Конвой прибыл, сьере граф. — Женский голос.

— Сколько вас?

— Четверо, сьере граф.

— Отлично. Переоденьте пленницу, и пусть её посадят… — на мгновение задумываюсь, но решение принято быстро, практически мгновенно, — в камеру номер четыре. Заходите. — Поднимаюсь с дивана. В комнату входят четыре крепкие девчонки из моих специальных частей. Показываю на саури: — Заберите.

И выхожу прочь. А позади меня слышен писк, визг и ругань:

— Ты ещё ответишь мне за это, земной червь! Ответишь!..

Но крепкие руки уже действуют, а я спускаюсь на свою половину, чтобы одеться и идти отдыхать с дороги — завтра будет очень тяжёлый день… И послезавтра, и после-послезавтра…

…С самого утра я весь в трудах. Надо переписать всё, что мы привезли из Рахи, послать в долину горячих ключей отряд для охраны имущества и восстановления замка, потому что людям, которые станут оберегать корабли до моего возвращения, нужно где-то остановиться, не в палатках же им жить? Заодно укрепят место для обороны. Ну и проведут геологоразведку. Если есть горячие источники, значит, должны быть и поташ, и сода. Это аксиома. Для чего мне это? Сода — понятно. А вот поташ — это основное сырьё для производства хрусталя и, конечно, удобрения. А попросту говоря — калий. Очень лёгкий и быстро окисляющийся элемент. Можно, конечно, получить его из обычной древесной золы, но это слишком долгий и нудный процесс. Так что лучше уж брать минерал в готовом виде…

Буквально на бегу перекусываю куском копчёной говядины, торопливо выпиваю большую кружку натты, сидя в уголке двора на бревне, приготовленном для постройки очередного сруба. Одновременно мысленно подбивая итоги. Кажется, мне повезло. Пожалуй, всё, что мы притащили, можно реально использовать.

— Сьере граф, вас матушка требует.

Опять что-то случилось? Как не вовремя меня отвлекают от дел! Ладно. Машу рукой Нитту, который деликатно сидит вместе с Грамом чуть поодаль, ожидая, пока я закончу перекус.

— Эй, орлы, продолжаете делать опись привезённого. С больших ящиков перерисовываете все знаки, что имеются на их дверях. А я — к досе графине. Сами видите… — киваю на слугу.

Ребята согласно склоняют головы, и я уношусь рысцой прочь.

Матушка очень зла. И причины этого я не могу понять. Мауры нет, кстати. Но где она болтается, меня не волнует.

— Мама? — смотрю на неё вопросительно, но та просто машет рукой:

— Присядь, Атти. У меня к тебе серьёзный разговор.

Делать нечего, устраиваюсь на скамеечке возле её ног. Матушка вздыхает, а потом начинается:

— Я, конечно, тебя понимаю. Ты зол, обижен, но нельзя же так!

— Что нельзя, мама? Объясни, пожалуйста.

— Я об этой бедняжке, что ты посадил в тюрьму.

Решительно поднимаюсь:

— Хватит о ней. Меня это уже достало. Вы же сами вчера видели, что она представляет собой на самом деле.

— Я бы хотела сама побеседовать с ней, Атти. Но девочка не знает нашей речи. Кто она на самом деле? Только не рассказывай мне сказки о страшной болезни.

Криво усмехаюсь, моя щека дёргается в раздражении, и мама начинает бледнеть — она боится, когда я в таком состоянии…

— Враг, мама. Самый страшный враг человечества. Всех нас, живущих здесь. Уцелей её оружие, эта… уничтожила бы всё, что есть живого на планете. И меня, и тебя, и всех остальных. Поэтому лучше оставь всё как есть. Сидит она в тюрьме — и пусть сидит. Единственное, что я могу для неё сделать, — раз в день выводить на улицу. На час. Чтобы она увидела солнце. Но не больше. И разговор на этом закончен.

Тем не менее мама сияет облегчённой улыбкой:

— Хорошо, Атти. — Потом виновато добавляет: — Ты живёшь высоко и ничего не слышал. А я всю ночь не сомкнула глаз, потому что снизу донёсся такой… стон…

Понятно. Как я уже говорил, для саури не увидеть света солнца куда хуже смерти… Но я никак не рассчитывал, что полы в комнате матушки столь тонкие, что даже слышны крики узников. Вот же… Неприятно. Надо будет это исправить. Стоп! Что это я? Ведь после моего отъезда начнётся строительство. Ох… Ещё успеть сделать проект! Млин, куда ни кинься — везде сплошные дыры! Хорошо, хоть Ролло не надо понукать — он сам отбирает лучших бойцов из лучших и формирует отборный отряд, который отправится со мной в Рёко…

— В общем, делай как хочешь, мама, но ни в коем случае не расковывай пленницу и помни, что при малейшей возможности она просто тебя убьёт.

— Всё так серьёзно?

Грустный взгляд, и я не выдерживаю, благо мы сейчас одни.

— Там… — показываю на небо, — я рос сиротой. Потому что такие, как она, убили моих родителей. И всех, кто жил в нашей… деревне. Меня спасло чудо — наш корабль, на котором я летел домой, задержался в пути. Но из-за этого опоздания было куда хуже — я увидел убитых…

Моё горло сдавливает спазм, потому что перед глазами встаёт изуродованное взрывом гранаты тело мамы, разрубленный пополам лучом тяжёлого бластера отец… Я машу рукой и стремительно выскакиваю наружу, прислонившись лбом к прохладной стене, чтобы никто не видел меня в момент слабости.

…Но даже самый длинный день имеет свойство заканчиваться. Так что после ужина, прошедшего в одиночестве в моих покоях, я сижу за столом и просматриваю файлы найденного мной в моём транспортнике компьютера. Это мой личный. Военный образец. Невообразимо устойчивый и прочный. С автономным нанореактором на воде. Так что машинка работает. И неплохо. Никаких сбоев, проблем и зависаний. Передо мной сияет голографический конус, в котором находятся выводимые мной на свет файлы, папки, фотографии. К сожалению, полезного в умной машинке практически нет. Так, памятные фото, несколько наставлений, инструкции, куча голофильмов и книг, скачанных из Сети, чтобы убить время в пути. Типичный набор. Как говорится, знать бы раньше, где упадёшь, соломки бы подстелил.

Неторопливо делаю мелкие глотки из чашки с наттой, всматриваясь в лица тех, кто сейчас находится там, в Империи. Что в ней происходит, интересно? Пять лет назад мы воевали с кланами саури довольно успешно. Во всяком случае, на фронтах установился некий паритет, а вскоре мы, люди, должны были нанести первые удары по вражеской территории.

В двери скребутся. Это мама. Что она хочет? Впрочем, ладно. Гашу изображение, открываю створки, тут же задвигаю засов. Ни к чему слугам слышать и видеть нас. Особенно когда на столе вещь не из этого мира…

— Проходи.

Матушка с любопытством смотрит на меня, словно никогда не видела прежде, потом подходит к столу, усаживается на свободный стул, наливает себе натты, делает не большой глоток и спрашивает, показывая на плоскую панель компьютера:

— Это… оттуда?

Киваю. А потом… Да чего уж там, если между нами давно нет никаких тайн.

— Хочешь посмотреть на мой мир?

Глаза матушки загораются огнём неистребимого любопытства.

— А можно?

— Можно.

Я прогоняю картинку за картинкой: виды городов, планет, пейзажи и строения, леса и горы, космос, мои друзья, знакомые, просто случайные люди. Доса Аруанн смотрит жадно, забыв обо всём на свете. Иногда задаёт вопросы, если ей что-то непонятно, я, по мере возможности, пытаюсь объяснить, что она видит в данный момент. Больше всего маму интересуют именно люди. Она смотрит с восторгом на их одежду, на их лица, улыбки. Ей очень интересно. Наконец матушка устаёт, нужно передохнуть — слишком много впечатлений, и я, под вздох сожаления, гашу сферу. Взамен нахожу кристалл с музыкой, классический «Вальс цветов» Чайковского, негромко включаю. Мама зачарована звуками скрипок и слаженной, просто невероятной игрой оркестра. Совсем как юная девчушка, приоткрывает ротик, потом спохватывается, со вздохом произносит:

— Как бы я хотела когда-нибудь станцевать такой танец…

Улыбаюсь ей в ответ:

— А почему бы и нет? Позвольте, доса?

Встаю с кресла, обхожу стол, подаю ей руку. Мама поднимается, и я кладу руку ей на талию. Она привычно опускает свободную руку вдоль бедра, но я беру её ладошку и кладу себе на плечо:

— Вообще-то у нас танцуют так, мама…

И я учу её вальсу под светом горящего камина… Наконец мелодия умолкает, матушка раскраснелась, улыбается. А я рад возможности подарить ей радость, потому что завтра утром мне нужно уехать к Вольхе на железоделательные мануфактуры. Чертежи ружей давно готовы, а теперь у меня есть оснащение для изготовления точнейших валов, на которых будут установлены суппорты. Всё остальное для машин, бабки, приводы, шестерни, станины пусть и грубо, но давно готовы. Ну а на первых изготовленных эталонных агрегатах начнут делать другие, более изящные, скажем так, станки и машины. Сколько времени у меня займёт это — неизвестно. Но не мало. Это точно. А потом нужно будет проверить, как идут дела у Ролло… Мама видит по моему лицу, что я уже не с ней, где-то далеко, в своих мыслях.

— Спасибо, Атти. Я пойду?

— Хорошо, мама…

Она делает шаг к двери, но вдруг замирает на пороге, уже протянув руку к ручке, оборачивается:

— Атти… А каким ты был раньше? До того, как стал… — Слова застревают у неё в горле, но я понимаю, что она хотела сказать, и опять включаю компьютер.

Вспыхивает изображение, увеличиваю его во весь рост и слышу потрясённый вздох:

— Высочайший…

Странно смотреть на себя со стороны. А тут я ещё молодой, мне всего лишь двадцать лет, только вышел из Академии и сфотографировался на память у знамени своей первой воинской части. Берет, лихо заломленный набекрень, пятнистый хак-хамелеон, в руках — штурмовой бластер, массивный, но лёгкий, тёмно-синие погоны с двумя звёздочками на плечах. Я ещё лейтенант. Эмблема в виде щитка с кометой на рукаве, означающая отряд глубинной разведки… Грудь колесом, ручищи — что шатуны у паровой машины, на боку — офицерский меч, подсумок с зарядами на ремне. Словом, красавец. Глупый юнец. А через неделю мы были отправлены в рейд, из которого вернулись лишь я и мой товарищ. Его я вытащил на себе, без ног, истекающего кровью. Засада. Почти всех положили первыми же выстрелами. А меня спасло то, что я отпросился у командира отойти за кустики…

Мама гладит меня по щеке:

— Что-то плохое, да, сынок?

Еле выдавливаю из себя:

— Да нет, ма, просто вспомнилось… Прошлое…

Женщина внимательно смотрит мне в глаза:

— А лгать ты так и не научился, милый. — Приподнимается на цыпочки, ласково целует меня в наклонённую голову, взъерошивает, любя, волосы: — Всё-таки мне жаль девочку… — Прикладывает палец к моим губам, не давая возразить, затем открывает замок и уходит к себе.

Я спешно гашу сферу, чтобы никто из слуг не успел увидеть чудеса и растрепать о них по всей Парде. Жалко ей! Саури! Знала бы она… Эх, мама! Как ты можешь забыть старую истину, что внешность обманчива? Выключаю питание, убираю комп в ящик стола, где лежит мой именной бластер. Золотая табличка на кобуре говорит о том, что это непростое оружие. Задумчиво гляжу на него. Потом решительно задвигаю ящик. Надо спать. Подъём будет ранний…

Завтрак, привычная зарядка во дворе, облачаюсь в дорожную одежду. Вороной уже бьёт копытом возле крыльца. Меня сопровождают Нитт, Грам и двадцать человек личной охраны, за каждым из которых вьючная лошадь. Все вооружены до зубов, потому что груз у нас поистине драгоценный — инструменты и микростанки. Мы отправляемся в Тумиан…

В пути ничего экстраординарного не происходит, и до замка Лиэй мы добираемся без происшествий. В нём находится резиденция Вольхи, моего первого и пока единственного инженера. После короткого отдыха мы поедем на завод, где будут изготовляться станки, чтобы приступить к обработке резьбового вала для суппорта. Ну и прочих винтовых деталей. Семейство моего соратника встречает нас на крыльце главной башни замка с радостными улыбками — давно не виделись, оказывается. Сам Вольха, его жена Кери, заведующая пошивочными мастерскими, их дети — близняшки. Мальчик и девочка. Эти совсем малы, им всего по три месяца, а потому находятся на руках двух нянек, почтительно стоящих позади своих господ. Обнимаемся с главой семьи, чмокаю ручку досы Кери, затем все вместе идём внутрь башни. При сообщении о том, что сейчас мы сделаем то, чего не могли добиться почти год, Вольха приходит в дикий ажиотаж, порывается немедля, несмотря на быстро сгущающиеся сумерки, ехать на производство. Но я категорически отказываюсь, хотя и самому не терпится. Во-первых, я слишком устал, как и мои спутники. Во-вторых — на дворе темно. В-третьих — зачем спешить? Ночь роли не играет. А вот если я отдохну, то и программировать хитромудрый агрегат будет куда проще и быстрее, да и если сразу не выйдет, то можно будет успеть внести правки. Так что лучше сначала баня, потом ужин, а дальше — нормальный спокойный сон в чистой постели, а не полудрёма в седле…

Вольха понимает, что я прав, вот чего у парня не отнимешь — так это чёткого умения ставить на первое место то, что более необходимо в данный момент. Поэтому звучат распоряжения, и меня ведут в отведённые сьере графу покои. Затем начинается суета слуг и служанок, приносят горячую воду, потому что бани так и не построили, я моюсь, переодеваюсь, и меня ведут ужинать. У четы куча вопросов, так что за разговорами время пролетает незаметно, пока досу Кери не уводят кормить своё потомство. А там и я спохватываюсь, прощаюсь с мужчиной и иду почивать. В покоях тепло и уютно, чистые простыни прямо-таки хрустят под моим телом. Как же приятно просто улечься и вытянуть ноги, расслабиться и хотя бы пару мгновений ни о чём не думать! С этим ощущением чистоты и усталости я просто проваливаюсь в глубокий сон без каких-либо сновидений…

— Вот. Ставьте.

Я протягиваю ещё тёплое после обработки изделие Вольхе. Длинный, полутораметровый вал с точнейшей резьбой. Ошибка — двенадцатый знак после запятой. Максимум. И одновременно возношу молитву Высочайшему, чтобы моему рыжему двигателисту-механику в его Садах было хорошо. Инженер трясущимися от волнения руками принимает готовую деталь, подаёт рабочим, которые почтительно ждут своей очереди. Мастеровые тут же принимаются за работу, и сразу же слышны восхищённые возгласы — вал становится на место просто идеально, без допусков и зазоров. Рабочие ещё никогда такого не видели! А я улыбаюсь про себя, потом извлекаю из чемоданчика, где хранился микростанок, пачку листков, густо покрытых чертежами и убористым почерком, протягиваю Вольхе:

— Держи. Здесь всё расписано — что, чего, сколько, из чего. Разберёшься?

Мужчина кивает, отходит в сторонку, устраиваясь в уголке цеха, а я вместе с рабочими занимаюсь дальнейшей сборкой агрегата. Дело у нас спорится, потому что, если что не так, на помощь приходят инструменты из Империи, и к обеду наш первый, пока ещё грубый, но оттого ничуть не менее точный станок сияет свеженьким чистым металлом и смазкой. Осенив себя знаком Высочайшего, один из мастеров подходит к машине, запускает привод и, когда вал начинает вращаться, аккуратными движениями подводит резец к зажатой в бабках болванке. Визг, тонкая стружка, завиваясь в колечки, вырывается из-под острия, падает в поддон. Все зачарованно смотрят на работу. Минута, другая — и вот первое изделие готово! Несут измеритель, проверяют все размеры, записывают. Сметают стружку от первой детали, ставят вторую заготовку, снова запускают станок. Кропотливая работа мастера, нетерпеливое ожидание — готово. Рабочие начинают замерять размеры, и я слышу потрясённый общий вздох — всё совпадает идеально!

— Что, орлы, не ожидали?

Я улыбаюсь — получилось! Народ почтительно кланяется:

— Ваша светлость, это просто чудо какое-то!

— Не чудо. Умение! Работайте так и дальше! Нам предстоит много дел…