Волк. Юность

Александр Авраменко, 2014

Странные дела творятся в Фиори: сначала с небес падает на землю нечто, оказывающееся кораблями, в которых Атти дель Парда отлично разбирается. Затем, прикрываясь древним договором с сопредельным государством, молодого графа посылают на верную смерть. Да ещё вдруг откуда-то появившаяся жена сразу заявляет: не вздумай погибнуть! Потому что только я имею право тебя убить! И что делать? Да просто выжить и показать чужеземным феодалам, что Волк Парда умеет больно кусаться…

Глава 1

… Я вхожу в у же поставленный слугами шатёр. Внутри тепло, походная печурка успела прогреть внутренность временного жилища. Ткань изнутри обшита шкурами лесных зверей, поэтому в шатре можно жить даже зимой. На покрытом коврами выровненном наскоро лопатами полу стоит скромная мебель: раскладной стол, несколько стульев, шкафчик, окованный металлом сундук и походная кровать. Правда, в углу довольно нетипичный для обстановки предмет: обычная грубая клетка, в которой казнят самых злостных преступников, подвешивая их на столбах. Привезли специально из полуразвалившегося замка Рахи, находящегося в десяти милях от тёплой долины. Юрика мечтает восстановить древние фамильные стены. Ну-ну…

Сбрасываю плащ, оставшись в своей обычной чёрной одежде. Настроение у меня, прямо скажем, не ахти. Ещё бы!.. Только что хоронил сам себя. Не в прямом смысле, разумеется. Мою альфу. Удивительно, как мы стали похожи с ним. Видимо, матрица действительно добилась практически полного соответствия оригиналу. Неплохо бы провести более углублённый анализ, но на всей планете не найти обычного медицинского сканера. Уровень развития, увы, не тот. Звоню в колокольчик. Слышен шум шагов за пологом. Появляется слуга, кланяется.

— Обед готов?

— Да, сьере граф.

— Подавай.

Тот исчезает. Слышно, как хлопает ткань, прикрывающая промежуточный тамбур. Чуть обдаёт холодом, но печь тут же возвращает внутреннюю температуру шатра к прежнему уровню. Устало усаживаюсь за стол, откидываюсь на спинку стула, вытягиваю ноги. Мои люди похоронили всех: меня прежнего и мой экипаж — механика и канонира. Отдельно уложили найденных саури. Их оказалось двенадцать. Большинство умерло сразу. Кое-кто погибал явно долго, мучительно и страшно. Выяснилась и причина, благодаря которой уцелела эта… самка… Её запихнули в спасательную капсулу. А эти устройства делают настолько прочными, что трудно вообразить. Капсула, кстати, оказалась единственной на Малом Листе. Видимо, остальные либо потеряли, либо их просто не было. Очень дорогая вещь, и они имеются не на всех саурийских кораблях…

— Сьере граф, прикажете подавать?

Внутрь просовывается голова прислуги. Киваю ему, прикрываю глаза. Я устал. Не физически. Морально.

Шуршит ткань полога. Слуги уходят. Открываю глаза — да, стол накрыт. Еда пахнет дымком от костра, на котором её готовили. Вкусно, кстати, получается. Впрочем, так всегда на открытом огне. Поднимаюсь со своего места, подхожу к стоящей в углу клетке, сдёргиваю с ржавых прутьев ткань, которой та накрыта. В ответ слышу злобное шипение. Внутри сидит моя пленница, плотно упакованная. Безразлично пожав плечами, снова усаживаюсь за стол и приступаю к еде. Некоторое время стоит тишина. Иногда стукает нож по тарелке. Обед вышел на редкость удачным! У повара явно талант. Надо будет озаботиться наградой для него… Похоже, что от вкусной еды у меня начинает вновь подниматься настроение.

Время от времени бросаю бесцеремонные взгляды на скорчившуюся внутри яйцевидной клетки саури. Её стандартный пилотский костюм кланов, только без знаков различия, наводит на мысль, что она не член экипажа, а пассажирка. Поэтому её и запихнули в капсулу последнего шанса, пожертвовав всеми остальными. Молодая. Даже младше меня нынешнего. Не говоря уж обо мне предыдущем. Длинные пепельные волосы, забранные на затылке в пучок, две длинные пряди, как принято, выпущены у висков, оставляя чуть прикрытыми не очень длинные острые аккуратные ушки. Вообще саури практически не отличаются от нас, людей. Во всяком случае, внутренние органы у нас идентичны. Так, несколько внешних отличий: чуть более тонкие кости, что сказывается на внешнем облике и фигурах. И отсутствует извечный бич людей — ожирение. Поэтому все наши человеческие женщины остро завидуют самкам саури, те просто не знают таких слов, как целлюлит или лишний вес. Всегда, в любом возрасте, после любых родов — идеальная фигура, поэтому зависть никогда не утихнет… Отвлёкся. Личико… Идеальный овал с тонким прямым носиком, пушистые длинные брови и столь же длинные пепельные ресницы. Губки… Пухлая нижняя, чуть потоньше — верхняя. Между бровей — какой-то символ. Естественно, вытатуированный. Похоже, это метка клана. Правда, какого, я не знаю. Их у саури чуть ли не тысяча. Хорошо, хоть язык для всех общий… Необходимый минимум мне известен. Обучают у нас этому переливчатому наречию в обязательном порядке. Как-никак — основной враг человечества, война с которым с небольшими перерывами длится уже больше тридцати лет… Ноги у пленницы длинные, стройные, просто умопомрачительной формы. Их не различить под мешковатыми штанинами, но строение тела самки мне хорошо известно. Руки тонкие, с узкими кистями, на которых так же, как у нас, по пять аккуратных длинных пальчиков, можно даже сказать — музыкальных, с ухоженными ногтями. Таков внешний вид моей пленницы…

Я ем и замечаю, как саури сглатывает слюну. Украдкой, таясь от моих взглядов. Девчонка явно голодна. И даже очень голодна. Случайно уловил негромкое бурчание в её желудке. Тем лучше. Для меня.

Покончив с едой, наливаю себе натты, местного напитка, очень похожего на кофе и по вкусу, и по действию.

Сейчас все мои люди трудятся снаружи, тщательно разгребая снег и снося всё найденное в кучи. Когда закончат, я бегло просмотрю все находки, отсортирую полезное и нужное, и начнётся погрузка. А потом — обратный путь домой. За корпусами же упавших кораблей приедут позже. И скорее всего, без меня, потому что мне предстоит вассальная обязанность перед императором Рёко. Год службы вместе со своими людьми. Эх, как же не вовремя. Ну да ничего. Дож потихоньку станет перевозить свалившееся с небес богатство в Парду, а когда закончится срок обязанности, я вернусь и разберусь со всем окончательно. Впрочем, обоз у меня большой, почти сто саней и триста человек сервов. Так что останется здесь мало чего. Мой старый транспортник вёз обычный набор контейнеров для армейских лавок. Одежда, всякая мелочовка вроде новых кристаллов с развлекательными записями, ширпотреб, прочее барахло. Ни оружия, ни станков — словом, почти ничего из его груза мне здесь особо не нужно. Вот будь у меня колониальник, колониальный транспорт, — тогда да. А так… Хотя у моего механика большая коллекция всяких инструментов, — у парня был бзик по этому поводу, он тащил на «Рощицу» всё, что только мог… Эх, Коля… Перед глазами на миг появляется его широкое скуластое конопатое лицо с зелёными глазами. Весёлый, вечно благоухающий вакуумной смазкой. А умер так нелепо, от декомпрессии. Первый же метеорит прошил корпус корабля насквозь, просадив моторный отсек, и атмосфера мгновенно улетучилась через микропробоину. Надеюсь, он не успел понять, что произошло… Мой человеческий корабль тоже сильно разбит. Практически так же, как эсминец саури, так что особой надежды найти его богатства нет. Но если найдутся, тогда я смогу нарезать валы и винты для суппортов…

Тянусь за сладкой булочкой и перехватываю горящий ненавистью взгляд саури. Чуть дёргаю краешком губы в ухмылке. Самка отворачивается. Лениво отщипываю от сдобы по небольшому кусочку, тщательно прожёвываю. Девчонка пытается переменить позу, но со связанными руками и ногами это не так-то легко. Тем более в этой варварской клетке. Раздаётся резкое шипение. Ага! Похоже, зацепилась раной за прут, и ей больно. Точно! Вижу, как вздрогнули её плечи, и она даже на мгновение откинула головку. Потом утыкается в поджатые к себе колени и молчит. Ну что же…

Вспоминаю уже почти забытые звуки их языка, вбитые в меня с помощью глубокого гипноза:

— Как твой имя?

Может, не очень правильно с точки зрения грамматики, но уж на что способен. Поэтому прости меня, девочка. Та резко оборачивается, недоверчиво смотрит на меня. Приходится повторить, на этот раз правильно построив фразу:

— Как тебя зовут, саури?

Тишина. Потом мягкий грудной голос отвечает:

— Откуда ты знаешь наш язык, хомо?

— Вопросы здесь задаю я. Отвечай, самка.

Она прищуривает свои ярко-серые глаза, что-то неразборчиво шипит. Что же…

— Вижу, тебе нравится сидеть голодной.

Верчу в руках куриную ножку. Вкусную. Покрытую желтоватым жирком. Саури снова сглатывает слюну, гордо отворачивается. Твои проблемы…

— Мне вообще-то всё равно, как к тебе обращаться. Так что можешь молчать. Но — голодная.

Бросаю мясо обратно на блюдо, затем накрываю клетку тканью. Не замёрзнет, и ладно. В шатре тепло. Звоню в колокольчик. Вскоре появляется слуга. Показываю на стол:

— Убрать.

Тот сразу принимается за дело. Потом, словно вспомнив что-то, вздрагивает:

— Сьере граф, а что это за исчадие Нижайшего? — И показывает на покрытую тканью клетку.

— Это не исчадие Нижайшего. Просто несчастная переболела редкой болезнью. Не слышал? Биномом Ньютона.

Слуга отрицательно мотает головой. Кажется, та сейчас отлетит. Изо всех сил удерживаясь, чтобы не рассмеяться, выдаю на-гора:

— Те, кто заболел и смог выжить, после неё становятся такими — серая кожа, светлые волосы и глаза, острые уши.

Парнишку передёргивает.

— Какой ужас! Сьере граф, а если она больна, то почему вы держите её в клетке, а не лечите?

…Что бы такого сказать, а? Придумал!..

— Спасаю вас от заражения. Вдруг она плюнет на вас, тогда вы станете такими же. Если, разумеется, выживете.

— Получается, это страшная болезнь, сьере граф?

— Очень страшная. Человек перестаёт делать что требуется, начинает только думать. Над самыми простыми вещами. А потом из головы у него начинают расти уравнения и квадратные корни.

— Корни?! Квадратные?!!

— Да. Представляешь? Именно квадратные. И пока они не отсохнут сами — ты всё думаешь, думаешь, а голова у тебя распухает до такой степени, что становится больше тела. Ну а когда корни созревают и отсыхают, становится вот такой, как у неё. Ушастой.

— Какой ужас… — бормочет парень и, собрав посуду, торопливо убегает.

Я, не выдержав, всё-таки смеюсь, пусть и вполголоса. Подхожу к кровати, стаскиваю сапоги, ложусь поверх одеяла, накрываясь меховой полостью. Раздеваться полностью лень, потому что скоро опять подниматься и идти контролировать, как продвигаются дела у сборщиков-поисковиков. Того, что, вернувшись, люди разболтают всем о находке, я не боюсь. О том, что это упало с неба, знает лишь Юрика дель Рахи. А она — ещё одна компаньонка моей матушки. Для всех остальных же — это остатки строений древних людей. Нормальная легенда. Теперь ещё пойдут страшные рассказы про Бином Ньютона, спящий в развалинах… Снова беззвучно смеюсь и незаметно для себя засыпаю.

Ближе к вечеру меня бесцеремонно будят. В шатёр вваливается Грам с радостным криком:

— Сьере граф, прокопали!

Пояснений не требуется. После собственных похорон я распорядился выкопать туннель к люку человеческого транспортника, который лежит на боку. И вот теперь я могу попасть внутрь. Как и Малый Лист, корабль здорово раздолбало. И особой надежды, что передатчик уцелел и я смогу подать сигнал бедствия на родину, у меня нет.

Торопливо вскакиваю с койки, напяливаю сапоги, набрасываю свой любимый, подбитый мехом чёрного волка плащ и выскакиваю наружу. На улице уже сумерки, но это не страшно. Вместе с семенящим сбоку Грамом спешу к раскопу. Яма, скажем так, впечатляет. Осматриваю люк. Нет ни перекосов, ни вмятин. Значит, техника может сработать. Откидываю крошечную панель сбоку входа. Неудобно, потому что она над головой. Ну да справимся. Набираю намертво впечатанную в память комбинацию. Мгновение ожидания — и массивная диафрагма с тихим гулом складывается, уходя в обшивку. Ура! Грам стоит рядом с открытым ртом. Включается автоматика, разгораются лампы освещения — становится светлее. Отлично! Даже не мог мечтать о таком! Реактор, как я вижу, работает. А что сейчас панели тускло светятся, так, простите, четыре года на консервации! Да ещё в вакууме. Минимум пять суток нужно для выхода на нормальный рабочий режим после такого. Впрочем, время пока терпит, а там всё станет ясно. Но сейчас мне необходимо сделать одну вещь. Очень важную и нужную…

Легко подтягиваюсь на руках и оказываюсь внутри. Осматриваюсь. Можно пройти дальше. Правда, придётся карабкаться на четвереньках, но сейчас мне не до сохранения достоинства, и я лезу вверх по лежащему почти под острым углом коридору. Да будет благословен тот, кто придумал покрытие для космических кораблей! Ноги по нему не заскользят при всём желании, и я поднимаюсь по стене, словно по обычной дороге. Куда сложнее удержать равновесие. Но я справляюсь… Вот и рубка. Увы, в стене зияет рваная пробоина, через которую внутрь летит снег, идущий снаружи. Панель электронного мозга мертва. Причём необратимо. То ли метеорит, то ли снаряд саури разворотил хрупкую начинку, и всё вокруг блестит крошевом интеллектпанелей. Так что мнемокристалл управления, положенный мной первым перед смертью в подлокотник командирского кресла, бесполезен… Ладно. Сейчас и темно, и уже поздновато. Завтра с утра посмотрю более тщательно. С этой мыслью выхожу из рубки.

Зайти к себе? Недолго думая поворачиваю по коридору и пробираюсь к своей каюте. Надо бы захватить кое-что… Вот она. Открываю двери, влезаю внутрь небольшого помещения. Отпираю дверцу сейфа. Та щёлкает и повисает на петлях, выворачивая содержимое наружу. Не страшно. Разгребаю кучу накладных, которая уже никому не понадобится. В самом низу — мой офицерский бластер в кобуре и запасные энергокристаллы. Беру его, щёлкаю предохранителем. Умеют же у нас в Империи делать вещи! Индикатор заряда весело горит зелёным, показывая, что оружие полностью работоспособно и готово к бою. А ещё — мой меч русского офицера. Ну, господа феодалы… Я вернусь из Рёко, и мы побеседуем… Достаю из шкафа в углу каюты небольшой плоский чемоданчик. Там моя коллекция древней музыки и проигрыватель. Заодно прихватываю аптечку, валяющуюся у переборки. Она мне очень пригодится в походе. Да и сейчас. В шатре в клетке сидит раненая саури. Не местной же медициной лечить её, в конце концов? Спрыгиваю на землю, Грам смотрит на меня, на вещи в моих руках.

— Охранять проход, никого не пускать внутрь. Отвечаешь головой.

— Да, сьере граф!

Он отдаёт мне салют, ударив себя в грудь кулаком. Я научил. На имперский манер. Удовлетворённо улыбаюсь, но тем не менее снова закрываю диафрагму. Впрочем, смысла в этом нет. Практически весь корпус, кроме машинного отделения и грузового отсека, обвалился по каркасу внутрь. А те два отсека уцелели, потому что, как общепринято в Империи, изготавливаются из броневого сплава. На весь корабль такой материал использовать слишком дорого, а вот на эти отсеки можно и нужно. Почему защищается двигатель, думаю, объяснять не требуется. Ну а грузовой отсек… Грузы бывают разные: и ширпотреб для армейских лавок, и боеприпасы, и топливо, и, как в моём случае, нечто секретное.

Теперь можно вернуться в шатёр. Мы идём обратно, и я смотрю, что творится вокруг. Народ работает на совесть — снег почти везде убран, видна даже трава, чуть пожухлая, но всё ещё зелёная. Кони согнаны в табун, люди машут лопатами, просеивая собранный снег через сита. Видны две большие кучи. С такими темпами завтра уже будет всё закончено. Это хорошо. Даже очень хорошо!.. Возле шатра меня встречает озабоченная чем-то Юрика. Слегка кланяется:

— Сьере граф…

Для баронессы поставили отдельный шатёр. Естественно, по размерам меньше моего. Но тем не менее отдельная крыша. Прочие пробавляются палатками на десять человек каждая. Впрочем, они тоже утеплены, так что сервы не замёрзнут.

Девушка вскидывает прелестную головку и вопросительно смотрит на меня. Ну да, я хорош, однако. Весь день продрых, так как из-за похорон сдали нервы, хорошо, хоть догадался отдать приказы. А люди работали… Не отвечая ей сразу, маню к себе Грама:

— Пусть народ заканчивает и отдыхает. На сегодня достаточно. — Потом оборачиваюсь к досе дель Рахи: — Прошу вас посетить моё походное жилище, баронесса.

Та снова кланяется:

— Как пожелаете, сьере граф. Вы же мой сюзерен…

Мы входим внутрь, глаза девушки расширяются от удивления, когда она видит внутреннее убранство. Бросает взгляд в сторону накрытой материалом клетки, но молчит. Саури ведёт себя тихо. Уснула, что ли? Хвала Высочайшему.

— Как вы устроились, доса?

— Спасибо вам за заботу, сьере граф. Всё просто чудесно.

Развожу в сторону руки:

— Поскольку ваши крепостные разбежались после известного вам события, а замок в… скажем так: непригодном для житья состоянии, то я осмелился пока поселить вас в шатре. Уж простите.

Юрика машет рукой:

— Не волнуйтесь, сьере граф. Всё гораздо лучше, чем я могла ожидать, собираясь в это путешествие.

— Рад это слышать. — Сбрасываю с себя плащ, подкидываю пару аккуратных полешек в топку. Потом поворачиваюсь к баронессе: — Как я понимаю, вы определились с деньгами?

Девушка надувает губки:

— Фу, какой вы, сьере граф. Не предложите даме даже присесть?

Хм… Однако разбаловал я девчонок… Ну да ладно.

— Присаживайтесь, доса. Хотя я думаю, что, может, мы лучше приляжем?

Взглядом показываю на кровать, призывно манящую свежайшим бельём. Против ожидания Юрика не краснеет, а едва заметно оценивающе прищуривается, потом переводит взгляд на койку, затем обратно на меня.

— Вы хотите меня, сьере граф? Вместо ужина?

Вот же… Получив большие деньги, осмелела? Ну-ну. Поиграем, красавица, раз ты так хочешь.

— Не вместо ужина. А в качестве приложения к нему.

Она щурится ещё больше:

— Я очень, очень и очень дорогое блюдо, сьере граф. Не думаю, что у вас хватит золота, чтобы меня купить.

Начинаю злиться. Обнаглела? Но тут баронесса произносит то, что мгновенно успокаивает меня:

— Цена моей постели — обручальное ожерелье, сьере граф.

— Значит, вы готовы стать моей законной супругой, доса баронесса?

И тут она не выдерживает, заливается краской и опускает прелестную головку, чуть слышно прошептав:

— Да, сьере… граф…

Я молча отступаю от неё на шаг.

— Юрика… Давай не будем об этом. Станем считать, что наш разговор — дурная шутка.

Она резко вскидывает голову:

— Но я…

Прикладываю палец к её губам, останавливая:

— Не надо, Юрика. Не стоит… Да, ты мне нравишься. Не стану этого скрывать. Ты очень красива. Но… Я уезжаю на войну. И неизвестно, вернусь ли оттуда. Ты хочешь стать вдовой во второй раз?

Девушка вздрагивает. Изо всех сил мотает головой в знак отрицания. В её глазах появляются слёзы, и она, едва не плача, произносит:

— Не надо говорить о смерти, сьере граф! Вы вернётесь живым и невредимым, я знаю!

Улыбаюсь ей в ответ:

— Разумеется, вернусь. Только вот время… Оно покажет, искренни ли чувства, которые мы сейчас испытываем друг к другу. Верно, Юрика?

Баронесса несмело кивает.

Затем я кричу:

— Эй, что там с ужином?!

Просовывается голова слуги:

— Готово, сьере граф!

— Тогда неси. На меня и досу баронессу.

Тот исчезает, и спустя пару минут в шатёр вошли люди с подносами и начали сервировать стол.

Ужин прошёл в тишине. Потом я проводил Юрику до её шатра, пожелал спокойной ночи и вернулся к себе. У меня ещё осталась пара незаконченных дел, которые нельзя откладывать. Первое: я снова снял с клетки ткань, которой та была накрыта, и встретился с горящим злобой взглядом саури. Немудрено. Даже за один день можно неслабо проголодаться. А у неё с утра вряд ли что было в желудке, если не дольше. Ну а убивать её я, как ни странно, не собирался. Не тянуло меня к убийству, хотя по идее должно. Это на уровне рефлексов. Психоустановка. Но… Совсем ведь ещё молоденькая. И невероятно красивая…

— Скажешь, как тебя зовут?

Съёжилась. Потом нехотя буркнула:

— Ооли.

— Отлично. А меня можешь звать Атти.

— Дай еды.

— Сейчас.

Отпираю неуклюжий замок на дверке клетки, легко извлекаю самку наружу. Она весит килограммов, может, сорок. Вряд ли больше. Подхватываю девчонку на руки, та шипит, пытается брыкаться, но я несу её к столу, усаживаю на стул. Саури тянется связанными у запястий руками к хлебу. Но я легонько бью её по длинным пальчикам:

— Потерпи секунду.

Беру приготовленный заранее широкий ремень и пристёгиваю девушку за талию к стулу. Теперь, если что, быстро вскочить она не сможет: бережёного, как говорится, Высочайший бережёт. Застёгиваю пряжку сзади спинки, чтобы девица не смогла незаметно дотянуться, затем распутываю её руки. Ооли опять шипит от боли, потому что сейчас кровь тысячами иголок приливает к кистям, затем начинает яростно массировать запястья непослушными пальцами. Подвигаю к ней тарелку, беру половник и наливаю ей густого мясного супа. Кладу ложку:

— Ешь. Потом будет второе.

Беру кастрюлю с жарким, ставлю на печку слегка подогреть. Отхожу к кровати, сажусь на неё и наблюдаю за пленницей. Саури жадно ест. Да. Голодна. Даже очень. Ну, пусть питается. Вряд ли она что предпримет, пока не закончит… Достаю из-под койки свой чемоданчик, открываю, окидываю взглядом поле инфокристаллов. Моя коллекция древней музыки… Беру первый попавшийся, вставляю в гнездо проигрывателя… Грустная мелодия на неизвестном мне языке, хрустальный чистый женский голос… Краем глаза вижу, как девчонка при первых аккордах резко вскидывает голову, с неким любопытством глядя на меня. Потом опять принимается есть… Так. Звуковой фон обеспечил, теперь надо двигаться дальше… Извлекаю аптечку. Открываю. Непонятный звук привлекает моё внимание — саури застыла с открытым ртом, глядя на меня.

— Чего? Ешь давай! Остынет, будет не вкусно.

Она снова торопливо принимается орудовать ложкой, опустив свои серые раскосые глаза. Ну, не раскосые. Просто они, глаза, больше, чем у людей. Потому и кажутся раскосыми. Я же пробегаю взглядом содержимое ящичка. Так… Бинты. Пластыри. Полевые сшиватели. Гели. Складные иммобилайзеры. Различные препараты. Выдёргиваю восстанавливающий ткани биогель, затем плоскую пачку с биологически активным бинтом. Хватит. Всё равно ещё не решил, что делать дальше с пленницей. Опа… Про жаркое-то я забыл! Торопливо метнулся к печке, сорвал с неё шипящую и булькающую кастрюлю, плюхнул на стол.

— Съела суп? Держи второе!

Наваливаю ей в опустевшую тарелку тушёной коровятины. Затем наливаю в чистую чашку натты, пододвигаю к ней, возвращаюсь на кровать. На этот раз саури ест не так торопливо, как первое. Понятно почему — уже кое-что есть внутри. Но тем не менее орудует ложкой так же лихо, время от времени делая небольшие глотки из кружки горячего напитка. Даже жмурится иной раз от удовольствия, становясь похожей на большого котёнка. Но я-то знаю, как они могут быть смертоносны в следующее мгновение.

Наконец девчонка удовлетворённо откидывается на спинку стула, довольно вздыхает, отдуваясь от сытости, и я, поднявшись с кровати, приближаюсь к ней с бинтом в руке и флакончиком геля:

— Давай свою конечность. Будем лечить.

Она смотрит на меня странным взглядом. Ну не разбираюсь я в эмоциях саури! Затем она произносит:

— Будешь меня…

Вдруг рывком дёргается, выпрямившись, прыгает. Но неудачно. Стул всё же довольно тяжёл, и девушка цепляется за стол, который со звоном летящей с него посуды переворачивается. Но тут уж я не плошаю и в следующее мгновение наваливаюсь на неё сверху. Вес моего тела слишком тяжёл для неё, она хрипит, но вцепляется острыми мелкими зубками мне в правую кисть. Со всего маха отвешиваю самке оплеуху, та на мгновение теряется, и тогда мне удаётся выдернуть руку из её челюстей.

— Ах ты, зараза!

Не сдержавшись, зло ору я по-русски, и странное дело, бьющаяся подо мной саури затихает. Потом, кое-как набрав воздуха в грудь, спрашивает:

— Ты — землянин? Из Империи? — И что невероятно, спрашивает на русском. Практически без акцента…