Немой. Книга 1. Охота на нечисть

Алекс Рудин, 2023

После смерти я очнулся в теле нищего немого сироты. Охренительный второй шанс, твою мать! Для начала придётся раздобыть себе хоть какие-нибудь штаны. И при этом не получить файербол в голую ж…пу.Герои ругаются матом, грубо шутят, творят тёмную магию и много убивают. В общем – не соскучишься!

Глава 5: Змея и палач

Из трещины в кожистой оболочке показалась маленькая треугольная змеиная голова. Она словно светилась изнутри мягким красноватым светом. Длинный раздвоенный язык выскочил из крохотной пасти и на мгновение затрепетал в воздухе.

Змея ощупала языком воздух и выскользнула из яйца. Она была похожа на светящийся шнурок для ботинка и двигалась очень быстро. Мы не успели опомниться, как она свилась в пружину и прыгнула прямо на Сытина, целя оскаленной пастью в его лицо!

— Блядь! — заорал Сытин, инстинктивно прикрываясь рукой. Острые, словно иголки, клыки впились в суконный рукав кафтана, но не смогли его прокусить. Сытин взмахнул рукой. Змея отлетела к печке и шлёпнулась на дрова. От поленьев пошёл дым!

Охренеть, она раскалённая, что ли?

Змея тем временем снова свилась в клубок и повернула голову в мою сторону. На треугольном чешуйчатом черепе угольками вспыхнули два ярко-жёлтых глаза.

Но тут не оплошал старенький очкастый доктор. Он захерачил в змею топор и попал! Не убил, но помешал прыгнуть. Дрова со стуком посыпались, тяжёлое полено придавило гадину. Она закрутилась, пытаясь выбраться.

Вовремя подскочивший Сытин с размаху припечатал змеиную голову к полу каблуком.

Полуметровое гибкое тело неистово извивалось, хлестало по рыжему голенищу, оставляя на нём чёрные полосы. Вот змея обвилась хвостом вокруг сапога. Завоняло палёной кожей. Но это уже были судороги.

Змеиные кольца соскользнули с голенища, длинное тело упало на пол, темнея и рассыпаясь в пепел.

— Какого хера?! — громко спросил Сытин, обводя нас с доктором вытаращенными глазами.

От змеи осталась только мелкая серая пыль, похожая на золу. Гиппократ Поликарпыч осторожно смёл её в совок.

— Потом посмотрю под мелкоскопом, — сказал он.

Но Сытин покачал головой. Видно было, что в успехи науки он не верил.

А затем началось приятное.

Гиппократ Поликарпыч открыл толстую дверцу дубового шкафа и вытащил оттуда стеклянную банку с прозрачной жидкостью. В банке было литров пять, не меньше!

С трудом удерживая банку в мелко дрожащих руках, доктор разлил жидкость по деревянным стаканам. Стаканы он поставил на тот же стол, где мирно лежал труп. Но нас это уже ни хрена не смущало.

— Простерилизуемся на всякий случай, — сказал Гиппократ Поликарпыч. — Мало ли что!

Мы дружно чокнулись и проглотили приятно-обжигающую жидкость.

— Ещё по одной? — спросил доктор.

Я был не против. Но Сытин покачал головой.

— Спасибо, Гиппократ Поликарпыч, но времени нет. Надо в княжескую библиотеку заглянуть, выяснить — откуда взялась эта огненная хрень. Упаси нас боги, если это не единичный случай! А ну как такие змейки из горожан выползать начнут?

— Да, а как же осмотр? — вспомнил доктор. — Сейчас я новый зонд сделаю!

— Да брось, Гиппократ Поликарпыч, — заржал Сытин. — Хватит парня пугать. Он уже осознал. Осознал, Немой, что не надо хер пихать, куда попало?

Вот же гад, а?! А ещё про должок говорил. Ну, я тебе припомню должок!

Мы вышли из амбулатории. Я с удивлением втянул в себя запахи яблоневого сада. Надо же! Оказывается, не на всём белом свете трупами воняет!

— Ни хрена я не понимаю, Немой! — огорчённо признался Сытин. — Много, чего повидал, а с такой хернёй столкнулся впервые. И разбираться с ней придётся срочно. Такие вещи я задницей чую. А я ещё с тобой не разобрался. Твои предложения?

Я пожал плечами. На кой хрен ему со мной разбираться? Огненная змея куда интереснее!

— Ладно, идём! — решительно сказал Сытин.

Мы прошли через княжеский сад и вышли к воротам. Сторож зорко взглянул на нас и открыл тяжёлый железный засов калитки. Через калитку мы вышли на рыночную площадь. Стоящие возле ворот охранники не обратили на нас никакого внимания.

Свобода — она всегда свобода! В груди шевельнулось давно забытое радостное ощущение. С такой радостью я выходил за ворота военной базы, когда выпадала увольнительная в город. Пивка попить, девочку снять, начистить рыло задиристому гражданскому! Золотые деньки, бля!

— Значит, так, Немой! — сказал мне Сытин. — Предлагаю договориться. Поживёшь у меня в доме. Поможешь по хозяйству. А я, как будет время, попробую разобраться — как ты попал в наш мир, откуда в тебе магия, и всё такое. Если не согласен — вот тебе город, вали на все четыре стороны. Уговаривать тебя мне некогда, сам видишь. Только не вздумай воровством заняться! Тогда я тебя непременно отыщу. Из-под земли достану, а потом упрячу — глубже некуда! Понял?

Я подумал и кивнул.

— Так что выбираешь? — требовательно спросил Сытин.

А что тут выбирать? Хотел найти место в новом мире — вот оно, место. На блюдечке предлагают.

Я ткнул рукой в грудь Сытина.

— Значит, договорились, — сдержанно сказал Сытин.

Но было видно, что он обрадовался.

— А теперь пойдём в тюрьму! — неожиданно заявил Сытин.

Э, бля?! Что за херня? Мы же, вроде, договорились!

Я споткнулся на полушаге и чуть не рванул в толпу.

— Надо повидать жену того бедолаги, — объяснил Сытин. — Вдруг расскажет что-нибудь интересное. А ты что подумал, Немой?

А то ты не знаешь, шутник хренов!

Городская тюрьма для обычных преступников находилась в кирпичном здании на другой стороне площади. Наверное, чтобы палач не устал шастать туда-сюда. Такая забота о государственных служащих подкупала. Тоже, что ли, на службу к князю напроситься? Тем более что мы теперь знакомы, и награду я успел заслужить.

Вообще, Старгород, несмотря на статус столицы княжества, оказался довольно компактным городом с обширными одноэтажными пригородами.

Мы обошли стороной галдящий на разные голоса рынок. Я заметил, что многочисленные встречные все, как один, здоровались с Сытиным. Он в ответ небрежно кивал, не отвлекаясь от своих мыслей.

На стук в железную дверь долго никто не отзывался. Наконец, нам открыл заспанный безоружный вояка. Его суконный кафтан нараспашку был покрыт грязными пятнами, под ним виднелась голая волосатая грудь.

Узнав Сытина, вояка попытался встать навытяжку. Получилось у него хреново, но попытку я оценил. Сытин же только поморщился, плечом оттолкнул воина и быстро вошёл в сырой коридор. Я шагал за ним.

Сырой пол неприятно холодил босые ноги.

«Надо было у князя сапоги попросить» — ни с того, ни с сего подумал я.

— Степан! — громко позвал Сытин.

В конце коридора хлопнула дверь. Из неё, не торопясь, вышел здоровенный мужик с длинными, как у обезьяны, волосатыми руками.

— А, Василий Михалыч! — басом прогудел мужик.

— Здорово, Степан! — кивнул ему Сытин и повернулся ко мне. — Знакомься, Немой! Это Степан — городской палач. Профессионал, энтузиаст своего дела.

Палач протянул мне широченную, как совковая лопата, ладонь. Я осторожно пожал её. Он придержал мою руку в своей, наклонился и с интересом спросил:

— Немой? Язык рвали, или резали?

Я отчаянно замотал башкой.

— С рождения он такой, — сказал Сытин.

И ни хрена не с рождения!

— А-а-а, — протянул Степан и потерял ко мне всякий интерес. — Василий Михалыч, верёвка новая нужна для дыбы! Старая совсем сгнила от сырости. Позавчера узник упал, чуть не покалечился!

— А почему ты мне об этом говоришь? — строго спросил Сытин. — Где начальник тюрьмы?

— Так он спит пьяный! — пожал широченными плечами Степан. И с надеждой спросил:

— Разбудить?

— Не надо.

Сытин досадливо сплюнул на пол.

— Василий Михалыч, я верёвку и за свои деньги могу купить, но не дело это, — продолжал Степан.

— Не дело, — согласился Сытин. — Ладно, я разберусь. Степан!

— А?

— Помнишь женщину, которая мужа отравила? Приведи её в допросную

— Сейчас, Василий Михалыч!

Степан, не торопясь, зашагал по тёмному коридору.

Я проводил взглядом его могучую сутулую спину и вслед за Сытиным вошёл в допросную.

— Кругом бардак, Немой! — пожаловался мне Сытин, садясь на скрипучий табурет. — Людей не хватает, времени не хватает порядок навести! Хоть разорвись, блядь!

Я молча кивнул и прислонился к стене.

В дверь осторожно постучали. Степан ввёл полумёртвую от страха женщину лет тридцати пяти. Её глаза глубоко запали, волосы были растрёпаны. Она безвольно опустилась на подставленный Степаном табурет и уронила голову.

— Били её? — отрывисто спросил Сытин.

— Нет, — прогудел Степан, — попользовать хотели, но я не дал.

— Ясно. Ну, выйди пока.

Женщина сидела неподвижно.

— Как тебя зовут? — спросил Сытин.

— Марья, — еле слышно отозвалась женщина.

— Мужа отравила?

— Отравила, — эхом откликнулась она.

— А за что?

Марья молчала.

— Ладно, — невозмутимо продолжал Сытин. — А чем травила? Где яд взяла?

Снова тишина.

— Степан! — чуть повысил голос Сытин.

Женщина вздрогнула.

— А? — в дверь просунулась голова Степана.

— Воды ей принеси.

— Так я уже!

Степан боком зашёл в допросную и поставил на стол кувшин и стакан.

Сытин поднялся из-за стола, налил в стакан воды и протянул женщине.

— Пей, Марья!

Марья схватила стакан и стала жадно, захлёбываясь, пить.

— Ей что, воды не давали? — строго спросил Сытин у Степана.

— Откуда же я знаю, Василий Михалыч? — пожал плечами палач. — Разве я могу один за всем уследить?

— Не травила ты мужа, Марья, — мягко сказал Сытин, когда Степан вышел.

— Отравила! — упрямо прошептала Марья.

— Он сам помер, — равнодушно продолжал Сытин, не обращая на неё внимания. — Заболел, весь высох. А потом помер. Так?

— Нет, отравила! — упрямо сказала женщина.

— Хочешь на виселицу? — спокойно спросил её Сытин. — А дети с кем останутся?

Женщина мелко, часто задрожала.

— Ох, и дура ты, Марья, ох, и дура! Испугалась, что соседи о болезни мужа узнают и дом сожгут, так? Чтобы хворь на них не перекинулась? Детей-то куда дела?

— Они дома, — глухо сказала женщина. — Старший за маленькими приглядывает.

— Ясно. Значит, слушай меня, Марья. Расскажешь мне, куда твой муж ходил перед болезнью, что делал. Подробно, всё, что вспомнишь. А потом пойдёшь домой, к детям. Поняла? Болезнь у него была плохая. Но не заразная.

Женщина с надеждой вскинула голову.

— Не вру, — строго сказал ей Сытин. — Но и ты меня не обманывай.

— Плотничал он. Когда работы не было — собирал в лесу мёд и продавал на рынке. А две недели назад пришёл без мёда. Сказал, что сильно устал, сразу спать лёг. А утром не встал.

— Куда ездил за мёдом?

— В Комариную чащу. Три дня в лесу пропадал. И вот, вернулся…

— Он старшего сына брал с собой?

— Брал иногда. А в тот раз не взял.

Марья беззвучно заплакала.

— А только всё равно я его отравила, — вдруг сказала она сквозь слёзы. — Он мучился очень, кричал, яду просил. Я и дала. Дети плакали…

— Ты этим своих детей спасла, — строго сказал ей Сытин. — И себя.

Он подумал и добавил:

— А, может, и ещё кого. Что мужу дала?

— Беладонну.

— Ясно, — разочарованно вздохнул Сытин. — Значит, беладонна их не берёт. Запомни, Немой!

Я кивнул. Ни хрена себе следствие!

— Степан! — снова позвал Сытин.

Палач приоткрыл дверь.

— Накорми её, дай ей воды умыться. А потом отвези домой, только сам. На вот тебе денег на повозку. И новую верёвку обязательно купи. После сразу возвращайся — у тебя сегодня работы много будет.

Сытин протянул палачу несколько серебряных монет.

— Понял, Василий Михалыч! Всё сделаю.

Степан осторожно помог женщине подняться с табурета и повёл к двери.

— Погоди! — окликнул их Сытин. — Марья, ты где живёшь-то? Сына твоего мне надо расспросить.

— На Плотницком конце, третий дом от ручья, — ответила женщина.

Сытин махнул рукой.

— Уводи! Идём, Немой!

Я с удовольствием выпрямился, только сейчас чувствуя, как от холодной стены заледенела спина.

Мы вышли из тюрьмы. У ворот по-прежнему скучал вояка в расстёгнутом грязном кафтане.

— Как зовут? — проходя мимо, спросил его Сытин.

— Крюк, — ответил тот.

— А имя?

— Прошка… Прохор!

— Женщину, которая мужа отравила, ты задержал?

— Нет, Косой с Митькой!

— Ясно. Слушай внимательно. Как сменишься — найдёшь Косого и Митьку. Скажешь, чтобы шли к палачу. Пусть скажут, что им полагается по десять кнутов без пощады — за то, что женщину не расспросили и не доложили. Потом разбудишь начальника. Ему двадцать кнутов — за бардак. Если выживет — отвезите в княжескую тюрьму, сдайте Никите Ильичу. Утром я нового начальника пришлю.

Сытин помолчал, глядя на побледневшего Прошку.

— Ну, и тебе десять кнутов — за то, как службу несёшь. Запомнил?

Прошка молча кивнул. Его толстый нос покрылся капельками пота.

— Не перепутай, — сказал Сытин. — Я проверю.

Мы вышли за ворота тюрьмы.

— Эх, хорошо! — с наслаждением потянулся Сытин, глядя на низко висящее солнце. — А пойдём-ка, Немой, пожрём! Заслужили мы с тобой по миске щей с мясом, или нет?

Он ухватил меня за рукав и почти бегом потащил в кабак, который стоял здесь же на площади.

На удивление, вокруг кабака не валялись пьяные. Да и внутри было чисто и тихо. Мы сели за дальний стол.

— Водки, солёных огурцов и две миски щей с говядиной! — потребовал Сытин у подбежавшего слуги.

— Щей с говядиной нет, — ответил тот. — Постный день.

— Ах ты, — Сытин хотел выругаться, но сдержался. — Ну, тащи, что есть! Только быстрее!

— Сейчас, Василий Михалыч!

Слуга убежал в кухню.

Через пару минут на столе стояла водка в холодном кувшине и огромное блюдо с солёными огурцами и неровно нарезанным хлебом.

Сытин разлил по стаканам.

— Давай, Немой! Для аппетита!

Водка обжигающим комком провалилась в желудок. Я хрустнул огурцом. Он был крепкий, в меру солёный, пах чесноком и смородиновым листом. Вкуснотища!

Слуга притащил поднос с двумя мисками, над которыми клубился пар.

— Это что за хрень? — спросил Сытин, понюхав.

— Французские щи! Фирменное блюдо! — ответил слуга. — Специально для постных дней.

— Пойдёт! Давай по второй, Немой!

Мы выпили и принялись жадно хлебать горячие щи. Мелкая косточка хрустнула на моих зубах, но я не обратил на это внимания. Переварится!

— Бля! Это что такое?! — вытаращив глаза, спросил Сытин.

Двумя пальцами он брезгливо держал варёную лягушачью лапу с перепонками.

— Суки, а?! Лягух они людям подсовывают! — возмущался Сытин, выходя из разгромленного кабака.

За нашими спинами расстроенный слуга приколачивал к покосившейся двери табличку с надписью «Ремонт».

На краю площади стояла двухколёсная тележка, запряжённая гнедой лошадью. На тележке скучал широколицый бородатый мужик. Сытин махнул ему рукой.

— Поехали, Немой!

— Куда везти? — хриплым голосом спросил мужик.

— В Плотницкий конец, третий дом от ручья. Знаешь?

— К Машке-убийце, что ли? — оживился мужик. — Знаю!

Он хлопнул вожжами по широкой лошадиной спине.

— Пошла, родимая!

Лошадь неторопливо тронула тележку.

Сытин с досадой сплюнул на деревянную мостовую. За пазухой у него что-то громко звякнуло. Сытин сунул руку под кафтан и вытащил зеркальце в тонкой серебряной раме. Провёл пальцем по стеклу и сказал:

— Да, Михей? Ты уже в городе?

Зеркальце неразборчиво забулькало в ответ.

— Красава! — сказал Сытин. — Грибов Никите Ильичу привёз? Ну, как отдашь — дуй в Плотницкий конец, третий дом от ручья. Там встретимся. Всё, давай!

Он снова провёл пальцем по стеклу и убрал зеркальце за пазуху. Потом хлопнул мужика по спине.

— Давай-ка побыстрее! Хрен ли ты, как на похоронах плетёшься?

— А куда торопиться? — возразил мужик. — Машка, один хрен, в тюрьме. А избу её сожгут сегодня, если уже не сожгли. Эх, детишек жалко.

— Это с какого хера сожгут? Жалко ему! Гони быстрее, жалостливый! — заорал Сытин и врезал мужику по спине кулаком.

Тележка неслась, бренча и подпрыгивая на бревенчатой мостовой. Потом повернула так круто, что мы чуть не вывалились на хер! Я навалился на край, и бешено крутившееся колесо чиркнуло ободом по моей щеке, содрав кожу.

— Тормози, блядь! — бешено заорал Сытин.

Мужик изо всех сил натянул вожжи, пытаясь остановить разгорячённую лошадь.

— Тпр-ру! Тпр-ру! Да стой ты, зар-раза! — хрипел он.

Лошадь ржала и вскидывала передние ноги, молотя в воздухе копытами.

— Падлы, бля! — крикнул Сытин и выскочил из тележки. Я выпрыгнул вслед за ним.