Егерь-3: Назад в СССР

Алекс Рудин, 2023

Судьба подарила мне второй шанс – прожить жизнь в любимой, хоть и давно исчезнувшей стране. Я сделаю всё, чтобы эта жизнь не была напрасной… А ещё исполню свою детскую мечту. Продолжаются приключения егеря Андрея Синицына. Сумеет ли герой спасти отца?

Глава 4

Старший лейтенант с подозрением смотрел на нашу компанию. Я услышал, как за моей спиной Таня шумно вдохнула. Да и сам ощутил холодок в груди. Чёрт! Приехали на арапа, называется!

Не растерялся только Павел. Он козырнул и официальным голосом сказал:

— Убийство, товарищ, старший лейтенант! Пройдёмте с нами!

Со старшего лейтенанта мгновенно слетела вся уверенность. Он выпучил глаза, крепкая челюсть отвисла от удивления.

— Где?

— Здесь. Идёмте, время не терпит.

— Б…! Щас, погодите!

Старший лейтенант повернулся и крикнул вглубь квартиры:

— Галя! Где мой китель? Быстрее!

Не закрывая дверь, он стал обуваться.

Таня прижалась к облупленной стене подъезда. Алесей Дмитриевич и Валентина Михайловна молчали. Я не понимал, что затеял Павел, и тоже помалкивал.

Через минуту старший лейтенант выскочил из квартиры. Китель его был застёгнут не на те пуговицы. Рубаха торчала, а пустая расстёгнутая кобура оттопыривалась. Подмышкой милиционер держал кожаную папку на молнии.

— А это кто? — спросил он Павла, кивая на нас. — Свидетели, понятые?

— Да, — ответил Павел и первым пошёл вниз по лестнице. Старший лейтенант — за ним. Проходя мимо Тани, он удивлённо взглянул на девочку, но ничего не сказал.

Мы вышли во двор дома.

— Ну, где? Кого убили, лейтенант?

— Не убили, а убивают прямо сейчас, — ответил Павел, — вот её.

Он кивнул на Таню.

— В смысле? — опешил старший лейтенант.

И тут в разговор вступила Валентина Михайловна.

— В том смысле, что девочка боится идти домой. Её мать пьёт, не даёт ребёнку нормально учиться. А вы, вместо того, чтобы пресечь это безобразие, сами в нём участвуете!

Старший лейтенант уставился на Валентину Михайловну.

— Вы кто?

— Учитель русского языка и литературы! — гордо ответила Валентина Михайловна.

— А я директор школы! — представился Алексей Дмитриевич.

Он не стал уточнять, что его школа находится в Черёмуховке.

Старший лейтенант оторопело обводил нас взглядом.

— Не понял. Слышишь, лейтенант — ты что за цирк тут устроил? Ты откуда вообще? Что-то я раньше тебя не видел.

— Никакого цирка, — твёрдо ответил Павел. — Лейтенант Вольнов, Волховский РОВД. Здесь нахожусь по личному делу. Ко мне за помощью обратилась девочка, которая боится идти домой, потому что там её мать пьёт с сожителем. Я узнал, где она учится, и вместе с учителями пошёл по домашнему адресу, чтобы провести беседу с матерью.

Павел вытащил из кармана удостоверение и показал его старшему лейтенанту.

— А тут вы, — с укором сказал он.

— Ну, ты это, — угрюмо ответил старший лейтенант, — Полегче, не загоняйся. Это ж не твоя земля.

— А какая разница? — спросил его Павел. — Порядок-то один.

На втором этаже распахнулось окно. Из него высунула встрёпанная женщина неопределённого возраста с опухшим лицом. Её обесцвеченные химией волосы стояли дыбом, груди чуть ли не вываливались из-под небрежно запахнутого халата.

— Коля! Что там? — закричала она, и вдруг увидела Таню.

— Танька! Ах ты, б…! Ты где шлялась? Живо домой!

В других окнах тоже замелькали любопытные лица. Таня покраснела от стыда.

— Закрой окно! — заорал на женщину старший лейтенант.

Женщина испуганно отпрянула и захлопнула створки.

— Может, в квартире поговорим? — недовольно пробурчал старший лейтенант.

— Хорошо, — согласился Павел.

— И без этих.

Старший лейтенант мотнул головой в нашу сторону.

— Это представители школы и общественности. Без них не получится.

— Я должна проверить условия, в которых живёт девочка! — снова вмешалась Валентина Михайловна. — Думаю, в районном отделе народного образования очень заинтересуются этой историей. И вашим в ней участием тоже.

Она с угрозой посмотрела на милиционера.

— Подождите! — остановил учительницу Павел. — Возможно, товарищ старший лейтенант тоже пришёл проверить условия, в которых живёт девочка. И давайте, действительно, пройдём в квартиру.

Мы снова поднялись по лестнице. Дверь в квартиру была заперта. Старший лейтенант с досадой треснул кулаком по хлипкой филёнке.

— Галя! Открой!

Оглянулся на нас и поправился:

— Гражданка Скворцова, откройте, пожалуйста!

Это была даже не бедность — разруха.

Лопнувшие обои на стенах, куча немытой посуды в эмалированной раковине, стол с порезанной клеёнкой — весь в крошках и остатках засохшей еды.

Перемотанный тряпкой кран на кухне подтекал. В туалете печально журчал бачком надколотый унитаз.

Павел остался на кухне договариваться со старшим лейтенантом. Мы прошли в комнату.

— А где Таня делает уроки? — спросил Алексей Дмитриевич, с удивлением оглядывая обстановку.

Колченогий сервант, в котором стояла разномастная посуда. Разложенный диван с неубранным постельным бельём. Древняя ширма, за которой виднелась односпальная кровать. Журнальный столик с кругами от бутылок на полированной поверхности.

И всё.

— В школе она их делает, — недовольно сказала мать Тани. — Здесь негде. Сами видите, как живём — теснота! Не повернуться!

Она стояла, уперев руки в бока, словно этой позой пыталась придать себе уверенности. Даже на расстоянии трёх шагов я ощущал запах спирта и немытого тела.

Странно, что нет запаха перегара. Хотя, она ведь недавно пришла с работы.

— Где вы работаете? — спросил я.

— Приёмщицей в «Стеклотаре». А что?

Женщина с вызовом уставилась на меня.

— Разрешите?

В комнату вошёл Павел. Быстро огляделся.

— Мы с товарищем участковым договорились полюбовно. Девочка сегодня же переедет к бабушке. А старший лейтенант проследит, чтобы мать не мешала ей учиться.

Павел сделал паузу и добавил:

— Ну, а мы скромно промолчим о том, что увидели.

— Значит, отбираете дочку? — вскипела женщина. — Родную дочь у матери? И ты с ними, Коля?!

— Остынь, Галя! — рявкнул на неё участковый. — Я с тобой ещё поговорю.

— Поговорит он! Нашёлся говорильщик!

Галя вдруг рухнула на диван лицом вниз и разразилась рыданиями.

Таня молча смотрела на мать.

— Собирай вещи, — сказал я девочке. — И постарайся ничего не забыть. Всё перевезём на машине.

Стараясь двигаться бесшумно, девочка принялась собираться.

— Николай Иванович! — сказал Павел мгинскому участковому. — Я очень прошу вас проследить, чтобы с девочкой всё было в порядке. Да и сам буду проверять. В ваши дела я лезть не хочу, меня волнует только судьба девочки.

— Ну, договорились же, лейтенант! — недовольно буркнул участковый. — Что я, не понимаю, что ли? Всё будет нормально.

— Ты ещё выпей с ними! — мгновенно прекратив рыдать, язвительно сказала Галя.

— Помолчи! — бросил ей участковый. — Тоже мозги-то надо иметь! Куда ты катишься?

Таня дёрнула меня за рукав.

— Я готова, — тихонько сказала она.

В правой руке у девочки была большая сумка, а левой она прижимала к груди плюшевого пса с длинными ушами и удивлённым выражением на морде.

— Идём!

Я взял у Тани сумку, и мы вышли на лестницу.

— Беги, доченька! Беги от родной матери! — кричала вслед Галя. — только потом обратно не просись — не пущу! Поняла, шалава?!

— Вообще, она хорошая, — тихо прошептала девочка.

По её лицу, словно сами собой, текли слёзы.

— Я знаю, — сказал я. — Просто сейчас ты ничем не сможешь ей помочь. Но, может быть, со временем что-то изменится. А тебе нужно учиться.

— Всё равно только год ещё, — ответила Таня. — А потом придётся искать другую школу. И на что-то жить. У бабушки пенсия маленькая.

Говоря это, Таня спускалась вслед за мной по ступенькам.

Я остановился и повернулся к ней.

— Мы всё решим, обещаю. Все вместе. И ты тоже будешь в этом участвовать.

Таня серьёзно посмотрела на меня.

— Зачем вам это, Андрей?

Я пожал плечами. Что тут скажешь?

— Затем, что мы — советские люди. Пока, сейчас — это правда. Да, запомни вот ещё что — это очень важно. Не нужно чувствовать себя обязанной за помощь. Просто когда сможешь — тоже помоги кому-то, вот и всё.

— Разве это так работает? — спросила Таня.

— Только так и работает, — подтвердил я. — И никак иначе.

Мы все вместе погрузились в машину. Валентину Михайловну посадили на переднее сиденье. Перед тем, как сесть, учительница скептически оглядела машину, но ничего не сказала.

— Таня, где живёт твоя бабушка? — спросил я, заводя двигатель.

— Видите магазин «Промтовары»? Поверните за ним направо, только осторожно. Там дорога грязная.

За магазином я свернул на улочку, которая тянулась между двумя рядами давно некрашеных деревянных заборов. Проезжая часть вся была в лужах и выбоинах. Кое-где лужи пытались засыпать щебнем и битым кирпичом, но бросили, не доделав. Кучи щебня торчали из грязной воды, словно унылые каменные острова.

За одним из заборов седой мужчина в фуфайке сжигал опавшие листья. Пряный дым костра метался на осеннем ветру и долетел даже до нашей машины. А мужчина, сгребая граблями листья в кучу, даже не взглянул на нас.

За одним из заборов лениво залаяла собака. Звеня цепью, она подбежала к забору и просунула между штакетин кудлатую голову.

В конце улицы я, по указанию Тани, свернул налево и остановил машину возле деревянного дома с фасадом в три окна и кирпичной трубой. На доме была прибита табличка «ул. Красина, 47», а рядом с табличкой — ржавая пятиконечная звезда, вырезанная из железного листа.

— У тебя в семье есть фронтовики? — спросил я Таню.

Она кивнула.

— Дедушка воевал. Но он умер десять лет назад. Я его почти не помню.

Открыв крепкую калитку, мы вошли в запущенный палисадник. Клумба из вкопанных наискось кирпичей была завалена мокрыми жёлтыми листьями, которые слетели с растущей под окнами берёзы. С другой стороны калитки, вдоль заросшего травой двора тянулись кусты смородины и крыжовника. Кое-где на крыжовнике висели исклёванные птицами жёлтые ягоды.

Навстречу нам из дома вышла крепкая старуха. Высокая, чуть сутулая от работы, она молча смотрела на нас. Вязаная кофта мешком висела на её широких плечах, голову охватывал цветастый платок, из-под которого выбивалась седая прядь.

Мы по очереди поздоровались, но старуха ничего не ответила. Внимательно рассмотрев каждого, она повернулась к Тане.

— Опять мамка выгнала?

— Я сама ушла, — ответила девочка.

Было видно, что она едва держится на ногах от усталости. Я запоздало подумал, что надо было её накормить, хотя бы в столовой возле станции. Должна же здесь быть какая-то столовая?

Старуха покачала головой. Суровая, с крепко поджатыми губами, она была похожа на лик с иконы.

— Ну, идём, — сказала она девочке.

— Подождите! — вмешался я. — Как вас зовут?

— Нина Егоровна, — вместо старухи ответила Таня.

— Послушайте, Нина Егоровна! Таня больше не может жить дома, с матерью. Можно она поживёт у вас?

— А вы кто? — вместо ответа спросил старуха.

— Я — Танина учительница, — ответила Валентина Михайловна.

— Директор школы, Воронцов Алексей Дмитриевич.

— Участковый, Павел Сергеевич Вольнов.

— Власть, значит? — старуха снова обвела нас взглядом, и в её глазах блеснула усмешка. — Ну, раз уж привели — так пусть живёт. Куда же ей деваться?

— У вас пенсия небольшая? — снова спросил я. — Может, надо чем-нибудь помочь?

— Справимся, — сурово отрезала Нина Егоровна. — Идите уже, своими делами занимайтесь. Они ведь у вас важные.

И снова в голосе Нины Егоровны послышались усмешка и горечь.

Она сухой рукой властно обняла Таню за плечи.

— Идём в дом.

— Да подождите вы!

Я вытащил из внутреннего кармана куртки пять рублей.

— Вот, возьмите на первое время. И скажите — какая помощь нужна? Ведь вы же одна живёте? Может, дров нужно привезти, или ремонт сделать?

Нина Егоровна пристально посмотрела на меня.

— А тебе какой интерес нам помогать? Идите отсюда. Нет у меня времени с вами разговаривать.

— Честно говоря, не понимаю — правильно ли мы сделали? — задумчиво сказал Алексей Дмитриевич.

Он подпрыгивал на сиденье и растерянно смотрел на меня.

— А что мы ещё могли? — спросил его Павел. — Оставить девочку с пьющей матерью?

— Тоже верно. Но теперь получается, что мы посадили её на шею пенсионерки, а сами умыли руки.

— Ну почему сразу «умыли руки»? Будем приезжать, помогать. Проверять, как учится девочка.

Особой убеждённости в голосе Павла не было. Я его понимал — за восемьдесят километров часто мотаться не будешь.

— Ну, ничего, — успокаивая сам себя, сказал Алексей Дмитриевич. — Через год девочка, если не передумает, переведётся в другую школу. Можно за это время подобрать хороший интернат с проживанием. Там, конечно, сложно договориться. Но мы попробуем.

У меня после поездки тоже осталось чувство неудовлетворённости. Как будто взялся делать важное дело, и не доделал, бросил на половине.

Машинально следя за дорогой, я перебирал в голове все возможные варианты.

Забрать девочку у родственников невозможно. Никто не оформит на неё документы, прописку. Даже милиция здесь не поможет — для таких случаев существует заведённый порядок, который никто не станет нарушать.

Оставалось только надеяться, что с Таней всё будет в порядке, и она выдержит ещё один год учёбы.

Ладно! Всё, что могли, мы сделали. По крайней мере, теперь Тане не придётся каждый вечер наблюдать выходки пьяной матери. И даже если уроки она по-прежнему будет делать в школе — то хотя бы сможет спокойно отдыхать дома.

— Ну, как слетали, голуби? — спросил нас Фёдор Игнатьевич, когда мы вернулись в Черёмуховку.

Он сидел за своим столом, устало вытирая лицо крепкими ладонями.

— Добился, наконец, щебня! — поделился с нами председатель. — ещё бы немного, и снег выпал. Отсыпали бы дорогу по льду. А ведь прошу с самой весны — дайте щебня на ремонт улиц!

— Мы что-то не заметили, чтобы дорога лучше стала, — улыбнулся Павел и снова плюхнулся на стол председателя.

— Паша! — возмутился Фёдор Игнатьевич. — Опять ты за своё? Тебя в детстве мало пороли, что ли? А ну брысь со стола сейчас же!

— Да ладно, ладно — засмеялся участковый. — Что вы со мной, как с кошкой-то?

— Да кошка умнее тебя! Её один раз сгонишь, второй раз сгонишь — а на третий она и сама не полезет. А тебя сколько ни гоняй — всё без толку. Слезай, кому говорю!

Фёдор Игнатьевич, не шутя, толкнул Павла в поясницу.

— Это нападение на представителя власти! — заливался смехом участковый.

— Я здесь сам представитель власти! Вот доведёшь ты меня — попрошу нам другого участкового поставить, посерёзнее, да посолиднее.

— Не надо, Фёдор Игнатьевич! — взмолился Павел и мигом вскочил на ноги.

— Вот, другое дело! Ну? Как съездили? Рассказывайте!

Перебивая друг друга, мы рассказали Фёдору Игнатьевичу о результате своей поездки во Мгу.

— Значит, и там участковые так себе? — усмехнулся Фёдор Игнатьевич. — Что же за напасть-то такая? Как станет человек участковым — так пиши пропало!

— Фёдор Игнатьевич! — возмутился Павел.

— Шучу я, Паша, шучу! Ты молодец — грамотно всё решил. А то ведь могли и на неприятности нарваться, архаровцы. Поехали они — без документов, без разрешения в чужом селе свои порядки наводить!

— Не свои, а законные, — заметил я. — Официально действовать — слишком долго. А девочка за это время могла вообще школу бросить.

— Да я вас не ругаю, Андрей Иваныч! Что смогли — то и сделали. И на том спасибо, как говорится. Ладно, идите! Дайте подумать, как следует. Или тебе, Андрей Иваныч, позвонить надо?

Я только сейчас вспомнил, что дома ждут моего звонка родители и волнуется Серёжка. Я ведь обещал им рассказать, как устроится судьба Тани.

— Я недолго, Фёдор Игнатьевич! Своим позвоню, и всё.

Председатель пожал широкими плечами.

— А по мне — хоть и долго. Телефона не жалко. Звони, сколько нужно, а я покурю пока.

Фёдор Игнатьевич достал из лежавшей на столе пачки папиросу, дунул в неё и привычно смял мундштук.

— Пойду пока, на крыльце покурю. И вы, голуби, давайте за мной!

Фёдор Игнатьевич вышел на крыльцо. Павел и Алексей Дмитриевич потянулись за ним.

Я через стол подтащил к себе телефон и набрал номер, который с детства помнил наизусть.

— Привет, мам! Нет, всё хорошо. Приедете с отцом за грибами? Хорошо, буду ждать. Позови Серёжку, пожалуйста! Да, с Таней всё хорошо. Серёжка тебе расскажет, ладно?

Брату я подробно рассказал, как Таня переехала к бабушке. Иначе он всё равно бы от меня не отстал. Умолчал я только про мгинского участкового — не хватало ещё, чтобы пошли не нужные слухи.

Серёжка ещё что-то спрашивал, но я прервал его:

— Всё, Серый, хватит! Хочешь подробностей — приезжай вместе с родителями за грибами в выходные.

Серёжка замолчал, а потом тихо сказал:

— Я в выходные к Тане поеду. Посмотрю — как она там.

Тут вернулся Фёдор Игнатьевич. Удобно устроился за столом.

— Андрей Иваныч! А запиши-ка ты мне адресок этой Тани!

— Зачем вам, Фёдор Игнатьевич? — удивился я.

— Да больно у её бабушки фамилия знакомая — Скворченко. Как, говоришь, её зовут?

— Нина Егоровна.

— Нина? Была у нас в госпитале медсестра Нина. И, кажись, фамилия — Скворченко.

— Думаете, это ваша знакомая?

— Да кто ж её знает. В жизни всякие неожиданности случаются. Запиши, запиши адресок, на всякий случай.

***

Когда Андрей ушёл, Фёдор Игнатьевич долго сидел, о чём-то размышляя. Потом хлопнул ладонью по столу.

— Молодёжь! Возьмутся за дело, а до ума не доведут. Расхлёбывай потом за ними.

Он снял со стены приколотый скрепками план деревни и стал пристально его изучать.

— Вот здесь если? За Меньшовыми… — бормотал себе под нос председатель. — Тут и дорога есть — улицу ещё когда продлили. Но до колодца далеко. А если тут, на погорелом месте? И к магазину ближе. Да там, вроде, и яблони сохранились — в прошлом году видел, как цвели.

Фёдор Игнатьевич широко зевнул, прикрывая рот ладонью.

— Совсем вымотался с этим щебнем. Да ладно, пройтись-то недолго! Посмотрю своими глазами, как следует.

Он приколол план на место, вышел и запер за собой дверь сельсовета. Вытащил из кармана очередную папиросу, прикурил и пошёл по улице в сторону магазина.