Ещё слышны их крики

Артем Римский, 2018

В одном маленьком городе жил один незаметный человек. Тот, которому нравилось жить, но не нравилась жизнь. Тот, который страстно желал любви, но не умел дарить ее в ответ. Тот, который бесконечно ловил призраков, утопая в самообмане. А еще у этого человека были мечты, ради которых он был готов пойти на многое. Он даже был готов прожить в мечтах всю свою жизнь, терпеливо дожидаясь их чудесного исполнения. И что же вы думаете? Он дождался. Содержит нецензурную брань.

Пролог

Интересно представить, что существует некий Наблюдатель, который в минуты рассеянности, случайно натыкается своим взглядом на нашу прекрасную планету, и в течение совсем непродолжительного — по меркам самого Наблюдателя — времени, задерживает на ней свое внимание. Подобно тому, как человек, в минуту задумчивости, бесцельно рассматривающий стену здания напротив, мысленно не замечает, что взгляд его уже раскладывает эту стену на составляющие, так и Наблюдатель, постепенно выхватывает своим взглядом все более узкое пространство из общей панорамы Земли. И подобно тому, как упомянутый человек вдруг осознает, что к потоку его мыслей присоединился узор на занавеске в одном из окон стены здания, так и наш Наблюдатель вдруг осознает, что рассеянность его уступила место заинтересованности в небольшом, произвольно выбранном, спектакле местной жизни. Ах да, он вспоминает, что ранее уже несколько раз обращал внимание на этих забавных разумных существ, и даже отмечал показавшееся ему странным присущее им качество — так ловко созидать мир вокруг себя и еще более ловко разрушать и топить в крови то, что было создано. Вспоминает, что каждый раз его заинтересованность перерастала в удивление, удивление в непонимание, а непонимание в разочарование. Вспоминает, что каждый раз, взглянув на общую картину этого царства и побродив по его закоулкам, был уверен, что видит его в последний раз.

Наблюдатель этот не является ни богом, ни дьяволом. У него нет никаких инструментов для вмешательства в процессы, попадающие в поле его зрения. Единственный инструмент Наблюдателя — это невероятно острый взгляд, способный пренебрегать космическими расстояниями, фокусироваться на мельчайших деталях, проникать сквозь физические преграды. Сомнительное удовольствие, когда перед тобой простирается вечность, не так ли? Но Наблюдатель вполне доволен своей праздностью. Он знает свою миссию, верит в нее, и наслаждается ею. Он знает, что у вечности тоже есть пороги, и там, за очередным таким порогом, он всегда сможет дорого продать свой талант в обмен на то, чтобы видеть новое, большее, лучшее. Именно один из таких порогов он переступил примерно четырнадцать миллиардов лет назад, и все еще не заскучал в местных просторах. Вполне возможно — хоть и мало верится — что еще не каждый уголок нашей Вселенной покорился его вездесущему взгляду. Вполне возможно, что приобретенный ранее опыт не смог помочь ему так быстро разгадать все местные законы. Вполне возможно, что есть у него полюбившиеся области, куда он заглядывает наиболее часто, есть откровенно нелюбимые, куда он не смотрит вовсе, и есть те, куда он заглядывает случайно. Случайно, как в этот раз.

Когда он заглянул прямо вот сюда.

И увидел небольшое, благополучное и весьма симпатичное государство Сантория, еще сто лет назад носившее название Великое Герцогство Сантория. Увидел горные вершины на юго-западе, покрытые снегом и окруженные мрачными стенами хвойных лесов из ели, пихты, сосны. Увидел равнинное плато, занимавшее большую часть страны, украшенное вековыми массивами дубов и буков, чьи стволы и безлистные ветви серебрились в освещенных лунным светом снегах. Увидел замерзшую ленту Ситары, а по обоим ее берегам фермы, городки, города, зимним вечером заявлявшие о себе большими и маленькими гроздьями огней, кому-то дарившими уют и покой, кому-то тоску, а кому-то внутренний мятеж. Приглядевшись внимательней к одной из таких гроздей, он увидел расположившийся на правом — южном — берегу реки, небольшой город под названием Санта-Селина, с населением в восемьдесят тысяч человек, производивший собой впечатление умиротворяющего тепла. За освещенными окнами аккуратных домов и квартир — хоть в комфортабельных малоэтажных зданиях нового типа, хоть в уютных и дышащих стариной, многократно реставрированных, постройках прошлых веков, — увидел размеренную и привычную жизнь, рождавшуюся в семейных очагах по всему городу, кое-где омрачавшуюся беспокойным холодом одиночества заблудившейся души. Увидел громоздкие сооружения и цеха производственных мощностей фармацевтической и текстильной фабрик, консервного завода и завода электродвигателей, которые охраняли город на его южной границе, и которым большинство обитателей Санта-Селины были обязаны своим благополучием. Увидел набережную Караваджо и проспект Бетховена — две главные улицы, параллельно пересекающие город с запада на восток, движение на которых в этот час выглядело ленивым и неохотным, чего нельзя было сказать о пешеходах, спешивших поскорее убраться с морозного воздуха. Увидел вечерний центр города, оживленный бульвар Уильяма Шекспира, который уходил от набережной и, замкнув неправильный полукруг, возвращался в нее на расстоянии двух километров от отправной точки; увидел бульвар освещенным светом множества фонарей и витрин, светом, игравшим золотистыми оттенками на белоснежном ковре. Увидел центральную площадь между бульваром и проспектом Бетховена, двадцатиметровый шпиль собора Святого Иоанна — памятника культуры барокко. Увидел сияющий оранжевой подсветкой купол здания филармонии, музей герцогства Санторин, а также череду административных и развлекательных построек. За окнами уютных кафе, ресторанов и пабов, не знавших недостатка в посетителях этим холодным вечером, увидел вдохновляющее счастье на лицах влюбленных, многозначительное спокойствие на лицах одиноких, болезненный приговор на лицах отринутых. Увидел исторический район города, возраст которого насчитывал восемь веков, замкнутый в полукруге, между набережной и бульваром. Увидел его испещренным лабиринтом узких мощеных улиц, беспорядочно петлявших среди очаровательных в своей несуразности двух — и трехэтажных строений — примыкавших вплотную друг к другу, непропорциональных даже в наружной планировке, выкрашенных в разноцветные оттенки, и только в своей совокупности производивших то чувство прекрасного, которое неизменно производят Старые города во всех уголках Европы. Увидел его практически безлюдным в нежном свечении декоративных фонарей — лишь кое-где попадались одинокие прохожие, уверенным шагом прокладывавшие свой маршрут через хорошо изученную паутину улочек и переулков, что на незнакомый взгляд могло бы показаться чудесами ориентации. Увидел и человека, который, судя по всему, как раз и не мог похвастаться умением творить такие чудеса, и лишь растерянно топтался на плохо освещенном перекрестке, нервно оглядывался по всем сторонам, но выглядел при этом не испуганным, а скорее крайне изумленным. Увидел и присмотрелся.

Человек, тем временем, определился с маршрутом, и направился по узкой прямой улице в восточном направлении, но спустя двадцать шагов вновь остановился и принялся рассматривать стены и крыши домов по обе стороны от себя. В некоторых окнах горел свет, однако никаких видимых признаков жизни в этих окнах не замечалось, как и на самой улице, и поняв, что помощи он тут не найдет, человек развернулся и вновь подошел к перекрестку. Человек этот, к слову, был еще достаточно молод, на вид ему можно было дать не больше тридцати лет. Без головного убора и перчаток, он поднес ко рту промерзшие руки, попытался немного согреть их дыханием, после чего растер покрасневшие уши и спрятав ладони в карманы серого твидового пальто, в очередной раз тревожно огляделся.

— Какого черта? — прошептал он и на этот раз выбрав северное направление, двинулся по извилистой, совершенно безжизненной улице.

Продолжая внимательно рассматривать стены и крыши окружавших его строений, через тридцать метров он подошел к тому месту, где улица резко уходила вправо, и едва шагнув за угол, в слабом свете, лившемся из двух арочных окон одного из зданий, в пятнадцати шагах от себя он увидел черный «мерседес» с заведенным двигателем.

— Ну, слава богу, — произнес молодой человек, шмыгнул носом, повторил процедуру с отогреванием рук и подошел к автомобилю.

Заглянув в салон, и обнаружив его пустым, он посмотрел на двухэтажный дом, окрашенный в тускло-красный цвет, и зажатый между более массивными трехэтажными соседями, имевшими мрачную грязно-бежевую наружность. Над покрытой лаком — также красной — дверью висела вывеска с надписью «Книжная лавка», что подтверждали стеллажи с книгами, видневшиеся в тускло освещенном зале сквозь окна по обе стороны входной двери. Не увидев на вывеске часы работы данного заведения, и не заметив сквозь окна ни одного человека в торговом зале, парень все же взялся за дверную ручку, толкнул дверь, и та легко подалась вперед. Сделав шаг внутрь, он тут же споткнулся об первую из трех ступеней ведущих с порога вверх, и практически ввалившись в небольшой, прямоугольный зал магазина с низким потолком, чуть не расстелился на деревянном полу. В последний момент, ухватившись за края невысоких перегородок по бокам ступенек, он сумел сохранить равновесие.

Приняв ровное вертикальное положение, запоздалый посетитель стал стыдливо поглядывать бегающим взглядом по сторонам, и не сразу заметил человека, внимательно наблюдавшего за ним из-за широкого письменного стола в дальнем левом углу магазина.

Площадь помещения вряд ли превышала шестьдесят квадратных метров, и была заставлена настолько плотно, что между двумя соседними стеллажами едва ли могли разойтись даже два человека, а товар, представленный на полках, представлял собой собрание устаревших и раритетных изданий, некоторые из которых имели весьма удручающее состояние. В течение десяти секунд молодой человек почему-то смотрел куда угодно, но только не в левую от себя сторону, а потому невольно вздрогнул, когда услышал тихий и спокойный женский голос, задавший ему вопрос:

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Резко обернувшись, гость увидел девушку примерно своих лет, с волнистыми темными волосами и внимательным взглядом огненно-оранжевых глаз, которые при нормальном освещении, разумеется, были лишь светло-карими. С улыбкой, едва уловимой на ее губах, но легко читаемой во всем ее облике, она сидела за письменным столом, перед ней лежала открытая книга и стояла чашка, от которой расходился душистый аромат качественного чая. Увидев с кем имеет дело, молодой человек по-видимому смутился, ибо сделал неуверенный шаг назад и в течение долгих трех секунд не мог найти ответ на столь простой ответ и лишь изумленно смотрел в обращенное к нему лицо. Вероятно, чтобы подбодрить парня, девушка улыбнулась чуть шире.

— О да, — наконец ответил он, и вновь принялся отогревать дыханием замерзшие пальцы, что неплохо помогало скрыть его смущение. — Да. Дело в том, что… — тут он запнулся, вновь посмотрел по сторонам и с искренним непониманием своих собственных слов закончил: — Дело в том, что я заблудился.

Девушка на это признание ответила широкой открытой улыбкой, возможно стараясь успокоить своего гостя и показать, что не произошло ничего страшного, и она сможет помочь. Гость этот, однако, не проявил видимых признаков облегчения и с тревожной нотой добавил:

— В городе, в котором вырос. В районе, в котором живу.

Хозяйка книжной лавки удивленно приподняла брови, отчего оранжевый огонь в ее глазах немного потускнел.

— Вот как, — произнесла она.

Парень удрученно покачал головой.

— Это… это просто мистика какая-то, честное слово. Я ничего не могу понять. Такое ощущение, что я впервые в Старом городе, потому что все эти улицы кажутся мне совершенно незнакомыми! Более того, в течение последних двадцати минут я в упор не вижу ни одной таблички с названием улицы ни на одном доме! Только номера!..

Девушка выпрямилась в своем кресле, прищурила глаза, огонь вспыхнул с новой силой, и заблудившийся путник сделал еще один невольный шаг назад.

— А самое страшное… — продолжал он, лишь на секунду отведя взгляд от ее лица, — самое страшное, что я не вижу шпиль собора. Вы понимаете? Это ведь невозможно — не видеть шпиль. Даже иллюминацию филармонии трудно не видеть, а шпиль просто невозможно!

— Вы серьезно? — на ее лице мелькнула веселая настороженность, словно она поняла суть безобидного розыгрыша, жертвой которого стала. Однако уже через несколько мгновений, в течение которых парень сохранял выражение изумленной тревоги, она приняла вид весьма озабоченный, и повторила: — Серьезно?

— Абсолютно.

Несколько секунд девушка пристально всматривалась в лицо парня, затем спросила:

— Как вас зовут?

— Свен. Меня зовут Свен, — словно виновато представился молодой человек.

— Как вы себя чувствуете, Свен? Я имею в виду ваше физическое здоровье.

— Я немного замерз, — по-прежнему виновато отвечал парень. — Но… в целом, нормально. А что?

Девушка встала и вышла из-за стола. Свен сделал еще полшага назад, а когда она подошла, и осторожно взяв его за руку, потянула за собой к выходу, наоборот, не сразу смог сдвинуться с места.

— Только не пугайте меня, — сказала девушка, когда они вышли на крыльцо, и указала рукой на восток, где недалеко, совершенно четко виднелся шпиль собора, а густые сумерки были разбавлены оранжевым сиянием купола здания филармонии. — Не говорите, что не видите.

Лицо парня словно окаменело. Долгие десять секунд он смотрел в указанном направлении абсолютно пустым взглядом, после чего прошептал:

— Немыслимо. Это немыслимо.

Девушка в ответ указала на табличку у правого окна своего магазина, гласившую «улица Мартина Лютера, 11».

— Вам знакома эта улица?

Свен медленно кивнул, также медленно огляделся и ответил:

— Разумеется. Но, мне кажется, что в этой ее части я впервые. Если это возможно. Я живу в Бургундском переулке, и если, выйдя из него свернуть на улицу Сервантеса, через пятьдесят метров будет перекресток с улицей Лютера.

— Ну, слава богу, — лицо девушки просияло улыбкой. — Вы меня немало успокоили. Этот перекресток совсем близко отсюда, через сто пятьдесят метров. Так что, вовсе вы не заблудились, Свен, а просто не дошли туда, куда вам надо.

— Да, но… — лицо парня продолжало сохранять выражение полной опустошенности, когда его потянули обратно в магазин.

— Это называется блуждать в тумане, по крайней мере, я это называю так, — говорила девушка, проходя к своему столу и указывая парню на второе кресло, стоявшее у стены. — Такое бывает, когда человека что-либо выбивает из колеи и какой-то участок мозга на время просто выключается и не работает до тех пор, пока кто-то или что-то его вновь не включит. Просто какой-то стресс выключил в вашем мозгу тот участок, куда глаза посылали сигнал о шпиле собора и названиях улиц, которые ваши глаза, на самом деле, прекрасно видели. Понимаете, Свен? Мозг не видел. Пока я его не включила.

Она весело улыбнулась, склонив голову набок, и остановилась у стола. Парень подошел к предложенному креслу, но не спешил садиться, и в ответ на слова девушки лишь молча кивнул.

— Вы сказали, что сильно замерзли?

Свен вновь кивнул.

— Даже этого вполне достаточно, — девушка тоже многозначительно кивнула, словно самой себе подтверждала свои слова, и закрыла лежавшую на столе книгу. — Уверена, что чашка горячего чая окончательно вернет вам бодрость, Свен. Как вы на это смотрите? Кстати, я забыла представиться. Меня зовут Кристина.

— Очень приятно, Кристина, — парень словно очнулся в один момент, голос его прозвучал бодро и уверенно, и, прогоняя последние остатки наваждения, он энергично встряхнул головой и размял плечи. — Даже не знаю, стоит ли доставлять вам дополнительные неудобства.

— Вы ни в коем случае их не доставите, — ответила Кристина. — Садитесь, я через минуту. Выпьем чая, и я отвезу вас на перекресток с улицей Сервантеса — машина как раз успеет прогреться.

Она скрылась за навесной дверцей в помещении (по-видимому, служебном) между стеной и высоким стеллажом, который почти вплотную примыкал к ее столу, оставляя лишь узкий проход. Свен опустился в кресло и обратил внимание на закрытую книгу в тканевом переплете и с заголовком «История Сантории».

— Знаете, — тем временем слышал он голос девушки, — я постоянно теряю предметы, которые находятся у меня в руке — ключ, ручку, вилку. Уверена, что и с вами такое не раз случалось, но в моем случае это носит характер хронической болезни. Так вот, ваш случай именно таков: вы потеряли то, что было у вас на глазах. Я говорю это к тому, что выглядите вы очень удрученным этим обстоятельством, хотя на самом деле, не произошло ничего из ряда вон выходящего. Над вашим забавным приключением стоило бы посмеяться, но, как я вижу, смеяться вы не настроены.

Она вернулась к столу, поставила перед парнем чашку горячего чая и села на свое прежнее место. Кресло Свена стояло таким образом, что ему приходилось сидеть вполоборота и немного в стороне от девушки. Посмотрев в ее лицо, он впервые с момента их встречи улыбнулся.

— Благодарю вас. Думаю, вы правы, но это приключение действительно произвело на меня сильное впечатление.

Кристина сделала глоток чая и ничего не ответила, вероятно, ожидая продолжения разговора от своего гостя. Но он тоже замолчал, и на несколько секунд повисло неловкое молчание.

— Вы любите историю? — наконец спросил парень, переводя разговор в другое русло.

— Очень, — девушка улыбнулась и в глазах ее, больше не казавшихся оранжевыми, вспыхнул живой интерес. — Вот уж где действительно легко заблудиться. Вы когда-нибудь задумывались о том, что все написанное в подобных книгах, — она коснулась пальцами переплета, — действительно было? То есть, разумеется, факты могли искажаться авторами, но все эти люди, о которых идет речь, действительно были! Все эти революции и войны, реки крови и слез — они действительно были! Не знаю почему, но эта мысль — которая совсем не отличается оригинальностью, — приводит меня в состояние какого-то мистического, потустороннего восторга.

— Нет, не думал, если честно, — Свен пожал плечами и улыбнулся. Кристина устремила на парня пытливый взгляд, и он добавил: — Этот уютный магазин принадлежит вам?

— Да, — коротко ответила на вопрос девушка, и вновь коснувшись рукой книги, продолжила: — Сегодня я читала о Венском конгрессе. Собственно, потому так сильно и задержалась, что никак не могла остановиться. И, знаете, я в своем роде тоже заблудилась, потому что никак не могу дать объективную оценку результатам этого конгресса, во всяком случае, что касается нашей страны.

— Ну, насколько я знаю, именно тогда Сантория обрела независимость и стала той страной, каковой является ныне. Территориально, во всяком случае…

— Независимость, говорите вы? — Кристина скептически поморщилась. — Нам ее подарили, Свен. К землям нынешней Сантории не было такой лояльности, как, допустим, к Швейцарии, ибо герцогства Арстад, Каст, Санторин и графство Лоранна, проявляли открытую лояльность к Наполеону. Не правда ли, странно, что в ответ на это страны-победители так великодушно вознаградили нас независимостью.

— Вы хотите сказать… — задумчиво проговорил Свен.

— Я хочу сказать, — уверенно перебила Кристина, — что на протяжении всего девятнадцатого века Британская империя имела на континенте своего верного вассала в лице Великого Герцогства Сантории. Достаточно обратить внимание на ту англоизацию, которую испытала наша страна во всех сферах жизни в викторианскую эпоху. Разве что религию не тронули — католицизм сохранил свои позиции, что очень странно. Ну, и название валюты осталось прежним. А так… да те же Мэйвертон и Санлайт — это же типичные английские города тех времен. А ведь ни Австрия, ни Пруссия, ни Россия не были заинтересованы в создании еще одного, хоть и маленького, государства в центре Европы. Но Британия добилась своего, и с тех пор четыре административных единицы — Лоранна, Каст, Арстад и Санторин, с лидирующей ролью последнего, — стали конституционной монархией, а герцог Санторина стал великим герцогом Санторийским.

— Но результат налицо, — осторожно ответил Свен, когда Кристина взяла короткую паузу. — Мы живем в одной из самых развитых и благополучных стран мира.

Девушка медленно покачала головой и опустила взгляд.

— То есть, по-вашему, можно пожертвовать национальной идеей в обмен на благополучие? — и, сделав короткую паузу, добавила еще более серьезным тоном: — Как вы думаете, есть ли у Сантории национальная идея?

Свен казался растерянным. Вместо того чтобы ответить, он взял свою чашку и сделал небольшой, но очень медленный глоток чая.

— У вас скандинавское имя, не так ли? — задала новый вопрос девушка.

— Да, мой отец потомок шведских эмигрантов.

— Отлично. А я потомок испанских эмигрантов. Свен, вы задумывались о том, что Сантория — это на самом деле маленькая копия всей Европы в одной стране? Что это один большой плавильный котел?

— Ну, это всем известно, — парень отвечал осторожно, словно боялся дать неправильный ответ.

— А вы знаете, где эта тенденция берет начало? На рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, с усилением Германии и обострением международных отношений. Разумеется, Германия не могла позволить, чтобы совсем рядом существовала маленькая британская колония, пусть и официально независимая. И вот тогда Сантория и оказалась зажатой между двух огней. Нам повезло с последним монархом, с герцогом Генрихом X, который сумел выстоять в том политическом пожаре и выдержать то дипломатическое давление, которое оказывали на него, как Центральные державы, так и Антанта. Который сумел добиться признания нейтралитета прямо накануне Первой мировой войны. Который, после ее окончания, видя, что мир стремительно меняется, что мир уже просто не может быть прежним, сложил свои полномочия, после чего монархия была упразднена, и Сантория стала республикой. Это был действительно мудрый политик. Вот откуда берет начало наша культура, Свен. С начала двадцатого века, когда Европа была охвачена политическим кризисом, а наша маленькая страна в тот период смогла построить свою, пусть и чужую, но свою культуру, взяв все самое лучшее, что могли предложить нам воинствующие стороны. Разве это не национальная идея, Свен? Если нет, тогда скажите мне, что это?

Кристина посмотрела на него с широкой улыбкой. В ответ на эту пламенную речь, Свен только и смог что скромно улыбнуться, и пробормотать:

— Да, я думаю, вы правы.

Девушка, по всей видимости, ожидала другого ответа, потому что такая реакция парня вызвала на ее лице заметную перемену, и улыбка ее стала смущенной.

— Я вас утомила своими разговорами. Просто… я, видимо, переусердствовала в своем увлечении.

— Но, должен признать, что ваша увлеченность вдохновляет, — усмехнулся Свен. — И мне жаль, что эта увлеченность не нашла во мне должного отклика. Я, откровенно говоря, не слишком образован в историческом плане.

— Похвально, когда люди умеют признаваться в своих слабостях.

— Я не считаю это слабостью, — с едва уловимой нотой возмущения ответил парень. — Я просто…

Свен замолчал не найдя подходящих слов и повернул голову в сторону входной двери. Кристина пристально посмотрела на него.

— Что? — спросила она.

Свен повернулся и пожал плечами.

— Я не слишком патриотично настроен, — сказал он.

— А я не говорила с вами о патриотичности, — ответила девушка. — Я говорила только об истории. Я не являюсь патриотом Франции, но неплохо знаю ее историю.

— Конечно, — поспешил исправиться молодой человек. — Патриотичность и знания не обязательно должны быть связаны между собой.

— Я скажу вам больше, Свен, — Кристина улыбнулась. — Патриотизм и знания вещи плохо совместимые. Если вы понимаете, к чему я это.

— Думаю, понимаю, — ответил парень, улыбнувшись в ответ.

— Что в вашем понимании является патриотизмом?

— Промывка мозгов, — Свен ответил утвердительно, но слова его прозвучали с отчетливой вопросительной интонацией.

— Я бы не сказала, что патриотизм является промывкой мозгов, потому что те, кто нам их промывает, тоже подвержены этому чувству. Для меня это просто массово бессознательное явление. В принципе здоровый патриотизм не несет в себе никакой угрозы, но вирус больного патриотизма всегда ходит рядом.

— И что является здоровым патриотизмом?

— Любовь к справедливости, — Кристина выдержала небольшую паузу. — Ни к земле, ни к народу, ни к традициям — это все второстепенно. Патриотизм — это желание видеть справедливость в своей стране и гордиться тем, что другие страны берут пример с твоей родины.

Парень медленно покачал головой, словно обдумывал услышанную теорию.

— Да, это правильно, — произнес он как бы самому себе.

— То есть вы со мной согласны?

— Да.

— Тогда почему вы не любите эту страну?

Свен резко вскинул голову.

— Да нет, — сказал он. — Не то, чтобы я не любил Санторию… скорее, я ее все-таки люблю, но… в чем-то вы правы. Просто… родился не там, где нужно было, чтобы эта любовь была полноценной.

— Вы не любите Санта-Селину?

Он несколько секунд выдерживал пристальный взгляд Кристины, но затем усмехнулся и посмотрел себе под ноги.

— Да, именно так. Если быть откровенным, я ненавижу Санта-Селину.

— Почему? — в этом коротком вопросе живо послышалась заинтересованность.

— Почему? Ну… это маленький, серый и откровенно уродливый городок, со злыми и недоверчивыми людьми. Вы так не думаете?

— Нет, — девушка покачала головой с легкой усмешкой на губах.

— А я думаю, — уверенно сказал парень, словно речь шла о той сфере, в которой он был профессионалом, и поднял взгляд, словно принял вызов.

— А я думаю, что у вас были далеко идущие планы, которые этот городок, рассчитанный на тихую и стабильную жизнь, беспощадно похоронил, — сказала Кристина, испытующе глядя на Свена.

Тот несколько секунд смотрел девушке в лицо поистине скорбным взглядом.

— Действительно так, — ответил он. — Этот город похоронил все мои мечты.

Лишь на одно мгновение глаза Кристины вновь сверкнули оранжевым огнем, после чего лицо ее приняло серьезное, но слегка грустное выражение. Однако этого мгновения хватило, чтобы Свен нервно дернул плечами и вновь устремил оробевший взгляд себе под ноги.

— Мне очень жаль, — в голосе девушки послышалось искреннее сожаление.

— Так уж вышло.

Во всем облике Свена проявилась не очень приятная в глазах умных людей позиция жертвы. Однако Кристина никоим образом не выразила неприятия, а наоборот, казалось, еще больше заинтересовалась своим новым знакомым.

— Мечты, — сказала она. — Страшное заболевание.

— О да, соглашусь.

— И единственное лекарство, когда ты действительно болен.

Свен молча усмехнулся.

— В вашем случае это было заболеванием или лекарством? — спросила девушка.

Свен поднял на нее болезненный взгляд.

— Все-таки заболеванием.

— И переделать их в лекарство не получится?

— Думаю, что нет.

— Это… хорошо, — девушка покачала головой с грустной улыбкой.

— Не очень, — ответил Свен.

— Значит, мечты были действительно лихими. Такие мечты и меняют мир.

Свен вновь усмехнулся. В то же время весь его скорбный вид говорил о том, что в рассуждениях о своих неудачах он черпает свою жизненную энергию.

— Может быть, расскажете, как протекала ваша болезнь? — спросила девушка.

Во взгляде парня мелькнул легкий испуг.

— Зачем? — спросил он, глядя в серьезное лицо девушки, словно старался найти в нем признаки насмешки.

— Ооо, — протянула Кристина и, откинувшись в кресле, скрестила на груди руки. — Я готова часами слушать о чужих мечтах.