Охотники за головами

Алекс Орлов, 2000

Их хлеб нелегок. На разных планетах они ловят тех, кого боится даже полиция. Однако и «охотники за головами» могут спасовать перед монстрами, которых случайно оживили самонадеянные ученые. Весь мир катится в пропасть, но на помощь приходит подружка экипажа. Меч в ее руках страшнее бомб. Она знает древние языки, и прошлое ее – неизвестно. Не слишком ли много для обычной шлюхи? Но берегись, если услышишь: кона ло вуаха!

13

Низкие своды подземного хранилища выглядели так, будто их построили несколько веков назад. Фонтен понимал, что это только кажущийся эффект, но он ничего не мог с собой поделать. Потайные боксы нового хранилища действительно напоминали ему склеп принца Циркуса. Все здесь выглядело точно так же. Змеевидные потеки сырости, пятна желтоватой плесени и холод — совершенно естественный холод.

«Не хватает только маленькой таблички с заклятием», — подумал Фонтен.

К доктору тихо подошел старший инженер Браун:

— Сэр…

— Что? — отвлекся от своих мыслей Фонтен.

— Я только хотел сказать, сэр, что низкая температура поддерживается объектами самостоятельно…

— Что значит самостоятельно? — не понял доктор.

— Дело в том, сэр, что по сравнению с критической ситуацией на корабле все происходит с точностью до наоборот. Объекты поглощают тепло, и в боксах очень холодно. Как всегда, лидером выступает «номер 4». Возле его саркофага температура понизилась до минус сорока по Цельсию…

— Сегодня мы должны снять первичные показания с одного из них, Браун. Кого бы вы мне порекомендовали?

— Только не «четвертого», сэр.

— Может быть, «первого»?

Браун ничего не ответил. Он не мог поверить, что кто-то решится подойти к этим неизвестным существам в открытую, без защиты надежного охлаждающего слоя.

— Соберите-ка мне бригаду, Браун. Пусть будут два медика, вы с ассистентами и… Дюма и Гринсберг. Соберите всех этих людей в смотровом боксе и прикатите туда «номера первого»… В чем дело, Браун?

— Но, сэр… Дюма и Гринсберг умерли…

— Стоп, как же это я мог забыть… Действительно — они уже давно мертвы…

«Как же я мог забыть? Вот ведь как неловко вышло перед Брауном, теперь он, чего доброго, подумает, что я свихнулся…»

— Заработался, знаете ли. Конечно, пусть придут Лефлер и Чанг.

— Хорошо, сэр.

Браун ушел, а Фонтен опустился на стул и поежился. Здесь, на посту термоконтроля, было довольно прохладно. Возможно, объекты вытягивали тепло прямо сквозь большое смотровое окно.

Доктор покосился на дежурного оператора, который с подчеркнутым вниманием следил за показаниями приборов.

«Дурака валяет, шельма, — подумал доктор. — У парня с такой физиономией наверняка припасена бутылочка солдатского джина…»

— Как ваше имя, дежурный?

Оператор испуганно посмотрел на Фонтена и, вскочив на ноги, гаркнул:

— Тамп Флоренс, сэр!

— Послушайте, Тамп, у вас глоточка джина не найдется? А то здесь как-то прохладно.

— Как можно, сэр… Я ведь на посту…

— Ладно, Тамп, не жмитесь, неужели вам жалко глоточка дрянного джина для доктора Фонтена?

— Нет, сэр, не жалко.

Оператор пошарил в тумбочке и достал уже ополовиненную бутылку без этикетки.

— Пожалуйста, сэр. Только стакан у меня — того… Грязный…

— Ничего, давай какой есть, — махнул рукой Фонтен. Он еще раз взглянул через окно на саркофаги, и новый приступ крупной дрожи начал сотрясать его тело.

Пока Тамп Флоренс вытряхивал из стакана не то крошки, не то дохлых насекомых, доктор Фонтен запрокинул бутылку и сделал из горлышка два больших глотка.

— Вы уже обошлись, сэр? — подошел со стаканом дежурный.

— Да… Спасибо, Флоренс… — Доктор вернул бутылку. — Это было незабываемо…

Он еще раз взглянул внутрь бокса, и ему показалось, что он увидел тень. Да, это была движущаяся тень. Фонтен даже поднялся со стула, думая, что кто-то из сотрудников вошел в бокс, но там никого не было. Опутанные трубками и проводами саркофаги были закрыты, и их крышки держались на мощных винтах.

На посту появился Браун:

— Все уже в сборе, сэр. Выкатывать «первого номера»?

— Да, Браун, идемте. — Фонтен поднялся со стула и, проходя мимо Флоренса, заговорщически ему подмигнул. Тот расплылся в довольной улыбке — как же, угостил самого Луи Фонтена.

«А вот с Дюма и Гринсбергом я, конечно, дал маху», — подумал доктор. Он вспомнил, как тогда, под сумрачными сводами склепа, эти двое, подбадривая себя шуточками, вскрыли печать заклятия.

Они еще пошутили, что делят ответственность пополам. Как оказалось, смеялись они зря — смерть их была страшной.

Медики ничего не смогли поделать — заболевание было неизвестным. Вскрытие тоже не дало никакого результата. Пролежав одну ночь в морге, трупы изменились так, будто несколько месяцев провалялись в болоте.

Это были неприятные воспоминания, и Фонтен постарался переключиться. Он думал то о деньгах, то об оставленной кафедре в университете, то о женщинах — ведь он был еще не так стар. Но как Луи Фонтен ни старался, его мысли возвращались к опасности и уже понесенным потерям.

«Что будет, если из-за моего неумения объекты сумеют активизироваться? — задавал себе вопрос доктор Фонтен. — С другой стороны, принц Циркус умел держать своих кровожадных псов в повиновении. Так неужели я, доктор наук, профессор, создатель теории психокинетики, не сумею разобраться в том, что знал полуграмотный Циркус?..»

Фонтен намеренно накручивал себя, чтобы обрести все чаще ускользавшую от него уверенность.

Наконец они с Брауном вышли в ярко освещенное помещение, где уже ожидала исследовательская бригада. Все были одеты в защитные комбинезоны и напоминали группу похудевших пингвинов.

— Здравствуйте, господа, — приветливо поздоровался доктор Фонтен.

— Здравствуйте, сэр, — ответили ему, впрочем без особого энтузиазма. Эти люди просто боялись. И особенно боялись биологи — Лефлер и Чанг, ведь они хорошо знали погибших Дюма и Гринсберга.

Двое ассистентов из команды технологов инженера Брауна помогли Фонтену надеть защитный комбинезон. Затем в абсолютной тишине в комнату вкатили саркофаг с «номером первым».

Все участники тотчас опустили защитные маски и приготовились к работе.

«Вот и хорошо, а то стоят такие бледненькие, потерянные — смотреть противно», — подумал Фонтен.

Технологи начали освобождать крышку — всего двенадцать болтов. Один болт, второй, третий — все меньше преград отделяло «номера первого» от мира живых людей. Все это чувствовали, все это понимали. Первобытный, интуитивный страх рождался из ниоткуда и настойчиво полз по позвоночнику холодной змейкой.

Последний крепежный болт скользнул в руку ассистента, и инженер Браун посмотрел в сторону Фонтена. Тот кивнул, не колеблясь ни секунды, опасаясь, что, промедли он еще немного, и у него не хватит духу отдать это распоряжение.

Крышка отошла в сторону, и взорам бригады предстало то, что они привычно называли объектом «номер один».

Медики сразу расслабились — уж им-то не нужно было объяснять, что мумифицированный труп уже не опасен.

— Откуда брать образец ткани, сэр? — спросил Браун.

— Берите откуда хотите — это не принципиально, — ответил доктор.

Медики стали брать образцы, а биологи ватными тампонами снимали пыль, надеясь найти те самые болезнетворные бактерии или вирусы, которые убили их товарищей.

— Температура? — спросил Фонтен.

— Стабильная, сэр, — ответил один из технологов, — плюс четыре по Цельсию.

«Подумать только — и откуда в этих иссохшихся костях могло зарождаться то количество тепла, которое ставило корабельные криоустановки на грань разрушения…» — размышлял Фонтен. Внешний вид мумии внушал уже не страх, а, скорее, брезгливость и жалость. Да, именно жалость. Самому доктору Фонтену не хотелось, чтобы когда-нибудь кто-то вот так же рассматривал его прах, словно он был дохлой кошкой.

«Он страшен своим огнем…» — вспомнил Фонтен слова из заклятия, относящиеся к «номеру первому».

«Страшен огнем…» — пронеслось в голове еще раз, и в эту самую минуту он услышал страшный крик. Это кричал один из медиков — Лендл Хоук. От его страшного крика Лефлер и Чанг упали в обморок.

Вслед за ними едва не лишился чувств один из технологов, но он устоял, ухватившись за край саркофага.

— Закрывайте крышку! — скомандовал Фонтен и склонился над потерпевшим медиком.

Когда с Хоука сняли защитный костюм, стало ясно, почему он так кричал. Его левая рука до самого локтя была практически обуглена.

— Мама родная, что же это такое? — ужаснулся Браун.

— А что наши биологи? Что с ними? — забеспокоился Фонтен.

Ассистенты Брауна бросились к Лефлеру и Чангу. Сорвав с них маски, они не смогли сдержать испуганных возгласов. Лица обоих биологов были обуглены так же, как и рука Лендла Хоука.

Когда с них сняли защитные костюмы, стало ясно, что они сгорели полностью. Не пострадала только их одежда, как будто кто-то выжег тела изнутри.

Фонтен снял маску и принюхался — после такого массового сожжения человеческой плоти должен был остаться характерный запах, но в воздухе пахло только сырой штукатуркой.

«Он страшен своим огнем, но может быть умилостивлен жертвой…» — снова вспомнил Луи Фонтен.

— Примите меры, Браун. Пусть унесут тела, вернее, то, что от них осталось. Хоука немедленно в медицинский бокс — возможно, удастся регенерировать его руку.

— А это? — Браун указал на саркофаг.

— Пусть пока останется. Я думаю, он насытился и какое-то время будет не опасен… Если хотите, можете идти, я останусь один…

— Нет, сэр, — после некоторого раздумья произнес Браун. — Я останусь с вами…

Появилась вызванная технологами спасательная команда. Раненого и останки двух биологов вынесли на носилках, а затем Фонтен настоял, чтобы все, кроме Брауна, тоже покинули помещение.

— Они слишком боятся, — пояснил доктор, когда дверь закрылась. — А он это чувствует, — кивнул Фонтен в сторону саркофага.

— Зачем он это сделал? — спросил Браун.

— Не знаю. Но думаю, что он это сделал не просто так… — Фонтен снял маску и капюшон. — Так удобнее, — пояснил он старшему инженеру, — тем более что защиты от него, как видите, нет.

— Так почему же он это сделал? — повторил вопрос Браун.

— Человек, испытывающий страх, в большом количестве излучает некий жизненный ресурс. Во многих культах этот ресурс называется по-разному. Так вот, именно на эти уже существующие источники жизненной энергии и среагировал «номер первый»… Он просто «потянул» их — заставил перетекать потоки интенсивнее… Поэтому тела сгорели, а дыма и даже запаха мы не ощутили… Мало того, дорогой Браун, если бы здесь был только один человек, этот монстр не оставил бы нам даже обугленного трупа — только пустой комбинезон. Так-то…

Браун стоял, ошарашенно глядя на философствующего доктора Фонтена — человека, в присутствии которого несколько минут назад два человека погибли и один потерял руку.

— Давайте же взглянем на «номера первого» еще раз, и вы увидите, как он распорядился тем, чего лишил наших бедных коллег… — С этими словами доктор взялся за рычаг и легко сдвинул крышку саркофага.

— Вот, полюбуйтесь, дорогой Браун, — самодовольно улыбнулся Фонтен.

Старший инженер осторожно приблизился и заглянул через край саркофага. Увиденное поразило его: на месте бывшей кучи мусора лежало хорошо пробальзамированное тело.

— То-то же, — усмехнулся Луи Фонтен, — а вы небось тоже полагали, что психокинетика — это лженаука…

— Но… но как, сэр? Как все это могло произойти?

— Как? Я и сам не знаю… Уравнение теоретического баланса я, конечно, вывел, но, как это происходит на самом деле, признаюсь вам, Браун, я до сих пор не знаю… Единственное, что я могу утверждать наверняка, так это то, что здесь имеет место передача некой информативной матрицы. Другими словами, информационного поля…

— То есть вы хотите сказать…

— Да, Браун, я говорю совершенно крамольные вещи. Вещество, масса или материя не передаются в неком геометрическом направлении, они лишь появляются «из ничего» там, где на это имеются условия. А условия — это и есть информационное поле… «Номер первый» скопировал информационное поле, но сделал его более сильным, чем у его жертв, и тогда материя тел наших бедных коллег перешла к нему. А Лефлер и Чанг остались с одними только головешками.

— Это странно и одновременно очень страшно, сэр.

— Я вас понимаю, Браун. Но наука — это не только старые конспекты с пожелтевшими страницами или самодовольные старички с академическими бородками. Настоящая наука начинается там, где умирает идеология, а пока вся наша наука держится только на пропаганде «научности». Стоит убрать пропаганду — и весь этот карточный домик рассыплется. Только тогда, дорогой Браун, психокинетику перестанут называть лженаукой.

«Кажется, я устроил тут целый митинг…» — спохватился доктор Фонтен. Он посмотрел на подновленную мумию и сказал:

— Зовите ассистентов, Браун. Пусть закрывают ящик…