Золотой воин

Алекс Орлов, 2008

Уцелев в жестокой битве и попав из-за предательства в галерные рабы, Питер Фонтен отправляется на сказочный остров, где рубины родятся в реках, а берега усеяны жемчугом. Чудом избежав участи всей команды, он и его товарищ Крафт выбираются на обитаемые берега, но спасение превращается в новое рабство – могущественный маг пленяет Питера и передает оркам-гигантам…

2

Капитан спустился в свою каюту и, подойдя к столику, вынул из медной оплетки стеклянную колбу с розовой водой, снял войлочную шапочку и брызнул на лысую голову несколько капель. Потом освежил лицо и бережно вернул колбу на место.

И сам сосуд, и его содержимое стоили немалых денег, хватило бы, пожалуй, на полдюжины хороших гребцов, но роскошь и комфорт были тем немногим, что помогало капитану Эрварсту мириться с жарой, немытыми матросами и жестокостью порядков на Савойском море. Здесь можно было взять хорошего «купца», набитого шелками и шоколадом, а на другой день стать жертвой пиратской флотилии гунсегов, орков с западного побережья, промышлявших на скоростных скрогах по всем торговым путям.

С императорскими галерами еще можно было как-то разойтись миром, выдав себя за добропорядочного купца, однако с орками приходилось драться — уйти от них, если уже те «сели на корму», никогда не удавалось. Спасало лишь то, что галера Эрваста имела команду из сорока человек да шестьдесят гребцов на нижней палубе. Разумеется, она проигрывала легким скоростным судам, зато команда могла отбиваться от врага, а судно при этом не теряло ход.

В схватках с гунсегами это было особенно важно, поскольку троих орков на палубе было достаточно, чтобы захватить всю галеру, они дрались каждый за десятерых.

В стойку перегородки дважды ударили — это был условный сигнал от Салима, помощника капитана, ведавшего порядками на нижней палубе. Видимо, у него было что сказать капитану, но Эрваст не отвечал, пауза затягивалась. Салим знал, что капитан его слышит, и в конце концов тот ударил в ответ, давая понять, что примет помощника с докладом.

«Что там могло случиться? Идем по течению — гребцы отдыхают…» — подумал капитан и, скинув мягкие юфтевые туфли, вытянулся на тахте. Потом потянулся и оглядел каюту. Она ломилась от излишеств — ковров, шелковых накидок, резных ларцов и шкафчиков, заставленных серебряными и золотыми статуэтками. Скорее так подобало бы обустраивать дамскую спальню, нежели жилище предводителя пиратов, но Эрваст провел восемь лет на скамье галеры, а до этого прожил десять лет в услужении у мукомола, поэтому тяга к богатой жизни и красивым вещам была в нем безгранична. При захвате трофеев он пропускал через свои руки каждую безделушку в надежде найти для нее место у себя в каюте, но там уже был заставлен каждый дюйм, и время от времени Эрвасту приходилось избавляться от шелков, мехов, дорогих халатов и громоздкой мебели, продавая их в очередном порту.

— Разрешите, хозяин? — спросил Салим, приоткрывая тонкую решетчатую дверцу.

— Заходи, — отозвался капитан, надевая шапочку и садясь на кушетке.

Получение доклада подразумевало и приличествующую позу. Эрваст держал своих людей в черном теле, однако демонстрировал им свое уважение. Иногда это ценилось дороже золотых дукатов, и за пять лет, что галера Эрваста бороздила Савойское море, у него было только два бунта, в то время как у других пиратских капитанов таких случалось по два за год.

Салим вошел и остановился возле двери — дальше была территория капитана.

— Кровавый понос, хозяин.

— Сколько человек?

— Четверо.

— Давно заметил?

— С ночи. Барабан первым определил — слишком часто до ветру отпрашивались.

— Где они?

— На палубе.

— Хорошо. За борт их, рисковать мы не можем.

— Как скажете, хозяин.

— Воду давай только из серебряной посуды и гребцам, и охранникам.

— Уже даю.

— Тогда — все.

Салим повернулся и собрался уйти, но капитан остановил его одной фразой:

— Ты, конечно, слышал о Голубом Суринаме?

Салим замер, словно парализованный змеиным укусом, затем медленно повернулся. Его лицо было перекошено сильнее обычной страшной маски, оставшейся после пережитого сабельного удара.

— Хозяин… но ведь это верная смерть… — произнес он севшим голосом.

— Почему — верная? — уточнил Эрваст. Мнение Салима было для него важно, ведь, объяви он команде о походе к Голубому Суринаму, почти неизбежно вспыхнет мятеж.

— Потому что никто не вернулся оттуда живым!

— Ты считаешь, что Голубого Суринама не существует?

— Нет, хозяин, как раз в его существование я верю. Мой земляк Йохим на галере капитана Сарьера доплывал до острова и видел его свечение, однако течение снесло их на запад. Йохиму я верю, но также я помню многих из тех, кто уходил к Голубому Суринаму и не возвращался.

Эрваст поднялся с кушетки и, подойдя к Салиму вплотную, спросил:

— Кто помешал им вернуться?

— Гунсеги, хозяин, они закрывают к нему все подходы!

— Можно подумать, Салим, это не ты стоял на борту и всаживал стрелы из барийского лука в борта их скрогов.

— Это совсем другое дело, капитан, за нами увязывались два-три скрога, а за Линией Луны их десятки, и все они ждут охотников за сокровищами Голубого Суринама! А еще эти чудовища — морские змеи…

— Откуда такие сведения? — усмехнулся Эрваст. — Йохим сказал?

— Нет, — смутился Салим, — моряки говорят.

— Моряки говорят… Слышал я, что они говорят, особенно после трех четвертей пива.

Эрваст прошелся по каюте и вернулся к молчавшему Салиму.

— Сколько ты собираешься сидеть на нижней палубе с пятью дюжинами вонючих рабов? Или того серебра, что я тебе даю, достаточно, чтобы осталось на безбедную старость?

— О старости я не думаю, хозяин, моряки до нее не доживают.

— Но раз и так все предопределено, почему не рискнуть? Рано или поздно орки вцепятся в нас по-настоящему, или падем под канонами имперских галер — нам не может везти бесконечно… А тут такая возможность, мы ведь ходим всего в двух недельных переходах от острова! Разве ты не замечал, что я вожу галеру все ближе к Лунному Поясу?

— Замечал. Но боялся говорить вам, хозяин.

— Я присматривался, Салим… — Эрваст быстро снял шапочку и промокнул лысину платком. — Я присматривался, я старался определить, как далеко мы можем продвинуться.

— Но морские змеи, хозяин! Они пожрут нас всех! — в панике закричал Салим.

— Заткнись!

Эрваст прижал ладонь к губам помощника и прислушался: как будто снаружи было тихо.

— Мы купим белых ягнят, и змеи пропустят нас…

— Но… орки…

— Я куплю второй канон и «горящие горшки», вот тогда и посмотрим, как горят скроги.

Салим замолчал, представляя себе, что из всего этого выйдет. Второй канон, конечно, дело хорошее, а уже если хозяин раскошелится на «горящие горшки», галера станет неприступной крепостью. Одного горшка со смесью достаточно, чтобы сжечь большую галеру, не говоря уже о скрогах. Это было новое оружие, и стоило оно немалых денег, однако хорошо снаряженная галера могла пробиться даже сквозь орков — те полагались только на крючья и мечи.

— У тебя будет своя галера, Салим, а может быть, и две. Разве не стоит ради этого рискнуть? Неужели лучше сдохнуть на нижней палубе во время бунта гребцов?

— Бунт гребцов? Но ведь вы исправили замок, хозяин, теперь его никто не сможет открыть!

— Я исправил замок, а какой-то раб придумает, как его снять. У них ведь много времени, и каждый думает о том, чтобы сбежать, а если не сбежать, то хотя бы выпустить кишки охранникам. И тебе, Салим, тоже.

— Но ведь у нас хорошая кормежка! Иногда я даже даю им фрукты!

Эрваст горько усмехнулся, вспоминая свою невольничью жизнь.

— Никакая кормежка не примирит человека с цепью и скамьей, Салим, они могут улыбаться тебе, заискивать перед тобой, но стоит нам зайти в Кармер или Досу, как замки могут оказаться открытыми, а гребцы бросятся душить цепями охранников.

Салим кивнул. Закон в Кармере и Досу не признавал рабства, и чтобы доказать свое право на раба, хозяину предлагалось схватиться с ним голыми руками. Нечего было и думать о том, что кто-то из рабовладельцев согласился бы на такое испытание, ведь руки у гребцов были как из железа.

Гребцы знали о законах Кармера и Досу, поэтому подгадывали бунты ко времени захода в эти порты, а хозяева, напротив, старались избегать их. Впрочем, бунт рабов был возможен в любых портах, и относительно защищенными от этой напасти рабовладельцы могли чувствовать себя только в открытом море.

— Ну так что ты скажешь? — спросил Эрваст, прислушиваясь к голосам матросов, которые растягивали для просушки новый парус.

— Я согласен, хозяин.

— Что ж, я в тебе не ошибался, — широко улыбнулся Эрваст и подал помощнику руку. Такой жест был нетипичен для хозяина, и Салим с чувством ее пожал, однако, когда он ушел, Эрваст тщательно вытер руку платком. Он предпочитал не касаться ничего, что напоминало бы ему о жизни на нижней палубе.