Революция Х

Алекс Муров

Кровавый 1919 год. Тайга. Ватага красных террористов жестоко убивает купеческую семью. Лишь одному из семьи чудом удаётся выжить. Раненый в голову из нагана своим давним другом детства, бывшим крестьянином, а ныне главным революционером, молодой аристократ – Клим Орлов, попадает к лесным тунгусам, которые и спасают его от смерти. Чудом выживший парень влюбляется в молодую шаманку, набирается сил и вступает в банду каторжников, лесных налётчиков, чтобы отомстить ватаге красных убийц.

Глава 1

1908 год.

Мальчишка в белом чистом костюме, с родинкой на левой щеке и зачёсанными через пробор тёмными волосами, качался на качелях большой мощной яблони, единственным деревом в сухом поле, недалеко от его родной таежной деревни — Орловки. Мальчик читал книжку известного автора Джека Лондона. На ногах у мальчика блестят кожаные ботиночки. Светит яркое июньское солнце. Увлечённого чтением, мальчишку, перебил появившийся из ниоткуда его сверстник, с мешком на спине, белобрысый, разутый, весь грязный, одетый в лохмотья. Крестьянский сын остановился и уставившись на него, спросил:

— Я тебя кажется знаю… Ты сын купца Орлова, тебя ведь Клим зовут!

Мальчик убрал от лица книгу в сторону и взглянул на оборванца.

— Да… Я Клим… Сын хозяина этой деревеньки! А ты кто таков?

— А я Фёдор Птахин, но все зовут меня просто Птаха!

— Дай угадаю… Сын какого-нибудь батрака!

— Мой отец пахарь… — обиженно произнёс Птаха.

— Один чёрт!

— То есть он был им пару недель назад, пока не лишился правой руки, без которой он уже не сможет работать…

— Грустно… Соболезную!

— Спасибо, но лучше не надо… Что читаешь? Про что?

— Про золото, природу… Про индейцев!

— Кто такие?

— Вроде наших тунгусов… Народ дикий, не образованный, как звери, в лесу обитают.

— Интересно?

— Очень! — мальчик спрыгивает с качелей. — Ты любишь читать?

— Я не умею… — опустив глаза, сказал Фёдор.

— А что у тебя в мешке?

— Ничего…

— Дай посмотреть! — говорит Клим и пытается отобрать мешок у парня.

— Не дам!

— А ну-ка дай! — мальчик вырвал мешок из объятий Птахи и когда он его раскрыл, из мешка вылетели три чёрных ворона.

— Что ты наделал? Гад?

Клим засмеялся, увидев, как вороны улетают прочь.

— Мне было так трудно их поймать! — чуть не плача, произносит Птахин.

— Ничего, ещё наловишь! Подумаешь сегодня без ужина останешься! И вообще, тебе лучше стать вегетарианцем…

— Кем? — конечно, оборванец слышал это слово впервые.

— Вегетарианцем… Траву можешь себе нарвать домой… Чем не харч? По-моему очень даже…

— Правильно сказал отец, все вы анафемы! Всё ваше семейство! И твой отец, и твой дед, буржуи! — плюнул в сторону мальчик. — Народ эксплуатируете!

— Замолчи! Так должно быть! Одни повелевают, другие исполняют!

— Да пошёл ты! — отвернулся Фёдор.

— Знаешь что… Я хочу яблоко. А мне не достать…

— И чего?

— Сорви для меня одно, вон с той ветки… — указывает рукой Клим на нужный ему плод. — Залезть на дерево надо, давай лезь, я хочу!

— Ещё чего, не буду!

— Будешь! Я твой хозяин! Здесь всё моё! Земля Велико Русская! Трава! Деревья! Яблоня, яблоки на ней! Качели! Твой отец, твоя матушка! И ты Пташенька, мой тоже!

— Что? — возмутился бродяга.

— Да да! Ты тоже мой! И не спорь!

— Да я тебе щас все зубы выбью, чёрт веревочный!

Оборванец накинулся на Клима, ударил его по лицу кулаком. Тот ответил ему тем же. Оба упали, хватая друг друга за шеи. Клим, оказавшись верхом на сыне крестьянина, говорит, сжимая руками его тонкую детскую шею:

— Так нельзя с хозяином, деревенщина! Ты должен делать всё, что я тебе скажу! Понял?

Фёдор вырывается и теперь его руки больно и яростно сжимают шею Клима. Лицо у мальчика побагровело. Птахин говорит ему:

— Я не раб тебе! Я убью тебя пёс, и всем станет только лучше! От вас все беды! От кулаков! Помещиков! Ненавижу вас кащеи! Вырасту — рвать буду!

Вдруг прогремел выстрел из револьвера и на голову Фёдора упало яблоко. Фёдор оглянулся. На него шёл высокий тёмный парень с чёрной повязкой через левый глаз, в белой рубахе, расстёгнутой на груди. В руке у него револьвер. Парень выстрелил по яблоне снова. Ещё один яблок упал на ребят. Выстрелил третий раз, четвёртый и каждый раз пуля из револьвера незнакомца попадала точно по ветке с яблоком. Незнакомец подошёл к парням и сказал:

— Ну хватит! Слезь с него, жиган! И ты вставай, сын буржуя!

Ошарашенный Фёдор отпустил и слез с Клима. Оба встали и уставились на стрелка.

— Откуда револьвер взял, одноглазый демон! Тятька на совершеннолетие подарил эту игрушку Люцифера? — спросил, сощурив глаза, Птаха.

— Ты о чём? Какой тятька? — спросил у него Клим.

— Бандит, разбойник каторжный… А это его сын Кай, такой же чёрт растёт рогатый!

Кай ослепительно улыбнулся и ответил с зубочисткой в зубах:

— Ну бандит… Ну разбойник, какая к чёрту разница, а? Белобрысая твоя голова со вшами? — парень направляет на него револьвер. — Хоть сын крестьянина и работяги, бедный, грязный… — переводит дуло оружия на Клима. — Хоть сын купца, богатый… Чистый… Что с того? Вся суть только вот в этом! Как ты сказал, в игрушке Люцифера! Почему, знаешь?

Ребята испугались. По ним пробежал холодок. Кай направляет револьвер дулом в небо и заканчивает:

— Да потому, что когда направляешь этот сей предмет на человека, кто он есть на этом свете, становится уже не важно! Потому что перед смертью с косой все равные! Ей наплевать, кто есть кто! Она будет косить любого!

Он давит на курок и палит в небо. Мальчики зажали уши руками. Выпалив все пули, довольный Кай опустил оружие и убрал его за пояс.

— Простая истина… — произнёс он с зубочисткой во рту.

Неожиданно земля под ногами ребят затряслась и подул сильный ветер.

— Что это? — испуганно сказал Фёдор.

Ребята упали на землю, кроме Кая, который кое-как устоял. Небо поменялось в цвете. Оно стало ярко-алым. Раздался сильный и мощный удар, похожий на удар молнии, но ещё сильнее.

— Конец мира! — так же испуганно сказал Клим.

Раскаты грома были видны троице вдали за лесом. И это не смотря на безоблачное небо и впрямь было похоже на апокалипсис.

— Я читал у бабушки библию! Там было написано про то, как земля и все дела на ней сгорят, Сатана спустится на землю и суд будет…

— Ну коли так, братья дорогие… В ад добро пожаловать… — произнёс Кай.

Все трое парней застыли, глядя расширенными от страха, зрачками на ярко-красное небо, словно при извержении вулкана.

Клим открыл глаза. От воспоминания из его далёкого детства не осталось и следа. Он сидел на уроке, одетый по форме, в большом помещении городской гимназии, вместе с другими ребятами. В руках у него учебник. Учитель «Закона божьего» — длинноволосый седой священник, в рясе, читал гимназистам лекцию о грехе и ходил вдоль парт, держа в руках книгу.

— Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. — говорил священник ученикам. — А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую.

Клим Орлов стал высоким, статным, с внешностью, вполне идеальной для прекрасной женской половины. На его глазах очки в тонкой оправе. Удостоверившись, что священник не смотрит в их сторону, ребята с задней парты, толкнули Клима в бок. Молодой человек обернулся:

— Чё надо? — спросил он.

— Смотри! — сказал ему рябой худенький мальчик с оттопыренными ушами и передал в руки фотоснимок.

— Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. — продолжал поп читать наизусть заповеди Христа. — А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём.

Орлов взял в руки карточку, повернулся к себе и взглянул на её изображение. Молодая женщина с повязкой на глазах, с голой грудью и приподнятой юбкой стояла на коленях, держа в руках плётку. Спина её была вся расцарапана. Клим смотрел на девушку и не мог оторвать от её изгибов взгляда. Но тут его перебивает священник, подкравшийся сзади. Он отнимает у мальчика карточку, мельком заглядывает на неё и говорит Орлову:

— Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну. И если правая рука твоя соблазняет тебя… — как только святой отец произнёс эти слова из заповеди, вся ученики в классе громко засмеялись. — Отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну… Орлов, вы чем на моих уроках занимаетесь… Разглядываете голых девиц с открыток… Как не хорошо… Как не хорошо…

— Но ведь это красиво. — произнёс смущённый Клим.

— Это гадость! Ничего в этих безсоромных бабах красивого нет и быть не может! — сказал поп и разорвал в клочья фотокарточку.

— Чёрт.. — тихо произнёс рябой мальчик с оттопыренными ушами. — Я за неё пятак выложил…

Шёл великий 1919-ый год.

После занятий и обеда, Клим со своим другом, сыном предпринимателя, полненьким высоким парнем, по имени Василий, любили шататься по городским улицам.

Оба парня одеты по форме в синие сюртуки. Уже вечерело и на улице было почти безлюдно. Чаще других, на пути им встречались лишь не большие группы большевиков, снующие по городу. Василий поедал на ходу большую маковую булку.

— Ты веришь в Бога?

— Не очень…

— А во что веришь? Как думаешь, что с нами будет, когда мы умрём и всё такое…

— Ну в рай и ад, о котором нам твердят в школе, я точно не верю… Нет этого ничего! Есть возможно другой мир, но не тот, о котором говорится в библии.

— Не понял, так во что ты веришь?

— Я верю, что после смерти перейду в другое состояние, и себя прошлого уже не вспомню! Ну может только иногда буду вспоминать…

— А конкретнее! Как это я себя не вспомню?

— Ну а ты помнишь, когда у матери своей в животе появился? Ты помнишь себя маленьким в 3, в 4 года? Не помнишь ты эти состояния, я уж не говорю о том, что ты не сможешь вспомнить о том, что когда то был просто маленьким ничтожным семенем…

— Тоже мне философ… Слушай, а ты кем думаешь стать, когда мы наконец окончим эту ненавистную школу? — спросил Васька друга.

— Ну я ещё не определился… Наверное стану писателем!

— Это ты правильно решил… Возможно, у тебя получиться, друг!

— Ну а ты? Кем мечтаешь?

— За меня уже всё решено… Мой папа хочет, чтобы я был как он и его дед, военным, носил форму, ходил с оружием, жил по уставу…

— Жить по уставу скучно… Скучно и серо! Мне всегда нравилось рисковать! Знаешь, в раннем детстве, я жил очень закрытым от внешнего мира мальчиком, родители редко меня отпускали одного гулять в деревне… Однажды, я, мои детские товарищи, Птаха и Кай сбежали в тайгу… Там такая природа… Магия! Меня родители три дня искали по лесам, а когда нашли, отец меня выпорол, а мама долго плакала… Единственным, кто меня всегда во всём понимал, это мой дед Серафим, он сейчас болеет, ни с кем из родни не общается…

— Понравилось тебе в дикой тайге?

— Очень… Если у меня и получиться стать писателем, я только и буду, что писать о ней… Она меня манит и манит неудержимо… Как магнит!

Происходит выстрел. Ребята обернулись. Выстрел повторился. Любопытные Клим и Вася, поспешили в сквер, откуда были слышны выстрелы. Осторожно выглянув, Клим увидел толстого увальня, валяющегося на асфальте и обливающегося кровью, а над ним двоих красных бойцов с фуражками на головах и в тельняшках. В руках у обоих бойцов, винтовки.

— Что там? — спросил Василий у Клима.

— Пойду посмотрю…

— Не надо… Уйдём отсюда! Слышь!

Но любопытного Клима было не остановить, он уже двинулся в сторону происшествия.

— Вечно тебе всё надо… — нервно поёрзав на месте, Василий ринулся за другом.

Клим подошёл к человеку, который лежал на земле и остановился над ним. Бойцы недобро взглянули на него. Раненый в живот, захлёбываясь кровью, мужчина в круглых очочках, произнёс, еле выдавливая из себя каждую букву:

— Воды… Глоток… Воды…

— Ему пить кажись хочется… — произнёс Клим, посмотрев на двух бойцов.

— А больше ему ничего не хочется. — сказал, посмеиваясь, усатый боец красной армии. — Серной кислоты может быть достать! А? Наел рожу, падла!

— Ему надо принести воды. Он просит…

— Воды… Воды… Дайте воды… — монотонно молил умирающий.

— Плевать мне, что этот буржуйский пентюх там просит, иди своей дорогой, пацан!

— Буржуйский, не буржуйский, а всё же человек… Такой же, как и ты и твой товарищ… Добрее надо к людям быть!

— Клим, пошли отсюда, а? — произнёс сзади Василий.

— Зовут тебя, катись! Не зли меня! — рявкнул усатый.

— Человек умирает, а вы ведёте себя, как животные… — повышает голос Клим.

— Слышь, ты чё сказал? — красноармеец скособочил лицо от злости. — Шкура! — и ударил рукояткой своей винтовки Клима в лицо.

После инцидента с большевиками, который закончился для Орлова разбитым носом, парень прошёл в туалет общежития и нагнулся над раковиной. Включил воду и принялся смывать кровь с разбитого лица. Взглянул в зеркало: глаз был чуть подбит, синеет вокруг, губа слегка разбита, из носа только продолжала литься алая густая кровь. В туалет забегает ушастый рябой одноклассник и говорит ему:

— Тебе родитель твой телеграмму прислал, просят приехать домой… Что-то серьёзное…

— Просят приехать, говоришь… — закрывает кран Клим.

— А что это у тебя, как у панды, глаз один синий…

— Ерунда… Пустяк!

— Быдло какое наградило?

Через пару дней, Орлов собрал свои вещички в чемодан и благополучно покинул гимназию, сев на поезд, битком забитый людьми. Все они спешили уехать, понабрав с собой чемоданов и сумок со своим добром. На вокзале творилось что-то невероятное. Давка. Брань и суматоха.

Всю дорогу, молодой человек смотрел в окно поезда и любовался природой своей Родины. Перед ним стремительно пролетали леса и поля.

— Куда едете молодой человек? — спросил у него сидящий напротив, сосед по вагону, седеющий мужчина с остренькой белой бородкой.

— Домой… — говорит парень.

— Счастливый вы… — мужчина надевает пенсне на нос и становится похож на сову. — А у меня… К сожалению… Дома больше нет. И не будет в России… Эту страну прокляли. Я бегу… Все куда то бегут, друг друга убивают, трупы… Трупы… Трупы! Горы трупов! — заводится мужчина так, что слюна вылетает у него изо рта. — Что только большевики не вытворяли и не вытворяют и по сей день… И напополам людей распиливают, и глаза выкалывают и живьём кожу сдирают…

Клим задвигал бровями, густыми и слегка изогнутыми, глаза его скосились на переносице. Сильный подбородок стал подрагивать.

— Неужто так бесчинствуют? — спросил он.

— Я работал в газете, человек я крайне образованный. И знаю что говорю. Сам видел, какие зверства творят не до человеки из красных, да и из белых рядов тоже… Что с Россией гражданская война делает… К чему она народ приведёт…

— Всё будет нормально, жертвы прекратятся, это должно произойти…

— Механизм революции запущен молодой человек и вряд ли в ближайшее время всё успокоится.

Клим и его сосед по вагону на время замолчали. Тишина продолжалась до тех пор, пока её снова не оборвал мужчина с серой бородкой:

— А знаете, карий глазок, я полагаю, что эта Революция вполне нужна нашему государству… И вся эта кровь, эти убийства, трупы, трупы, трупы, горы трупов! — на этих словах мужчина снова заводится.

Клим смотрит на своего собеседника, как на сумасшедшего. А тот продолжал свою философскую теорию, выпучив глаза:

— Все эти жертвы могут быть и благом для общества…

— Утопия какая-то… Объясните, каким образом?

— Понимаете, как жертвоприношение…

— Не понимаю.

— Иначе народ может погибнуть целиком и полностью… Знаете, это как если надувать воздушный шар всё больше и больше, отчего он лопнет…

— Интересная у вас философия! — Клим встаёт со своего места, берёт в руки сумку и идёт на выход.

Локомотив останавливается. Клим выходит из поезда один и идёт бодрым шагом через поле, прямиком к родительскому дому. Яркое майское солнце сияет ему в след. Из под расстёгнутой рубашки, на груди блестит его крест из золота.

После полудня парень вошёл в Орловку. Он топал по деревне и смотрел по сторонам. В деревне этой от силы домов двадцать, кабак, церковь с колокольней каменная, кладбище, а вокруг — леса тайги.

Когда парень шёл мимо старого деревянного домишки, на ступеньках ему повстречался дряхлый одноногий дед, покуривавший трубку, в синих домотканых портках и рваной рубахе. Клим махнул ему рукой и подошёл.

— Здоров, дедка Варфоломей, ты всё живой… Уж век второй тут коротаешь!

— Слава Христу, живой пока шо… Я тебя и не узнал сначала, сукин ты сын, возмужал как… А ты чего из городу ворочился? Выгнали что ль из гимназии?

— Мамашка попросила приехать… — почесал подбородок парень. — Разговор у неё ко мне есть…

— Ну ну… А про отца слыхал?

— А что с ним?

— Винище каждый вечер жрёт он вместе со священником… Пропадает!

— Ну а вы как живёте здесь? — Клим сменил тему потому, что ему было стыдно за отца. — И что тут тихо, как на кладбище? Куда все подевались! Федька где? На печи лежит наверно, валандай? На счёт Кая, знаю, парень в золотоискатели подался, а в прошлом году его на каторгу сослали, кого-то там пришить успел… Мать писала мне!

— Да да… Тунгусу таёжному горло покрамсал ножом. Бандюган и только, что взять, весь род у них такой, душегубы… Ну а Фёдор… — дед подозрительно взглянул на юношу, затянувшись табачным дымом. — Фёдор в городе, как и все наши молодые… Уехал после смерти отца, царство ему небесное… Языки поговаривали, в партизанском отряде служит… Сразу уехал после всего, что случилось с отцом и хатой его.

— Стало быть с большевиками снюхался…

— Стало быть, а там не знаю… Поговаривали…

— Ну ладно дед, пойду я!

— Удачи… — и когда парень устремился к дому, промолвил тихо. — Чёртов сын… Кровопийцы…

Климу встретилась сгорбившаяся маленькая старуха с вёдрами, ковылявшая к колодцу.

— Здравствуй, бабушка… — парень почесал голову, вспоминая имя морщинистой старухи.

Старуха обернулась на него и произнесла:

— Клим… Здравствуй сынок… Вот не задача!

— В чём дело?

— Вёдра у меня пустые! Не хорошо это!

— А что?

— Примета плохая! Беде быть!