По ту сторону заката

Алекс Кан

Проблема ядерного разоружения КНДР требует от России и Запада задействования возможностей своих разведок в получении достоверной информации. В дело включаются оперативно-боевые группы, оперативники «под прикрытием» и их агентура в стане противника. Кто получит ценный источник информации накануне очередного раунда международных переговоров и какие потери при этом понесет? Попробуйте заглянуть в закулисье этой борьбы.

ГЛАВА 1. Происшествие в Беляево

Звонок стационарного телефона в дежурке был резким и пронзительным, каким он бывает только перед рассветом. Когда после нескольких ночных часов относительного спокойствия наступает самый крепкий и приятный сон.

Дежурный лейтенант дернулся в кресле и с трудом разлепил уставшие и отекшие от недосыпания веки. Он уставился на ряд аппаратов, стоявших на столе дежурки, не сразу сообразив, который из них вырвал его из цепких объятий сна. Первые секунды ему казалось, что звонок приснился. Однако повторный резкий бой беспокойного аппарата привел его в чувство. Он протер ладонями глаза и щеки, приосанился, прокашлялся и, одернув китель под портупеей, снял трубку и поставленным тоном вымолвил:

— Пятьдесят первое отделение милиции. Дежурный слушает.

Голос на другом конце провода был взволнованным, однако человек сделал над собой усилие, чтобы сохранять спокойствие и докладывать четко и по существу.

То, о чем сообщил звонивший, заставило лейтенанта окончательно проснуться, отставить в сторону кружку с остывшим чаем и взять в руки журнал. Продолжая слушать сообщение, милиционер листал журнал в поисках чистой страницы, а найдя ее, попросил повторить основные данные, как того требует инструкция дежурному:

— Так, давайте еще раз, по порядку! Ваши фамилия, имя, отчество? Так… Адрес места жительства? Угу… В котором часу Вы обнаружили тело? Есть… Дверь в квартиру была открыта? Так… Кто-нибудь еще находился в это время в квартире или в квартирном холле? Так… Хорошо, ждите снаружи квартиры, ничего не трогайте, группа скоро приедет.

Положив трубку, дежурный прокричал на всё отделение: «Опергруппа — на выезд!»

Участковый милиционер, капитан Макарченко Алексей Игнатович, узнал о происшествии на своем участке из звонка дежурного. Он проснулся по обыкновению рано, хотя и было воскресенье, и теперь лежал в кровати, ожидая, пока проснётся или хотя бы пошевелится его жена. Чтобы можно было незаметно выскользнуть из-под одеяла на кухню, позволив супруге выспаться в выходной день.

А пока он лежал под одеялом, уставившись в потолок, и размышлял о текущих делах. Звонил кадровый отдел. Нужно не забыть зайти в понедельник в кадры — необходимо заполнить кое-какие бумаги. Вечером — заглянуть в архив, поздравить с днем рождения прапорщика Любу. Звонил сын, сказал, что внук приболел. Наверное, опять в саду заразился от кого-то из детишек. Надо бы сказать жене, чтобы помогла невестке — посидела с Сашенькой.

Спина начинала ныть от однообразной позы, и слегка затекла левая нога. Участковый попытался, аккуратно опираясь на локоть, лечь на бок. Как вдруг звонок сотового телефона, лежащего на тумбе в коридоре, прервал его тщетные усилия не побеспокоить супругу. От резкого звонка жена дернулась, приподняла голову, и Макарченко, чертыхаясь вполголоса, быстро вскочил с кровати и прыжками на босых ногах понесся в коридор, чтобы поскорее прервать раздражающую трель.

Звонил дежурный из отделения. Через четверть часа, наскоро собравшись и не успев позавтракать, участковый уже спешил к дому, номер которого ему сообщили.

Он шел по залитой ленивым утренним солнцем улице своего района, который за долгое время службы выучил наизусть. Он знал расположение каждого дома и как быстрее к нему пройти. Знал многих жильцов, особенно тех, кто имели привычку доставлять беспокойство своим более тихим соседям. Знал тех жильцов, кто был в более серьезных неладах с законом, и кто нуждался в постоянном контроле с его стороны.

В прошлом оперативник, капитан обзавелся большой сетью доверенных лиц среди словоохотливых старушек и одиноких стариков, которых использовал для сбора интересующей его информации о жизни своего района. Эта агентура работала как нельзя лучше — не за деньги, а за совесть. Правда, очень многое из этой информации приходилось фильтровать, так как старики имели привычку преувеличивать масштаб событий и дополнять сказанное своими собственными умозаключениями. Но в качестве первичной информации их сведения были вполне пригодны для профилактики и предотвращения как бытовых конфликтов, так и более серьезных правонарушений.

Улица была неприветлива с редкими прохожими, за какой-то невероятной надобностью выползшими из-под своих теплых одеял. Прохладный июньский ветер то кружил вихрями, то налетал порывами, подталкивая капитана в спину и пытаясь сбить с головы фуражку. Макарченко периодически придерживал ее за козырек и щурился, чтобы поднятая ветром пыль и древесный сор не залетели в глаза. Мириады песчинок кружились в воздухе чертовой каруселью, норовя залететь за воротник форменного плаща. Макарченко то и дело одергивал задирающийся под портупеей плащ, локтем подбивая кобуру на привычное место.

Дело было необычное. И дом был необычным. Вернее, необычными были некоторые жильцы этого дома. В время заселения квартала часть квартир через городскую администрацию была распределена между сотрудниками различных специальных служб и ответственными работниками так называемых «почтовых ящиков». И в жилконторе хозяева таких квартир значились на учете под легендированными данными — в качестве инженеров, преподавателей ВУЗов и представителей других интеллигентных профессий.

Опергруппа прибыла на место чуть раньше участкового, и старший группы ожидал капитана, чтобы подняться в квартиру вместе. Участковый хорошо знал всех из состава группы. И долговязого Толика-эксперта, худую «пожарную каланчу», молчаливого и циничного скептика. И старшего группы — коренастого дознавателя Вадика, майора, курчавого здоровяка-тяжелоатлета, на котором форменная одежда едва застегивалась. Иван Михайлович, старшина, долгое время прослуживший в органах и уже готовившийся к выходу на пенсию, тоже был здесь. Для него это был всего лишь очередной из многих сотен выезд на место происшествия, где он отвечал за обеспечительные мероприятия — ограничить доступ к месту происшествия, найти очевидцев, в общем, оказывать любое организационное содействие членам группы.

Старший группы шагнул навстречу участковому и протянул руку:

— Привет, Игнатьич! Разбудили?

— Да нет, я рано просыпаюсь… Привет! — ответил участковый, пожав руку старшему группы. — Что известно?

— Пока только то, что жертве раскроили череп, — ответил Вадик.

— Бог мой, Вадим, — ты не меняешься… — засокрушался Макарченко.

— Что?! — возмутился Вадим.

— Убит человек, а в тебе — ни капли сострадания, — ответил Макарченко.

— А что такого я сказал?! — продолжал возмущаться Вадик.

— Ну, что это такое — «раскроили»?! — упрекнул его участковый. — Ты слов нормальных не знаешь? Человек же, всё-таки… А ты выражаешься так, словно речь о мебели. Раскроили…

— При моей работе сочувствие — ненужная роскошь, — виновато буркнул Вадим и скривил циничную гримасу. — Если я всем стану сочувствовать, меня через неделю в «Кащенко» отвезут.

Участковый не нашелся что ответить. Цинизм оперативников, в особенности «убойников», был сродни цинизму патологоанатомов — они так часто видели смерть, что скоро переставали относиться к жизни с привычным большинству людей пиететом.

Вадик решил сменить тему разговора и взял инициативу в свои руки:

— Сто тридцать первая квартира. Знаком жилец? — поинтересовался он.

— Сто тридцать первая? — участковый поморщил лоб, — Нет, не припомню никого.

— Там должен ждать сосед, обнаруживший тело, — сказал Вадик.

— А как он его обнаружил? У него ключ был, что ли? — спросил участковый, намекая на давно известную среди москвичей традицию отдавать соседям на хранение дубликаты ключей от своих квартир — цветы полить, животинку покормить, ну и так — на всякий «пожарный» случай.

— Да пока неизвестно, сейчас вот и выясним, — ответил Вадик. — Сказал только, что услышал шум и решил проверить всё ли в порядке.

Остановившись у двери в подъезд, Вадик нажал на вызывной панели единицу, тройку и двойку, затем «вызов». После некоторой паузы в панели раздалось: «Слушаю».

— Милиция, — ответил Вадик, и тут же в динамике раздался пищащий сигнал открытого замка.

Они вошли в подъезд.

— Консьержа нет, — мимоходом отметил майор.

— Да, в этом доме консьержей нет. К сожалению, — с досадой и невнятно добавил участковый. — Уж эти могли бы нанять для своих.

Майор услышал.

— Ты о чем, Игнатьич? — спросил он участкового.

Двери лифта, вызванного майором, открылись, однако участковый не спешил в него войти.

— В этом доме есть жильцы из спецконтингента, — негромко произнес участковый, отрешённо глядя куда-то в пол. — Очень не хочется, чтобы это оказался один из них.

— Ааааа, — протянул майор. — Комитетчики?

— Да черт их разберёт — они ж зашифрованы, — ответил участковый и вопросительно взглянул на майора. — Ну, поехали, что ли?

— Ну, так если это один из них — они дело заберут себе, и нам мороки меньше, — ответил Вадик, пропуская участкового вперед.

— Да тут как знать, насчет мороки-то, — выразил сомнение Макарченко. — Смотря какой случай. А то, может, если бытовуха — так и не заберут себе дело вовсе, а вот вопросами про то, как продвигается расследование, замучают.

При этом участковый посмотрел на Вадима таким взглядом, что Вадиму показалось, что он смог рассмотреть в глубине этих серых стальных глаз отпечаток совершенно нечеловеческой усталости.

Они поднялись на четвертый этаж. В холле, действительно, их ждал сосед — пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, по всей видимости, пенсионер. В аккуратном спортивном костюме и домашних тапочках, ладно причесанный и гладко выбритый, в очках в изящной оправе. Он стоял рядом с приоткрытой дверью квартиры, где произошло убийство, и заметно волновался, нервно потирая руки. Увидев входящих в холл милиционеров, он двинулся навстречу им, поздоровался и представился:

— Это я звонил. Молчанов Владимир Петрович, сосед, — немного сконфуженно отрекомендовался мужчина, жестом показав на дверь своей квартиры.

«Похоже, сосед-то точно — из „этих“. Старая школа,» — подумал про себя майор.

Милиционеры по очереди поздоровались с мужчиной за руку.

— Майор Довгань, — буркнул Вадик.

— Очень приятно, — сконфуженно улыбнулся сосед.

— Участковый, капитан Макарченко, — в свою очередь назвался Игнатьич.

— Здравствуйте, Алексей Игнатович! — удивил сосед Игнатьича.

Участковый задержал свой взгляд на его лице, силясь припомнить, доводилось ли встречаться с ним ранее. Память на лица у Игнатьича была хорошая, но этого человека он не помнил. Поэтому его удивило, что мужчина не только знает, как зовут участкового, но и то, что его отчество — Игнатович, а не Игнатьевич. И что он не просто знает, а еще и произносит его, не упрощая до «Игнатьича». «Педант. С такими свидетелями приятно работать — внимательны к мелочам, — мелькнуло в голове участкового.

— Как Вы обнаружили тело? — поинтересовался у соседа дознаватель.

— Вы понимаете, я просыпаюсь рано, — начал мужчина, волнуясь, — и сегодня я тоже проснулся рано. А Илья Николаевич вчера ничего не сказал…

— Я пойду посмотрю, что там, — шепнул на ухо майору участковый. Тот молча кивнул в ответ и продолжил слушать соседа.

Участковый быстро осмотрел личинку замка двери и прошел в квартиру. В прихожей горел свет. Паркетный пол был перепачкан кровью. Вещи и мебель были на своих местах, разве только за исключением большого зонта-трости, который лежал на полу. Вероятно, он стоял в углу, у входа в квартиру, и его опрокинул нападавший. Либо потерпевший пытался им обороняться. Хотя, скорее всего, потерпевший был настолько ошеломлен нападением, что не оказал сопротивления в прихожей и попытался укрыться в комнатах, куда и вела дорожка кровавых капель. Участковый аккуратно прошел ко входу в комнату, стараясь не наследить.

На полу комнаты, лицом вниз, лежал мужчина, одетый в домашний халат. Тело жертвы было неестественным образом изогнуто. Руки и ноги застыли в каком-то ужасном смертельном танце. Голова представляла из себя кровавое месиво, окаймленное большой багровой лужей. Пол по большому диаметру, поверхность шкафа, ножки стула и халат жертвы были перепачканы кроваво-желтыми фрагментами его мозга. Одна ступня была в домашнем тапочке, второй тапочек лежал рядом с телом.

Аккуратно ступая в прихожей, подошел Вадик.

— Мать моя женщина… — протянул он, обозревая открывшуюся ему картину.

— Угу, — кивнул головой Игнатьич.

— Ты видел раньше что-то похожее? — задал Вадик риторический вопрос.

— Чтобы у человека снесли полголовы? — промолвил участковый. — Нет, такое я вижу впервые.

Тошнотворный запах крови заполонил всю комнату и настолько «бил» в нос, что даже здоровяку-майору стало немного не по себе. Рядом с телом, на краю ковра, лежал небольшой топорик, топорище которого было обильно измазано кровью.

Майор и участковый некоторое время стояли неподвижно в проеме двери, разглядывая интерьер и делая некоторые умозаключения относительно мотивов и обстоятельств произошедшего. Им и раньше приходилось видеть жертв насильственной смерти. Но к этому всё равно было сложно привыкнуть, особенно, когда убийство совершалось с особой жестокостью.

Жертвой не был опустившийся маргинал или алкоголик, с которым решили выяснить отношения дружки-собутыльники во время ночной попойки. Обстановка в комнате была скорее аскетичной, и не было ничего такого, что указывало бы на наличие в квартире предметов роскоши. Вместе с тем, качественная отделка, мебель и иная обстановка, подобранные со вкусом и пристрастием к классическим атмосферным интерьерам, а также большая библиотека указывали на то, что тут жил человек интеллигентный и вполне обеспеченный. В пользу этой же версии говорил и аккуратно организованный письменный стол с ажурной, в стиле 40-х годов лампой, с разложенными на нем бумагами, книгами и письменными принадлежностями.

Участковый подошел ближе к столу, стараясь ненароком ничего не задеть, и осмотрел содержимое столешницы. Стопка газет, несколько книг, исписанные карандашом листы и массивный письменный прибор. Среди книг были пару лингвистических словарей, остальные были закрыты газетами. Капитан не стал их трогать, чтобы не мешать криминалисту делать свою работу. Вполне вероятно, хозяин квартиры был научным работником, возможно, занимался педагогической деятельностью. Что могло послужить мотивом для столь чудовищного и дерзкого убийства, у милиционеров не было ни малейшей догадки.

Некоторые ящики шкафа и письменного стола были выпотрошены, их содержимое беспорядочно валялось на полу. Часть бумаг попала в лужу крови, и теперь медленно набухала питающей ее багровой жижей.

— Что-то искали, — предположил участковый.

— Угу, — ответил майор. Затем добавил: — Либо делали вид, что искали.

В квартирном холле послышался шум, и на пороге появился эксперт-криминалист Толик со своим рабочим чемоданом.

— Проходи, Толик, — сказал майор, отстранившись от дверного проема и пропуская того в комнату.

— Японский городовой… — озадаченно протянул Толик, осмотрев комнату. Немного помешкав, он взял в руки висевший на груди фотоаппарат, и отснял несколько раз комнату слева-направо. Затем он прошел внутрь, аккуратно ступая, и сделал несколько фотографий трупа и лежавшего рядом топорика. Открыв свой чемодан, он извлек из него и натянул на руки латексные перчатки. Затем, взяв специальную кисть, эксперт-криминалист обработал ею топорик, и внимательно осмотрел его через лупу.

— Могу вас обрадовать, — сказал Толик, повернувшись к коллегам, — «пальчики» тут есть, и хорошего качества.

— Когда в начале расследования есть хорошие «пальчики» — жди проблем, — вымолвил Вадик, оправившись от первоначального шока. — Никто «за просто так» хорошие «пальчики» не оставляет… Что скажешь, Игнатьич?

Участковый поджал губы, помедлив с ответом:

— Тут много чего, что мне не понятно. «Пальчики» — это только часть загадки.

Участковый аккуратно прошел к трупу, осмотрел характер нанесенных ран и добавил:

— На моей памяти не было такого убийства, чтобы человеку топором так разнесли голову до состояния невозможности идентифицировать личность. Теперь только через отпечатки пальцев, если они есть в базе данных. И через особые приметы на теле.

— Да, родственникам не позавидуешь при опознании, прямо скажем, — отозвался Толик. — Похоже, что убийцы нанесли множественные удары по голове, когда потерпевший был уже мертв, — подтвердил он догадку Игнатьича после осмотра головы трупа.

— Думаешь, специально хотели обезобразить? — спросил Вадим.

— Вполне возможно, — ответил Игнатьич, — но не в смысле «сделать некрасиво на лице», а чтобы труднее было опознать.

— Обратите внимание — много ударов пришлось в область лица и висков с разных направлений, — сказал Толик, показывая ребром ладони направление ударов. — Хотя и одного такого удара в висок достаточно, чтобы убить.

— Кстати, почему «хотели»? — спросил Вадим у криминалиста. — Убийц было несколько?

— Ну, точнее могу сказать только после полного осмотра места, — ответил Толик, продолжая колдовать над чемоданом, — но чутье мне подсказывает, что убийца был не один.

Довгань взял за плечо участкового:

— Игнатьич, выясни личность хозяина квартиры, а я закончу с соседом.

— Добро, — ответил участковый.

Аккуратно развернувшись на каблуке, Игнатьич перешагнул через кровавую дорожку капель на полу, и выйдя из квартиры на носках, кивком дал понять соседу, который терпеливо ждал у порога с вопросительным лицом, что в квартире идет изучение места преступления, мол, всё, как положено, а Вы — ждите.

Выйдя на крыльцо, участковый остановился подышать свежим воздухом. Прохладный утренний ветер, еще не прокопченный выхлопными газами автомобилей, оказался очень кстати, чтобы вернуть ясность сознания. Несколько минут, проведенные в квартире, совершенно замутили голову, и участковый стал жадно и с удовольствием вдыхать свежий воздух. ЖЭК и паспортный стол, куда он собрался наведаться, были в десяти минутах неспешной ходьбы, поэтому он решил не торопиться. «Оперативной группе еще долго работать», — подумал он и извлек из кармана плаща мягкую пачку сигарет. Размяв пальцами табак и чиркнув спичкой, он затянулся ароматной Marc O’Polo с вишневым вкусом.

Для жалованья участкового это были недешевые сигареты, но Игнатьич старался курить не много. И даже установил для себя лимит — не более пяти сигарет в день. И заметил при этом, что редкие перекуры, когда можешь подымить спокойно и без суеты, доставляют больше удовольствия, чем когда тянешь одну за другой и как бы «мимоходом».

Американская сигарилла курилась долго. Это был качественный продукт из трубочного табака и неиспорченной селитрой бумаги. И если ты даже оставлял ее в пепельнице — она не продолжала «докуриваться» сама собой, как это делало большинство современных сигарет. Но и не гасла, а терпеливо ждала продолжения, практически не давая дыма. Поэтому требовала от курильщика соответствующего уважения к своим потребительским достоинствам.

Весь двор дома был запружен автомобилями. Выгоревшая на солнце и затертая шинами разметка не могла справиться с таким количеством движимого имущества, поэтому жильцы попросту игнорировали ее. Любое мало-мальски свободное пространство заполнялось разномастными железными конями без оглядки на их породистость и статус хозяина. Судя по ситуации, автовладельцы дома старались придерживаться золотого правила не закрывать выезд с парковки другому автомобилю, даже если для этого приходилось залезть одной стороной колес на тротуар. Хотя это вызывало справедливое недовольство пешеходов и грозило царапинами на кузове.

Оперативная машина стояла у подъезда прямо посередине проезжей части. Водитель, парнишка лет двадцати-двадцати трех, дремал, потому что дежурил уже более суток, не успев до вызова передать дежурство своему сменщику. Водители оперативных машин в силу характера своей работы вырабатывали в себе талант засыпать там и тогда, где и когда это становилось возможным хотя бы на пять минут. И просыпаться так же быстро и легко, словно и не спали вовсе, а просто сидели с закрытыми глазами.

Потягивая сладковатый дым, участковый неспешно блуждал взглядом по припаркованным автомобилям. Оперативная машина закрывала выезд паре находящихся позади нее авто, поскольку двор не имел сквозного проезда, и нескольким автомобилям, стоявшим с правой от нее стороны. Утро было воскресное, некоторые жильцы еще спали. Никто не торопился покидать насиженные на парковке места.

Краем глаза Игнатьич заметил, что синий Форд-Мондео, стоявший позади оперативной машины метрах в трех, едва заметно качнулся, словно бы кто, сидевший в нем, переменил от усталости позу. Участковый было подумал, что ему это могло только показаться. Сквозь глухо тонированные стекла было не рассмотреть салон, однако через лобовое стекло, отражавшее солнечные лучи, участковый теперь заметил некоторое движение на переднем пассажирском кресле.

Кто-то находился в машине. И судя по тому, что оперативная машина стояла на своем месте уже около двадцати минут, люди в Форде находились в ней еще дольше и не торопились уезжать.

Смутное чувство тревоги пробежало легким холодком где-то внутри пустого желудка. «Что, если люди в машине оказались неспроста в этом месте в это время? И кто знает — может, эти люди непосредственно причастны к происшедшему?» — мелькнуло у него в голове. — «Хотя, вполне может быть, хозяин просто встретился в своей машине с кем-то накоротке. Вышел из дома недавно, легко оделся. В машине всё теплее сидеть, чем торчать на ветру» — участковый попытался пробить брешь в своей начальной версии.

Докуривая сигарету и не подавая виду, он продолжил наблюдение. И через пару минут заинтересовавший его объект ответил коротким и едва различимым звуком опускаемого стекла. На задней пассажирской двери появилась узкая щель, выпустившая облачко сигаретного дыма. «Минимум трое», — заключил Игнатьич. — Какого хрена вы тут торчите, ребятки?»

Конечно, люди в машине могли находиться здесь случайно, и никакой связи с происшествием не иметь. Однако случайность — слишком лукавая штука, идущая иногда против смысла и логики. Участковый в случайности не верил, особенно, находясь «при исполнении». Вернее, он не оставлял случайности без внимания до тех пор, пока не убеждался в том, что причинно-следственная связь между обстоятельствами и событием действительно отсутствует.

Высокие шапки кустов мешали обзору. Зажав сигарету зубами, участковый присел затянуть шнурок, и сквозь голые тонкие стволы кустарника увидел то, что скрывали листья. Номер синего Форда имел серию букв, которая присваивается автомобилям оперативных служб. Версия о случайности нахождения здесь оперативного «судна с боекомплектом» дала легкую трещину.

Внезапно скрипнула ручка оконной рамы соседнего с подъездом окна на первом этаже, и донесся скрипучий женский визг:

— Да кто ж это курит прямо в окно, а?! Да как же вам…» — в окне показалась голова пожилой женщины с неубранными редкими волосами, давно утратившими свой натуральный цвет.

Участковый распрямился.

— Ой, Алексей Игнатович! Здрасьте! — залепетала сменившая гнев на милость старушка, широко щерясь притворной улыбкой.

— Здравствуйте! — стараясь быть вежливым, сухо ответил участковый и затушил окурок в стоявшей рядом урне.

— Да Вы курите, курите! Это я так… мальчишки взяли привычку курить под окном, — сконфузилась старушка, виновато хлопая глазами.

Макарченко поправил фуражку и расслабленной походкой спустился со ступенек. Обходя оперативную машину сзади, он отметил в Форде двух крепких парней в штатском на передних креслах и неясную фигуру еще одного на заднем диване. Они тоже наблюдали за участковым, и похоже, не особо старались скрывать это.

Макарченко подошел к пассажирской двери оперативной машины из Отдела. Молодой сержант-водитель безмятежно спал, слегка склонив голову. Жаль было будить парня, но азарт охотничьей борзой уже увлек капитана. Он постучал костяшками пальцев по стеклу, и водитель тут же медленно открыл глаза словно робот, которого подключили к питанию. Повернув голову, сержант пошарил левой рукой в подлокотнике двери и опустил стекло.

Игнатьич засунул голову в салон:

— Привет, сержант!

— Здравия желаю, товарищ капитан! — сонным голосом ответил водитель и слегка зевнул.

— Пока стоял, никого отсюда не выпускал? — спросил участковый, решив перейти к сути дела без предисловий.

— Да нет… — озадаченно промямлил водитель. — Как встал, так и стою.

— А не заметил, когда приехал, — сзади, в синем Форде, люди уже сидели?

Сержант хотел было посмотреть в зеркало заднего вида, но в этот момент участковый тихо, но резко цыкнул на него:

— Да не верти ты башкой!

Водитель застыл.

— Да вроде стоял там мужик какой-то между машин, курил, — пролепетал он.

— А потом сел в машину? — продолжал капитан.

— Не знаю… Может, и сел… — ответил сержант, заёрзав от смутного беспокойства.

— Ладно, хоть что-то… — протянул участковый, рыская взглядом по торпеде. — Ты вот что, — повернулся он снова к водителю, заметив пачку сигарет, — ты куришь?

— Курю, — непонимающим тоном ответил водитель.

— Я пока схожу кое-куда ненадолго. А ты посматривай за этим Фордом. Только не пялься на них в зеркало! Аккуратно. Понял? — еще раз акцентировал капитан. — Похоже, там опера сидят. Только непонятно, чьи они.

— Ладно, — продолжил блеять сержант.

— А чуть погодя, через пару минут, выйди покурить, будто без спичек ты. Покрути головой по сторонам — и подойди к Форду, спроси прикурить. Заодно посмотри кто там, сколько их, как выглядят, что делают. Ладно? — спросил капитан.

— Хорошо, — замялся сержант.

— Ну, добро! — хлопнул участковый по ребру оконного проема ладонью. И заметив, что сержант как-то уж очень напрягся, тихо добавил:

— Да не дергайся ты! Спокойно будь!

С тем Макарченко отошел от машины и направился в паспортный стол. «Значит, до приезда группы вы курили на улице, а теперь решили подымить в машине. Шифруетесь, значит? Ну, ну…» — усмехнулся он про себя, скривив губы в ехидной улыбке.

Часом позднее участковый возвращался к месту убийства. У подъезда уже не было автомобиля опергруппы. Всё выглядело спокойно и безмятежно, словно ничего не произошло. Однако синий Форд по-прежнему занимал свое место на парковке.

Участковый поднялся на этаж, но и в квартирном холле никого не обнаружил. Дверь в квартиру убитого была закрыта и опечатана. «Следственный комитет Российской Федерации», — прочитал участковый на печати. «Интересно девки пляшут… Быстро управились» — подумал участковый.

Он потоптался на месте, затем позвонил в дверь соседа. Ответа не было. Позвонил еще раз. Наконец, раздался шум открываемого замка, и уже знакомый пенсионер в очках осторожно просунулся в открывшуюся щель, сдерживаемую дверной цепочкой.

— Простите, что беспокою, — начал участковый, но пенсионер прервал его:

— Все уже уехали.

— Я хотел спросить… — хотел было продолжить участковый.

— Извините, товарищ капитан, — ничем не могу помочь, — быстро ответил пенсионер, переведя взгляд куда-то ниже, — мне запретили давать какие-либо комментарии.

— Но я же… — участковый хотел было придержать дверь, заметив, что пенсионер начал отстраняться.

— Мне жаль, Алексей Игнатович. Всего доброго! — сказал пенсионер и проворно захлопнул дверь.

Макарченко слегка опешил от такой нелюбезности. Однако делать было нечего. Выйдя из подъезда, участковый, как и прежде, достал из кармана пачку сигарет, но повертев ее в руке, вернул в карман. Пассажир Форда продолжал пялиться на капитана, и это его задело.

Несколько помешкав, Игнатьич двинулся в направлении автомобиля. Водитель и пассажир сопровождали приближающегося стража порядка бесцеремонным взглядом.

Подойдя к автомобилю, участковый подождал ответной реакции пассажиров и, не дождавшись ничего, вежливо постучал пальцем в стекло двери водителя. Водитель опустил стекло.

— Участковый, капитан Макарченко, — представился Игнатьич, — прошу предъявить документы.

— А в чём дело, капитан? — слегка вызывающим тоном спросил водитель, светловолосый крепыш с тяжелой челюстью боксера. «Капитан» резануло участковому слух. Обычно хамоватые гражданские используют дурацкое «командир».

— Прошу предъявить документы, — повторил участковый и пальцами правой руки проворно и демонстративно расстегнул кобуру.

— Не суетись, капитан — мы свои, — столь же невозмутимо протянул водитель и, выудив из нагрудного кармана куртки удостоверение МУРа, показал капитану.

Игнатьич ознакомился с реквизитами «корочки» и нехотя взял под козырёк:

— Извините, товарищ майор!

— Всё в порядке, капитан, — так же спокойно ответил «муровец», спрятав удостоверение в карман. — Всего хорошего!

Зажужжавший электропривод закрыл окно автомобиля до характерного стука. Игнатьич застегнул кобуру и одернул слегка задравшийся под портупеей плащ. «Черта с два ты из МУРа», — едва слышно процедил он сквозь зубы, отойдя от машины.

Он шел не торопясь, стараясь сложить мозаику из фрагментарных и противоречивых фактов. Почему приехавшие «следаки» просто опечатали дверь и уехали? Почему сосед наотрез отказался поговорить с ним? Почему «муровцы» оказались на месте раньше опергруппы и до сих пор наблюдают за домом? Кого они там ждут? Все попытки самостоятельно найти ответы на эти вопросы, роившиеся в его голове, оканчивались фиаско.

Войдя в здание Отдела внутренних дел, участковый разыскал Довганя. Тот шел к себе в кабинет, неся подмышкой толстую папку.

— Вы что, уже отработали? — спросил он дознавателя, делая вид, что не в курсе происходящего.

— Уже, — улыбнулся майор, — производство забрал Следственный комитет.

— Даже так? — приподнял бровь Игнатьич.

— Да, — выпалил Вадик, — мы еще не успели закончить там, как позвонили из Главка. Приказали сворачиваться и передать всё «следакам». А пару минут спустя приехали следаки, «выпотрошили» Толика и «попросили» нас оттуда.

Игнатьич не нашелся, что сказать в ответ. Вадик чуть помедлил:

— Ты торопишься?

— Нет, — ответил Игнатьич, и как-то потерянно взглянул на Вадика.

— Заходи, — пригласил он участкового в свой кабинет.

Они разместились на старых креслах из кожзаменителя, и Вадик продолжил:

— Думаю, ты оказался прав, что этот убитый — из «спецуры». Быстро всё завертелось.

— Похоже, — ответил Игнатьич. — Кстати, там у подъезда, в оперативной машине дежурят три крепыша из МУРа. Причем, приехали еще до того, как вы там появились.

— Из МУРа? — поднял бровь Вадик. — А что они там делают?

— Я бы тоже хотел это знать! — огрызнулся Макарченко. — Ждут кого-то, наверное.

— Откуда знаешь, что из МУРа? — спросил Довгань.

— Удостоверение показали, — ответил Макарченко. — Только сдается мне — они не из МУРа. И номера машины не МУРовские, — задумчиво произнес участковый, продолжая прокручивать в голове какие-то свои соображения.

— Ааааа, понятно, — усмехнулся Вадик. — Ну, по номерам судить сложно — у таких ребят в багажнике целая пачка номеров катается.

— Может, и производство по делу приняли не «следаки»? — вопросительно посмотрел он на Вадика.

Вадик смущенно сглотнул. Однако он вспомнил о том, что предварительно ему позвонил шеф и отдал соответствующее распоряжение. Фамилия следователя, сообщенная ему по телефону, совпадала с фамилией в предъявленном ему удостоверении.

— Ну, а что тебя смущает? — поинтересовался Вадик, заметив озадаченность Игнатьича.

— Меня всё в этом деле смущает, — ответил участковый. — Кто и зачем мог убить, обстоятельства убийства.

— Ну, а именно? — поинтересовался майор.

— Ну, во-первых — кто, — начал участковый.

— Предположительно, было двое, — вставил Вадик.

— Хорошо, пусть двое, — продолжил участковый. — Местных я исключаю. Они прекрасно знают, кто в этом доме живет, — стал размышлять вслух Игнатьич.

— Согласен, — быстро отреагировал Вадик.

— Далее, — протянул участковый. — «Залетные»? Тоже не вариант. Они работают по наводке, наугад не попрут, — продолжил Игнатьич.

— Кстати, жена убитого была на даче — мне сосед сказал, — добавил Вадик. — Она уехала в субботу утром, а хозяин остался дома.

— Они должны были следить за квартирой. Значит, видели, что накануне вечером в квартире горел свет. Ведь хозяин остался дома, — продолжал Игнатьич.

— Клонишь к тому, что это было именно убийство, а не ограбление и не кража, — подытожил Вадик.

— Точно, что не кража. Ты же сам видел, что дверь не взломана и замок цел. Значит, — предположил Игнатьич, — замок не вскрывали, а ждали, что хозяин сам откроет дверь.

— Нууу, не факт — протянул Вадик, — могли воспользоваться специальным инструментом — он не оставляет следов взлома. Я видел такой — кажется, «Парсек» называется. Отечественный. Похож на шуруповерт без аккумулятора, только вместо отвертки вставляются такие два плоских мягких штифта друг над другом. Загоняется в личинку, и ты таким курочком двигаешь тот нижний штифт, что жмет на цилиндры замка, — при этом Вадик изобразил пальцами нажатие на курок и движение штифтов. — Цилиндры оставляют на штифте отметины, ты его тут же подгоняешь напильником. И открываешь.

— Да ты видел, какие там замки? — возмутился Игнатьич. — Какой к черту «Парсек»?! Это ж не английская личинка! Тем более, там броненакладка на личинке — ее вообще хрен поцарапаешь!

— Ну, я ж не говорю, что вскрывали именно таким инструментом! Я к примеру! Понятно же, что сейчас другие инструменты должны быть.

Оба замолчали и перевели дух.

— Ладно. Что дальше? — продолжил Вадик.

— Дальше, — продолжил Игнатьич, — ты сам видел: квартира хорошая, но явно не для кражи. Что там брать? Книги? Шубу хозяйки? Сейчас на этом много не заработаешь. А вот «погореть» на барыге можно легко.

— Ну, допустим, — задумчиво протянул Вадик. — А, может, хозяин накануне получил где-то крупную сумму денег, и они «вели» его до квартиры? А утром решились на грабеж.

— А с чего бы хозяин стал открывать утром дверь неизвестно кому? Да еще и храня дома большую, как ты говоришь, сумму денег? — задал встречный вопрос участковый. — Кстати, что с топором?

— Топор новенький, как будто только из магазина. И «пальчики» Толик успел снять, — ответил Вадик.

— Пробили «пальчики»? — поднял бровь Игнатьич.

— Так говорю же — следаки забрали, — протянул Вадик, вперившись взглядом в Игнатьича и пытаясь понять ход его мыслей. Ему иногда казалось, что Макарченко не так прост, как пытается придуриваться.

— Ах, да — забрали, — с досадой промолвил Макарченко.

Игнатьич продолжал складывать в уме все составляющие уравнения, а Вадик безмолвно наблюдал. Наконец, майор прервал молчание:

— Ну, и что в сухом остатке?

— Думаю так, — начал Игнатьич. — Делали не уголовники, — тут он искоса посмотрел на Вадика, предполагая, что такая версия озадачит майора. — Шли не на гоп-стоп — шли именно убивать. Иначе не стали бы бить топором прямо с порога. Знали, что хозяин дома, что он один, и что он непременно откроет им дверь.

— Думаешь, хозяин мог их знать? — спросил Вадик.

— Мог знать, — согласился Игнатьич, — А, может, переиграли они его.

— То есть? — не совсем понял Вадик.

— Ну, воспользовались какой-нибудь уловкой, обманули его — я не знаю! — рявкнул участковый в ответ.

— Теперь… Кто они, и зачем им нужно было убивать хозяина квартиры? — продолжил Игнатьич, — На эти вопросы мы, скорее всего, ответов уже не найдем. Если мотивы простых уголовников мы с тобой понимаем, — он сделал паузу, — то мотивы «спецов» — это совершенно иное.

— Подожди, — смутился Вадик, — ты что, хочешь сказать, что его убрали комитетчики?

— Я хочу сказать только то, что делали не уголовники! — снова вспылил Игнатьич.

Тут участковый взял паузу, и Вадик тоже умолк. Ход мыслей участкового увлек его, и он хотел дослушать их до конца.

— Но маскировались под уголовников, — продолжил Игнатьич. — Только так можно объяснить и использование топора в качестве орудия, и перевернутые шкафы, и выбор места и времени нападения. При таких обстоятельствах можно предполагать что угодно — бытовая разборка, просто ограбление, личные мотивы, даже психически больного убийцу с отсутствием внятных мотивов. Я думаю, они осознанно закрутили всё так, чтобы запутать нас версиями.

Игнатьич откинулся на кресле и закрыл глаза. Через мгновение продолжил:

— Они слишком рисковали, придя домой. На улице убрать гораздо проще.

— Проще убрать — проще расследовать, — парировал Вадик. — Может, хозяин опасался нападения и не выходил из квартиры? — предположил он.

— Возможно, — после короткого раздумья ответил капитан. — Но ведь всю жизнь в квартире не просидишь…

— Возможно, что-то их торопило. Или хозяин квартиры представлял для них угрозу, — парировал Вадик.

— Может быть, всё может быть… — протянул капитан. — Это версия.

— Или что-то, что находилось у него в квартире, — продолжил Вадик.

— И им необходимо было обязательно попасть в квартиру, чтобы отнять это что-то. А убрать хозяина было необходимо либо для инсценировки ограбления, либо для того, чтобы закрыть ему рот. А скорее всего — все вместе, — предположил участковый.

— А зачем обезображивать лицо? — спросил Вадик.

Игнатьич откинулся на кресле и прикрыл глаза. В кабинете воцарилось молчание.

— Не знаю, — задумчиво протянул он. — Запугать кого-то? Вряд ли так. Убийство — и без того достаточно пугающий акт.

— Может, чтобы затруднить идентификацию, как сказал Толик? — предположил Вадик. — А для чего? Что это им дает?

— Может, хотели выиграть время, которое уйдет на идентификацию? — в свою очередь предположил участковый.

— Нет, не думаю — ответил Вадик. — Много времени на этом не выиграешь.

— Ну, смотря для чего… — протянул Игнатьич.

Участковый открыл глаза и подытожил, глядя Вадику в глаза:

— Слава Богу, что жертва не в нашей юрисдикции. А то получил бы еще один «висяк» под конец года.

Вадик впитал крупными глотками всё сказанное участковым. Рассуждения пожилого капитана выглядели вполне логичными. Но и не дали сколь-нибудь понятной картины.

— А, кстати, ты выяснил установочные данные убитого? — выпалил Вадик.

— Данных нет, — промолвил участковый. — Квартира ведомственная. Так что мы теперь не узнаем, кто в ней жил.

— Мда… — протянул Вадик, хитро сощурив глаза.

— А, между прочим, ты обратил внимание на книги на столе? — спросил участковый.

— Ну, там было несколько книг, — озадаченно протянул Вадик.

— А что это были за книги? — Игнатьич не отставал.

— Ну, разные… Оно мне надо? — промямлил Вадик.

— Разные, — с досадой буркнул Игнатьич.

В диалоге повисла кратковременная пауза.

— Ладно, — протянул Игнатьич и устало поднялся с кресла, словно вымотавшись за целый день. — Значит, говоришь, топор с «пальчиками» они оставили?

— А? — очнулся Вадик. — Да. Топор и «пальчики» оставили, это верно… Странное, вообще, дело… — протянул он и взглянул на Игнатьича, ожидая поддержки.

— Странное — не то слово, — поддержал Игнатьич и протянул Вадику руку. Вадик молча протянул в ответ свою. Задержавшись у двери, участковый обернулся и прибавил:

— На столе лежал русско-корейский словарь.

Вадик встал с кресла и, засунув руки в карманы, не спеша прошествовал к окну. «Словарь, русско-корейский…» — протянул он, жмурясь от июньского солнца и глядя на пешеходов за окном. Когда он обернулся, Игнатьича в кабинете уже не было. «Он прав, — подумал Вадик. — Хорошо, что это дело не в нашей юрисдикции».

Участковый вышел из здания ОВД и направился домой. Время было почти обеденное, и желудок потихоньку подвывал, требуя пищи. Зазвонил сотовый. Игнатьич посмотрел на экран телефона и увидел, что звонят с неопределившегося номера. Конечно, это мог быть кто угодно, но чутье бывшего оперативника подсказывало, что звонок этот как-то связан с утренним происшествием.

— Алло? — ответил участковый.

— Алексей Игнатович, еще раз день добрый! Говорит майор Чумаченко, — раздался в телефоне любезный голос. — Мы с Вами только что виделись у дома потерпевшего.

— Да… — протянул участковый, — Слушаю Вас.

— Алексей Игнатович, у нас к Вам просьба, — продолжил Чумаченко. — Пожалуйста, не обсуждайте больше это дело ни с кем. Оно теперь находится в производстве у Следственного комитета — пусть они им и занимаются. Если их заинтересует Ваша версия, они свяжутся с Вами. Договорились?

— Да, договорились, — после некоторой паузы, слегка ошеломленный, ответил Игнатьич.

— Вот и хорошо. Всего доброго! — вежливо отозвался Чумаченко, и в трубке прозвучал «отбой».

Объяснением такой осведомленности могло быть только одно — те, кто взялись за дело, моментально поставили сотовый телефон участкового на «прослушку». При этом, слушали не разговоры по телефону, а подключились к микрофону мобильного. Поэтому могли слышать всё, о чем шла речь в кабинете у дознавателя. Такое оборудование и право его использовать имелись только у очень серьезной конторы, и безусловно, убийство было непростое. «Слава Богу, что производство по делу забрали» — еще раз подумал Игнатьич.